грани

Стинг умирает долго и до одури некрасиво, пока бесконечно повторяющийся день наконец распадается на минуты. Палёные лучи солнца вспыхивают на обратной стороне век. Пространство вокруг них наполнено запахом крови, она ещё не засыхает — заскорузло сковывать ткань будет потом, десятки минут и часов спустя. Пока же острые грани лакримы режут пальцы, и в ещё живых глазах Стинга таится отблеск дня, и Стинг улыбается сквозь хрип и через боль и выглядит так, будто прощает заранее и за все, и понимает, зачем, и — — в мгновениях слишком много «и», одно цепляется за другое, Роуг давится вдохом, но сожаления не распирают изнутри, лёгкие не выскабливают. Роуг тянет руку резко. Сквозь хруст, не тратя попусту времени — чем быстрее на его ладони засверкает обрамлённая в кристаллическую структуру магическая сила, тем быстрее завершится всё. -- Стинг сжимает челюсть чуть сильнее, когда перетягивает так и не затянувшуюся до конца рану. — Можем идти, — говорит он. Роуг давно перестаёт считать истоптанные мили и количество прохудившихся ботинок. Куда ни иди, везде одно и то же: изничтоженные до основания города, обуглившиеся камни. Тишина звенит в ушах и денно, и нощно. До изнеможения. У Стинга есть план, о котором он говорит с неподдельным оптимизмом. Сначала надо добраться до Фрезии. — Путь неблизкий, особенно сейчас, но что поделать, — самозабвенно твердит Стинг. — Там, говорят, видели госпожу в последний раз. Примерно с месяц назад, до того как завертелось и началось; дни проносятся бессчётно, день, ночь перепоясаны непрекращающимся кошмаром. Песок забивается в ботинки, на них налипает грязь. «Это бесцельный путь», — думает Роуг. Кто же будет месяц сидеть на месте, особенно сейчас . Госпожа наверняка покинула городок, затерянный на замшелой карте изничтоженной ныне страны. Стинг пожимает плечами, смеётся. Он — прежний неунывающий дурак. Ведёт себя, как ребёнок, сколько бы лет ни прошло. Сколько бы смертей ни произошло. — Сначала доберёмся до Фрезии, — отвечает Стинг на все невысказанные вопросы. Тишина трескается, ползёт изломами. Мёртвая тишина на мили вокруг, выжженая земля. Он бледнеет с каждым днём. — Там посмотрим. В любом случае, Фрезия — всё, что у нас есть. Твердит, как одержимый: Фрезия, Фрезия, Фрезия. Нам нужно найти сначала госпожу, потом всех остальных. По одиночке нас перебьют быстрее, чем мы успеем вдохнуть. А потом внезапно улыбается, будто ничего не произошло. Ну же, Роуг, поднажми! Давай наперегонки до следующего бархана! В его глазах столько света и тепла, что Роуг сначала теряется; потом — злится. Их путь бесцелен и бесконечен. Спина Стинга маячит перед глазами, и она единственным якорем худо-бедно сковывает мысли изнутри черепной коробки. В давшем месяц назад крен мире жарко и практически невозможно дышать. Они существуют в неизвестной системе координат. Стинг умирает с каждым днём, — только не понимает этого сам. Перетягивает раны, пытается шутить. Роуг перестаёт ему отвечать. Их лакримы стучат на разной частоте. -- Рёв; всё тогда изменил рёв. Посыпалась штукатурка, затряслись стены. Стинг от неожиданности упал со стремянки. Ревело, грохотало, падало. Роуг пытался удержаться на ногах. Перешёптывались: что случилось? Что случилось? Что случилось? — громче и громче, слова падали в наступившую тишину, взрывали как пушечные ядра водную гладь. — Да чёрт его знает, — отмахнулся Стинг. После рёва не было тишины — лишь шум и многоголосье, кто-то настороженно посмеялся, как над неудачной шуткой. Сбоку донеслось: опять волшебники начудили. Потом напряжение утонуло в смехе, не успев родиться. Потом вновь накрыло: тьмой. -- Они останавливаются на ночь в полуразрушенном выстылом доме; сквозь провалы в крыше зияют звёзды. Их Роуг пытался считать поначалу: выискивал знакомые созвездия, перебирал на пальцах. Думал о заклинателях духов. Один, два, три. Пытался заснуть. Юкино в последний раз отправилась в Совет с бумагами. Четыре, пять, шесть. Она связалась с ними спустя три часа после прибытия. Её миниатюрная голографическая копия неловко хлопала длинными ресницами. Говорила: «Скоро будут подходить заседания по реорганизации работы гильдий, поэтому и требуют всю документацию». Лектор медленно и важно вышагивал по краю стола. Лектор — не Фрош, и мысль уже не резала болью, привычная, обыденная, сколько лет прошло, что за неё цепляться-то? — Вау, — выдыхает Стинг, тыча пальцем в небо. — Раньше их столько не было видно, да? Это, вроде, Змееносец? Потом Роуг перестаёт считать и их. Запад путается с севером, стрелки компасов сбиваются с магнитных полюсов. Он долго ворочается, дышит размеренно. Всё, что они делают — идут, ищут кого-то — бесполезно. Бесполезно в этой бесконечно выжженной пустыне. Уж не сами ли познали. -- Тьма пульсировала: бирюзовыми всполохами пламени, пылала, обжигала; до Роуга долетало приглушённое, растянутое: «Ложись!» — набат, набат; в бок врезалось, повалило. Остро пахло палёным мясом, горелым деревом, запах был всюду, гарь въедалась в волосы, забивалась под ногти, в складки одежды. От неё было не спастись. -- — Надо искать, — твердит Стинг. — Хоть что-то делать. Он слабеет день ото дня, колдует меньше, бережётся — Роуг на это обращает внимание не сразу. Стинг морщится от боли, упрямо прётся вперёд — как баран. Его магия пульсирует: лакрима вспыхивает на мгновение, просвечивает вены и артерии изнутри. Это происходит всего несколько раз, но Роуг настраивается, присматривается и — начинает замечать. Свет магии Стинга переменен, он угасает вместе с ним же. Фатальная потеря для них, и так потерянных и бессильных. Если бы можно было сохранить силу, если бы можно было вразумить Стинга не продолжать — Роуг не спит; в предрассветный час он по пальцам перебирает все варианты развития событий. -- Потом была череда мелких стычек: с обезумевшими людьми, с невесть откуда повылезавшими монстрами. Раны, нестабильный фон эфирных частиц. Кривая диаграмма на плоскости существования. В первые дни было особенно тяжело: непонимание ухало кровью, заполошным пульсом, било обухом топора. «Что делать?», «Что делать?», «Что делать?» — завывала роугова тень, и впервые за столько лет он не смел наступить ей на горло. -- Каждое заклинание как на вес золота: лишь бы не утратить силу — молитвой между быстрым марш-броском от одного уничтоженного селения до другого. Разочарование с прогорклым привкусом. Шёпот Тени преследует: шелестением заползает, когтит. «Что если бы силой обладать большей? И применить её во благо — мира всего? Стинг всё равно гаснет с каждым днём?». Жарко; тяжело дышать. -- На самом деле, рука чуть немеет и дрожит, когда на кончиках пальцев формируется тень. Они так и не доходят до Фрезии. Стинг вдыхает коротко, коротко хрипит. Падает — после. -- В кратких, получасовых снах нет ничего, кроме Акнологии, вновь раздирающего мир на лоскуты.