Шоколадный секрет на крови.

      Холодные капли стекают по оконному стеклу, оставляя за собой дорожки замысловатых узоров. Это так прекрасно.       Вилли Вонка всегда любил тишину и покой. Никто не стоит над душой, не слышны посторонние возгласы. Ты один в своем выдуманном мире, где никто не смеет командовать тобой. Иными словами, шоколадный инженер был влюблен в одиночество. Или так он пытался доказать это? Но, кому? Зачем? Никто не знает, и вряд ли когда—нибудь узнает. Это великая тайна. Это огромный секрет. Шоколадный секрет на крови.       Вот уже 12 лет Чарли Бакет, взрослый парень 21 года, наблюдал одну и ту же картину каждый вечер, вне зависимости от времени года: мистер Вонка пребывал в своем кабинете в уютном кресле и, завернувшись в плед по удобнее, смотрел в окно в один и тот же час. Долго смотрел, не отвлекался ни на что: будь то Умпа—лумпы, зовущие его на помощь, или Чарли, зашедший проведать шоколадного маэстро и напомнить о вновь не съеденном ужине.       Однажды юный Бакет попытался растрясти своего учителя, не в буквальном смысле, конечно, но в ответ получил лишь молчание и по истине детский, тоскующий взгляд ребенка, что ждет свою маму. Таким разбитым Бакет никогда в своей жизни не видел мистера Вонку. Его взгляд на всю жизнь запал в сердце парня. Ему было так жаль его...       Сегодняшний вечер совсем не отличался от прежних: мистер Вонка сидел на высоком, бархатном кресле бордового цвета в своем кабинете и завернувшись в теплый плед смотрел в полу панорамное окно, рассматривая сумрачный город. По прошедшию года, величайший кондитер в истории практически не изменился. Это было так же удивительно, поэтому секрет молодости Вилли Вонки оставался для Чарли загадкой №2.       Дело шло к поздней ночи, а кондитер продолжал смотреть в окно тоскующим взглядом. На мгновение ресницы его глаз, то становились влажными, то вновь засыхали, а малиновые губы из раза в раз дрожали. Тонкие пальцы слегка тряслись, поэтому поправлять спадающие края пледа приходилось чаще обычного. Сегодня тревожность донимала кондитера с самого утра, совсем не как обычно, но шоколадный мастер знал причину такого поведения своего организма. Настала полночь. Настенные часы с громким, посвистывающим звуком начали бить в маленькие колокольчики, заставляя содрогнуться мужчину. Тот даже отрывает свой взор от окна, но лишь на мгновение. В этот самый момент деревянная дверь скрипнула, кондитер отчетливо услышал дверной щелчок. Юный Бакет зашел в уже родной кабинет, который так любил с детства. Первые несколько минут он просто стоял, наблюдая за реакцией своего учителя, но вопреки всему игнор великого кондитера, как всегда, по расписанию. Чарли почти беззвучно подошел к наставнику со спины и положил крепкие руки на его плечи, слегка погладил места, не укутанные пледом, и почувствовал приятное касание его рубашки к ладоням, после чего негромко, ласково произнес:       — Мистер Вонка...       В ответ Чарли было адресовано лишь молчание. Кондитер не проронил ни звука, не поприветствовал ученика своим вниманием, предпочел промолчать, как и всегда. В любое время суток он был приветлив с ним, со всеми, но не по вечерам. В сумраке ночей шоколадный король желал быть наедине с самим собой и даже его любимый мальчик не исключение. Подождав еще немного, Чарли вновь нарушил почти идеальную тишину:       — Может, пора пойти спать?       Приготовившись к очередному потоку громкого молчания, парень посмотрел на часы, наблюдая за движениями секундной стрелки, как вдруг раздался тихий голос шоколадных дел мастера:       — Нет...       Бакет резко повернул голову в сторону звука, произнесенного шепотом, и раскрыл в удивлении карие глаза. На мгновение он решил, что ему почудилось, но все же переспросил:       — Вы что—то сказали???       — А ты удивлен? — Мистер Вонка слегка вскинул свои густые брови, губы его исказились в легкой улыбке.       — Более чем... — Еле смог выдавить из себя юноша.       — Я очень долго думал, Чарли. Не знал, рассказывать тебе, или нет. Но все же сошелся на мнении, что ты уже достаточно подрос и в праве послушать эту безумную историю, малыш. — Старший кондитер слегка повернул голову вправо и искоса посмотрел на своего мальчика.       — Мистер Вонка, я уже давно не малыш, — Игриво нахмурившись, возразил юный Бакет. — И вы правильно заметили, что я уже вырос.       — Ты прав, конечно, определенно ты прав. больше не буду называть тебя маленьким, малыш.       — Мистер Вонка! — От возмущения Чарли подпрыгнул на месте.       — О, я снова назвал тебя маленьким? Прости, мой мальчик. — Хихикнул мистер Вонка и увидел, как нос его подопечного начал мило супиться.       — Забудем... — Тяжко вздохнул юный Бакет и присел на пол, на черный махровый ковер, смотря на своего учителя, словно в первый раз, когда попал на удивительную шоколадную фабрику.       — Что ж... Это будет долгий разговор... с чего бы начать...? — Задумался шоколадный инженер. Взгляд задумчиво блуждал по массивным книжным шкафам со стеклянными дверцами вдоль кабинета, словно он хотел перечитать одну из книг немедля. — А начать следует с зубов...       — С зубов? — Удивился Чарли.       — Да, мой мальчик, именно с зубов. — Мистер Вонка, как всегда, добро улыбнулся и перевел фиалковые глаза на своего любимого мальчика.— Ведь ты знаешь, что у каждого человека они разные: у кого—то кривые, у кого—то прямые; у кого—то они белоснежные от множества чисток, а у кого—то с небольшой желтизной прямиком от природы. У некоторых, не частых личностей, даже бывает их небольшое преобладание от нормы. Как ты знаешь, мой отец, Уилбур Вонка, был одним из лучших стоматологов в городе. Он буквально фанател от идеальных, ровных, белых зубов. Себя ему было мало, поэтому он решил добиться идеального результата на моих детских зубах. Да... В тот год произошло все то, что перевернуло мою жизнь с ног на голову. Однако, должен заметить, не случись такого, я вряд ли сейчас сидел перед тобой на этой шоколадной фабрике.       — Что же произошло, мистер Вонка? — Глаза Чарли слегка заблестели от нескрываемого любопытства.       Шоколадный инженер затих на несколько минут. Взгляд его стал стеклянным, словно у фарфоровой куклы, на которую он более чем походил. Настала гробовая тишина. Чарли все понял. Нужно лишь немного подождать, ведь кондитер провалился в свои глубокие воспоминания:       «— Вилли... Мальчик мой... Ты моя радость... Ты моё солнышко... — Доносился женский, нежный голос из больничной палаты в ослепляющем белом цвете. — Мама тебя любит... Она должна тебе кое что рассказать...       — Что, мама? — Маленький Мальчик стоял с боковой стороны железной кровати, держась за неимоверно худую руку своей матери. Он смотрел в ее глаза, стараясь запомнить хотя бы их. Вилли Вонка не был глупым ребенком, он все прекрасно понимал. Он уже знал, о чем с ним хотят поговорить.       — На свете есть место, где живут люди... Такие же как и я... Их лечит добрый волшебник, после чего они становятся здоровыми... И счастливыми...       — Он и тебя вылечит??? — Держась за наивную надежду, все спрашивал он.       — Да, мой мальчик... Я смогу пойти туда, если ты отпустишь меня к нему... — Слабо улыбаясь продолжала рассказывать миссис Вонка.       — А когда ты вернешься?       — Я не смогу вернуться.... Меня не отпустят обратно...       — Но... Если ты и в правду будешь там здорова, если ты будешь счастлива... Я отпущу тебя... — На глазах маленького мальчика стали появляться слёзы. Они медленно стекали по мальчишеской коже и обжигали своей горячей болью изнутри.       — Спасибо, малыш... — Эти объятия мистер Вонка помнил до сих пор. Самые горячие, самые ласковые, самые нежные и... Последние. Она едвали успела вложить в руку сына серебряную брошь в форме буквы w и с тихой, слабой в голосе просьбой — Носи это с собой всегда... — Закрыла фиолетовые глаза и погрузилась в вечный, сладкий сон.»       — Начну по порядку. Я никогда не помнил своей матери. Мало что знал о ней, даже ее внешность толком не могу вспомнить. Помню лишь ее длинные, русые волосы, которые пахли розами, и нежность ее белоснежных рук. К сожалению она умерла, когда мне было около 7. Я никогда не забуду, как держал ее за слабую руку в больнице, как она тяжело дышала, но находила силы улыбаться для меня, чтобы не было так страшно. Она говорила о волшебной стране, в которой всех больных людей добрый волшебник излечивает объятиями, но если она пойдет туда, то не сможет вернуться обратно. Я не хотел, чтобы она страдала, я отпустил ее... На прощание она успела подарить мне эту брошь и наказать, чтобы я всегда носил ее с собой. — Слегка дрожащие руки мистера Вонки коснулись серебряной броши на воротнике рубашки в форме буквы w. Пальцы в латексных перчатках слегка погладили ее. — После этого прошло буквально несколько секунд и ее не стало. Я помню, как моя мама пыталась набрать полную грудь воздуха, но в немощи содрогалась, задыхалась. Помню, как ослабла ее хватка, как тонкие запястья коснулись больничной кровати. Помню, как ее глаза закрылись навсегда...       — Оу... Мне жаль, Мистер Вонка... — Чарли сочувственно погладил своего учителя по руке и положил голову на его колено, словно просил продолжить рассказ. Мужчина понял его без слов и проведя ладонью по его шелковистым волосам, продолжил свою повесть.       — После похорон я сидел один в своей комнате. Всю ночь таращился на себя в высокое зеркало, что стояло на полу, и не мог отвести взгляд. Оно словно приковало мне к себе невидимыми цепями. Казалось, я схожу с ума. Мне кажется, ты будешь смеяться, Чарли...       — Не буду, обещаю.       — Я услышал голос. Он был очень похож на мой в те времена. Пожалуй, рассказывать о том, насколько сильно я испугался — лишнее. — Слегка хихикнул мистер Вонка. — В первую ночь я так и не понял, что это было. Во вторую, третью, и так всю неделю. Когда на восьмой день это нечто вновь заговорило я понял, что оно совсем не опасно. Оно не хочет навредить мне или принести боль, которой в тот момент итак хватало. С той ночи у нас завязалась сумасшедшая дружба. Я и моя тень. так сказать.       — Но... Что это было? Оно сидело внутри вас или что? — Удивленно спросил парень.       — Оно было где—то внутри меня. Я слышал его голос лишь в своей голове, а когда прошло несколько дней, я решил дать ему имя. Фантазия у меня тогда изрядно хромала, поэтому я назвал его таким же именем, как у меня, но изменил одну букву и получилось: Вилле. — Шоколадный инженер устремил взгляд на ученика и посмотрев на его улыбку, добавил, — У него воображение работало получше, поэтому фамилия его стала Валло, не знаю, почему.       — А как он появился в вас? — Все так же заинтересованно спрашивал Бакет.       — Ох, Чарли, этого я до сих пор в душе не ведаю. — Тихо посмеялся шоколадный волшебник. — Но зато с уверенностью могу сказать, что мы стали лучшими друзьями. Мы многое пережили вместе, прошли сквозь огонь и воду. И, бессовестно будет не заметить, что от части он натолкнул меня на уход из дома...       — Да ладно? — Глаза Чарли вновь раскрылись и уже были готовы выскочить из орбит.       — Серьезно... — Мистер Вонка слегка улыбнулся. Его взгляд поднялся на настенные часы и принялись наблюдать за маятником. Как раз в это время разум кондитера вновь отправился в полет и уплыл в океан воспоминаний:       «— Сколько можно?! Сколько ты будешь это терпеть?! — Яростный голос Вилле в голове Вилли словно оглушал и закладывал уши. Очередные побои от наказания отца горели адским пламенем.       — А что я могу сделать...? — Вилли безразлично смотрел куда-то в пустоту сквозь бесшумные, хрустальные слёзы.       — Нельзя этого терпеть! Нельзя! Нужно бежать! — Вилле пытался вдохнуть в свое отражение надежду, которая уже давно, казалось, разлагалась.       — Но куда...? — Вилли закрыл лицо руками, слегка сгорбившись. Под рубашкой отчетливо проявлялся позвоночник от сильной худобы.       — Хоть на край света! Ну же! Собери все необходимое и идём!       — Может ты и прав... — Тихо согласился совсем юный, 12—летний Вонка.       — Хочешь всю жизнь плясать под его дудку? Хочешь, как и он, быть дантистом?!       — Нет... Не хочу! — Всего лишь одна мысль об этом заставляла содрогаться все тело от ужаса и осознания, а волосы и вовсе вставали дыбом.       Не теряя времени даром Юный Вонка взвесил все за и против, достал из-под стола рюкзак, закинул в него несколько вещей, карманные деньги и прочее необходимое и тихо спустился вниз по лестнице. Лишь посмотрев в сторону кухни, мальчик повесил рюкзак на стене. В животе пропели киты.       — Ну! Чего ты ждёшь??? — Вилле, внутри, рвал и метал от нетерпения и частичного не понимая.       — Подожди... Я хочу есть... Надо что-то взять с собой. — Вилли посмотрел в сторону кухни и осторожно зашёл туда. Успев взять с собой совсем немного еды, послышались знакомые с самого детства, неизменные шаги доктора Вонки. Уилбур спустился по лестнице и о остановился в холле. В жилах маленького беглеца начала застывать кровь. Он так боялся своего отца, вот только уже поздно. Дело начато. Бояться поздно.       — Ты здесь? Хорошо. Я все ещё жду правильный ответ на свой вопрос, — Ставя ударение на главное слово, Вонка старший властным голосом уже начал давить на сына, — Ты решил, кем хочешь стать в жизни?       — Я не изменил своего решения... Я хочу быть кондитером. — Тихо, слегка дрожа голосом, ответил Вилли.       — Никогда мой сын не пойдёт в шоколадные кондитеры! — Строгим, похожий на бой огромных колоколов, голосом заявил стоматолог, всем своим видом выражая гнев.       — Но тогда я убегу! В Швейцарию! В Баварию! В кондитерские столицы мира! — Юный Вонка впервые в жизни повысил голос в доме своего отца. Уилбур, едва заметно, вскинул брови. Он явно был ошарашен от такой наглости и непослушания, однако ответил строго и уверенно, в надежде припугнуть сына:       — Ну и беги. Но я тебя ждать не буду.        Слегка опешив вначале, мальчик на секунду задумался. В голове кричала тишина. Ему нужно было принять решение. Самому. Это его жизнь и только маленькому Вилли Вонке решать, что с ней делать.       — Бери рюкзак и уходи! Ты ему не нужен! — Раздался громкий возглас Вилле, после такого молчания внутри будущего кондитера Вилле.»       — Знаешь, Чарли, несмотря на то, что твои родители были бедны, ты был счастливым ребенком. Тебя любили в семье и любят до сих пор. Я уверен в их искренности к тебе, да и ты тоже, верно? — Мистер Вонка перевел свой добрый взгляд на парня, который до конца жизни останется ребенком для кондитера.       — Абсолютно. — Юноша кивнул, вновь склонив голову к колену шоколадника. Старший кондитер не смог сдерживать свои нахлынувшие эмоции, поэтому стянул со своих плеч теплый плед и укрыл им свое сокровище.       — В свое время мне с отцом сильно не повезло. После смерти моей матери он чертовски изменился: стал злым и жестоким. Обращение в свою сторону я слышал лишь тогда, когда меня собирались наказать, а наказывали меня часто. За определенную степень провинности было определенное наказание.       — Например...? — Чарли вышел в шок. Он и подумать не мог, что такой добрый, такой отзывчивый старик Вонка мог вообще быть злым и жестоким. Он всегда приглашал к себе маленького Чарли по воскресениям печь печенье с глазурью. Этот добрый старик не мог причинить зла... Или мог?       — К сожалению, да, мой мальчик. — Шоколадник и без слов понял изумление своего ученика, лишь только взглянув в его глаза. — 4—дневный голод и стояние коленями на гречке — самое приятное из всего, что он придумывал.       — Неужели... Он...?       — Повторюсь, да. И я безумно рад, что к старости он сильно изменился в хорошую сторону. К слову, именно Вилле заставил меня тогда решиться сбежать из дома. Ему я должен сказать еще раз спасибо.       — А... Этот ваш Вилле, он и сейчас живет внутри вас? — С интересом в карих глазах вдруг спросил юный Бакет.       — Нет, нет. Я освободил его от оков своего тела много лет назад. В первый год открытия нашей с тобой фабрики. Этот вечер я никогда не забуду. Я несколько месяц искал нужные средства, просчитывал форму и наконец, у меня получилось. Много моего здоровья было вгрохано на все это, но я не жалею ни капли. Кстати, — Мистер Вонка слегка нагнулся вниз так. что их с Чарли носы слегка соприкасались и продолжил уже веселым шепотом, — Он отвратительно поёт. Этим служила одна из причин, почему я решил освободить его.       Чарли слегка хихикнул и вновь озвучил интересующий его вопрос: — А как он выглядел?       — Здесь даже задумываться не стоит. Вилле Валло выглядел в точности, как и я, но было одно различие между нами во внешности — наши глаза. У моего создания они были лазурного, яркого синего цвета. В темноте они горели, словно бенгальские огни, а смотрел он прямиков в душу. — Восторженно вспоминал мистер Вонка. — Лишь от одного его взгляда мне становилось спокойнее и я мог забыть о боли.       — Он был всегда рядом, да? — Чарли слегка приподнял взгляд и посмотрел на своего учителя.       — Да — Мистер Вонка посмотрел на своего мальчика и глаза их встретились взглядом. Чарли вновь увидел стеклянный взгляд глаз шоколадника и без слов все понял, а Вилли Вонка вновь провалился в свои воспоминания:       «Вечерело летом не так быстро, как хотелось, но это не отменяло того, что юный Вилли Вонка, всего в годе от совершеннолетия, шел к съемной комнате через парк уже в сумерках. Совсем еще молодой человек, с бледной, вампирской кожей и яркими аметистовыми глазами. Он был ангелом, упавшим с небес. Неестественная худоба придавала уже кондитеру, что обзавелся своим магазинчиком на Черри—стрит, свою личную изюминку, привлекала по своему. К сожалению за такую необыкновенность приходилось платит, а именно, юный Вонка был довольно слабым физически молодым человеком.       Юноша не шибко любил посторонних людей, поэтому и в этот раз решил пройтись через дорожку, что проходила в лесопарке, куда люди обычно и не заходят. По пути он схватил нервяк и все благодаря страшилкам Вилле, ведь он без умолку болтал внутри несчастного Вилли, выдумывая истории про вампиров—потрошителей и маньяков—убийц. Полпути уже оставались за спиной, юный мистер Вонка в тридцатый раз попросил свое внутреннее Я заткнуться, к несчастью — безуспешно. Из—за споров с самим собой юноша не услышал шагов за своей спиной, но зато почувствовал сильный пинок в спину жесткой подошвой, от чего вскрикнул и пластом упал на земь.       — Гляньте, кто это тут шляется. Не уж то сам Вилли Вонка? — Раздался противный голос уличной шпаны. Обернувшись, парень увидел перед собой трое взрослых парней хамоватого вида. Возраст определить было сложно, примерно от 20 до 30 лет. Не успел он встать, как двое крепко худощавых, щетинистых гопников схватили его за плечи, не позволяя шевелиться. Вилли хмуро смотрел на них. Может он и был слабым, зато не был глупым.       — Ого, не прошло и полугода, как твой куриный мозг запомнил сочетание 10 букв? Похвально! — Искренне порадовался юный кондитер.       — Ты назвал меня животным? — Вспыхнул самый крупный из гопников, накрутив на руку прядь средних волос шоколадника и уткнув его носом в свою грязную майку, виднеющуюся из–под полурасстёгнутой кожаной куртки.       — Конечно нет, как ты мог подумать, что я буду ТАК оскорблять животных? — Удивился мальчишка.       Воспоминания вспыхнули в другой обстановке, в старом, сыром подвале. Освещалось помещение одной старой лампочкой, которая на почти оголившихся проводах свисала с потолка. Особо разглядеть он ничего не успел, заметил только стеллаж с гаражными инструментами быта. Юный кондитер едва ли смог придти в себя. Голова сильно болела, на затылке чувствовалась засохшая кровь, вероятнее всего ему сильно прилетело по голове чем–то тяжелым. Из—за этого он не сразу смог сообразить, что лежит на большом бетонном кольце, привязанный к нему по рукам и ногам садовыми веревками в несколько слоёв, совершенно голый. Одежда валялась прямо перед ним, а трусы с носками были запихнуты в его рот, который был перемотан скотчем. Лишь только почувствовав холод бетона, юный шоколадник раскрыл свои глаза в сильном испуге. Он начал вырываться, хотел кричать, но скомканные во рту тряпки приглушали любые звуки, а ощущение их во рту заставляло кашлять и вызывало порывы тошноты.       — Надо как—то выбираться отсюда... Думай, думай,думай! — Заставлял думать сам себя Вилле. — Все таки надо было давать деру, не попали бы тогда.       Всего через несколько минут Вилли уже услышал знакомые, приближающиеся шаги той самой компашки. Один из них, тот самый, крупный, как показалось мистеру Вонке в тот момент, главарь, навалился на хрупкое тело, заставив кондитера взвыть и почувствовать существенную разницу между крупным и жирным. Так вот, эта мразь была именно жирной, от него воняло, как от тухлой свиньи, этот запах он никогда не сможет забыть. От такого смрада глаза пленника заслезились. В сыром помещении эхом раздался голос:       — Я очень не люблю таких дерзких, как ты. Считаешь, раз ты известный на весь город кондитер, то можешь так разговаривать со мной? Посмотрим, какой ты смелый и «крепкий».       Остальные высказывания жирной свиньи мистер Вонка уже не слышал. Свинья с мощным шлепком положил руки на ягодицы, заставив вскрикнуть Вилли. Толстые пальцы раздвинули булочки и оглядели стянутое, сухое кольцо. Пухлые губы гопника исказились в противной улыбке.       — Целка.       Набрав в рот слюны, Свинья от души харкнул на зажатый анус, прогладил слюну по колечку и резко вогнал палец до конца, заставив вновь вскрикнуть кондитера и задергаться. Слегка пошевелив своей сарделиной, гопник вогнал второй палец другой руки и принялся оттягивать анус в разные стороны, слушая крикливые стоны и вскрикивания. Глаза Вилли наполнились слезами, было до рвоты противно, но освободиться он, как не старался, не мог. Побаловавшись минуты две, Жирный вывалил из штанов свой огромный ствол и не медля приставил его к очку. Толстая рука схватила парня за русые волосы и крепко сжала их, а член ворвался внутрь, заставляя Вилли заорать со слышемостью даже сквозь тряпки. Острая боль огнем пронзила юношеское тело. Что–то новое ворвалось внутрь. Из глаз вновь хлынули ручьи слез.       — Расслабься, постарайся расслабиться и будет не так больно. — Нервно, в панике повторял Вилле дрожащим голосом, осознавая свою беспомощность.        Хмырь начал резкие движения, с каждым толчком погружая свою дубину всё глубже, получая нереальный кайф от разрыва совсем девственной дырочки. От возбуждённой плоти разливалась сладость по всему телу. Слышались тихие постанывания, более похожие на рыки. Изо рта свисали слюни, как у бульдога и тошнотворными каплями падали на хрупкие, белые плечи ревущего шоколадника. Пожалуй, Вилли в жизни не испытывал столько боли, столько стыда и ненависти в жизни, как сейчас. Это было невыносимо. Руки в панике тряслись, тело, словно, отказывалось слушаться. Дикий ужас охватил все сознание и, казалось, выхода нет. Жирная Свинья увеличила амплитуду. Вилли уже задыхался и почти глотал куски ткани. Воздуха катастрофически не хватало. Толчки с каждым разом становились сильнее, грубее и глубже. Оставалось только переждать. Остальные двое тоже вывалили члены из штанов и надрачивали их. Один подошёл к голове шоколадника и рывком оторвал скотч от кожи, заставив визгнуть шоколадную шлюху. Так же были вырвали и тряпки изо рта. Не дав толком отдышаться, он пихнул член до половины и строго приказал:       — Отсасывай, и только попробуй укусить.       Вилли не умел этого делать. Ему было противно. Преодолевая рвоту, что из раза в раз стремилась вырваться наружу, кондитер позволил упырю трахать себя в рот. Новая порция боли пришла, когда к Свинье пристроился третий. Его очко разрывало уже два члена, которые двигались, то вместе, то поочередно с разными силами. Шлепки яиц по промежности эхом разносились в помещении. Вилли уже захлебывался в слезах, да и Вилле внутри тоже. После, грязная шайка начала кончать по одному. Большие потоки спермы заполняли прямую кишку и горло. Часть выливалась «через край». Волосы Вонки дергали и сжимали.       Белая пелена появилась в округе, больше ничего не было видно, белые пятна заплясали перед глазами, а после чего все окутал мрак...»       — Мистер Вонка? Мистер Вонка! — Обеспокоенный голос Чарли вырвал шоколадника из воспоминаний. Взгляд шоколадного гения упал на обеспокоенного юношу.       — Все в порядке, мой мальчик. — Кондитер мягко улыбнулся, смотря на любимую мордашку и слегка погладил парня по голове. — Я скажу тебе, что Вилле всегда был горой за меня. Даже когда со мной происходили страшные вещи, он был рядом. Старался помочь мне, как мог. Вот только...       — Только что? — Чарли погладил учителя по руке, видя как тот начал стыдливо отводить взгляд.       — Я не ценил, что имел. Я не ценил... — Шепотом ответил мистер Вонка, отводя взгляд в левый нижний угол. Чарли чуть придвинулся ближе к рассказчику и взял его за обе руки. Он видел, он чувствовал, как руки его учителя дрожали. — Когда мы уже жили вдвоем, мне стыдно это говорить, но все мои проблемы решал он. А я не слушал его советов, поступал лишь так, как считал нужным и в один день мы сильно поругались. Я считал, что это очередная обычная ссора, но это было не так. С того дня я больше не видел его, не чувствовал. Я так и не смог попросить прощения. Он просто исчез, ушел, оставил меня... Да, наверное, и правильно сделал.       —Не уж то... Вы... — подал тихий голос юный Бакет.       В ответ шоколадный инженер лишь потупил взгляд к полу, стыдливо скрывая свои печальные глаза. Он опять не слышал, что ему говорил Чарли. Он опять погрузился в свои воспоминания:       «— Я справлюсь из без тебя! — Эхом слышался голос мистера Вонки.       — Ах, вот как?! — Раздавался ему в ответ его же голос, но принадлежащий синеглазому близнецу.»       Сердце бьется, словно сумасшедшее. Затрудняется дыхание, но режущие сердце слова продолжают ранить в собственных воспоминаниях:       «— Тогда уходи! Уходи! Ты мне не нужен! Мне никто не нужен! — В сердцах кричал мистер Вонка.       — Я то уйду, но запомни: отныне мы с тобой — чужие люди.»       Эта фраза еще множество раз пронеслись в голове шоколадного инженера. Они отказывались отцепляться и лишь глубже вводили острые, отравленные ножи в самое сердце. Внутри все сворачивалось в узел. Боль разбивала стеклянную душу мистера Вонки. И выхода уже не было. Легче ему стало лишь когда кондитер почувствовал объятия Чарли на своих плечах. Вилли Вонка, словно дитя, прижался к своему мальчику. Вот оно, его спасение. Вот оно, его временное лекарство.

***

      Много времени прошло, прежде чем мистер Вонка остался один в своем кабинете. Над городом уже медленно сгущались утренние тучи и проходили сумерки. Шоколадник сидел в кромешном одиночестве, держа в руках карамельную чашечку с горячим шоколадом внутри. Тишину нарушил тихий, до боли знакомый и такой родной голос из—за спины:       — А ты все пьешь сладкий шоколад каждое утро?       — Да... Все еще... — Кондитер медленно развернулся в кресле и посмотрел на него, посмотрел на свое живое отражение в пару метрах от него.       — И так же не боишься сахарного диабета? — Вилле Валло слегка улыбнулся, сделав несколько шагов вперед. Яркие, синие глаза смотрели прямиком в душу и видели шоколадника изнутри.       — Никогда... — Мистер Вонка слегка приподнял уголки своих губ. На душе вдруг стало так спокойно, так тепло и хорошо, как не было вот уже столько лет.       Рука без перчаток коснулась холодной, бледной руки шоколадных дел мастера, а потом и вовсе легла на нее, согревая своим теплом. Вилле был готов отдать всю свою теплоту именно ему. Тонкие губы коснулись нежного женственного запястья, а манящий голос прервал тишину:       — Идем со мной...

***

      Солнце осветило весь кабинет шоколадного мастера, Вилли Вонки. В нем томилась тишина. Пронзительные лучи теплого света медленно оставляли яркие просветы на ковре и в скором времени добрались до бархатного кресла с высокой спинкой, осветив Великого Кондитера. Его кожа от света словно блестела, а губы навсегда застыли в легкой, счастливой улыбке. Теперь он счастлив. Счастлив, как никогда. Он навсегда уснул, как только успокоил душу. Теперь он никогда не будет один. Теперь, они будут вместе. Навсегда вместе.