Живые слова

Медленно ползет капля растопленного воска по свече. Над ней танцует маленький огонёк, отражающийся в ясных, чистых как родниковая вода, голубых глазах. Хочется спать, но нужно дописать эту главу. Николай сидит над ней уже несколько дней. Последняя глава финального рассказа. И можно будет нести сборник в редакцию. Столько месяцев упорного труда, душевных терзаний, горы испорченной бумаги и сломанных в порыве самоненавистничества перьев. Стоит ли оно того? Для Николая стоит. Эта книга - не просто сборник историй. Это спелые плоды, взращенные в почве тяжелейших душевных мук и попыток разобраться в себе. Это выстраданная книга, это слёзы, пот и кровь, обращенные в слова и заключенные на страницах под твёрдой обложкой. Осталось совсем немного. Нужно лишь дописать концовку, но своевольная Муза, словно обиженная любовница, исчезла, взметнув пышные юбки. Осталось несколько абсолютно чистых листов бумаги и полная опустошенность в душе. Что ж, пожалуй, стоит на сегодня закончить. Писать через силу Гоголь не любит, потому что вымученный текст твёрд и сух, как засохший хлеб. Читать его - давиться. А литература должна дышать и жить, лишь тогда она имеет право на существование. Глаза слипаются от усталости, но Николай еще раз пробегает взглядом по строчкам. Магия слов завораживает, уносит с собой в мир грёз, туда, где может произойти всё что угодно. Увы, но в действительности помимо слов нужно приложить много усилий, чтобы добиться своей цели. В это время в центре Петербурга в своём особняке Яков Петрович Гуро читает перед сном. Это очень давняя привычка, без которой старший следователь Третьего отделения не может уснуть, особенно когда молодость начала клониться к закату. Книга, которую в этот вечер выбирает Яков Петрович, довольно старая, потрепанный корешок её указывает на возраст, но следователя совершенно не смущает столь непрезентабельный вид. Кому, как не ему, знать, что нельзя судить по внешнему виду ни книгу, ни человека. Этот скромный томик, что завладел вниманием Якова Петровича, обычно стоит на полке в большой библиотеке, но еще раньше он находился в доме покойной матери следователя. Это была ее любимая книга, поэтому Яков Петрович взял её с собой при переезде, хотя и не чурается новых книжных новинок. На прикроватном столике возле постели Якова Петровича лежит еще одна книга. Она значительно отличается от своей товарки чистой обложкой, белыми страницами и отчетливым запахом типографской краски. Если открыть её и взглянуть на первую страницу, можно увидеть дарственную надпись: "Название этой книги появилось благодаря Вам. Читая её, Вы будете вспоминать о тех вечерах. С наилучшими пожеланиями от автора. Н.В. Гоголь" И автор действительно оказывается прав: даже только при одном взгляде на эту книгу в пронизывающих чёрных глазах господина следователя появляется что-то, что у других людей обычно называется грустью. Сам же Яков Петрович называет это сентиментальной тоской. И всё же, только эту книгу Гуро берёт с особой осторожностью и привычкой, появившейся у него с того самого дня, как неизвестный оставил эту книгу на пороге его дома. Он всегда проводит рукой по корешку, потом открывает страницу с надписью и несколько минут молча читает её, хотя за несколько месяцев успел выучить наизусть. Но для Яков Петровича этот ритуал неизменен, словно в ином случае книга просто рассыпется у него в руках. Именно в этой книге с дарственной надписью, хранится секрет, который Яков Петрович обнаружил, в первый раз прочитав её от начала до конца. В этом экземпляре на одну страницу больше, и вставлена она в переплёт не издателем, а самим автором. Текст, написанный тонким мелким почерком, для следователя важнее всех остальных страниц, напечатанных на печатном станке. Несмотря на всё, что произошло между нами, я сохраняю в сердце глубокую привязанность к вам. Вы можете вырвать этот лист с корнем и сжечь его, это не имеет значения. Знайте же, что более я никак не буду вмешиваться в вашу жизнь, кроме этого случая, когда вам доставили книгу. Её дальнейшую судьбу решать вам. Помните, что вы за несколько недель подарили мне большое счастье и большое горе. За оба ваших дара я благодарен вам, как и за преподанный вами урок. Николай. Остается неизменным чувство при каждом прочтении. Горечь. Она вспыхивает в душе и оседает на сердце тонким слоем теплого пепла. С каждым разом толщина пепла увеличивается на несколько миллиметров и вскорости Яков Петрович начинает чувствовать груз неискупленной вины. Яков Петрович, как и любой взрослый человек, у которого нет детей, читает книги, не произнося текст вслух. Но очень редко, когда над Петербургом нависают тяжелые свинцовые тучи, а на улицах клубится туман, он садится в кресло возле камина, открывает первую страницу и начинает негромко: "Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии!"* И вот тогда слова, летящие по бумаге легкими осенними листьями, перестают быть просто текстом, они наполняются жизнью и начинают... дышать. Наполненные силой низкого голоса Гуро, слова вспыхивают яркими огоньками, словно светлячки в ночном лесу, переливаются всеми цветами радуги, украшая одним только своим существованием погруженную в полумрак спальню. Но чтение это продолжается недолго. Гуро читает вслух только описания местности и погоды. Едва текст подводит его к героям, как он тут же умолкает и читает дальше уже беззвучно. И дело не в том, что ему нравятся только описания, совсем нет. Просто гораздо легче убирать из комнаты травинки, полевые цветы или даже выпускать на волю перепуганную птицу, чем выпроваживать из дома незваных ошарашенных гостей. Впервые Яков Петрович Гуро узнает о своей особенности наделять жизнью напечатанные слова в юности. Он до сих пор помнит тот чудесный зимний вечер, когда прочитал вслух стихотворение Державина "Ласточка". Короткое, но тем не менее, весьма красочное описание птицы оказалось не только приятным слуху, но и весьма... живым. Перепуганная птица долго мечется из одного угла комнаты в другой, прежде чем Якову Петровичу удается набросить на неё пальто и вынести на улицу. Конечно, поначалу он думает, что это просто совпадение. Но через некоторое время, когда к нему в комнату с криком в комнату вбегает юная девушка, а Гуро как раз читает вслух "Бедную Лизу". Бедняжка оказывается перепугана до смерти, а увидев Якова Петровича, бросается ему в ноги и умоляет спасти ее соседку, бросившуюся в пруд. Анну, так зовут бедняжку, внезапно обретшую плоть и кровь, Гуро, хорошенько подумав, отправляет в деревню, к себе в имение. С того раза он больше не пытается читать вслух около десяти лет. Лишь спустя время, решив проверить, он выбирает отрывок, описывающий пасущихся на лугу коров, выезжает за город и читает вслух. Спустя несколько минут он слышит позади себя одинокое мычание, хотя до этого вокруг Якова Петровича не было ни людей, ни животных. Странное дело, но Яков Петрович довольно быстро свыкается со своей "особенностью". Работа следователем по особым делам наградила его изрядной долей цинизма. И всё же ему приятно осознавать, что он тоже владеет особым даром. И уж куда приятнее оживлять тонкие бумажные страницы, нежели против своей воли сталкиваться с потусторонними сущностями, которые всё время норовят довести до жёлтого дома.