Влюбился, что ли?

И они оба приняли решение, что не возвращаться будет лучше всего. У Сунды была семья: и он был уверен, что Энри справляется с новой жизнью, что началась после последней перезагрузки Фрактала. У Диаса не было ничего: только Сунда. И остаться прошлым для всех, начав свою собственную жизнь, было их общим эгоистичным желанием. Белые волосы Диаса, его хитрый прищур, его всесильный терминал, которого он даже после всего произошедшего держал при себе. Сунда хотел целовать эти коварно изогнутые губы постоянно, но позволял себе это нечасто. Чаще они с Диасом спорили. О том, стоит ли завести питомца, используя возможности системы. О том, что приготовить на ужин. О том, выживет ли мир после отпущенных ему двух столетий или все снова придет к упадку, на этот раз уж точно завершившемуся концом света. У них были темы для бесед, и они говорили, компенсируя то упертое молчание, на которое обрекли себя во время боевых действий. Лидеры разных фронтов одного подразделения, они всегда были соперниками, даже будучи союзниками. И остались соперниками и теперь. Сунда взмывает вверх, и аэростат его вырывается вперед, но Диас, сперва давший ему фору, все же обгоняет в последние секунды полета. Приземляется и смотрит насмешливо, чуть изогнув края губ в улыбке. Сунде снова хочется его целовать, но вместо этого он требует реванша. Диас соглашается и обгоняет снова. И на этот раз смеется. Искренне, радостно: пока Сунда поджимает губы и сверлит его уязвленным взглядом. — И где ты навострился так летать? — Было время: гнался за кем-то. Диас смотрит ему в глаза, и Сунда все же рывком подходит и, зарывшись пальцами в белые кудри, глубоко целует. Диас затянут в красный мундир. Диас смелый, себе на уме, бесшабашный, любимый. Диас прикусывает его губу, и Сунда тихо стонет, потому что невозможно, возмутительно наглый Диас — это его наказание и его вознаграждение одновременно. За весь героизм в войне сопротивления. За все, что было сотворено и разрушено. В голубом небе проплывают перистые облака, светит солнце, ветер колышет траву, перекатывая ее зелеными волнами. Диас тянет его за рукав вниз, и Сунда, сдавшись, прячется с ним вместе в тонких стеблях колосьев. Трава колет обнаженную кожу, от жарких, бесстыдных стонов Диаса вскипает кровь. Что бы ни случилось с миром дальше: научатся люди жить самостоятельно, без поддержки высших сил, или снова создадут себе бога, на их с Диасом век любви хватит. Ведь этот мир живет ради любви, и, значит, все не зря. Сунда скользит ладонью по шее Диаса, нежно гладит его по часто вздымающейся обнаженной груди. — Влюбился, что ли? — повторяет старое подначивание Диас, смотря на него расширившимися от возбуждения зрачками. — Еще чего! — отвергает Сунда и добавляет, приблизившись к губам Диаса. — Я люблю тебя, болван. Диас смеется недолго: Сунда начинает его целовать. — Я тоже… не влюблен в тебя, — продолжает дразнить Диас, когда Сунда его отпускает. Насмешливо фыркает на укоризненный взгляд и признает: — Я тоже тебя люблю. Целуй еще. — Это я тут господин! — возмущается Сунда. И исполняет приказ своего командира.