— Ну уж нет! День Рождения без вечеринки — не День Рождения! — Цзинъи мучал его уже неделю. Именно неделю назад Лань Юань сказал, что не хочет устраивать вечеринку в честь своего двадцатилетия.
И теперь Цзинъи не оставлял его в покое, вот уже неделю ноя и гундя о том, что молодость бывает один раз в жизни и они скоро станут старперами, чтобы так очевидно кутить, танцуя пьяными на столе.
После того, как Лань Цзинъи упомянул о пьяных танцах на столе, Лань Юань не разговаривал с ним дня три. Вспоминать о том, как их, полуголых и пьяных в щи, подбадривала толпа, забрасывая комплиментами роскошную гриву Сычжуя НЕ ХОТЕЛОСЬ. Чертов Цзинъи.
— Ладно-ладно-ладно, — он сдался спустя всего неделю?
Чувствуя себя идиотом, Лань Сычжуй молча прошел мимо застывшего друга, останавливаясь уже лишь перед аудиторией. Метров десять спустя.
А Цзинъи, который никак не мог отойти от культурного шока, так и стоял посреди длинного коридора универа, как брошенный на произвол судьбы кошак.
— Не стой столбом, нас линчуют за опоздание, — Цзинъи на этот окрик тряхнул головой, не веря тому, что Лань Юань сдал позиции. Обычно, если тот что-то вбил себе в голову, Цзинъи мог нудеть годами — ничего бы не изменилось. А тут сдался.
— И где будем?..
— В Нирване.— О спокойствии Лань Юаня слагали легенды. Приемный отпрыск одного из преподавателей, он был добрым и открытым с самого детства. У Лань Ванцзи, воспитанного в невообразимой строгости, явно был пример того, «как воспитывать детей нельзя».
А для Цзинъи же всё встало на свои места. Ну да, конечно, где ещё кроме Нирваны…
Был у Сычжуя один маленький секрет. Хотя… А можно почти метр восемьдесят пять роста и почти сотню кило веса назвать «маленьким»?
Пристань Лотоса выступала в этом клубе вживую несколько раз в неделю. И их солист был главной жопоболью Цзинъи, которому приходилось периодически спускать побратима с небес на землю, заставляя подтирать «капающие» слюни.
— Ну… Я не удивлен. Только напиваться ты не будешь, славный положительный мальчик. Не хочу потом искать тебя по всему клубу часами…
На то, как покраснели у Лань Юаня уши Цзинъи внимания не обратил…
***
Когда они пришли в Нирвану впервые Сычжую и Цзинъи едва исполнилось восемнадцать. Видит бог, Лань Юань до сих пор не знает где Цзинъи достал им поддельные документы для того, чтобы попасть сюда. Один из крутейших гей-клубов города принял их с распростертыми объятиями: утонченного, невысокого Лань Юаня и больше похожего на небольшой шкафчик рослого Цзинъи.
Первый поход по злачным местам оставался в голове Лань Сычжуя урывками ровно до того момента, пока он не почувствовал сильные руки на бедрах и прижимающееся со спины тело в куча-мале на танцполе. Обычно не принимающий подобные обхаживания Лань Юань почему-то сам прижался к чужой груди, не теряя при этом ритма.
Позже он это объяснит животным магнетизмом, но тогда, в затуманенный алкоголем мозг, это слово приходить отказывалось. Ооо, нет. Они не закончили вечер в кабинке туалета или номере гостиницы, нет. Кроме пары засосов в основании шеи, бешено колотящегося сердца, стоящего колом члена и одного глубокого поцелуя между ними так ничего и не случилось. Хотя тогда, Лань Юань впервые подумал о том, что не против подобных вещей.
Это был парень его мечты. Выше на голову, широкий в плечах и сексуальный до одури. С силой проходившийся ладонями по бокам и нежно касающийся губами заалевшей скулы. Сычжуй не смог бы описать свои ощущения ни тогда, под градусом, ни после — несколько ночей спустя вспоминая все ощущения.
Но день, когда они познакомились можно считать днём траура.
Цзян Чэн был также красив в обычном освещении, как и под софитами, цветомузыкой и прочими атрибутами адской клубной вакханалии. Солист Пристани Лотоса, он обладал глубоким, пробирающим до костей баритоном. Вот только несмотря на то, что выглядел Цзян Чэн сильно моложе, Сычжуй видел в уголках глаз сеточку морщин. Неглубоких, нет… Но… Цзян Ваньинь даже не стал разговаривать, когда понял кто он. Принял восхищение его голосом, репертуаром, Пристанью Лотоса в целом, но когда Лань Юань попытался заговорить о том, что он ему нравится… Просто развернулся и ушел. Цзян Чэн узнал его. Сычжую сказали об этом уже сильно позже. А ещё он узнал, что ему, Лань Сычжую, всего восемнадцать.
Больше их в Нирвану не пускали. Мол, давайте вы станете совершеннолетними, а мы подумаем.
И вот теперь, стоя перед секьюрити Нирваны, Лань Юань показывал свой настоящий ID и готов был показать язык. Сегодня ему исполнилось двадцать. И он абсолютно уверен в своей сногсшибательности. Цзинъи достал свой, копируя ухмылку лучшего друга. Ему-то двадцать стукнуло больше месяца назад.
Он терпеливо ждал чертовых два года. Не навязывался. Не пытался что-то доказать. Лишь ходил на концерты Пристани Лотоса, чья популярность набирала немыслимые обороты, но они всё равно раз в неделю устраивали уютные посиделки в Нирване. Это их «база». Их обитель. И всегда приносил что-то из ряда вон. Один раз заказал шарики с символикой Пристани — он был обижен и хотел побесить Цзян Чэна. Полсотни шариков с лотосами в фирменных цветах Пристани. В следующем сольнике же тот исполнял песню с говорящим названием: «я похож на воздушный шар».
***
— Тот мальчик. Он сегодня придёт да? — весело насвистывая, Вэй Ин помогает Вэнь Нину собрать волосы во что-нибудь более-менее приличное.
— Какой? — Цзян Ваньинь привычно собирает волосы в шишку, оставляя лишь челку и скурпулезно поправляет складки на рукаве любимой рубашки.
— Цзян Чэн! Не смей шутить надо мной! Ты весь график концертов перекроил чтобы выступить сегодня в Нирване! — Вэй Ин притворно ругает брата, оскорбленный до глубины души. — Может ты уже перестанешь делать вид, что слеп и глух от рождения и просто позовешь человека на свидание?
— Вэй. У. Сянь! — этот крик едва ли не фирменная плюшка Пристани. Они ругаются постоянно. Пусть и не всерьез, но в этот раз Вэй Ин прав. Он старше. У него должны быть яйца, чтобы сказать в глаза мальчишке, который никак не отпустит свою влюбленность в него, что ничего между ними быть не может.
— Пошли А-Нин. А этот бессердечный, жестокий мудак пусть сам красится, — «А-Нин» утекает за дверь первым. — К тому же там где-то в зале сегодня будет сидеть Лань Чжань. Не знаю почему он согласился прийти, но на то, как он будет выглядеть в толпе я хочу посмотреть. В конце концов мой дорогой Лань Чжань согласился прийти посмотреть на нас в клубе!
С гиканьем Вэй Ин превращает идеальную прическу брата в кашу и даёт стрекача, оставляя того наедине с шухером вместо шишки.
***
Сталкиваясь в ВИП-зоне с Лань Ванцзи, Цзинъи икнул, напрочь забывая о том, что он больше не маленький. А Сычжуй просто нырнул к отцу под бок. Он знал, что тот придет. И рассказал о своих чувствах к другому мужчине, сильно старше к тому же, ещё в прошлом году.
Именно Ванцзи сказал, что Цзян Чэн младше него на год-полтора. И раз палок в колесах или осуждения не предвиделось, Лань Юань собирался добиться своего: ответа. Просто признаться и просто пойти дальше. Даже если на его чувства не ответят… Ставить точку в этом было просто необходимо.
Странным было то, что ВИП-зона была пуста весь концерт, но Сычжуй не придал этому значения. Наверняка отец постарался. Он не любил дискомфорт и других людей.
Цзян Чэн появился на сцене с распущенными волосами. Впервые за все годы своих выступлений. Поэтому Лань Юань просто наслаждался переливом лиловых софитов на гладких смоляных прядях. И того, что они пели сегодня с Вэй Усянем, не было ни в одном альбоме. Непривычная для тяжелой Пристани лирика и…
Уже после концерта Сычжуй с мрачной решимостью шел в сторону гримерки, словно на эшафот. И почти достиг своей цели, когда его рывком утащили на последнем повороте в другую сторону. Сильные мозолистые пальцы нежно касались запястья, самыми кончиками, заглаживая вину за возможные синяки.
— … Мне тридцать шесть, — без предисловий. Строго по делу и сути.
— Я знаю. А мне двадцать, — утыкаясь носом в чужую грудь, Сычжуй впервые за последние два года чувствовал себя без прикрас великолепно.
— Я знаю.
И если чувство безопасности и безграничной нежности к этому человеку не любовь, тогда что есть любовь? Искрило между ними всегда. С той самой встречи на танцполе Нирваны. Но сейчас…
— Мой брат спит с твоим отцом. И пообещал оторвать мне голову, если я тебя обижу.
Лань Юань удивленно поднял голову. Подождите-ка…
— И твоя задница в моих руках всё ещё, в общем-то, ощущается ничего так, — Цзян Чэн ухмыльнулся закатывающему глаза Сычжую и сжал пальцы чуть сильнее. — Прости. Мне просто нужно было смириться с тем, что я старый извращенец. И у меня стоит на детей.
Лань Сычжуй коротко фыркнул, притираясь пахом к чужому бедру. Они ещё поговорят о том, что его считают ребенком из-за всего лишь шестнадцати лет разницы. Но контрольный в голову он сделать просто обязан.
— Ваш клавишник в отношениях с дядей моего отца. Уже лет пять или семь точно. А Лань Цижэню, на минуточку, почти шестьдесят. Что ты знаешь о разнице в возрасте?
Ухмыляясь тому, что эффект неожиданности достигнут, Лань Юань наконец сделал то, что не смог сделать тогда: нежно прошелся губами от кадыка до самой скулы, чувствуя как дрожит от нетерпения струна внутри. Та, что люди зовут душой.
У них будет о-о-очень много времени, чтобы побороть собственные предрассудки, но именно сейчас у Лань Сычжуя абсолютно точно другие планы…
Хорошая вышла вечеринка.
***
— Думаешь это нормально, что мы молчали? Может надо было раньше?.. Лань Чжань, а если…
— Вэй Ин.
— М? А, точно. Это не в твоём стиле. Я понял.
Лань Чжань не любит говорить об этом, но он беспокоится за Лань Юаня. Сильно беспокоится. Но смех, который слышен даже в гримерке, успокаивает. У А-Юаня всё будет хорошо. А то, что Вэй Ин больше года третировал Цзян Чэна, чтобы тот наконец нашел у себя яйца и подкатил к его сыну… Что ж, Лань Чжань просто слишком много знает о том, как воспитывать детей нельзя.