Пока горел Нотр-Дам

Кружка выскальзывает из рук и с характерным звуком разбивается о кафель. Коричневое пятно с запахом кофе моментально расползаются по полу, образовывая тёмную уродливую кляксу. Чонгук стоит на кухне и охладевшими пальцами пытается нащупать пульс на левом запястье. К сожалению, его сердце не остановилось сразу же, как только он включил новостной канал и не услышал: «Популярная модель корейского происхождения Ким Тэхён был найден мёртвым в собственной квартире. После нескольких экспертиз следствие пришло к выводу, что смерть наступила после отравления организма углекислым газом. Вскрытие произвели через несколько дней после трагедии разные патологоанатомы, из-за чего появились несколько версий о смерти Тэхёна. Первая версия — самоубийство, вторая — несчастный случай. На месте была найдена предсмертная записка, содержания которой не разглашается в СМИ по просьбе семьи Ким. День траура назначен на двадцатое марта. Телеканал EURASION высказывает свои соболезнования родственникам и друзьям звезды. А теперь о погоде...». Чонгук тупо смотрит в экран, не дыша и не моргая. Хочется кричать и лезть на стены, но парень лишь тихо скулит и царапает стену, глубоко впиваясь в неё ногтями. Информация молотом бьёт по голове, вышибая из неё всё вплоть до мозгов. Стенки черепа сдавливаются в тисках. Чон ничего не понимает, не соображает: они расстались только вчера, а Тэхён уже успел забрать с собой две жизни, правда Чонгук о своей потери только сейчас узнал. Он не мог так поступить, во всяком случае не с мной, — мелькает в мыслях Чона, вот только правда такова: его Тэхёна больше нет. Единственное, что поможет разобраться в сложившейся ситуации — записка, оставленная Тэхёном, но читать её Чонгуку (он и не уверен, что ему позволят это сделать) совершенно не хочется. Его впервые страшат выведенные на белой бумаге иероглифы, от значения которых может либо полегчать, либо начать угнетать ещё больше. Особенно не хочется среди чужих каракулей увидеть своё имя. Вот это действительно можно будет считать началом конца. Чонгук, словно молния, носится по квартире, собираясь и обдумывая свои дальнейшие действия. Получается откровенно плохо, поэтому парень решает, что будет действовать по ситуации. Чон надевает чёрные джинсы, чёрную футболку, косуху и армейские ботинки. Чонгук проходит в ванну, цепляясь взглядом за свое отражение в зеркале. Выглядит он также хуёво, как чувствует себя. Красные глаза скользят по болезненно-худому лицу и искусанным губам. — Что же ты со мной сделал? — сипло шепчет Чонгук и поднимает голову, закрывая глаза. Одинокая слеза предательски катится по щеке, путаясь в чернильных волосах. Чон стирает её рукавом куртки и выбегает из квартиры, громко хлопая дверью. Чонгук не помнит как оказался в чужой квартире и как вообще добрался до неё. Главное, что сейчас он стоит у дверей и несмело стучит в дверь, легко проходясь костяшками о деревянную поверхность. Через пару минут она распахивается, и Чон проходит внутрь. В квартире тихо и прохладно, из гостиной слышны лёгкие перешёптывания. Видимо, полицейские ещё не уехали; больше оказаться здесь некому: друзей у Тэхёна нет, а с родителями отношения не самые лучшие. Чонгук осторожно снимает ботинки и ставит их на обувную полку, направляясь в гостиную. Комната встречает его полным развалом и беспорядком. Весь пол усыпан осколками, вещи разбросаны, книжные шкафы перевёрнуты, телевизор разбит, стол и стулья валяются по углам. Чонгук судорожно оглядывается по сторонам. В голову закрадываются подозрения: вдруг Тэхёна убили? Он страшный перфекционист и никогда бы не оставил свой дом в таком состоянии. Громить квартиру парень тоже не стал бы: спокойнее человека Чонгук не встречал за всю свою восемнадцатилетнюю жизнь. Вывод один — Тэхёна убили, он метался в предсмертной агонии, от туда и беспорядок. Чонгук кивает, соглашаюсь с самим собой, и не сразу замечает, что в гостиной не один. В кресле сидит мужчина лет тридцати в деловом костюме и с папкой в руках. Он осторожно перебирает бумаги, чуть хмуря брови, и смотрит на часы, как будто выжидая время. Чонгук не знает этого человека, но точно где-то видел. Возможно, он знает что-то о смерти Тэхёна и находится здесь с той же целью, что и сам Чонгук. Но сомнения рассеиваются быстро, уступая место здравому смыслу. Чонгук слегка щурится и вдруг резко распахивает глаза. Этот человек — Ким Сок Джин, директор модельного агентства Тэхёна и, судя по его словам, хороший человек. Джин медленно переводит взгляд на Чонгука и слегка улыбается, поднимаясь с места и отряхивая свой пиджак от не существующей пыли. — Вы, должно быть, Чон Чонгук? — Джин снова улыбается и протягивает руку, которую Чонгук нехотя пожимает. — Я Вас ждал. О смерти Тэхёна я узнал только сегодня, поэтому из аэропорта поехал сразу сюда, чтобы выразить соболезнования Вам и всем его родственникам. — Я польщён, — холодно бросает Чонгук и отворачивает голову, — но я хочу побыть здесь один. Тэхён оставил записку, я уверен, что меня в ней он тоже упомянул. Поэтому если у вас всё... — Понимаю и не буду мешать. Письмо лежит на столе в кухне, — Джин слегка усмехается, но видя настрой Чонгука, поспешно уходит. Под чужую горячую руку попасть не хочется. Дверь хлопает, и Чонгук выдыхает, зарываясь пальцами в волосы. Видеть сейчас никого не хочется, и повезло, что Джин оказался понимающим и ушёл без лишних вопросов. Чон стоит по середине комнаты и тяжело дышит, воспалённое сознание рисует оттенки любимого парфюма Тэхёна. Он оседает в лёгких, затрудняет дыхание. Чонгук больше ничего не хочет. Он слишком устал от себя и своих глупых чувств, которые никому теперь не нужны. Чон нехотя открывает глаза, немного промаргиваясь, и идёт в кухню. Остался последний шаг и дальше пропасть, ведь тот, кто толкал Чонгука от неё прочь, теперь мёртв. Он больше не хочет стараться сам её избежать, поэтому с благодарностью погружается вот тьму. Так надо. В кухне стоит страшный сквозняк, окна открыты нараспашку. Тяжёлый осенний ветер колышит белые занавески, выветривая мерзкий запах гари. На город уже опустились сумерки, видимо, прошло уже около пяти часов. Чонгук поднимает стул, садится, забрасывая ногу на ногу, и берет в руки записку. Дрожащие руки не слушаются, трясутся, но упрямо разворачивают смятый листок бумаги. Глаза снова слезятся, но Чонгук упрямо трёт их рукавом, стараясь не обращать внимание на любовно-выведенное «Чонгуку». Сердце снова пропустило удар. В записке написаны следующие слова: «Даже не знаю, зачем я решил написать тебе. Наверное, все же это болезнь, зависимость, у которой твоё имя. Я даже не могу дать нормального определения тому, что ты сотворил со мной. Знаешь, я помню всё. Каждое мгновенье рядом с тобой. Помню, как ты был против того, что я курю, как сломал целую пачку моих сигарет, как я разозлился и разбил телефон, кинув в тебя. Ты всегда добивался своего. Я научился смотреть фильмы, которые ты любил. Вчера я посмотрел «Титаник» и успел выучить пару цитат. Твоих любимых. Я не сомневаюсь, что ты любил меня, и ты не сомневайся в обратном. Ты можешь отрицать это сколько угодно, но я знаю, что любил. Ты приезжал, даже когда я не хотел тебя видеть, и мог стоять у подъезда всю ночь. А потом ты уехал и вернулся только, чтобы сказать «Ты больше мне не нужен». Я хочу попросить тебя только об одном: живи дальше и никогда не забывай о нас. Тебе, к сожалению, я могу пообещать только второе. Люблю тебя, люблю. Люблю.» Чонгук дочитывает последние строчки и медленно комкает ненужную бумагу, пока первые солёные капли не намочили её. Как они до этого дошли — непонятно. Какой момент их отношений перечеркнул всё, что было до него? Ведь все было хорошо. Наглая ложь. Чонгук поднимает голову и понимает: никогда ничего не было хорошо. Не было и не будет. Их отношения, неправильные и обречённые, катились в бездну с самого начала. Всё должно было так закончится, но ни никто не был к этому готов. Видит Бог, Чонгук не хотел ничего этого. Расставаясь с Тэхёном, он думал, что спас его, помог выбраться из того дерьма, в котором они оказались. Тэхён наоборот должен был ожить, а не лежать хладным трупом в гробу. Чон никогда себя не простит. Пройдут дни, месяцы, годы, а блядское чувство вины будет лишь сильнее врастать в ледяную мышцу. Несмотря ни на что Чонгук будет жить. Его наказание не гордая смерть от потери, а жалкая жизнь от безысходности. Оставаться здесь больше нет смысла, но и ехать домой нет никакого желания. Чонгук хочет остаться. Квартира Тэхёна с его вещами — единственное, что от него осталось. Чон хочет сохранить хотя бы это. Чонгук разбирает диван в гостиной (спальня была заперта на ключ) и идёт в душ, захватив предварительно телефон. Он вибрирует от входящих сообщений, и парень смотрит на экран. Тридцать восемь сообщений от Юнги. Чёрт. Чонгук совсем забыл, что не сообщил ему о том, что не вернётся ночевать, и Мин наверняка сейчас переживает и ищет пятый угол, не зная, что думать. Перезванивать Чон не решается, потому что голос выдаст с потрохами, поэтому пишет короткое смс и включает воду. Юнги читает сразу, но не отвечает и сразу выходит из сети. Чонгук снова чувствует укол вины, но на этот раз с другой стороны. Снова проебался. Юнги так думает про себя. Горячие струи воды барабанят по спине, от чего кожа покрывается красными пятнами, которые начинают слегка пузыриться. Единственное, за что Чонгук ненавидел Тэхёна: он научил его заглушить душевную боль физической. Но сейчас благодарен, поэтому тянется рукой к крану и делает воду ещё горячей. На спине проступают ожоги. Только когда терпеть боль становится практически невозможно, Чонгук быстро принимает душ, оборачивается в мягкое тэхёново полотенце и ложится на диван, закрывая глаза. Уснуть всё равно не удастся, но полежать на простынях, которые хранят фантомное тепло родного тела, вполне достаточно. Не хватает лишь одного: Чонгук достаёт телефон и включает «My heart will go on», представляя, как Тэхён сейчас лежит рядом, прижимаясь и обдавая кожу горячим дыханием. Душа разрывается на клочья окончательно. Тэхён наконец-то выучил его вопль наизусть.

* * * * *

Тэхён отворачивает голову, опуская глаза, и отходит от двери, позволяя Чонгуку пройти в квартиру. Чон яростно влетает внутрь и с яростью захлопывает дверь. Тэхён слегка жмурится от сильного звука и делает несколько шагов назад. Чон подходит всё ближе к парню, пока не зажимает его между холодной стеной и своим огненно-горячим телом. Именно такой контраст мерещится Тэхёну, и он опускает глаза: смотреть в пышащие болью глаза напротив нет сил. Чонгук поднимает чужой подбородок, приказывая смотреть на себя, и с силой его сжимает. Тэхён вырывается и хватается за чужую руку, стараясь убрать её от своего лица. — Сбавь обороты, блять! — Как ты мог? Как ты мог? — сквозь зубы проговаривает Чонгук, стараясь не обращать внимания на непонимание в васильковых глазах. На напускную невинность он больше не клюнет. — О чём ты? Я не понимаю, — Тэхён по-лисьи щурит голубые глаза и чуть наклоняет голову в бок, проходясь языком по нижней губе. У Чонгука внутри обрываются с треском цепи. — Ты трахался с ним! В нашей кровате, блять, подставлял ему свою задницу, а теперь ещё и делаешь вид, что ничего не понимаешь? — Чонгук брезгливо отбрасывает чужой подбородок и истерично смеётся. — Хотя, чего ещё ожидать от шлюхи? Рано или поздно твоя сучья натура вырвалась бы наружу. Тэхён снова распахивает глаза, на этот раз действительно удивляясь. О чём говорит Чонгук? Ким мотает головой и роняет одну единственную кристально-чистую слезу, что ручейком стекает по чужой ладони, моментально высыхая от её жара. В груди образуется огромная дыра, что кровоточит и украшает грудь огромным уродливым шрамом на месте, где должно мирно биться сердце в унисон с чонгуковым. Тэхён проводит ладонью по ключицам и ниже, с силой царапая кожу. На то, чтобы держаться стойко, сил уже нет. — Что ты сказал? — переходит на крик Тэхён. Его нереально трясёт и лихорадит, одни и те же слова вылетают из его полуоткрытого рта, пока голос не садится. Ким хрипит и стучит руками по чужой груди. По ладонями чувствуется лёгкая шероховатость. — Ты же обещал мне, что никогда ни в чем не упрекнёшь? Теперь шрамы у них парные. — Интересно, — Чонгук усмехается и отходит от Кима, хватая того за запястья и с силой сжимая. Им сейчас управляет ненависть и боль, он ничего не слышит и не видит. Пелена застелила глаза, кровь шумит в глазах. Последний вопрос он игнорирует. — Я не знаю, что ты должен ещё сказать мне, чтобы я не ушёл. Мне противно видеть тебя. Чонгук с силой бросает чужие запястья и поворачивается, направляясь на выход. Грудь распирает от избытка ощущений. Они никогда себя не чувствовал настолько слабым перед кем-то. Вся его напускная сила — одна большая ложь, но Чон делает всё, чтобы Тэхён не узнал об этом, не заметил жалкой маски, которая вся исписана трещинами. Только не он Чонгук смотрел в чужие васильковые глаза всего пару секунд, но уже ушёл на дно камнем. Блять, как же он его любит ненавидит. Настолько сильных чувств в природе не бывает, они ненормальны. Их связывала только постель на протяжении трёт лет, что же на четвёртый год изменилось? Чонгук знает что это, также как и Тэхён. Но никто из них двоих признаться в этом не может. Гордость на горло наступила. Но почему-то именно сейчас Чон ощущает это особенно ярко, ощущает, как сердце болит и истекает кровью. Тэхён в этой крови захлебнуться готов, испить и отравиться ею. Сам эту кровь пускает снова и снова, только Чонгук свои раны прячет, не позволяет персиковым губам в алый цвет окрасится. Грязь не должна касаться тэхёновой чистой души, чернить и марать её. Только Тэхён понимает, что сам этой гнилью и является. Он чонгуков искусный палач. Их любовь похожа на первый снег, состоящий из лёгких дышащих жизнью снежинок. Этот снег слишком быстро касается земли, убивая снежинки и орошая её их невинной чистотой. Эта больная любовь как не была к месту, так и не будет. Чонгук никогда не считал Тэхёна грязным и неправильным, наоборот пытался выбить эти мысли из его головы. Но мерзкое «шлюха» уже сорвалось. «Я люблю тебя», слетевшие с тэхёновых губ набрасывает на шею Чонгука петлю, а «Всегда любил» затягивает эту петлю, перекрывая доступ к кислороду. Так правильно, необходимо. Чонгуку не нужен воздух, он Тэхёном дышать должен. Они одна душа, существующая в двух разных телах. Красная нить на их запястьях слишком сильно впилась в кожу и давит на вены. Хочется вскрыться. Чонгук ничего не отвечает, даже не поворачивает головы. Он сказал достаточно, обрывая последний мост между ними и утешая себя тем, что рано или поздно так и должно было произойти. Ничего страшного, Чон сильный и переживёт, на этом жизнь не заканчивается. От любви ещё никто не умирал. Тэхён стоит к нему спиной и ждёт. Ждёт, даже когда распахнутая дверь впустила в квартиру свежий воздух. Тэхён вымученно стонет и опускается на колени, истошно крича. Боль комками вылетает из его рта, оседая на пол чёрными уродливыми комками. Теперь он окончательно всё потерял: работу, родителей, Чонгука и себя. Теперь никто из них Тэхён не нужен. Чонгук бежит по лестнице сломя голову и также быстро вылетает из подъездной двери. Старые аджуммы что-то кричат ему вслед, но он не слышит. В ушах застыл чужой вопль. Невыносимо сильно хочется прижаться к тёплому боку Юнги и забыться в его мускусном аромате. Чонгук хочет домой к своему парню. Юнги вернулся с работы ещё час назад, приготовил ужин и как хороший семьянин ждёт Чонгука дома. Он звонил и обещал уже скоро приехать, поэтому Мин спокойно сидит в гостиной и печатает статью для колонки новостной газеты. Конечно, лучше узнавать новую информацию из первых уст, но Юнги был занят иным, так что остаётся искать необходимые сведения в Интернете. Глаза медленно пробегаются по новостным заголовкам. «Массовый теракт в торговом центре на Мёндоне» «Изменения в Конституции переносятся на 2025 год» «Труп известной корейской модели Ким Тэхёна найден в его собственной квартире... » Юнги быстро щёлкает мышкой по последней ссылке и в ужасе захлопывает ноутбук. Вот такой сенсации он точно не ожидал. Мин слегка ёрзает на диване и трёт вспотевшие ладони, слегка краснея. Писать о такой новости Юнги не станет и Чонгуку об этом узнать не позволит. В последнее время его психика и так не в порядке, нервная система пошатнулась, это известие его окончательно добьёт. Юнги слышит звук открывающейся двери и выходит в коридор встречать Чонгука. Парень слегка дрожит от холода и поэтому только с третьей попытки захлопывает массивную дверь. С чернильных волос быстро стекают капельки, кожанка блестит от воды. Чонгук слегка морщится и снимает насквозь промокшие берцы, меняя их на уютные домашние тапочки. — Юнги, мне надо с тобой поговорить, — Чон подходит к парню и пристально смотрит тому в глаза. Он собирался поговорить ещё с утра, но не смог. Сейчас самое время. — Всё разговоры потом, Чонгук. Ты сильно промок, иди в душ и согрейся, а я пока сварю тебе кофе, — Юнги заталкивает Чонгука в ванную комнату и вручает полотенце, осторожно клюнув парня в губы. Чонгук улыбается и кивает, закрывая за собой дверь. С каждым днём он убеждается всё больше в том, что не достоин Юнги. Он любящий, заботливый и ласковый как котёнок, который при любой подходящей возможно льнёт к тёплому боку и чуть ли не мурчит от удовольствия. Ему нужны спокойствие и уют, которые Чонгук дать не в состоянии сколько не пытался. Разговор об этом звучал не раз, но Мин постоянно отмахивался, говорил «Всё в порядке, Гукки. Я понимаю» и отворачивался к стенке, чтобы не выдать своих слёз. Юнги не счастлив, и Чонгук это прекрасно понимает, но отпустить не может из-за собственного эгоизма. Пользоваться односторонней любовью неправильно, но по-другому Чонгук не выживет: ему нужна хоть какая-то подружка безопасности. Пока что этой подушкой стал Юнги. Чонгук быстро принимает душ, обматывает свои бёдра полотенцем и идёт на кухню. Юнги стоит к нему спиной и варит кофе, напевая под нос какую-то мелодию популярной песни. Совершенно не от хорошего настроения, скорее чтобы хоть как-то не выдать своего подавленного состояния. Чонгук походит сзади, обнимает за талию и утыкается носом в чужую макушку, вдыхая приятный аромат. Юнги пахнет персиковым гелем для душа и домом. Чем-то мягким и нежным, что вселяет уверенность и надежду на лучшее. Чонгуку это хуже чем тупым ножом по сердцу. Мин удобно устраивается в объятиях и откидывается голову на крепкое плечо, крадя медленный ленивый поцелуй. — Иди в гостиную, кофе уже почти готов. Там и поговорим, о чём ты хотел, — Юнги очаровательно, почти счастливо улыбается и снимает турку с плиты. Чонгук устраивается на диване и, видя Юнги в проходе, хлопает по месту рядом с собой. Мин ставит поднос на стол, садится рядом и берёт чашку с душистым напитком в руки, грея пальцы о горячую керамику. Чонгук делает также, отворачивая голову и устремляя взгляд в панорамное окно. Небо уже озарила Луна, устремляя свои серебряные лучи вглубь комнаты. Жаль, что неловкого молчания она озарить не может. Говорить первым никто не решается, хотя у двоих сердце камнем к полу летит. Юнги неловко мнется, отпивая глоток кофе, и ставит кружку на стол. Звон от соприкосновения стекла о стекло эхом звучит в ушах. Полученная информация давить тяжестью на плечи, но сбросить её не получается. Юнги знает Тэхёна уже три года, Чонгук рассказал о своих отношениях почти сразу, и тот также сразу его возненавидел. Ким слишком быстро вплёлся корнями в чужую жизнь, влился в неё, как горный ручей в огромную реку, и пересыхать не хотел. Чонгук говорил о нём постоянно, а Юнги возгорал от одного только упоминания его имени. Это не просто ненависть, это ревность. Мин жил с этой болью долгие годы, а потом решил действовать. И сделал то, что сделал. Чонгук любви друга не замечал добрых десять лет. Он рассказывал о своих отношениях только Юнги, делился с ним всем, что копилось на души, просил совета. А когда появился Тэхён, резко выстроил между ними стену. Потому что его терять не хотел. Мин только мирился и копил внутри ненависть. — Чонгук, — жалобно подаёт голос Юнги, двигаясь ближе и кладя свою руку поверх чужой. — Пожалуйста, скажи, что угодно, только не молчи. Я в чём-то виноват? Я что-то сделал не так? — Я был у Тэхёна, — перебивает его Чонгук. Сердце Юнги делает кульбит, он сглатывает и опускает голову. — Он всё отрицал. И... Сказал, что любит меня. Чёрт возьми, Юнги. Я ничего не понимаю. То видео всё ещё стоит перед глазами. Юнги отворачивает голову, глотая первую скатившуюся по щеке слезу. За этот вечер их прольётся не мало. Мин наконец-то запутался в собственной лжи. Нужно сказать правду, собственными руками разрушить свои отношения, как сделал это с чужими, но почему-то губы не размыкаются, а во рту резко пересохло. Юнги виноват во всём и перед всеми. По его вине, Тэхёна, опьянённого лучшей дрянью, изнасиловали у него же дома и засняли это на видео; по его вине Тэхён мертвый лежит в холодном морге; по его вине Чонгук лишился души. Чонгук всё ещё ждёт ответа и слегка приобнимает парня за плечи. Юнги утыкается лицом в чужие ключицы и плачет навзрыд. Громкие крики отлетают от стен и с ползают по ним на пол. Чон не понимающе гладит его по волосам, пропуская между пальце шёлковые прядки, а Юнги громче вопит. Он в последний раз цепляется пальцами за рубашку и резко поднимает голову, вгрызаясь в губы Чонгука поцелуем. Юнги сминает чужие уста, кусает и зализывает ранки, буквально вылизывает чужой рот. Ему сейчас так нужен Чонгук, желательно внутривенно. Юнги валит Чонгука на диван и устраивается на его бёдрах, начиная расстёгивать рубашку, буквально разрывая её и открывая обзор на крепкую грудь. Он целует каждый миллиметр загорелой кожи, задерживая внимания на маленьком шрамике под сердцем. Чонгук же останавливает его, как только губы едва коснулись рубца. Тэхён оставил его, чтобы при встрече всегда целовать в него Чона. Губы для него слишком банальны и не значимы. Ему нужно коснуться сердца, оставить свой отпечаток на самой души. Достижение искренности нарушалось постепенно. Как Юнги мог сказать, что это не любовь? Юнги дёргается от чужой руки, которая мягко потянула его за волосы, и разочарованно стонет, когда его укладывают на спину. Чонгук медленно раздевает тело под собой и раздевается сам. Юнги лишь лихорадочно трясётся и тянет руки, летит словно мотылёк на огонь и сгорает, видя жалость в чужих глазах. Чонгук хочет не его, принадлежит не ему. Даже в расширенных от возбуждения зрачках он видит не своё разбитое отражение. Там выгибающиеся и стонущий Тэхён, который шепчет слова о любви и получает ответ. Чонгук входит медленно насухую, даже не растягивая. Юнги жмурится от боли и сам насаживается до окончания. Нейроны мурашками бегут по позвоночнику. Чон начинает двигаться сразу же, и Мин ему благодарен. Он остервенело вдалбливается в тело, не целуя и не лаская. Юнги стонет, хрипит, кричит. Солёные слезы водопадом катятся по его щекам, Чонгук наклоняется и слизывает одну. Ему не приятно находится с ним, над ним, в нём. Юнги сейчас его невероятно раздражает. Он всё делает не так, он блять просто не он. — Порви меня, прошу, мгх, — шепчет Юнги, раздирая кожу на лопатках о жёсткую ткань дивана. Внутри пожар, там горит Нотр-Дам, к которому Чонгук Тэхёна так и не свозил. Мин будет нести в себе горелые остатки всю жизнь. Чонгук даже не кончает, доводя до разрядки парня рукой и садится около дивана. Юнги поднимается следом, морщась от боли. Кровь струйкой стекает по бедру. — Уходи на утро и прощение не проси, молю только об этом. Слеза рассказала всё. Тэхён шептал ей об этом долго.