Добро пожаловать в ЦК

      Иосиф Сталин сидел за своим столом и смотрел на Марека, задумчиво и не мигая, сведя густые брови к переносице. Марек же — на стуле в центре кабинета, закинув ногу на ногу, и не отводил взгляда от Сталина, так же, как и Сталин от него. — Марек, — медленно, но уверенно и чётко начал Сталин, сжимая между пальцами красный карандаш с вертикальной трещиной. — Мы рассмотрели Ваш запрос, обдумали и пришли к выводу, что Вы являетесь надёжным для партии человеком, ответственным, честным и, самое главное, чистым, — во всех смыслах этого слова. Он положил карандаш на папку перед собой и развёл руки. — Будем ждать Вас завтра ровно в семь часов вечера в двести тридцать шестом кабинете. На посту Вас будут ждать, просто назовите им свою фамилию. Марек сдержанно кивнул и встал. — До свидания, товарищ Сталин, — возбужденным голосом проговорил. И, недолго думая, добавил, — служу Советскому Союзу. Сталин кивнул: — До свидания.       Марек вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь, кивнул на прощание секретарше и вышел в коридор. Выдохнул. Коридоры Кремля растянулись для него стенами лабиринта, в конце которых стояли по два чекиста, выряженные охранные собаки, смотрящие на всё с подозрением. Они накинулись на Марека взглядом, но не тронули физически, ибо тщательно досмотрели ранее, пуская в кабинет Хозяина. Но по спине всё равно побежали предательские мурашки. Марек ощутил, будто он сделал что-то противозаконное, хотя и от этой мысли волосы встали дыбом. Мотнув головой, он рушил на выход, надеясь в этот раз не заплутать. Чекисты молча проводили его взглядом. В коридорах стояла тишина. За толстыми стенами кабинетов не слышно было телефонных звонков и спокойных голосов, передающих информацию о подготовке к завтрашнему испытанию для нового члена ЦК.

***

      Вечером следующего дня, ровно в семь часов, Марек постучал в дверь кабинета и, с трудом отворив её, вошёл. Под самым потолком одиноко болталась люстра без плафона, а под ней стоял простой письменный стол, побледневший от старости, с потрескавшейся краской. За столом сидел Сталин. Он первым бросился в глаза вошедшему Мареку. — О! А вот и ты. Внезапно, будто из-под земли, вырос Карл Радек и навис над побледневшим от испуга Мареком. Он закрыл тяжёлую дверь и повернул ключ в замочной скважине. Не успел Марек оглянуться, как Карл взял его под руку и повёл вглубь комнаты, к столу, за которым сидел Хозяин. Подходя ближе, Марек заметил ещё троих, что стояли в разных углах комнаты: один по левую сторону от стола, двое — по правую. Марек сглотнул. В комнате повисло молчание. Из своего угла на свет вышел Бухарин и добродушно улыбнулся то ли гостю, то ли Радеку. На всякий случай, Марек кивнул ему и тихо прошептал, переводя взгляд на Хозяина: — Здравствуйте. Тот ему ответил, сдержанно, поджимая губы: — Добрый вечер, товарищ Марек. Мы тут уже чуть было не начали спор, придёте Вы или нет. — Что Вы! — задохнулся от волнения Марек. — Я никогда бы не изменил своему слову! — Ну, это хорошо. Из правого угла донёсся приглушённый смешок. Марек глянул туда и с теплом заметил знакомые лица: Феликса Дзержинского и Генриха Ягоду. Сталин медленно встал, отодвинув стул. — Генрих, — пробормотал он, — будь добр, оттащи его куда-нибудь… — а потом, обращаясь к Мареку, добавил. — Мы рады, что на горизонте появился такой человек, как ты, товарищ Марек, истинный партиец, борец с буржуазией, последователь идей Ленина. У Марека пересохло во рту, а щёки покрылись горячим румянцем. Ему даже на мгновенье подумалось, что поднялась температура. Но услышать подобные слова от самого Сталина было, ей-богу, приятно. — И мы рады принять тебя в ЦеКа. Марек открыл было рот, чтобы начать благодарить Хозяина, но в тот же момент почувствовал, как чьи-то ладони обхватили его за талию, спустились ниже и снова поднялись вверх, сжали бока и отпустили. Он охнул и оглянулся. Радек стоял рядом и улыбался; казалось, для него это всё было нормой. В глазах Марека промелькнул страх. Он оглянулся, ища поддержки у остальных, но и те никак не реагировали. Даже Сталин! Марек закрыл рот, чувствуя, как страх волнами накатывает на него, как топит некогда жившее в нём бесстрашие. Он, может быть, и запротестовал бы, но люди, окружившее его, их статус и власть, тенями нависли над ним, заставили его сжаться, замкнуться.       Всё будет хорошо. Товарищ. Чьи-то руки (Марек уже не понимал, чьи они были), гладили его ягодицы, сжимали их и шлёпали. Кто-то схватил его за руки и завёл их за спину, заставляя Марека лечь грудью на стол. Недовольный голос Ягоды: — У кого? — У меня, Ген, вот. Бухарин потянулся через стол, нависая над Мареком, передавая Ягоде верёвку. Позади стоял Сталин, наблюдая за всем, что происходит. — Завяжите потуже, как Хозяин любит, — тихим голосом подсказал Дзержинский, обходя стол и не сводя глаз с Марека. Генрих накинул верёвку Мареку на шею и завязал ею руки, так, что каждый раз, двигая руками, Марек невольно душил себя. Из-за этого он покорно замер, в паническом страхе глядя на всех стоявших в его поле зрения. Всё так же молчал. Чьи-то руки вцепились в пояс Марека, довольно долго повозились с ним, пока не расстегнули. — Не спеши, — перебил Сталин. Руки, что только-только начали стаскивать штаны, отпустили Марека. Сталин медленно подошёл к лежащему перед ним на письменном столе, обошёл сзади и сам спустил штаны. Марек зажмурился. Руки вождя по-хозяйски гладили его ягодицы, грубо между ними, сжимали и снова гладили, стаскивая трусы. — Готовился, неужели? — послышался удивлённый шёпот Сталина. — Нет, порченый, наверное, — скривился рядом Радек. Их лиц Марек не видел, но мог ясно представить в своей голове. — Может, он как Генрих, — предположил Дзержинский, — сам себя… Сталин грубо урвал: — Замолчите. Повисла тишина. Марек начал мелко дрожать, глубоко вдыхая и выдыхая. — В любом случае, дайте смазку. — Она была где-то здесь… — Просто дай мне её и помолчи! Ягода недовольно и со злобой задышал, отходя от стола. Марек слышал, как Сталин открутил крышку и с громким «чвырк» выдавил себе на пальцы жидкость. Марек округлил глаза. Казалось, он и дышать перестал, всё ожидал, что дальше ничего такого не будет, ему просто скажут «вставай, испытание пройдено». Испытание… Он дёрнулся, когда пальцы Хозяина коснулись его задницы, поглаживая и растирая смазку. — Держи его, — шикнул кто-то. Бухарин встал спереди и снова добродушно улыбнулся Мареку. — Всё хорошо, — тихо сказал он и положил ему на голову руку, погладил, растрепав волосы. Марек закивал, открыв рот, но не произнёс ни звука. Глаза его округлились от страха, сам он задрожал сильнее, понимая, что его всё же ждёт. Он чувствовал, как верёвка жмёт горло, и дышать становится всё труднее, но унять панику не мог. Ясное дело. Сталин начал с пальцев, а продолжил своим членом. К тому времени Марек тихо скулил, лёжа с закрытыми глазами, пока Сталин вводил головку и медленно, не спеша, проталкивал её внутрь. Сквозь слёзы он видел, как недалеко стоят Ягода и Дзержинский и смотрят на него. Словив взгляд Марека, Генрих улыбнулся и притянул Дзержинского к себе, легко поцеловал. Рука его спустилась к своему паху, нащупала член и сжала. Марек зажмурился.       Время для него перестало существовать. Сталин тяжело дышал, нависая над ним и крепко сжимая его бёдра, двигаясь быстро, почти не сбавляя темп. Иногда он останавливался, чтоб перевести дыхание, брал у стоящего рядом Радека смазку и снова выливал её на пальцы. Радек с Бухариным переглядывались, но молчали, как молчали Дзержинский с Ягодой. Они ходили вокруг стола, отходили к углам, надрачивали себе, поглядывая на то, как Сталин двигался и натягивал на член Марека. Им всем запрещено было трогать то, что пока принадлежало Хозяину. Возможно, это понимал и сам Марек. Сталин резко дёрнулся, вставляя до конца, подвигал бёдрами и прерывисто выдохнул.       Кончил. Марек хрипло застонал и закашлялся, попуская верёвку на шее. Его задница горела, будто вылили на неё чайник кипятка. И ощущение было такое же. Сталин осторожно высунул член и пальцем затолкал сперму обратно, внутрь. Марек сжался, и Сталин утвердительно кивнул. Он натянул штаны и застегнул пояс; хмуро обвёл всех взглядом, задержал его на Мареке, но промолчал. И так же молча вышел, забрав с собой ключ от двери.       На некоторое время в комнате повисла тишина. Мареку казалось, что это всё не иначе как сон, таким всё было нереальным: его ощущения, всё происходящее да даже мысли. Марека снова начал волновать вопрос о партии. Он поднял голову, тяжело дыша, нашёл взглядом Бухарина и пробормотал: — Простите, Николай Иванович?.. Тот не дал ему договорить. Придержав открытым рот Марека, Бухарин приблизился к нему и вставил в рот член. — Вперёд, — спокойно скомандовал, хотя руки его дрожали от возбуждения. Дёрнулись и остальные. Ягода занял главное место и вставил член в Марека, хоть и не так резво и быстро, как Хозяин. Он негласно забил себе это место, и никто явно не был против. — Дурак, лучше на стол ложись и на себя его возьми, — грубо схватил его за руку Дзержинский. — Я понимаю, что ты себя главным возомнил, но ты тут не один. Ты же не хочешь, чтобы на тебя переключились? Генрих мотнул головой, хоть и выдержал строгий взгляд Дзержинского. — Карл, помоги, — кивнул он на Марека. Вместе с Радеком они развязали его и помогли подняться. Бухарин отошёл, быстро надрачивая себе, недовольно хмурясь. Карл придерживал Марека, пока Генрих снял штаны и улёгся спиной на стол. — Карл Б-б… — выдохнул Марек, но снова не договорил: Радек заткнул его глубоким поцелуем. — Карл, не наглей! — снова послышался голос раздражённого Дзержинского. Он грубо оттолкнул Карла и обратился к Мареку, — ложись на Ягоду. Живо. Марек тихо проскулил и взобрался на стол, лёг спиной на Генриха и раздвинул ноги. Без верёвки было лучше, только об этом он и думал. Ягода снова вставил член ему в задницу, придерживая одной рукой за бедро. Марек слышал тихое пыхтение под собой; закрыл глаза и подвигал тазом. Генрих хрипло застонал. — Радек, блять, не лезь! — Да успокойся ты! Сам же говорил! Марек дёрнулся, когда Дзержинский вставил ему. — Сейчас, погоди. Дай ему привыкнуть и лезь, ясно? — тяжело проговорил он, поглаживая живот Марека. — Боже, это явно твой плюс, знаешь? Сейчас — это плюс. Эт-то плю-ус… Дзержинский подвигал бёдрами в узкой дырке, чувствуя за тонкой стенкой тяжесть члена Ягоды. — Феликс, — тут же простонал тот. — Блять, Феликс, что ты… Дзержинский задвигался быстрее. Марек громко застонал и заворочался, хотя это и было бессмысленно, так как и Ягода, и Дзержинский, и даже стоящий впереди Бухарин крепко его удерживали. Последний снова приоткрыл рот Марека и вставил ему член. Марек зажмурился, тяжело дыша. Слюни и сопли заливали ему лицо, пока он пытался сосать член Бухарина; казалось, вот-вот и он подавится, задохнётся, но Бухарин резко вытаскивал, давал наглотаться воздуха и снова вставлял. Радек, стоящий в стороне и наблюдающий за движениями Дзержинского, не вытерпел. Тихо заскулив: — Феликс, блять, погоди ты. Радек нервно схватился за стол. Дзержинский отошёл, сплюнул на руку и смазал сначала дырку Марека, потом и задницу с основанием члена Генриха, который двигался, не замедляясь. Радек взобрался на стол и лёг на Марека, стараясь особо не давить на него. Придерживая член рукой, начал вставлять в дырку, которую смазал для него Феликс. Марек под ним тихо заскулил и заплакал, зажмурившись, глотая член Бухарина. Радек улыбнулся, глянув на Бухарина, наклонился и поцеловал шею Марека — туда, где был член. — Дурак, — Бухарин схватил его за волосы и поднял. — Не сильно двигайся в нём, я боюсь, чтобы он мне ничего там не откусил. — Это не от меня зависит, — хрипло ответил на то Радек. — Феликс… Дзержинский шлёпнул Радека по заднице и снова начал вставлять в дырку. С трудом, ибо для двоих она явно была не подготовлена. Марек захныкал, когда Бухарин, пожалев его, вытащил член изо рта; заплакал и тихо завыл. Внизу у него всё горело, ноги, широко раздвинутые, тянули и болели, но свести их никто не позволял. В заднице его двигался член Ягоды, в дырке — Дзержинский и Радек. Один только Бухарин стоял над его головой и дрочил перед самым его лицом, прежде чем снова вставить. Генрих тяжело задышал, резко сжав бёдра Марека (кажется, даже впиваясь ногтями), задвигался чуть медленнее и прошептал на ухо: — Зайчик, я сейчас кончу, я с-сейчас залью твою попочку спермой, ты готов к этому, ты готов, милый? Я… Я сейчас тебя обкончаю, потерпи немного… Генрих говорил прерывисто, дыхание его было горячим и тяжелым, он чуть ли не задыхался, хоть и старался говорить чётко. Утробно застонав, Ягода всё же кончил, хватка его ослабла. — Что-то ты, Гена, сдаёшь, — хохотнул Дзержинский, когда Генрих задвигался, высунул член и крепче обнял Марека. — А как тут не сдать, — хрипло ответил он и заскулил. Из задницы Марека вытекло немного спермы. Следом кончил и Радек, за ним — Дзержинский. Последний, приводя дыхание в норму, всё же тихо спросил: — Кончать хоть можно? Не… это? Марек, сквозь слёзы глянув на Феликса, отрицательно помотал головой, двигая языком и посасывая член. — Ну ты и нашёл время, когда спросить… — Пошёл к чёрту, Генрих. Радек осторожно слез на пол и ухватился за край стола. Ноги его дрожали, будто с непривычки, будто и не занимался он подобным неделю назад. Бухарин кончил последним, вытащив член и подрочив его на лицо Мареку, и когда тот всё слизал, сказал: — Там душевая. Вымойся, или пусть тебе кто-то поможет, и выходи. Завтра ждём на собрании. Он застегнул штаны, залез в карман и достал оттуда значок. Показал его Мареку, которого уже поднимал, придерживая, Ягода. — Он теперь твой. Поздравляю с вступлением в ЦеКа. Товарищ.