«Чтобы проникнуть в чью-то душу, нужно вооружиться до зубов». Поль Валери
Лиара довольно быстро усвоила: одними угрозами не обойтись, если кто-нибудь вдруг решит, что предпочел бы не платить за ее услуги. Решит вместо этого сбежать за пределы системы или просто-напросто запрется у себя в квартире и захлопнет дверь перед ее носом. Изменит цифровой адрес своего омни-тула. Или просто-напросто отмахнется от напоминания об оплате, иногда еще и рассмеявшись в ответ. Похоже, она слишком уж долго полагалась на обаяние Шепард и ее умение доброжелательно припугнуть ради достижения цели. Теперь она была сама по себе, в точности как в то время, когда впервые покинула усадьбу матери: перепуганная и неловкая, едва способная сама постирать свои вещи в университетской прачечной. Принявшая решение оставаться в четырех стенах и учиться, пока другие азари гуляли, пили, развлекались и общались между собой. И всё же, как бы весело это ни было — выбить чью-нибудь дверь, помахать пистолетом перед самыми глазами и потребовать сообщить, куда подевались ее деньги, — Лиара знала, что ей стоит пойти другим путем. Для начала, те, кто внутри, иногда бывали вооружены, и ей не хотелось бы погибнуть при таком стечении обстоятельств. Иногда, под тяжестью чернейших мгновений, она жалела, что не погибла вместе с Шепард, когда коммандер задохнулась в черноте вакуума; но в ней было слишком много упрямой гордости, чтобы покорно принять поражение. Гордость — это всё, что у нее оставалось, когда другие дети дразнили ее за чистокровное происхождение, когда среди азари шептались насчет «заносчивой дочки прославленного матриарха», когда Университет отказал ей в контракте, когда она, наконец, вырвалась из зоны досягаемости Бенезии и перестала отвечать на материнские письма, когда она изо всех сил боролась за то, чтобы ее научные выкладки принимали всерьез. Когда она потеряла то единственное, что значило для нее больше всего на свете, а затем отдала этого человека прочь и отчаянно старалась отыскать себе цель теперь, после того, как ее жизнь вновь превратилась в осколки. Самомнение и гордыня — вот что толкнуло ее попробовать себя перед зеркалом в тот, первый раз. Попробовать нужные слова и попытаться выглядеть угрожающе. Это не сработало. Что бы Лиара ни пыталась изобразить на лице, ей не сравниться было с Бенезией в ее полном блеске. Возможно, что-нибудь из этого и выйдет, когда она достигнет возраста матроны, но сейчас любая ее гневная мимика выглядела скорее капризной, а глаза при этом казались такими же бессмысленными, как у ребенка. Метки на лице, под глазами, ничуть не помогали делу. Как показало время, проведенное на «Нормандии», люди, заприметив их, мечтательно улыбались: «Это похоже на веснушки, которые бывают у нашего вида». Но тогда она не особенно задумывалась об этом — слишком уж ей нравилось видеть широкую улыбку Шепард. Разве что долгие, немигающие взгляды оказались способны вызывать гнев. Но ее круглые глаза и пухлое лицо оставались теми же. Как и нос пуговкой. Она в девятисотый уже раз спросила себя: кем была ее «отец» и как выглядела? Закалять мужество, ожидая за дверью, в другом коридоре другой квартиры; узнавать разницу между тем, каково противостоять кому-нибудь в экстранете — или лицом к лицу. Чувствовать спиной дуло пистолета — почти приятной беспокойной щекоткой в нервных окончаниях. Повторять про себя, нервно потирая руки и в сотый раз стуча в дверь: «Не испытывай меня. Твоей семье даже не останется ничего, что можно похоронить». Чтобы оказаться внутри — и едва не снести себе голову; только биотический щит спас ее, когда она запаниковала. Вдобавок, жилища бывали самыми разными: от громадных апартаментов, казавшихся почти бесконечными, до гнетущих районов, куда почти никто не заглядывал. Иногда дома оказывались дети — и их маленькие лица обвиняюще смотрели на нее с верхних ступеней лестниц или с диванов, пока их родители переругивались между собой, кричали на Лиару или пытались торговаться и умолять. Как-то раз она даже вынуждена была нянчиться с ребенком, пока ждала, когда вернутся его родители. Глаза малыша напоминали глаза коммандера, и это будило вину. Ей встречались пары, которые, казалось, ненавидели друг друга и спорили до хрипоты, пока Лиара пыталась разнять их. И пары, которые защищали друг друга. Здесь, на Иллиуме, всегда находились те, кто готов продать и себя, и других. А иногда от нее просто убегали через заднюю дверь или выпрыгивали в окно, и Лиара терпеть не могла такие погони. Ее раздражала их мелодраматичность, и к тому же всякий раз она представляла на своем месте Шепард: как та преследует цель, огибая контейнеры и перемахивая через заборы, — воплощенные сила и красота. Вспоминая это, сама она просто использовала биотику, чтобы подбросить беглеца в воздух. После того, как ей удалось сбежать от стаи варренов — кредитный чип у нее в руке в этот момент казался абсолютно бессмысленной штукой, — Лиара осознала: пришло, наконец, время поискать чьей-либо помощи. Не приспешников, не кого-то, кто будет знать слишком много — просто-напросто мускулы. Кого-то, кому знакомо слово «самообладание», кто будет держать себя в руках, а не использовать в итоге пистолет в качестве тяжелого тупого предмета и терять рассудок, бросаясь в бессловесный кровавый натиск, яростно пинаясь и разбивая головы (в том числе свою собственную). Биотика бывала забыта, пока она вымещала гнев на очередном несчастном дураке. Она так никого и не убила, но эти увечья служили жестоким уроком другим — вот только она лично больше не хотела принимать в этом активное участие. В конечном счете, никому от этого не было пользы. И она могла представить себе выражения на лицах друзей, если бы они видели ее в такие моменты, — только Рекс бы и позабавился. Остальные побледнели бы, пораженные тем, как она изменилась. И Шепард, Шепард бы... Это не имело значения. Она лишилась всего, что у нее было раньше: прежде, чем она поселилась на Иллиуме. Ее мозоли смягчились, и она больше уже не мечтала о находке, которая принесет ей уважение среди коллег-ученых. Больше не думала о публикациях, едва ли даже просматривала в экстранете что-то на эту тему. Не думала о протеанах, даже продолжая собирать различные артефакты. Больше не жалела о том, что лишилась профессорской должности. Лишилась мягкости, жалости и милосердия, глядя, как худшие представители разумной жизни пресмыкаются перед ней и предлагают собственных же детей в качестве уплаты долга. Лиара прикладывала антисептик к свежим ранам и незаметно прикидывала: не воспользоваться ли услугами наемников. От неловкости перед нанятыми работниками она вскорости избавится, наверняка. Не было никакого смысла самой марать руки о каждую деталь этой операции. Она уже пожертвовала достаточно многим, просто будучи здесь, на Иллиуме, и начиная свой «бизнес» — если это можно было так назвать.***
Всё это нужно преодолеть, напомнила себе Лиара, ныряя глубже в ванну — ей вполне буквально нужно было отмыться после последней работы. Жертвенность и терпение. Останавливаться для размышлений только тогда, когда на это есть лишнее время. Не колебаться. Быть такой же уверенной и сильной, как Шепард. Шепард рассмеялась бы, увидев ее здесь — в этой ванне с пузырьками, которую она купила по случайной прихоти. Лиара могла представить, как Шепард зачерпнула бы горсть этих пузырьков — задев, может быть, голубое бедро или колено, — и сдула бы их ей в лицо, чтобы поддразнить или развеселить. Она почти видела эту усмешку и эти глаза, этот наклон головы, даже блеск брони — всё, чего не было здесь, всё, что заставляло ее вздрагивать в пустой ванной комнате. В одиночестве. Погрузившись в свои мысли, она запускает руку между ног, вспоминая улыбку Шепард, длинные пальцы, линию мозолей, похожих на ее собственные. Приподнятые уголки губ — губ, которые Лиара знала лучше, чем свои собственные. Дух, которого она коснулась, с которым соединилась — пусть и так мимолетно; протеанский отпечаток в разуме Шепард — и дальше, за пределы видений маяка, воспоминания, не принадлежащие ни древней расе, ни Лиаре. Кровь на траве, умирающие деревья под желтым солнцем, смеющиеся зеленые глаза. Линии перекрестного огня, едкий запах, туго сжатые пружины в мышцах — готовность бежать или нападать; и страх — оказывается, даже Шепард испытывает страх подо всем своим спокойствием. Разделенная близость, о которой не знала и сама Шепард, а Лиара не могла ничего сказать — ни коммандеру, ни кому-то еще. Она вспоминала грязь планеты, на которой никогда не была, лежа в полной воды ванне в мире, заселенном всего одним поколением азари — юным и свежим, но уже пораженными болезнью. Думала о воде, из которой вышел ее вид и к которой они были так привязаны, — и о траве; ведь люди произошли от приматов, спустившихся к земле и потерявших хвосты. Все это расстояние между их видами, которое так волновало Лиару прежде. Теперь она могла восхищаться различиями. Порой Лиара замечала в отражениях, проходя мимо, как они с Шепард выглядели рядом — несуразными, несочетающимися. Во всяком случае, для кого-то, кто был способен к беспристрастным сравнениям. Совершенство, думала она. У совершенства оказались острые зубы и волосы вместо гребней на черепе. Теперь она была одна, на незнакомой планете, которая никогда не станет ее собственной, как бы Лиара ни пыталась удержать ее в своей хватке. Вдыхая здешний воздух и чувствуя отвращение. Сколько раз уже она вспоминала тело Шепард, теребя пальцами чувствительный узелок нервов — что так редко делала прежде, — с любовью думая о веснушках — не на своем лице. Там, на «Нормандии», она получила возможность стать той личностью, которой была сейчас. Да, она всё еще слишком нервничала, была слишком любопытна, не всегда понимала шутки — но она училась. Училась тому, что галактика не ограничивается древними цивилизациями. Училась понимать саму себя: что вело ее, чего она хотела... И как было не думать о том, чего она хотела сейчас. Чтобы рядом была та, кто сможет целовать ее там, между ног, скользнуть пальцами внутрь, смотреть на нее — или вытащить из ванны, беспечно расплескав повсюду воду, и трахать, пока она не забудет, где находится и что произошло прежде. «Я на Иллиуме, ласкаю себя, и я влюблена в мертвого человека. До сих пор влюблена. Завтра. Завтра я найму помощников. Шепард вернется. Скоро всё это закончится». На этот раз ее оргазм был не таким безрадостным, как обычно, не просто физиологической разрядкой, и от этого стало немного легче.***
Наемники, которых нашла Лиара, были опытными — в полную противоположность ей самой. Относительно верные. Не горячие головы — иначе не дожили бы до своего возраста. Они назначили встречу в заброшенном магазине, откуда давно уже вычистили всё ценное. Воображение Лиары без труда позволило ей представить, как кровь брызгала на стены разноцветными потеками. Батарианцы, наверняка бывшие «Синие светила». Их лица были отмечены татуировками, у многих не хватало одного или двух глаз, а шрамы варьировались от тонких, почти хирургических, разрезов до следов взрыва гранаты на самом краю радиуса поражения. Кроганы, все до единого напоминавшие Лиаре Рекса, но без малейшего намека на ту надежность, что позволила старому наемнику стать ее другом. Одноглазый саларианец с неожиданно успокаивающим хриплым голосом, похожим на скрежет песка. Между всеми ними висело хрупкое равновесие. — Мне нужны лучшие. Темно-зеленые глаза, которые явно видели слишком многое. — Они перед тобой. В тот день никого не убили, и Лиара решила, что это неплохое начало для профессиональных отношений. Вот только ей всё еще не хватало настоящего помощника. Не для того, чтобы делать заметки и назначать встречи, — ей нужен был кто-то, кто мог бы работать под прикрытием и помогать в подкупе чиновников, кто присматривал бы за другими агентами, кто не боялся бы запачкать руки вместе с Лиарой. Ее собственный «СПЕКТР». После удачного задания она снова встретилась с наемниками — кроганом, саларианцем и старшим из батарианцев. По столу скользнула карточка. — Кредиты. Она протянула карточки им троим. — Ваша плата. Короткая пауза. — Хорошо. Если можно спросить — почему мы встречаемся в торговом центре? К тому времени Лиара поумнела достаточно, чтобы встретиться с ними в относительно людном месте, где было меньше вероятности попытаться убить друг друга или обнаружить поблизости свежий труп. — Я наняла вас не для того, чтобы вы задавали вопросы. Свяжусь с вами перед следующим заданием. Она удалилась, надеясь, что выглядела спокойной и слегка загадочной. Ей хотелось бы иметь больше возможностей действовать через омни-тулы и терминалы — печатать угрозы было куда легче, чем говорить их вслух. Она старалась не смотреть на окружающих и в то же время не опускать взгляд, замечая других азари — иногда со спутниками, иногда излучавших готовность к знакомствам или, напротив, наличие партнера дома. Радость и удовлетворение нельзя было не заметить. Лиара чувствовала растущую пропасть между ней и другими — то расстояние, что было всегда, с тех пор, как она была маленькой и предпочитала проводить время в своей комнате за чтением. Конечно, знала она, здесь были люди со своими собственными секретами, с ложью, сомнениями и страхами. Она училась лучше понимать, что может скрываться под улыбками. Она выскользнула через боковую дверь после того, как провела слишком много времени перед магазинами с одеждой, представляя Шепард в разных нарядах. А потом — представляя коммандера в руках «Цербера», выставленную, точно манекен. И именно этот образ преследовал ее вместо улыбающейся Шепард, одетой в модные джинсы, вместо образов того, как эти джинсы соскользнули бы по стройным бедрам под взглядом Лиары, оставляя только обтягивающую рубашку и еще кое-какие предметы одежды из другого магазина, от мыслей о которых она засмущалась, словно ей снова было тридцать. Нет: тело Шепард, неподвижное и серое, лежащее на прозекторском столе. Открытое досье со всеми деталями ее жизни, от аллергий до состояния тела, когда оно было обнаружено, и финальная пометка: «погибшая». Мертвые глаза, застывшие раскрытыми — или, может быть, слишком поврежденные взорвавшимися сосудами. Щеки, растрескавшиеся от холода, кое-где почерневшие; лицо, лишенное всей своей энергии и превратившееся просто в мертвое мясо. Может быть, на теле еще оставался иней, когда с него снимали изломанную броню — ту броню, осколок которой по-прежнему хранится у Лиары. Асфиксия, так люди называли это. Должно быть, Шепард хваталась руками за горло, тянулась вверх, пыталась вдохнуть — пусть даже и знала, что это невозможно, что спасения не будет. Еще одно решение, принятое ради того, чтобы спасти других. Интересно, станет ли «Цербер» клонировать части ее тела, заменит ли имплантами и кибернетикой? И кто — что — вернется обратно? Будет ли это вообще Шепард? Ведь осталась только оболочка. Всё то, что составляло ее суть, личность, душу — всё это исчезло. Могла ли она вообще вернуться? Лиара чувствовала, как удушающий ужас поднимается изнутри, безликий и всепоглощающий. Она не была уверена, что вообще верит в загробное существование, но если что-то было за пределами этой жизни, за пределами пестроты галактики и наших мест в ней, — могла ли она забрать Шепард оттуда? Что, если там в самом деле что-то было, был мир и покой, а она вытащит коммандера назад, к войне, страху и потерями? Да, галактике нужна была Шепард, но разве она не сделала уже достаточно? Может быть, ее душа — где бы она ни была — заслужила покой. В конце концов, ведь Лиару воспитывали, обучая ценить время, проведенное с друзьями и близкими — с партнерами, если Шепард можно было так назвать. Часть ее продолжит жить вместе с Лиарой, но... ей хотелось большего. Ей хотелось иметь всё, быть вместе полностью. Это, пожалуй, можно было назвать гордыней. «У нас нет лишнего времени», — сказала тогда Шепард, отстраняясь, всегда сохраняя расстояние между ними. Может ли кто-то, кто был мертвым так долго, на самом деле вернуться? В той пустой оболочке, в скорлупе человеческого тела не было ни капли жизни. Ни единой искры. Всё, что делало Шепард личностью — той, что утешала ее после гибели матери, что пыталась спасти столь многих, — всё это пропало. Погрузившись в собственные мысли, у выхода Лиара вдруг наткнулась взглядом на рекламу «КонтрактТех» — прямо возле космопорта, чтобы лучше заманивать новоприбывших. Даже это показалось облегчением: уж лучше было смотреть на рекламу, чем снова видеть лицо Шепард с пустыми почерневшими глазницами. <div align="center">* * *</div> Все этические проблемы, касающиеся пожизненных контрактов, Лиара решила для себя с ужаснувшей ее саму легкостью — она почти слышала интонации матери, когда убеждала себя, что никакие ее действия не изменят эту практику, что она, по крайней мере, обеспечит своим работникам достойную плату. Она вспомнила, как заходила в магазины вместе с Шепард. Без всяких списков покупок. «Эй, эта штука выглядит интересно, и аллергии вроде ни у кого нет. Ты как думаешь?» Так странно было — быть рядом с человеком, всё еще удивляясь непривычным обычаям Шепард и ее вида... особенно когда Шепард устроила гонки на тележках для покупок по лабиринту гигантского супермаркета. Конечно, в итоге они столкнулись, переполошили персонал и попытались убежать, точно нашалившие дети. Они даже забыли, зачем вообще туда пришли, и потом пришлось возвращаться обратно за нужными продуктами. Как теперь она могла быть мертва? Как могла она, которая любила, и смеялась, и вела за собой столь многих, — как она могла исчезнуть? Мертва: как ее мать и, возможно, ее отец, как многие и многие другие. Там нет никакого света, утверждала ее мать, и Лиара представляла теперь Шепард, затерянную в холодной тьме. Даже хуже, чем холодный космос после того взрыва, потому что здесь не будет никакого конца. Гордыня, страх и одиночество. Вот что подпитывало ее теперь, когда она планировала совсем другие покупки. <div align="center">* * *</div> Когда наконец Лиара договорилась о встрече, чтобы купить себе помощника, все были очень вежливыми. Глянцевые журналы и мебель из светлого дерева в приемной, беседа с милой азари с белыми метками и ненавязчивой манерой флирта. Она была Лиарой Т'Сони, молодой ученой, ставшей торговцем информацией, дочерью матриарха Бенезии и восходящей звездой на Иллиуме. Окружающие всё чаще старались ей услужить или хотя бы улыбнуться вместо того, чтобы просто пялиться на нее. Кандидатуры людей она даже не рассматривала, это было ясно сразу. Их было не так уж много на этой планете, так что Лиара без труда пролистала профили. Она только останавливалась на секунду, заметив глаза определенного оттенка, волосы, почти совпадающие по цвету. Она никогда бы не подумала, что форма чьего-то носа может на мгновение причинить почти физическую боль. Ей нужен был кто-то, кто умел обращаться с оружием. Подходящий кандидат оказался турианцем — молодым, с не успевшим примелькаться лицом. Темная кожа и красные отметки, о значении которых она не была осведомлена. Бывший сотрудник СБЦ, в этом она была уверена. Лиаре понадобилось напомнить себе, что это все-таки не Гаррус, что у этого турианца наверняка не будет ничего общего с ее верным другом. Когда турианец прибыл к дверям ее офиса на следующий день, то выглядел в точности так же непримечательно, как и обещал его профиль. Спокойный и уверенный, он смотрел на нее зелеными глазами — с таким же непроницаемым лицом, как у Гарруса. Он был моложе, чем она представляла, и голос его — выше, чем она думала. Они, должно быть, выглядели неплохой парой, думала иногда Лиара, пока они составляли планы и следили за «Цербером», перемещаясь от кондиционера к кондиционеру — наступили жаркие месяцы. Оба немного неуклюжие, пожалуй, всё еще пытающиеся понять, как устроена жизнь на этой планете, и избегающие подписывать что бы то ни было — так, на всякий случай. Когда Лиара наконец обнаружила свое имя в журнале светских сплетен, именно турианец-помощник указал ей на это. Судя по тому, как двигались его мандибулы, он явно находил это весьма забавным. Существовало множество поводов, касательно которых она могла бы оказаться в одном из журналов, но увидеть свое имя под заголовком «Десять самых привлекательных дев в Нос Астра» было точно не тем, чего она ожидала. К списку прилагались описания, не слишком-то точные. Фото были приукрашены и неузнаваемы. Всё это вызывало сложные воспоминания о времени, проведенном на учебе в Серрис, — особенно учитывая, что сейчас они сидели в библиотеке. Лиара могла только вообразить, как бы отреагировали на такое ее друзья. Что сказала бы ее мать. — Похоже, вы довольно популярны, мэм. — Раз так, понесешь мои книги. Иногда в нем пробивалась наглость — хотя и менее заметная, чем красная краска меток. Во всяком случае, он не задавал лишних вопросов, когда Лиара назначала встречи в странных местах — библиотека, планетарий, огромный аквариум, где она хотела побывать просто из любопытства. Странно было планировать убийство богатой азарийской матроны со слишком обширными связями в «Затмении» и паранойей по поводу торговцев информацией, любуясь на разноцветных рыбок. С турианцем — который всё больше напоминал ей Тали, чем Гарруса, — Лиара чувствовала себя немного спокойней. Они могли бы стать друзьями — в других обстоятельствах. Отправляясь в постель, Лиара думала о Шепард рядом с собой. Как будто она имела право любить хоть кого-то, не то что Шепард. Но она хотела — и плевать было на право, или власть, или возможность, — хотела, чтобы Шепард оказалась здесь, с ней, чтобы просто существовала рядом, сидя на этом чрезмерно дорогом диване, прекрасная в своей блестящей черной броне. Иногда она задумывалась, где осталась та, прежняя доктор Лиара Т'Сони, дочь матриарха Бенезии, когда-то преподаватель в Серрис. Теперь та, кем она становилась, училась смотреть другим в глаза и говорить загадками вместо того, чтобы болтать о множестве деталей до изнеможения собеседника. Училась стоять прямо и держать спину. Не делать лишних движений руками и не выдавать никаких эмоций лицом. Училась всегда оказываться в выигрышной ситуации. Вспоминая, как играла в покер, чтобы провести время — вечно проигрывая, а Уильямс и Гаррус смеялись и пересчитывали кредиты, полученные от нее и Шепард. «Мы не жульничаем, вы просто серьезно не умеете играть». Тогда, давно, когда ее мать еще была — возможно — не предательницей и еще дышала, когда Кайден еще был жив, и как бы плохо ни оборачивались дела, Шепард всё равно могла вывести их откуда угодно. Тогда, впервые, когда она только увидела коммандера, Шепард носила безупречно белую броню — Лиара даже подумала, что это галлюцинация. Что-то из тех историй, что она читала в детстве или смотрела по головидео. Она не была настолько эгоцентричной, чтобы счесть всё это только сном и всё время, проведенное на «Нормандии», только фантазией, — но иногда она хотела бы, чтобы это ей лишь почудилось. Иногда Лиара думала, что ей стоило бы все-таки увидеть тело Шепард, просто чтобы удостовериться. Коснуться ее в последний раз. Несмотря на кровь, серую кожу и всё остальное. Если бы она коснулась Шепард, она могла бы вспоминать холод ее тела, и это, может быть, спасло бы ее. Напомнило бы ей о ее собственной смертности, о том, зачем она делает это, напомнило бы, что коммандер Шепард не была только фантазией глупой юной девы — во всяком случае, не полностью.***
Она стала замечать, что по-прежнему может смеяться вместе со своими помощниками, официальным и неофициальным. Даже над их шутками о ее личной жизни и отсутствии таковой. Никто из них не колеблется, выполняя ее задания, никто не медлит, взламывая очередную назначенную цель. Лиара также обнаружила, что помощница-азари — либо более удачливый, либо более компетентный агент у нее на службе. Когда она приходила в офис с информацией, которую так ждала, то улыбалась: насколько же легко это вышло. Хотя, конечно же, всему этому настал конец, когда они обнаружили тело турианца в старом фабричном здании: сожженного, с полностью соскобленными красными метками и срезанным воротником. Убийство при бандитской разборке, так говорилось в газетной статейке, посвященной этой смерти; и это — единственное упоминание о нем. Лиара прочитала об этом, завтракая в кафе неподалеку от своего офиса, и подумала, что так оно проще — даже если до ужаса несправедливо. Выяснить, кто именно спустил курок, оказалось непросто. Но чего у нее в избытке — так это времени и ресурсов для мести. Группа ее наемников обнаружила — физически — и убийцу, и ту азари. К счастью, обоим воткнули кляпы в рот, чтобы избежать обычных угроз и предупреждений, которых никто не желал слышать. — Только они? Саларианец, голос которого всегда заставлял ее слегка вздрогнуть, кивнул. — Только они. Ответственны за турианца. Огонь — вот что было бы честно. Пытка. Лиара лично приставила ствол ко лбам обоих и выстрелила каждому в голову — дважды. По разу за себя и за своего друга. Потому что это — совсем не то, что сделала бы Шепард, и Шепард потрясена была бы, узнав, что Лиара убивала безоружных. Потому что она знала, как они будут смотреться мертвыми, еще до того, как кровь брызнула на стену, и как они будут выглядеть, пока жизнь медленно вытекает из них. Сделать это ничего не стоило. Нажим на спуск — и вот дымящиеся дырки в головах и пустые лица, из которых сочится кровь. Это только начало. Или, по меньшей мере, привкус начала того, за чем она сюда прибыла. Ее способ скорбеть. В зеленых глазах крогана не отразилось удивления, и это Лиаре тоже нравилось. В этой квартире, где она похоронила себя и свои воспоминания, надеясь, что те никогда не достанутся никому другому. В этом душе, среди стекла, камня и воды, смывающей уже давно исчезнувшую кровь. В этой мокрой голове. Вот где на самом деле находится Лиара. Это не первое для нее убийство, думается ей. Как будто это может принести облегчение. Она всегда раньше действовала в целях самозащиты, а не из гнева — праведного или же нет. По меньшей мере она оказалась способной отомстить за кого-то. Их смерти удостоились более обширной статьи, чем гибель ее друга. Первая смерть, к которой она причастна; смерть из-за того, чем она занималась здесь. Когда она смотрела в зеркало, то видела в первую очередь спрятанное за стенами: кредиты и дата-пады — безопасно хранить, легко извлечь, — если ей вдруг понадобится бежать. И только потом — свое отражение, в котором не находила никаких перемен. Ее лицо оставалось круглым, метки — все теми же, как и непримечательные голубые глаза. По крайней мере левый глаз у нее больше не дергался. Иногда ей почти хотелось бы позабыть, как выглядел Ферон. На столе у нее кипы бумаг, горы полупустых бутылок и кружек из-под кофе. Лиара хотела написать что-то, поведать бумаге свои дела, свою исповедь. Мемуар. Но обнаружила, что ей нечего сказать. На самом деле, это не было таким уж важным событием. Никаких известий от «Цербера». Ничего от той оперативницы по имени Миранда. В постели ей слышится каждый гулкий звук в пустоте квартиры, гудение климатических элементов, контролирующих обстановку этого места, шум включенного рабочего терминала. Мучительно осознавая, что она сама жива, Лиара лежит без сна. Последний вопрос, который ей следовало задать себе: что, если Шепард никогда не вернется? Когда ей наконец удается заснуть, во сне Лиара видит мертвых.