Какого цвета солнце?

Половина пещеры обвалилась с оглушительным грохотом. Потолок был высоким, и когда он рухнул, Таргу откинуло в сторону и протащило по неровному полу. Это было скверно. Нет, это было очень скверно. Известный выход из пещеры был именно в той части, которой больше не существовало, а разворотить многотонную груду камней было не под силу даже наву. Хуже того, где-то под завалом мог остаться Сонга, и как его теперь вытаскивать, Тарга не знал. От падения на спине ободралась чешуя, и теперь кожу неприятно саднило, но эти ощущения проходили быстро. Тарга впился когтями в камень, чтобы остановить движение, а потом замер, прислушиваясь к ощущениям. Удар был сильным, но кости нава не повредил, а всё остальное заживёт так быстро, что об этом можно вовсе забыть. Тарга встал, зажимая себе рукой рот и нос, чтобы спастись от вездесущей пыли, которая поднялась плотным облаком и мешала дыханию. Мелкая-мелкая каменная крошка забивалась и в глаза, мешая разглядеть хоть что-либо и делая черноту пещеры совсем непроглядной. Придётся сконцентрироваться и почуять собрата с помощью магии, а энергии и так не хватало. Но это было определённо лучше, чем долго ползать по завалу. Сонга действительно обнаружился под камнями. Огромные глыбы придавили его к полу, проломили рёбра и раздробили правую ногу. Нав дышал, но не пытался выбраться, не звал на помощь и не шевелился — значит, был без сознания. И действительно, вскоре Тарга понял, что голова у него тоже под камнями. Ситуация становилась хуже некуда, но тёмные не привыкли сдаваться. Тарга ухватился за один камень и откатил его прочь, затем в другой, побольше, упёрся плечом и сдвинул, оттолкнувшись ногами от пола и ещё одной глыбы. Он работал быстро, некоторые камни просто разбивал мощными ударами рук. Сонга был всё ближе, и ему оставалось подождать совсем немного. Когда под завалом уже показались ноги собрата — одна действительно была неестественно вывернута и ниже середины голени просто расплющена — Тарга допустил неосторожность. Он откатил не тот камень, и завал снова пришёл в движение. Тот кусок породы, что пленил и ранил Сонгу, спас их, потому что с него новые камни скатывались, не причиняя навам нового вреда. Но это было не худшей напастью. Потолок окончательно обвалился, и через пролом стало видно небо. Яркое, болезненно-кислотных цветов излучение с поверхности проникло в темноту пещеры, обжигая глаза и прочную чешую навов. Надо было бежать. Куда угодно, но бежать. И Тарга поторопился. Он сидел, сжавшись в комок и прячась от смертоносного света поверхности ровно столько, сколько осыпались камни. А затем поднялся, стараясь не подставить лицо прямым лучам, и использовал последние крохи энергии на то, чтобы разбросать камни над Сонгой. Тот дёрнулся всем телом, раскидав мелкие обломки, и застонал, но в себя не пришёл. Но Тарге сейчас это было и не нужно. Подхватив сородича, он помчался прочь, в спасительную темноту. Умирающее солнце билось в агонии и не оставляло жизни никаких шансов на поверхности. Сегодня оно было особенно ярким. Тарга чувствовал, как под чешуей вздуваются волдыри, а значит, скоро она будет болезненно слезать. В голове мутилось, но инстинкты действовали вернее разума. Не останавливаясь, нав влетел в узкий естественный коридор, тёмный, неровный и безжизненный, и бежал по нему, пока не стало легче. Наконец он остановился и положил Сонгу на камень. Тот снова застонал и принялся шарить руками вокруг себя. Голова и лицо его были перемазаны кровью, сломанная нога не двигалась, а грудная клетка казалась более плоской из-за переломанных рёбер. Но хребет на удивление остался цел, а значит, не всё было так плохо. Хоть в чём-то им повезло. Не придётся пережидать здесь слишком долго. В голове Тарги мелькнула было мысль оставить Сонгу здесь и продолжить путь одному, но он тут же её отбросил. Они не были друзьями, но уже давно путешествовали вместе и успели друг к другу привыкнуть. А до этого обвала удача больше сопутствовала Сонге, а не Тарге, и тот уже несколько раз его вытаскивал. Это стоило некоторой благодарности. Тарга достал фляжку с водой, на дне которой болтались жалкие остатки, и поднёс к губам сородича. Тот жадно вцепился зубами в горлышко и пил, пока Тарга не отнял фляжку. После него осталось на один глоток, не больше. В последний раз они находили воду давно, но запасли порядком — и вот вода заканчивалась. Больше помочь было нечем, и Тарга просто уселся рядом с Сонгой, застыл, как изваяние, экономя силы. Так прошло несколько часов, и беспамятство Сонги сменилось здоровым сном — лучшим помощником регенерации. А затем тот проснулся и вполне осмысленно огляделся. — Что было? — коротко спросил Сонга. — Обвал, — Тарга тоже не тратил силы на долгие разговоры. — Можешь встать? Сонга оттолкнулся от пола, глухо стукнув костяными наростами на локтях, и сел. Подождал немного, прислушиваясь к ощущениям, пошевелил ногой, проверяя, срослась ли, а затем единым слитным движением поднялся на ноги. Тарга только кивнул. Некоторое время они шли в молчании и заговорили лишь тогда, когда обоим стало заметно легче. — Как думаешь, какой он? — спросил Тарга. — Кто? Князь или новый мир? — уточнил его сородич. — Мир, конечно. Князя Тарга себе как-то представлял. — Не знаю, — Сонга мечтательно закатил глаза и прищёлкнул длинным языком. — Может, там целые озера воды в каждой пещере, и вокруг плесени — целый ковер, и всю можно есть. — Пещеры... — хмыкнул Тарга. — А представь, там можно жить на поверхности. Как тебе такое? — Выйти наверх и не сгореть? — Сонга развел руками. — Не знаю... похоже на сказку. — Но ведь новый мир так хорош, что лучше всякой сказки. А иначе всё без толку. — Вот и посмотрим. Они почувствовали призыв Князя, который собирал всю Навь у врат в неизвестность, но больше ничего не знали. Они просто покинули свои обиталища в недрах Колыбели и пошли на зов. А дорога оказалась долгой и нелёгкой. Навы двигались от пещеры к пещере, почти не встречая своих и ориентируясь по направлению, уже много циклов. Заветная цель становилась всё ближе — но силы и энергия уже были на исходе, а местность становилась всё более суровой. В этой части Колыбели почти не было воды, глубинные силы без устали терзали и сотрясали систему пещер, а чудовища, прячущиеся в укромных уголках, были сильны, хитры и опасны. Иные здесь не выживали. Последний глоток воды Тарга и Сонга разделили на двоих спустя три цикла. И это было ещё сквернее, чем обвал. Возвращаться назад и искать другой, более удобный маршрут было уже поздно, они неизбежно погибли бы от жажды на обратном пути. А значит, навам оставалось найти воду здесь или умереть. Еды тоже уже не осталось, но без еды они могли протянуть дольше. Спустя ещё два цикла они нашли плесень. Зеленоватые и фиолетовые пятна, состоящие из длинных неровных волокон, слабо светились на стенах. Из трещинок в низком потолке выглядывали кирпичного цвета полипы, покрытые мелкой сизой крошкой живущих на них насекомых. Плесень Тарге не понравилась, и он подцепил когтем один полип. Тот оторвался от потолка и бесформенной массой упал в ладонь, распространяя гнилостный запах. Нав коснулся его кончиком языка и ощутил жжение. Это есть явно не стоило. А жаль — в желеобразной массе было много жидкости. Сонга посмеялся над его наивностью и принялся соскребать со стен плесень. Она не жглась и выглядела вполне съедобной. Судя по запаху, такая могла вызвать бред, но от галлюцинаций ещё никто не умирал. Плесень же была покрыта влажным секретом, усыпана крупными жирными спорами — словом, могла утолить разом голод и жажду. Сонга методично ободрал стены и наполнил на треть походную сумку — немалый запас для таких выносливых созданий. Ещё остались полные горсти, и навы сели есть. Вкус почти не чувствовался, только слегка горчили лопавшиеся на зубах споры. Но эта скудная трапеза приносила ощущение сытости, такое долгожданное и желанное. Они оба не могли остановиться — ели и ели, затем снова скребли стены и снова ели, пока тягучий, скручивающий внутренности голод совсем не отступил, а вместе с ним не исчезла слабость во всем теле — вечный спутник истощения. Краски стали ярче, стены коридора слегка поплыли, начали искривляться и пульсировать. Нервный, обколотый, с трещинами и порами камень уже не был просто чёрным. У чёрного появились тысячи оттенков, причудливо изменяющихся в слабом себе оставшейся на стенах плесени. Которая тоже стала куда больше, чем зелёной и фиолетовой, засияла жёлтыми, лиловыми и изумрудными переливами. Лицо Сонги немного вытянулось, неровный свежий шрам на голове зашевелился и принялся извиваться, будто танцующий червеящер. Всё это было красиво, словно у простых вещей открылась какая-то изнанка, особая грань, ранее невидимая. Тарга замер, озираясь. — Идём, — Сонга постучал когтями по наростам на его плече, и язык у него слегка заплетался, как у пьяного. Тарга встряхнулся и зашагал дальше по коридору. Обоих навов шатало, так что приходилось иногда хвататься рукой за стену, чтобы удержать равновесие, но нарушение координации не сделало их менее осторожными и бдительными. Там, где есть растительность, прячется и иная жизнь — хищная, сильная и опасная. Затаившись в засаде, твари по много циклов ждут, пока привлечённая едой жертва не окажется совсем близко. Они впадают в спячку, но обоняние их настолько остро, что малейшее изменение запаха может пробудить их. Иные же слышат вибрацию камня, и даже не самые крупные создания вроде навов не могут проскользнуть незамеченными. Но к изменившемуся зрению добавились ещё и странные звуки, реальность которых не получалось проверить. Где-то капала вода, но когда навы пытались найти её, оказывалось, что воду они слышат в разных местах. Где-то что-то скреблось, где-то неведомые создания шипели и рычали. Тихо завывая, поднимался из глубин поток тёплого воздуха, гудели под ногами камни, возвещая о грядущем сотрясении, но этот пугающий гул то появлялся, то исчезал. Но вдруг за всем этим таилась настоящая опасность? Или настоящая вода? — Мы съели слишком много, — заключил Тарга. Язык был как ватный и плохо слушался, и нав чуть было сам же не прикусил его зубами. Сонга не ответил, прислушиваясь к чему-то, доступному лишь ему. — Я наконец представил, — пробормотал он. — Солнце, которое не жжёт. Не как наше, а ярко-синее, и под ним растут грибы высотой с гору. И воды так много, что от озера до озера идти всего десять циклов. Или даже меньше. — И огромные стада арраков, — подхватил Тарга, — жирных и непуганых, и шкура у них мягкая, так что когти не сломаешь. Он облизнулся, представляя вкус мягкого, нежного мяса, сочащегося островатой и пряной кровью. А у Сонги ещё сильнее разыгралось воображение. — А как перемещаться между грибами размером с гору? Там будут целые стали летающих ящеров! Тарга прикрыл глаза, представляя, как парит на гигантском крылатом ящере — он был уверен, что это именно ящер — над гигантскими светящимися грибами в лучах ласкового синего солнца. Если новый мир таков, то он определённо стоит долгого похода по незнакомым тоннелям без воды и с наркотической плесенью в сумке. Погружённые в свои грёзы, навы двинулись дальше. Дёргаться на каждый мнимый звук было попросту невозможно, и постепенно они стали беспечнее. И спустя ещё несколько поворотов поплатились за это. Сонга первым услышал постукивание когтей по камню и поскрипывание хитинового панциря, однако было уже поздно. Он успел обернуться и коротко крикнуть Тарге — и только. Огромная многоножка, защищённая сегментами толстой брони, бросилась на Таргу и сшибла с ног, протащив по полу. Из-под её панциря сочился едкий секрет, опасный даже для нава, и Тарга всеми силами пытался вывернуться, не дать себя поймать и ужалить. Его движения были, как и раньше, быстры, но недостаточно точны. То ли усталость, то ли злосчастная плесень мешала координации. Перед глазами плыло, руки и ноги плохо слушались, когти скользили по хитину, нанести хороший удар всё никак не получалось. Нав извивался, бил многоножку всеми конечностями, но та уже зажала его в кольцо, пронзила бок и живот острыми зазубренными лапами. Перед лицом Тарги была сплющенная голова с десятком мелких чёрных глаз-бусинок и пощёлкивающими жвалами, тянущимися к его горлу. Ещё немного — и всё... Он не видел, что произошло, но за миг до последнего рывка многоножка вскинулась, задрав голову, и вздрогнула всем телом. Скрипнул панцирь, лапы задергались, разбирая плоть нава в кровавое месиво, чудовище издало тонкий пронзительный писк. Затем она содрогнулась ещё и ещё раз. Теперь Тарга, превозмогая боль от мечущихся внутри него лап, сумел повернуть голову и понять, что происходит. Сонга пришёл на помощь. Он вогнал нож в сочленение между пластинами, а затем ещё и ещё раз, кромсая мясо многоножки и стремясь достать до нервного узла. Чудовище бешено щёлкало жвалами, пищало всё громче и билось, но теперь уже Тарга вцепился в него, вспорол когтями более тонкий панцирь на брюхе и не давал освободиться. Отчаянная борьба продолжалась долгие несколько минут, но наконец всё было кончено. Обессиленный хищник разжал кольцо, упал на пол и снова свернулся в плотную спираль, подёргиваясь в агонии. Тарга сполз на пол, зажимая руками раны. Между пальцами просачивалась густая кровь, тяжёлыми каплями повисала на чешуйках, медленно стекала на камни. Запах ихора многоножки смешивался с запахом крови и ещё одним, более резким — желчи и желудочного сока. Внутренности Тарги были буквально перемолоты в кашу, и восстанавливаться наву предстояло долго и тяжко. Лучше всего было найти укромное место и полежать с десяток циклов, но тогда голод и жажда непременно убили бы его. Тарга перекатился на бок и, сглатывая идущую горлом кровь, наблюдал, как Сонга умело разделывает многоножку. Мясо её было несъедобно, но ихор можно было пить. И всё-таки не зря он не бросил сородича после обвала... Скоро Сонга закончил и принёс Тарге ихор. Они напились вдоволь и наполнили бурдюки. Эта вязкая гадость утоляла жажду куда хуже, чем вода, но выбирать не приходилось. Ещё целый цикл Тарга отлеживался, и только потом сумел встать на ноги и идти дальше, но всё равно был ужасно слаб. Есть всё равно приходилось плесень, и бред после каждой порции не успевал закончиться, когда приходило время поглощать следующую. Так навам казалось, что они идут одновременно и по тоннелям, и по лабиринтам собственных фантазий. Разговоры становились бессвязными, смысл их зачастую терялся, но новый мир оставался неизменно любимой темой, а теории о нём делались всё невероятнее. — В новом мире есть свои обитатели? — спросил Тарга. — Конечно, — уверенно отозвался Сонга, будто доподлинно всё знал. — У них гладкая кожа, и она блестит, как медный колчедан. А когти маленькие и аккуратные, белые, и клыков совсем нет. А ещё у них крылья, чтобы летать между гигантскими грибами. — Интересно, они вкусные? — Очень, — Сонга то ли кивнул, то ли качнулся вперёд. — И когда мы их победим, то обязательно попробуем. — А на небе зелёные облака, — Тарга по ему одному известной причине переключился с теоретических обитателей на саму планету. — Нет, — помотал головой Сонга. — Почему? — Я хочу оранжевые. Стены сверкали цветными сполохами, и что зелёные, что оранжевые облака уже нисколько не удивляли. Тарга зажевал немного плесени, сполохи сменились чёрнотой, но не однородной, а идущей рябью, как поверхность озера, если в него падают камни. Чернота казалась тонко выделанной шкурой, какими закрывают окна в жилищах. Она качалась, образовывала причудливые складки, и Тарга всё хотел отдернуть её, как занавеску, но не мог. — Слишком темно, — сказал он Сонге, всё ещё водя в воздухе рукой в попытке сдёрнуть наконец занавеску-темноту. — Нет, — отозвался сородич. — Здесь светло и цветы. — Цветы? — Да, как в новом мире. Большие цветущие споры, с ладонь размером. — Ты и про них уже придумал? — хмыкнул Тарга, всё ещё силясь справиться с занавеской, а затем добавил уже серьёзно: — Если мы будем есть эту дрянь, мы никуда не дойдём. — Я всё ещё чувствую направление, — Сонга остановился, прислушался и принюхался, как раз чтобы проверить правильность этого самого направления. — А больше есть нечего. Он был прав. Больше еды они не нашли, а значит, оставалось только надеяться, что они, бредящие и дезориентированные, не попадут в лапы очередного хищника. И надежды оправдывались ещё долго — навам везло. Пока не кончился ихор многоножки, и плесени не пришлось есть больше, чтобы утолять ещё и жажду. Навы брели по тоннелям, ища дорогу наощупь, когда подводило зрение. Они говорили, не экономя силы, чтобы не потерять друг друга, ведь чутье тоже преподносило сюрпризы. Новый мир в их представлениях обретал краски и объём, наполнялся животными и разумными существами, растениями и звуками. Они продумывали его так детально, что порой сами не были уверены, существует он на самом деле где-то далеко, или это всё игра их воображения, а путешествие бесконечно и бесцельно. — Скрип, — вдруг объявил Тарга, прервав очередное рассуждение. — Я слышу скрип. — Я тоже, — отозвался Сонга. Они оба знали, что так скрипит. Суставы прыгучего насекомого, которое подобралось и сжалось, как тугая пружина, перед прыжком. Такие создания поджидают свою жертву в трещинах камней и узких проходах, чтобы потом одним молниеносным прыжком наброситься и разорвать. Как и многие другие, но эти были особенно быстры, даже быстрее навов. И на этот раз не успел Сонга. Словно в тумане Тарга видел, как шестилапое создание сбило его с ног, пригвоздило длинным жалом к противоположной стене и принялось пожирать ещё живого. Кромсало, выбирая куски повкуснее. Жвала разорвали плечо и грудь, круглый рот с торчащими мелкими зубами впился в плоть, перемалывая и мышцы, и кости. Сонга кричал, и этот крик придал Тарге сил. Он рывком подскочил к чудовищу и, ухватив за лапу, выломал её из сустава. Сонга заорал ещё громче, а хищник, кажется, был то ли туп, то ли слишком голоден, чтобы отвлекаться. Тарга раздирал когтями панцирь, ломал конечности и, наконец, свернул вытянутую, похожую на сглаженную пирамиду голову. Чудовище подёргалось ещё минуту, но затем всё-таки затихло и издохло, но Сонга продолжал кричать. Он замолчал лишь тогда, когда Тарга превратил нападавшего в кровавые ошмётки и обломки костей и хитина. — Вставай, — позвал Тарга в тишине. Сонга молчал, а зрение опять затуманилось, перед глазами плыли круги. Они меняли цвета, сливались друг с другом, разделялись и совершенно не давали ни на чём сфокусировать взгляд. — Вставай, — повторил Тарга, когда кое-как справился с собственным восприятием. Он присел на корточки и протянул сородичу горсть плесени. — Вот, поешь, и идём. То ли Сонга взял еду, то ли Тарга просто уронил её. Но через несколько сотен ударов сердца он ответил. — Там будут звери с глазами по всей спине, чтобы смотреть на небо, — пробормотал Сонга. Тарга вздохнул с облегчением и подхватил: — Глаза будут огромные, фасеточные. Чёрные, с зелёным отливом. А шкура и шипы красные. И шесть лап... Никак не меньше. Чтобы подняться, Сонге пришлось вцепиться в Таргу, и тот с усилием поставил его на ноги. Сонга пошатнулся и лишь с опорой стоял ровно, но идти тот мог, и это радовало. Здесь нельзя было задерживаться. Навы знали, что такие хищники живут семьями, и где-то могли прятаться ещё. — А в озёрах будут полипы с тонкими щупальцами, достающими до самой поверхности. — Съедобными? — уточнил Тарга. — Конечно, съедобными. Острыми и кисловатыми на вкус. — А воды так мно-ого, — Тарга повёл свободной рукой, — что ею покрыта половина поверхности... Или нет, три четверти. Тарге ужасно хотелось пить, и мысли неизменно обращались к воде. Вот бы больше никогда не страдать от жажды, не выцеживать влагу из плесени, не слизывать конденсат со стен. — А жить тогда где? — заметил Сонга. — Строить плоты на огромном озере? — На оставшейся четверти. Зато воды сколько! — А ещё на поверхности сильно меняется температура, и иногда всё покрыто льдом. — Зато в другое время совсем тепло... — А на полюсах лёд не тает. Тарга зябко поежился. — А на экваторе его совсем нет... В тоннеле стало холодно, или может, это восприятие температуры изменилось, а Сонга принялся дальше рассуждать про лёд, и это раздражало. Тарга в ответ придумывал жаркие края с горячим песком, в который можно зарыться и согреваться. Со временем идти становилось всё труднее, а от плесени мысли в голове текли медленно, словно увязали в густой смоле, мешались с галлюцинациями и целыми снами наяву. Скоро Сонге стало совсем худо, он не мог даже идти, всё время падал. Тарга положил его руку себе на плечо и упрямо шагал вперёд. Поскольку из них двоих он уставал сильнее, он стал давать Сонге вдвое меньше плесени, чем себе. Тот был слаб и всё равно бредил. Иногда он совсем не шевелил ногами и безвольно висел на Тарге. В такие моменты бросить его хотелось особенно сильно, но от мыслей об одиночестве на душе становилось гадко. Да и потраченных труда и припасов было жаль. — В новом мире... всем будет место, — шептал Сонга. — И никто не подохнет... без еды и воды. — Точно, — Тарга не стал спорить. — А мы обязательно дойдём до врат. — В новый мир с жёлтым солнцем, — лица Сонги было не видно, но Тарга не сомневался, что тот улыбается. — Оно же вроде было синее? — не преминул подколоть Тарга. Сонга покачал головой, показывая, что признал свою оплошность, но не преминул перевести объяснить её очень просто: — Да какая разница, какое оно? Мне вот надоело синее. Через ещё семь циклов идти не смог уже Тарга. Он просто упал на камни, не в силах подняться. Сонга рухнул рядом, и помощи от него ждать не приходилось. Но этого было ещё недостаточно, чтобы Тарга сдался. Он подобрался к Сонге и уложил того себе на спину. И пополз. Упрямо отталкиваясь локтями, коленями и всем телом от пола, он тащил их обоих вперёд. Иногда он останавливался, упираясь лбом в холодный пол, переводил дыхание, а затем снова полз. И так он двигался целый цикл, а может, больше. Но не мог сказать, потому что ощущение времени давно потерялось. И наконец он остановился, сбросил с себя бесчувственного Сонгу и остался лежать рядом, растянувшись на камнях. Свернуться и подтянуть колени к груди было бы теплее, но сил не было даже на это. — Интересно, я бы дошёл, если бы бросил тебя? — спросил Тарга, но ответа не последовало. Его тело неумолимо погружалось в анабиоз, и он никак не мог этому помешать. *** Полная темнота и тишина сменились множеством звуков. Над Таргой звучали чьи-то голоса, слышались шаги, звенел металл, где-то вдалеке ревели крылатые твари. Открыв глаза, нав обнаружил себя лежащим на тонкой подстилке на камнях, и рядом с ним кто-то незнакомый разделывал только что пойманного аррака. Пахло кровью и свежим мясом. Тарга попытался пошевелиться и почувствовал слабость во всем теле. Но всё же он, пусть и не с первой попытки, заставил себя сесть и оглядеться. Пещера, где он оказался, была настолько огромной, что, несмотря на зажжённые магические светильники, потолок и дальний край её терялись в темноте. Никогда ещё Тарга не видел такого простора, и от этого на миг даже стало неуютно. Этот потолок был словно высокое небо выдуманного мира, только такой же чёрный, как и вся Колыбель. И никогда ещё он не видел такого количества навов в одном месте. Палатки, навесы и стоянки занимали всё пространство, и между ними оставались только прямые ровные проходы, разделяющие лагерь на квадратные сектора. Неподалёку тренировались воины, и отрывистые приказы их командира гулким многоголосым эхом отражались от невидимого свода. Некоторые обустраивали свой нехитрый быт, а рядом с Таргой лежало ещё несколько навов на таких же подстилках. Судя по всему, здесь было что-то вроде госпиталя. Но ранеными не особенно тщательно занимались — только кормили, поили и давали время, чтобы спокойно регенерировать. Так же поступили и с Таргой. — Эй, — позвал он незнакомого нава, который разделывал аррака, ведь кроме него поблизости были только спящие. — Чего тебе? — буднично спросил нав, не отрываясь от своего занятия. — Давно я здесь? — скороговоркой спросил Тарга. — И где Сонга? — Тебя нашли одного. Собеседника, кажется, не волновала ни судьба Тарги, ни судьба его товарища. — Нет, нас было двое, — теперь Тарга говорил с нажимом, даже клацнул когтями, два из которых оказались обломаны. Интересно, обо что? — Я тащил Сонгу, и когда я упал, он должен был лежать рядом со мной. Он и лежал, тёплый ещё, значит, живой. Я точно помню. — Ты нажрался дурманной плесени, — нав пожал плечами. — Мало ли, что тебе почудилось? Поведение Тарги его тоже не впечатлило. И неудивительно — тот был ещё слишком слаб, чтобы напасть. — Сонга был со мной до того, как мы нашли плесень. А потом мы говорили всю дорогу. Нав повторил тот же жест, а затем перебросил Тарге тонкую скользкую полоску мяса. — Поешь, раз очнулся. И уймись, не было с тобой больше никого. Ты себя не осознавал, мало ли, что тебе привиделось. Может, сдох твой дружок по дороге, а ты и не заметил. Или, — он шипяще засмеялся, — ты сожрал его, приняв за какую-нибудь живность. — Я отбил его у хищника, — задумчиво проговорил Тарга. — Не знаю, что тебе сказать. Разговор был на этом исчерпан, а Тарга остался наедине со своими мыслями. И правда, не могло же быть, что Сонгу не заметили. А если он умер, то что мешало так и сказать? Это всё было странно, и в голову, уже прояснившуюся после плесени, лезли совсем невеселые мысли. А может, и не было никакого Сонги? Может, он был слишком вымотал долгой дорогой в одиночестве и придумал себе друга? Или действительно потерял его. Но когда? Сонга отстал где-то по дороге, а Тарга не заметил, всё ещё слушая его фантазии, которые на самом деле были его собственными? Та тварь, что накинулась на Сонгу, на самом деле убила его? Или — хуже того — не было никакой твари. Чудовище просто померещилось Тарге, и он набросился на сородича, думая, будто спасает его. Воспоминания путались, и не получалось восстановить целиком, без провалов ни один цикл, что они с Сонгой шли вместе. Но вероятнее всего было, что сородич просто свалился с его плеча на последнем этапе пути. Или все же Тарга убил его? Эта рассуждения были совершенно бессмысленны и только зря забивали голову, однако отделаться от них оказалось очень трудно. Впереди его ждал новый мир, который придётся отвоёвывать и подчинять потом и кровью. И Тарга надеялся, что их с Сонгой ожидания оправдаются, а может, лучший из миров многократно превзойдёт их. — Вот и посмотрим, будет ли там синее солнце, — тихо проговорил он, обращаясь к тому. Кто уже не мог его услышать. — И летают ли крылатые ящеры между гигантскими грибами. Сонги больше не было, но образ, нарисованный воображением, улыбнулся и кивнул. И Тарга знал, что этот образ не покинет его, что фантазия, так упорно оживлявшая погибшего сородича, не успокоится. Тарга беззвучно посмеялся сам над собой. Ему так не хотелось путешествовать в одиночестве — и теперь это не грозит ему больше никогда.