Когда не будет страшно

— Полковник Холмс. Живы? Он с трудом повернул голову. Седой капитан почти навалился на него плечом. —Жив. Долго я был без сознания? — Не слишком, но этого хватило, чтобы нас отрезали от передовой и взяли в плен. Мало того, о нас еще и знают. Майкрофт хмыкнул. Значит, он все-таки попал в засаду. А капитан… Память медленно восстанавливала события чертова дня. Сперва этот капитан, убеждавший его переждать до рассвета: мол, бурские передовые отряды не придерживаются позиций и шныряют по всей территории, укрываясь в зарослях колючего кустарника. Только выбора не было, следовало срочно передать приказ о смене позиций орудий. Потом бешеная скачка, канонада, упавшая лошадь. Оказавшийся рядом и отстреливающийся капитан. Темнота. — Вы поехали за мной, — припечатал Майкрофт, слишком резко сел на мешках и застонал, схватившись за голову. — Разумеется. Я все-таки офицер. — Могли затаиться и не отстреливаться. Или оставить меня и вернуться в расположение части. Лишили подразделение боеспособной кадровой единицы! Капитан оглянулся с некоторым удивлением, но промолчал. Поморщившись, Майкрофт поднял руку, потер глаза. Он находился в помещении. Маленьком, тесном, вонючем. В узеньком окошке под самой крышей розовела полоска света. Майкрофт глухо застонал. Капитан осторожно прислонился плечом, помогая ему усидеть. — Полковник… Думаю, то ли это мне не повезло, что я поехал за вами, то ли это вы — настоящий талисман невезения. — Это значит, что вы повели себя глупо. И не более того, — проворчал Майкрофт. Хотелось пить. Так, что язык с трудом ворочался во рту. Но воды нигде не было видно, только в углу красовалось отталкивающего вида ведро. Капитан, впрочем, каким-то непостижимым образом прочитал его взгляд, поднялся, громыхнул кулаком в дверь. — Эй! Вы решили уморить нас жаждой? Или у вас тактика — лишать раненых воды? За стеной зашуршало, в окошко просунулась тарелка с парой ломтей хлеба и кружка. Но слишком мало воды, а их двое. Майкрофт отвел взгляд. — Пейте, полковник. У вас был ночью жар, — буднично кивнул седой капитан, прикусив соломинку, поднятую с пола. Майкрофт покосился на сокамерника, затем все-таки взял сомнительной чистоты кружку. — Капитан, объясните. Вы кадровый военный, как и я сам. Вряд ли вы рассчитывали умереть собственной смертью в постели, потому идея приблизить свой конец иными путями выглядит нелепо. Вы принципиально не ушли, когда имели такую возможность, зная, что со мной вы обречены. Почему? Капитан улыбнулся. — Я кадровый военный. Не знаю, полковник. Вы ехали с адъютантом, мальчишкой. Слабая защита на случай засады. А в засаде я как раз был уверен. А потом… Никто не должен погибать один. Тогда погибать действительно не страшно. — Нелогично. Какая разница, в каком обществе закончится мое существование? — Майкрофт огрызался, но понимал. Он действительно всегда боялся погибнуть в одиночестве. Такая себе фобия. Тем временем тишину разорвал отдаленный глухой гул, столь знакомый каждому солдату. Тяжелый, вязкий. Сперва он едва слышно ухал, затем стал навязчивее. Майкрофт потер виски, прислушиваясь. — Канонада. Если я не ошибаюсь, скоро Ледисмит и без смены позиций перейдет под контроль наших войск. Грохот действительно уже был отличим от других звуков, но оба понимали: это только создаст им дополнительные проблемы. Двое военнопленных вражеской армии в руках — и в самый разгар наступления. Дверь скрипнула, в помещение вошли трое. Высокие, крепкие, двое в обычных льняных костюмах, третий в военной форме хаки, явно снятой с британского офицера. Лестрейд тяжело поднялся, Майкрофт остался сидеть на мешках. — Господа, — обратившийся говорил на достаточно хорошем английском, но с сильным акцентом, выдававшим иностранца, коих было немало в армии буров. — Полагаю, вы тут засиделись. А у нас к вам дело. Нам нужно знать, сколько пушек выставлено сейчас на ваших передовых позициях. А еще лучше — в каком подразделении. Можно даже отметить на карте или показать. Майкрофт не отреагировал на вопрос. Не то чтобы он рвался стать громоотводом для проигрывающего противника, но… слишком унизительной выглядела попытка спасти свою шкуру. — И что будет после? — подал голос седой капитан. — После? — Ну да, после. Я назову вам место расположения, вы нас убьете. В чем смысл? — Смысл? — тип явно был озадачен. — Например… — Одна позиция — одни сутки жизни. Устроит? Майкрофт сдержался. Но в тот момент ему показалось, что рядом говорит кто-то мерзкий, отталкивающий, не заслуживающий права носить капитанские погоны. Да как он… — Капитан Грегори Лестрейд. Третий кавалерийский полк, — зачем-то представился седой. — Знаете ли, капитан. Я не идиот. И даже знаю, сколько у вас орудий. Так что ваши попытки меня обмануть будут нелепы. — Если знаете, зачем спрашивать… — Мне нужна проверенная информация. Подтвержденная. И ваши расценки… несколько завышены. Одна жизнь на сутки — одно орудие. Идет? — Идет, — неожиданно легко согласился Лестрейд. — Вы же понимаете, что каждая указанная вами позиция будет проверена? — Разумеется. Майкрофт жалел, что у него не было с собою оружия. Любого. Заткнуть рот этому… Лестрейду, чтобы никогда… Он не успел ничего сказать. Лестрейда вывели из каземата, и двери закрылись. Только тогда Майкрофт дал волю своей ярости. Вот, значит, почему они так долго не могли закрепиться на позициях? Из-за таких вот трусов, дрожащих за свою шкуру? Его мысли прервал грохот. А потом раздался гул, свист, который нарастал… превратившись в теплую, долгую тишину. *** — Как вы меня нашли? — Майкрофт Холмс задал этот вопрос мимоходом, стоя в своей полевой палатке и застегивая тугие пуговицы мундира. — Так предатель привел! — фыркнул адъютант, подавая полковнику портупею.— Его поймали, когда он тащился с тремя бурами. И как раз на позиции нашей разведки! О позициях знали только офицеры передовых отрядов. Буров пристрелили на месте, и его сразу хотели. Так он раскидал охрану, бросился бежать. Мог бы и спрятаться, так неумеха, то и дело светился, довел нас до этого места! Утром этот квадрат обстреляли, мы были уверены, что никого живого нет… Дверь же балкой привалило! Вот он дверь стал пинать, как мы его догнали. Майкрофт на мгновение замер, руки до боли сжали пряжку ремня. — Да? И где он теперь? — Застрелили его. Как раз, когда открывали дверь вашего каземата. — Он… ничего не сказал? — А… Ну да. Передать вам просил. Не один мол. Не будет страшно.