Сладкое наказание

Темные каменные стены отражают и множат вскрики, возвращают их болезненным гулом. Под сводами темниц эхо дробится, а затем обрушивается невыносимой какофонией вместе с обжигающим плетением хлыста, вырывая тем самым новый крик, и за ним — задыхающийся довольный смех. Вэнь Жохань смотрит на иссеченную спину и прикрывает глаза от удовольствия — в надорванном голосе слышится мольба и дрожь. — И это все, глава Вэнь? Вы же обещали мне самые страшные муки за непослуша… а-ах!!! — Сюэ Ян проглатывает окончание фразы, выгибаясь от нового удара пониже спины. Он обмякает в цепях, виснет на них. Ноги уже не держат, а голые коленки исцарапаны до крови жестким камнем темницы, ведь он опирается на них не в первый раз. Его лопатки, плечи, поясница, бедра, ягодицы и живот покрыты узором тонких точных рассечений и набухших в них каплях крови, которая медленно соскальзывает, оставляя кружево алого узора. Вэнь Жохань бьет точно, хлыст рассекает кожу, выпускает кровь, или не касается подвешенного тела вообще. Щелчков у уха было уже столько, что Сюэ Ян почти перестал дергаться. Почти. Потому что каждый раз, когда воздух со свистом рассекает смоченная в соленой воде плетеная кожа, уже окрашенная его кровью, он не знает, коснется ли она его тела, причиняя боль, или обнимет, обхватив поперек груди, вынуждая затаить дыхание. Вэнь Жохань умело обращается с этим оружием - и развлекается, слушая учащенное дыхание. Он не торопится. Эта игрушка вовсе не бесполезна - лучше многих. Сюэ Ян сильнее, крепче, безумнее. Он опьяняюще хорош. Юное тело изгибается, содрогается в приступах смеха и крика, с красивых узких губ слетают насмешки и издевательства, но Вэнь Жохань не затыкает ему рот. За каждую колкую фразу мальчишка платит криком. Главе Вэнь нравится все это. Он не преследует цели наказать юношу, хотя все это и названо "наказанием". Не пытается его проучить. Он знает, что это совершенно бесполезно. И потому, как бы ни были сильны удары, как бы покорно не раскрывала белая кожа упругие мышцы, сверкающие рубиновыми каплями крови, ни одна кость не ломается в юном теле. Вэнь Жоханю ничего не стоит перебить мальчишке позвоночник, и все же, все же… лишь сладкий жар согревает его руки, когда он томительно медленно размазывает капли крови по иссеченной спине. — У тебя был приказ, и ты его нарушил, — кнутовище упирается в губы. Сюэ Ян, ни секунды не задумываясь, обхватывает рукоять хлыста губами, облизывая, закрывая глаза и дрожа уже не только от холода. Обнаженное тело не имеет возможности скрыть свое возбуждение. Вэнь Жохань очень хорошо умеет управлять хлыстом. Не раз и не два самый кончик плети охаживал ягодицы, внутреннюю сторону бедер, незащищенные бока, даже шею - самые чувствительные места, вырывая совсем не болезненные стоны. Сюэ Ян под его руками изгибался до невозможного предела, раскрывался, откидывая волосы за спину, пачкая тяжелые неровно остриженные пряди в своей крови. Ему, конечно, не нравятся ледяные края его оков, врезающиеся в запястья, не нравятся жалящие удары. Но нега от пальцев, ласкающих разгоряченное тело, перекрывала все недостатки этого наказания. — Вы провоцируете меня и дальше нарушать приказы? — Вэнь Жохань смотрит, как влажный язык скользит по стальному шару, завершающему рукоять. — Ты можешь попробовать. Ноги — шире, — коротко отвечает истязатель, и Сюэ Ян дрожит, не в силах противиться властному голосу, расставляет ноги, прогибается, подаваясь вперед и пропуская кнутовище едва не в горло. У него явно талант. Он бы, конечно, хотел не так. Не в подвале и вряд ли с Вэнь Жоханем. Хотел бы, быть может, на шелках своей постели, с нежной девушкой. От этих мыслей глава Вэнь смеется — и, убрав от его рта рукоять, пристраивает ее между напряженных ягодиц. В черных с алой искрой глазах не видно страха. Бесконечное упрямство, смех, возбуждение, злость — что угодно, но не страх. Это лишний раз доказывает, что перед ним не бесхребетная тряпка. Это упрямство пьянит, и жар в его груди становится всепоглощающим. Сюэ Ян стонет и обещает нарушить еще сотню приказов. Насаживается на рукоять сам, зло просит еще, больше, вцепляясь в цепи, и толстый черный металл гнется под его пальцами. Он сотрясается от жестких толчков, закатывает глаза, выгибаясь, когда его тянут за волосы назад, кусает губы, что затыкают его рот, сосет язык Вэнь Жоханя, чувствует набухающие на бедрах ожоги от властных пальцев. В подземелье теперь жарко, и юный заклинатель задыхается и теряет сознание, заляпав перламутровым семенем черную кладку пола. Вэнь Жохань убрал цепи и подхватил Сюэ Яна на руки. Небрежно накинул на него снятое ранее ханьфу и забрал заклинателя в свои покои. Сквозняк приятно холодил измученную спину. Сюэ Ян смотрел на закутанную в алый шелк фигуру Владыки бессмертного, сидящего неподвижно в позе для медитации. Темный заклинатель мог бы убить его — совсем рядом у постели его вещи, и среди них — несколько кинжалов. Прикрыв глаза, он представил, как легко войдет лезвие в горло, пробивая трахею, войдет между позвонков, и легким поворотом запястья он навсегда избавит мир от главы Вэнь. Он открывает глаза и смотрит на сильное крепкое тело, на черный шелк волос, который серебрит лунный свет. И понимает отчетливо, что стоит ему хоть коснуться рукояти кинжала — и в то же мгновение закончится его жизнь. От этого становится так сладко, что он не выдерживает, ерзает, опуская руку к паху, сжимает свой член у основания, неторопливо лаская, а край одеяла закусывает. Ему больно и хорошо одновременно, собственное тело непослушное, слабое, и это слишком приятно. Он слышит смешок — конечно, глава Вэнь прекрасно понимает, что означает шуршание в его постели. Пожалуй, Сюэ Ян выполнит свое обещание — он обязательно нарушит еще сотню приказов Вэнь Жоханя. Ради пылающих страстью алых глаз.