Правило трёх S

- Лань Хуань, прекрати, нас может кто-нибудь увидеть! - Малыш А-Чэн, я же просил звать меня Сичэнь. Цзян Чэну страшно не понравилось, что Лань Хуань проигнорировал его опасения. Он повернул голову, чтобы посмотреть, не идёт ли кто, и в этот момент, зажимающий его у школьной стены Лань Хуань, примкнул губами к шее. Цзян Чэн вздрогнул, покрылся мурашками, вцепился в чужие плечи мёртвой хваткой, поёрзал, но Лань Хуань и не подумал его отпустить, наоборот, он сжал тело юноши, заставляя льнуть ближе к себе, целовал его шею, покусывал, но осторожно, чтобы не осталось следов. Вскоре Цзян Чэну нужно было идти на очередную тренировку, поэтому он уже был переодет в форму, состоящую из коротких шорт и футболки с эмблемой спортивной школы, учеником которой являлся. Лань Хуань каждый раз, когда видел Цзян Чэна в этих шортах, сходил с ума, ловил мальчишку, затаскивал в отдалённое местечко и тискал. В этот раз, как и во все предыдущие, его руки были заняты: гладили, сжимали и щипали открытые участки кожи и даже те, которые скрывала ткань. Цзян Чэн был дико против и смущён, когда Лань Хуаню приспичивало поднять его, усадить себе на пояс и зажать между стеной и собой, но тот его, разумеется, не слушал и, хотя действовал настойчиво, был нежен, будто Цзян Чэн трепетная дева. Они познакомились относительно недавно. Лань Хуань, будучи человеком деятельным и обеспеченным, мог себе позволить вкладывать деньги в то, что ему нравилось. Делая выбор в очередной раз, он выбрал спортивную школу, которая готовила учеников к соревнованиям по бегу и гимнастике. Директор провёл ему экскурсию, познакомил с некоторыми выдающимися талантами, показал спортивные залы и дал ознакомиться с программой тренировок. Лань Хуаню так понравилась идея вложиться в будущее какого-нибудь ученика, что он стал посещать тренировки, дабы определиться с той звездой, которая под его покровительством взлетит на пьедестал успеха. В первый раз он посетил тренировку девочек-гимнасток, во второй девочек-бегунов, в третий сходил посмотреть на бегунов-мальчиков. После этого он понял, что будет выбирать из мальчиков, ибо девочки его не особо впечатлили. В группе старшеклассников было двадцать пять мальчиков. Несомненно, каждый подросток блистал талантом, но внимание Лань Хуаня привлёк один конкретный, который отличился строптивостью и упорством. По мнению Лань Хуаня, Цзян Чэн выкладывался и старался больше всех, да и вообще он оказался тем ещё милашкой. Стоило Лань Хуаню сделать выбор и сообщить о нём директору, он незамедлительно познакомился с молодым счастливчиком, который, впрочем, скептически отнёсся к новости, что его выделили среди прочих, что именно ему теперь придётся заниматься ещё больше, и что именно он теперь неотъемлемый участник всех будущих соревнований, даже если не везде выиграет – принять участие будет обязан. Вэй Ин – заноза в заднице, по совместительству лучший друг, не смог воздержаться от комментария: «А этот Лань Хуань красавчик», за что и получил потом. Цзян Чэн и без спонсора бы прорвался вперёд, однако, случившееся вогнало его в ступор. Он даже не знал, что ему делать с тем обстоятельством, что он должен кого-то там не разочаровать. Он сразу заявил Лань Хуаню, что стараться будет, но ничего не обещает. Спустя несколько тренировок Лань Хуань пригласил Цзян Чэна прогуляться после занятий и пообщаться, всё-таки ему было интересно, чем живёт и чем дышит его юный воспитанник. Сначала прогулка, потом подвоз до дома на машине, потом снова прогулка, но уже с посещением кафе, апогеем стало приглашение в кино, после которого Цзян Чэн заподозрил, что за ним ухаживают. Лань Хуань не стал упираться, признался, что поначалу Цзян Чэн понравился ему как перспективное вложение, а уже потом породил романтический интерес. Цзян Чэн подумал-подумал, но поскольку внимание Лань Хуаня несло безобидный характер, согласился с ним встречаться. Первый месяц они просто гуляли, катались и держались за руки. Цзян Чэн прекрасно понимал, что Лань Хуань старше, что богаче и властнее, но не боялся резкого перехода их отношений из вертикальных в горизонтальные, поскольку Лань Хуань вёл себя приемлемо. Лань Хуань вообще производил впечатление самого совершенства, ибо давал Цзян Чэну всё, что тот просил, пусть то было скромно и не нагло. Цзян Чэн не спрашивал, почему именно мальчики, ибо сам бы не ответил на встречный вопрос, он просто встречался с Лань Хуанем и не видел в этом ничего ужасного. Даже вездесущий Вэй Ин его поддержал, позавидовав самую капельку. Страшной завистью изошёл Не Хуайсан, который при каждом удобном случае страдал о том, что ему бы такого человека, который пылинки бы сдувал, а то старший брат совсем загонял. Разумеется, новость об отношениях между Цзян Чэном и Лань Хуанем не просачивалась дальше узкого круга, иначе это был бы скандал, на людях парочка вела себя исключительно взаимно уважительно. Когда пошёл второй месяц, Лань Хуаню стало мало просто видеть Цзян Чэна и трогать его за руку, поэтому парню пришлось привыкнуть к тому, что теперь его хотят обнимать и даже целовать. Лань Хуаню сложно было отказать, ибо уж слишком он умел обаять. Цзян Чэн мог бы ещё пожаловаться, что путём тактильных контактов с него требуют плату за потраченные деньги и время, но он не мог этого сделать – их отношения сформировались на фоне взаимной симпатии, несмотря на выгоду, которая имела место в самом начале. И пусть Цзян Чэна дико смущало желание Лань Хуаня прижать его к себе где-нибудь на заднем дворе школы, он не мог бы сказать, что резко против или ему не нравится, наоборот, он испытывал наслаждение, когда к нему прикасались сильные руки, сжимали крепко, но с нежностью; когда жадные горячие губы находили его губы, шею или руки. Цзян Чэн как раз был в том возрасте, когда от малейшего проявления ласки возбуждаются. Однако, время шло дальше, в отличие от Лань Хуаня, который довольствовался тисканьем, не переступая границ, которые сам же обозначил. Ему бы хотелось большего от своего строптивого мальчика, который будоражил фантазию так, что руки дрожали и глаза темнели, но он переживал, что своей страстью навредит Цзян Чэну, а тому скоро ехать на первые очень важные соревнования, где надо быть в форме и не хромать. - Сичэнь… - проглотив имя этого невозможного человека вместе со стоном, Цзян Чэн весь наёжился, но мнимые колючки на Лань Хуаня не действовали, - пока меня не пошли искать, отпусти, а то в порядок ещё приводиться! Из-за тебя волосы растрепались! – Цзян Чэну было на что злиться, ибо пока его тёрли о стену спиной, тёрлись и собранные в пучок волосы, которые теперь отдельными прядями образовали кучу «петухов». - А я специально захватил расчёску, чтобы причесать тебя, так что у нас есть ещё несколько мгновений, которые мы можем потратить на поцелуи, - промурлыкав Цзян Чэну куда-то в область ключицы, Лань Хуань мягко прикусил выступающую косточку, поднял голову, столкнулся с полным негодования взглядом и накрыл губы строптивца, пока тот ещё чего-нибудь не сказал. Цзян Чэн ожидаемо промычал в поцелуй, попытался отпихнуть язык Лань Хуаня своим, но ничего не вышло, он только раззадорил вторженца, из-за чего вынужден был капитулировать и ответить на настойчивый поцелуй. Руки Цзян Чэна так цеплялись за белоснежную рубашку Лань Хуаня, что, наверняка, оставил на ней заломы. Идеального Лань Хуаня такие мелочи мало волновали. Он был бы счастлив, порви малыш Цзян Чэн на нём эту рубашку, но старательно отгонял возбуждающие мысли, ибо они и так близки к тому, чтобы пересечь границу под названием «ниже пояса». Может быть, когда Лань Хуань проводил время с Цзян Чэном, он ещё одёргивал себя, но вот когда оставался наедине с собой… Цзян Чэну лучше было не знать, в какие позы его ставила фантазия мужчины, который думал о нём, параллельно удовлетворяясь руками. Вожделения Лань Хуаня хватило бы на то, чтобы Цзян Чэн потом в течение месяца прихрамывал, а бегать не смог так вообще, не говоря о подлых лестницах, по которым надо подниматься-спускаться. Тем не менее, Цзян Чэну действительно пора было на тренировку, Лань Хуаню пришлось его отпустить, но напоследок он шлёпнул его по сильно обнажившимся во время ласк ягодицам, обозначая свою причастность к непорочному растлению сих прелестей. Цзян Чэн забавно поморщился и вздрогнул, торопливо оттягивая края бессовестно коротких шорт, которые не скрывали возбуждения, с которым, увы, парню придётся справляться самому сейчас, когда он побежит в туалет. - Я сам причешусь! – ворча, распуская волосы, Цзян Чэн старался не смотреть на тяжело дышащего и пожирающего его взглядом Лань Хуаня, ибо колени дрожали. Ему стоило сосредоточиться, стоило дойти до туалета и помочь себе расслабиться, но он и шагу не мог сделать, непослушными пальцами придерживая норовящие распутаться косички, - Да блин! Лань Хуань мягко перехватил руки Цзян Чэна, убрал их от волос, наклонился, поцеловал в макушку, после чего вытащил из кармана брюк расчёску, крутанул её раз и принялся расчёсывать. Цзян Чэну так шли длинные волосы, что Лань Хуаню безумно нравилось за ними ухаживать, он даже вспоминал, что, когда учился, тоже отращивал, но потом отстриг, насмотревшись на брата, которому короткие очень шли. Раньше он выглядел представительно и величественно, а теперь ещё и стильно. Как бы девушкам он не нравился, а всё равно удостаивал их лишь вежливой улыбкой. Ему нравились мальчики, но по-прошествии трёх последних месяцев – один конкретный, который завлекал своей статью, стройностью, спортивностью, силой, ворчливостью и податливостью. Цзян Чэн был прекрасен в своём юношеском максимализме, Лань Хуаня влекла его юность и свежесть, а ещё он лелеял надежду быть первым, кто сорвёт хризантему невинности и продолжит её поливать, обладая этим правом единолично. Иногда Лань Хуань воспринимал Цзян Чэна как щенка, которого у него никогда не было. Это было интересно, потому что фантазии сразу же становились пикантными. Может быть, думал Лань Хуань про себя, после того, как они вместе с Цзян Чэном познают прелести буйства плоти, они разнообразят свой досуг атрибутами развлечения взрослых людей. Конечно, вряд ли Лань Хуаню наскучит просто любить своего мальчика, но он был бы не против предложить ему ушки и хвост в качестве сопутствующего украшения. Когда причёска Цзян Чэна была приведена в порядок, а сам он пока ещё не перестал смущённо пыхтеть, Лань Хуань придержал его возле себя, словил за подбородок, повернул навстречу себе и коснулся маковых губ в поцелуе, оставляя ему право быть целомудренным. Это максимум, на что хватило его сдержанности. - Беги на тренировку, мой лотос. И Цзян Чэн побежал, в самом деле, побежал, ибо ему по-прежнему надо было сначала заглянуть в туалет. Лань Хуань же смотрел вслед, наблюдал, как поднимаются и опускаются сильные длинные ноги его благородной лани, нежного агнца, который так легкомысленно угодил в лапы по-настоящему жуткого зверя, хищника, играющего с ним, будто не для пищи удерживал и не отпускал. Эти ноги превосходно бы смотрелись на плечах Лань Хуаня. Лань Хуань потратил некоторое время, чтобы поработать над собственным внешним видом, после чего отправился в сторону открытого на тёплое время стадиона, где его мальчик вместе со своими одноклассниками будет разминаться и бегать. Там у Лань Хуаня было персональное место на трибунах. Как жаль, что он не мог посещать каждую тренировку – разминки были его слабостью. Цзян Чэн так хорошо гнулся, что впору было идти в клуб гимнастики, а не бега. У Лань Хуаня потели ладони, когда он представлял, как дотрагивается до ягодиц, на которых ткань шорт натягивалась так, что это становилось неприлично. Со временем он стал дико ревновать, когда понял, что смотреть на Цзян Чэна может кто-то ещё. Мало ли, что у одноклассников на уме, они ведь в самом расцвете – молоды и энергичны. Цзян Чэн же, добравшись до туалета, прошмыгнул внутрь так, чтобы его никто не заметил. Он заперся в одной из кабинок, торопливо стянул шорты, обхватил рукой стоящий член, а второй закрыл рот, прикусывая пальцы, лишь бы не застонать. Ему хватило трижды передёрнуть, чтобы кончить. И вот этим ритуалом Цзян Чэн заканчивал каждый раз, как Лань Хуань приходил и трогал его. Это было слишком мучительно и сладко одновременно. Они оба занимались непотребствами, рискуя быть замеченными. Однако, пока они тискались по тёмным углам и в машине, это давало Цзян Чэну время привыкнуть к мысли, что скоро они окажутся у Лань Хуаня дома, где не надо будет прятаться, где можно будет вести себя так откровенно, как захочется. Где, возможно, его, Цзян Чэна, лишат девственности. Такие перспективы пугали, но Цзян Чэн не был дураком, чтобы не понимать, что рано или поздно Лань Хуань решит, что дал достаточную фору. Цзян Чэн думал об этом и дико смущался, злился и не знал, как ему поступить: оставить всё на волю судьбы или начать постепенно подготавливать себя дома. Хлопнув себя по щекам, отогнав не вовремя пришедшие мысли, Цзян Чэн быстро обтёрся салфетками, смыл, выскочил из кабинки, возле раковины вымыл руки, побрызгал на лицо холодной водой и только после этого отправился на стадион. *** Лань Хуань уже ожидал на своём месте, когда к группе школьников присоединился Цзян Чэн. Его мальчик был собран и готов к занятию. Тренер собрал их всех на траве, где должна была проходить разминка. К Цзян Чэну подошёл Вэй Ин, который что-то сказал ему и улыбнулся, из-за чего Цзян Чэн вспыхнул смущением и выругался. Лань Хуань знал, кто такой Вэй Ин, поэтому не ревновал Цзян Чэна к нему, хотя, ему было бы интересно узнать, что такого Вэй Ин сказал, наверняка, что-нибудь о том, что Цзян Чэн пришёл практически последним, ведь он знал, что его друг встречается со своим спонсором, а значит, причины задержки совершенно очевидны. Лань Хуаню нравился Вэй Ин тем, что пусть тот и знает правду, а языком не треплет, значит, друг он на деле, а не на словах. Сколько бы Лань Хуань не любовался Цзян Чэном, убеждался, что три месяца назад сделал правильный выбор. Строптивый ангел был исключением, и если бы Лань Хуань упустил свой шанс, то страшно бы согрешил. Лань Хуаню потребовалась вся сила воли, чтобы, когда мальчики начнут зарядку, выдержать лицо. Разумеется, он смотрел только на Цзян Чэна, на то, как он разминает руки, как разминает ноги, как наклоняется. Аж руки зачесались подойти, надавить на спину, чтобы наклонить ещё ниже, пристроиться сзади и подкорректировать прямоту спины. Цзян Чэн восхищал крепостью и гибкостью своего тела, так что в своих фантазиях Лань Хуань не боялся его нечаянно сломать. Это и возбуждало больше всего – возможность сделать так много. В такие моменты Лань Хуань и сам был не рад, что не позволял себе зайти за рамки, но здравый смысл брал вверх, заставляя сдерживаться. Лань Хуань успокаивал себя тем, что после соревнований сможет, наконец, уделить должное внимание своему цветку, потрогать все его лепестки, помять их, но не повредить, чтобы он оставался прекрасным, вдохнуть аромат и попробовать на вкус. Рано или поздно Цзян Чэн отдастся ему, и когда это произойдёт, Лань Хуань наградит его за щедрость вниманием и любовью. Пока что Цзян Чэн щедро предлагал разглядывать себя, пока гнулся и изгибался на растяжке. Когда с подготовкой было покончено, тренер распределил всех бегать: сначала толпой, чтобы разогреться, а потом по маленьким группам, дабы отрабатывать скорость и технику. К Цзян Чэну снова пристал Вэй Ин, рассказывая что-то весёлое, на что тот только закатывал глаза. По свистку все должны были побежать, но пока он не прозвучал, два парня: один строптивый, другой неугомонный в шутку били друг друга локтями в бока и кулаками в плечи. Лань Хуань, с умилением наблюдая за всем этим со стороны, решил, что Цзян Чэн ещё слишком ребёнок. Потом тренер дал команду, и все побежали. Мальчишки в одинаковой форме все перемешались, но Лань Хуаню всё равно удавалось зацепить взглядом нужную макушку. Кто-то обгонял Цзян Чэна, кого-то обгонял он; некоторые ребята толкались, кто-то перекрикивался. Всё походило на привычную тренировку мальчишек, которые неустанно выделывались друг перед другом. Так было всегда. Но сегодня что-то пошло не так. Из парней один с жутко надменной физиономией распихал впереди бегущих, ускорился, догнал Цзян Чэна и, вместо того, чтобы просто его оббежать, сначала толкнул, а потом, когда тот замедлился и вынужденно пропустил нахала, сделал подножку. Разумеется, дезориентированный Цзян Чэн не заметил подставы и ожидаемо споткнулся, припал на одно колено, совсем упасть ему не позволил успевший Вэй Ин, который остановился, дабы помочь другу и который теперь кричал на усмехнувшегося наглеца, побежавшего дальше. Из криков, в которых большая часть являлась ругательствами, Лань Хуань выцепил имя: «Цзинь Цзысюнь». Значит, вот как зовут борзого парня, посмевшего уронить достоинство Цзян Чэна на глазах у всех – а именно так расценил поступок Лань Хуань. Взгляд его потемнел ещё в тот момент, когда его малыша не слишком-то нежно коснулись, а убийственным он стал, когда виновник вынес неутешительный приговор сам себе, подставив ногу. Дети, пусть и подростки, но что с них взять, кто-то засмеялся, кто-то крикнул Цзян Чэну, что он растяпа, а кто-то этому Цзинь Цзысюню то, какой он придурок. Тем не менее, факт остался фактом – Цзян Чэна выставили посмешищем и причинили боль, что было ясно по одному тому, как парень тёр коленку, когда Вэй Ин помог ему подняться. И пусть Цзян Чэн отмахивался от заботы, хмурился и злился, он взял себя в руки и, несмотря на, что случилось, продолжил бежать. Вэй Ин побежал рядом с ним. Лань Хуань собирался стать единственным, кто заставит его нежный лотос хромать, и то… после любовных утех. Он поджимал губы, внимательно наблюдая за ведущим себя так, словно ничего не случилось, Цзинь Цзысюнем. Он знал эту фамилию, но как же разочаровался в воспитании, которое отсутствовало напрочь. Богатенький мальчик, который думал, что ему позволено задирать тех, кто по статусу ниже, но как Лань Хуань мог помнить, этот юноша не имел отношения к прямой ветви семейства Цзинь, ибо там совершенно другие имена, так что, скорее всего, какой-нибудь племянник или двоюродный брат. Впрочем, не имело смысла из какой семьи этот Цзинь Цзысюнь, он посмел покуситься на честь собственности человека, который не прощает ошибок, совершённых нарочно. И пусть тренер отругал мальчишек за поведение, Лань Хуаню этого было недостаточно. Он пронаблюдал за тем, как Вэй Ин крутится вокруг Цзян Чэна, предлагая на выбор лёд или воду, и достал телефон, выбирая из списка контактов номер члена своей семьи, мальчишки, который ненамного старше Цзян Чэна, но уже очень хорошо разбирается в том, как делать людям больно. - Цзинъи, - сохранив доброжелательность в голосе, Лань Хуань терпеливо переждал приветствие, после чего продолжил, - думаю, ты справишься один, но если хочешь, возьми с собой Сычжуя. Мне нужно, чтобы вы кое-кого проучили. В школе, где учится Цзян Чэн, в спортивной секции, куда он ходит, есть мальчик, его зовут Цзинь Цзысюнь. Ему нужно сломать ноги. - некоторое время Лань Хуань молчал, слушая, что ему ответят, - Да, ты меня правильно понял, обставить всё так, будто на него напали неизвестные. Я не против, если вы слегка увлечётесь, но главное, чтобы до парня дошло, что если он ставит подножки другим, не должен забывать о собственных ногах, - после этого он отключился, попросив позвонить ему после того, как дело сделается. *** После занятий в условленном тайном месте Лань Хуань поджидал Цзян Чэна, чтобы на машине подбросить до дома. Ему не терпелось заключить своего мальчика в объятья и затискать. Во-первых, он соскучился, во-вторых, хотел приласкать и пожалеть. Конечно, пожалеть вряд ли удастся, ведь Цзян Чэн упрямый и своенравный, он скорее перетерпит боль, чем пожалуется. Лань Хуань еле дождался, а когда Цзян Чэн появился из-за угла, безумно обрадовался, он перегнулся на соседнее от водительского место, открыл дверь, чтобы Цзян Чэн мог сесть, а когда тот закрыл дверь, бросив рюкзак с вещами назад, не удержался, притянул к себе и поцеловал. Поцелуй вышел голодным и жадным, будто бы Лань Хуань был шмелём, который слишком долго искал подходящий цветок, дабы напиться его нектаром. Цзян Чэн не возражал, отдаваясь на милость чужим рукам, которые гладили его спину. Одна рука соскользнула на поясницу и там осталась, а другая прошлась по бедру и остановилась на колене, которое сегодня по злому умыслу подверглось удару, который, к счастью и, по всей видимости, особо не навредил. Лань Хуань с большим трудом заставил себя оторваться от маковых губ, которые в нетерпении искусал. - Как твоя нога, мой лотос? - Не болит, я бывало и хуже спотыкался, - закатив глаза, потому что Вэй Ин надоел со своей гипер-опекой, так теперь ещё и Лань Хуань приставать будет, Цзян Чэн немного отодвинулся, чтобы отдышаться, однако, чужая рука с его колена никуда не исчезла, даже немного сжалась. - Ты не споткнулся, - Лань Хуань нахмурился, пристально разглядывая Цзян Чэна. Ладонью он нежно погладил колено, а после продвинул её выше, поглаживая уже по бедру. Цзян Чэн насуплено выпятил губу, кося взгляд, никоим образом не пытаясь предотвратить приятную телу ласку: - Да, Цзинь Цзисюнь всегда всех задирает. К девчонкам так вообще пристаёт. Рука Лань Хуаня с силой сжалась на бедре Цзян Чэна, заставляя того поморщиться и с негодованием посмотреть, дёрнуть ногой, но это не помогло, Лань Хуань не отпустил. Лань Хуань вообще таким странным и напряжённым взглядом смотрел, что Цзян Чэн забыл, что хотел проворчать. - А к тебе пристаёт? - Если ты не заметил, то я не девчонка! – огрызнувшись, Цзян Чэн дёрнул ногой сильнее. Лань Хуань и не подумал его отпускать, расслабился, рассмеялся, поддался вперёд, поймал за руку, повернул к себе: - Конечно, не девчонка, А-Чэн, ты гораздо прекраснее любой девочки. Дай мне тебя поцеловать и доказать это. Цзян Чэн из вредности не стал помогать Лань Хуаню, но и не упирался. Лань Хуань, потратив несколько секунд на разглядывание любимого мальчика, не спеша наклонился к нему, ткнулся носом, потёрся о шею, поцеловал, рука его скользнула выше по бедру, чем заставила Цзян Чэна шумно выдохнуть и напрячься. Он так очаровательно покраснел, что Лань Хуань не удержался, тихо застонал от удовольствия, принимаясь оставлять множественные, быстрые, короткие поцелуи на молочной коже, вдыхать аромат нетронутого тела. Вполне вероятно, что, будь они с Цзян Чэном уже в близких интимных отношениях, Лань Хуань затащил бы его на задние сидения и взял там. Ладонь с нажимом проехалась по бедру, поднялась выше, минуя оплот разврата, который никогда не коснётся ни одной девушки и тем более парня, потому что Лань Хуань не позволит, огладила бок, соскользнула на грудь, расстегнула верхние пуговицы рубашки, проникла под ткань, нашла сосок и сжала между пальцев. Теперь стонал уже Цзян Чэн. Он покрылся мурашками, и его выгнуло навстречу острому удовольствию. Цзян Чэн был таким горячим, что Лань Хуань плавился рядом с ним, одни губы нашли другие, перестав терзать шею, слились в поцелуе и не расставались, пока один настойчивый язык не вылизал другой, что больше походило не на жадную ласку, а ненасытный акт откровенного совращения. Всё закончилось, когда Цзян Чэн, не в силах более выносить этих сладострастных мучений, поймал, сжал руку Лань Хуаня, которая так и мяла, так и перекатывала бусинку соска. Лань Хуань сам прервал поцелуй, отодвинулся, полюбовался своим очаровательно раскрасневшимся мальчиком, улыбнулся и мягко отцепил его руку от своей, поднёс пойманную ладонь к губам, поцеловал в самый центр и только тогда отпустил. - Тебя отвезти домой, мой лотос, или хочешь чего-нибудь? Хочешь, отвезу тебя есть вкусные пирожные или по магазинам прикупить что-нибудь новое? Помнится мне, ты на днях рассказывал, что тебе нужны новые кроссовки. Для тебя – всё, что угодно. Ещё несколько секунд Лань Хуань с удовольствием наблюдал за тем, как тяжело Цзян Чэну в силу возраста прийти в себя, как он дрожащими пальцами застёгивает пуговицы, как поджимает бёдра, потому что в школьных брюках стало тесно. Всё это наводило на определённые фантазии: как превосходно, будто разморенная на жаре птичка, Цзян Чэн будет смотреться на простынях в спальне. Лань Хуань так утомит его, что вряд ли получится подняться ближайшие пару часов. Как бы ещё самого себя подобными мыслями не утомить, а то сдержанность выйдет из-под контроля. - Если я завтра на тренировке появлюсь в новых кроссовках, от меня не отстанут, - проворчав, Цзян Чэн распутал волосы, намереваясь затянуть их в пучок потуже, но Лань Хуань перехватил его руку, опустил вниз, прижал к коленке. - Оставь так. - улыбнувшись, Лань Хуань отпустил чужую руку, в порыве погладил струящиеся пряди и, испытывая на прочность свою сдержанность, положил руки на руль, заводя машину, - Зачем же ты обманул меня? – продолжая улыбаться, Лань Хуань поймал на себе взгляд непонимания, - Буквально несколько минут назад сказал, что к тебе не пристают, а теперь выясняется обратное. - Не в том смысле пристают! – порывисто пристёгиваясь, Цзян Чэн откинул волосы за спину, ибо и так было жарко, после чего упёр упрямый взгляд в Лань Хуаня, пока тот неторопливо выруливал на дорогу, - Донимать начнут, что ты мне делаешь подарочки не как спонсор, заинтересованный в карьере спортсмена, а как папик! Лань Хуань сложил губы бантиком и сделал такое умилительное лицо, что Цзян Чэн чуть словами не подавился. - Наверное, мне бы понравилось, если бы ты называл меня «папик», а лучше «папочка», - расплываясь улыбкой чеширского кота, Лань Хуань краем глаза взглянул на вмиг покрасневшего Цзян Чэна, который поспешил прижать ладонь к его губам, дабы они не пропустили более ни одного возмутительного слова. - Перестань меня смущать! Лань Хуань, как ни в чём ни бывало, вырулил машину в сторону торгового центра, оставляя на ладони смущённого очарования целомудренный поцелуй, что заставило Цзян Чэна убрать ладонь, прижав её к груди – это было так мило. - Давай, попробуй, назови меня так, - подначивая Цзян Чэна сказать это, Лань Хуань не переставал улыбаться, то и дело, наблюдая за тем, как мечется его мальчик между смущением и возмущением, - скажи: «Папочка Сичэнь лучше всех». Лань Хуань даже пожалел, что был занят дорогой, отразившиеся на лице эмоции Цзян Чэна нужно было видеть – он пылал и плавился, закрыл лицо ладонями и сопел, покраснел от шеи до ушей, поджимая колени так, как это делал, когда тот его трогал. В этот раз он трогал его словами и делал это с нескрываемым вожделением. Цзян Чэн убрал руки от лица, выглядел он при этом так трогательно и уязвимо, что немедленно хотелось прижать его к своей груди, расцеловать и спрятать от всего мира. - Не буду говорить! - А мне было бы так приятно… - Лань Хуань как будто бы обиделся, хотя по его лицу нельзя было так сказать. - Если скажу, что и вправду лучше всех, этого будет достаточно? – и пусть слова прямо говорили о капитуляции, Цзян Чэн из вредности остался при своём, сложив руки на груди и отвернувшись. - Хм, - Лань Хуань сделал вид, что задумался, заезжая на территорию магазина, к которому они довольно быстро добрались. Он припарковал машину, отстегнул ремень и только после этого наклонился к вжавшемуся в кресло Цзян Чэну, которого подхватил за подбородок, повернув, зашептав ему в самое ушко, - пока, я думаю, да. Скажи, и мы пойдём, иначе не выпущу. Цзян Чэн уже хотел было возразить, но Лань Хуань был так близко, его взгляд сводил с ума, а пальцы требовательно сжимали, что не подчиниться было невозможно. Пришлось сдаться. - Сичэнь, ты лучше всех! – наспех выпалив, Цзян Чэн тут же прикусил губу, чтобы, упаси боже, ещё чего-нибудь не сказать. Лань Хуань рассмеялся счастливым смехом, прижался к его губам в коротком поцелуе, после чего взглянул в глаза, выражая этим жестом всю свою безразмерную любовь: - Ты невероятный. Из машины они вышли только спустя ещё минут десять, когда Лань Хуань, вдоволь нацеловавшись с Цзян Чэном, отпустил того продышаться. *** На следующий день Цзян Чэн пришёл на тренировку в новых кроссовках, а Вэй Ин сообщил ему, что Цзинь Цзысюнь вчера наткнулся на каких-то хулиганов, которые сломали ему обе ноги – не то что бегать, ходить теперь непонятно, когда сможет. Цзян Чэн был в шоке настолько же, насколько вся остальная команда вместе с тренером. Вэй Ин сказал, что ребята собираются сходить в больницу навестить сегодня-завтра, спросил, не хочет ли Цзян Чэн с ними. Цзян Чэн не очень-то хотел навещать того, кто отчасти заслужил то, что получил, но сказал, что тоже пойдёт. А ещё Вэй Ин заценил новые кроссовки, не смог удержать язык за зубами, порадовался за друга, за что получил подзатыльник. На этой тренировке Лань Хуань не присутствовал, увы, ему в неотложном порядке надо было присутствовать на рабочем месте, однако, о том, что не придёт, он уведомил Цзян Чэна через смс, в которой по мимо слов была целая куча сердечек. Тренировка прошла своим чередом. Вымотанные подростки были отправлены в раздевалку. Поскольку мальчишки оставались мальчишками, процесс переодевания проходил очень шумно: кто-то кидался кусками мыла, кто-то бил соседа скрученным полотенцем, кто-то щеголял в одном кроссовке, а кто-то пытался найти свои носки. Во время тренировки до Цзян Чэна никто, кроме Вэй Ина не доматывался, однако, после, когда все смогли обсудить Цзинь Цзысюня, влез Вэнь Чао, который, конечно же, не упускал ни одной возможности задеть кого-нибудь, кто попадётся ему на глаза. Он задевал и Вэй Ина, и других ребят, но в этот раз жертвой стал Цзян Чэн. То, что Цзян Чэн обзавёлся спонсором, бесило только Вэнь Чао, по крайне мере, никто другой возражений не предъявлял. И понятно было, чего Вэнь Чао привязался, он мальчик изначально обеспеченный, Цзян Чэн же из семьи попроще. Как тут упустить шанс и не поглумиться над тем, кому просто «повезло»? «Повезло», по мнению Вэнь Чао, незаслуженно, соответственно, напрашивались домыслы, однако, до сих пор Вэнь Чао их не озвучивал, лишь поддевал, как и всех остальных, кто ему не нравился. Проходя мимо Цзян Чэна в сторону своего шкафчика в компании вечно молчаливого спутника Чжао Чжулю, который в случае чего и бил тех, кто Вэнь Чао не нравился, потому что сам тот был тем ещё трусом, Вэнь Чао пнул Цзян Чэна под коленку, пока тот был занят тем, что завязывал шнурки. Естественно, Цзян Чэн вскинул полный негодования взгляд, а после встал, чтобы быть с Вэнь Чао наравне, но тот не дал ему этого сделать, усадил обратно, надавив на плечо, удержал в таком положении и наклонился, заглянул в глаза, улыбаясь преотвратнейшей улыбкой. - А чего это твой спонсор сегодня посмотреть на тебя не приехал? – Вэнь Чао скосил взгляд на мирно стоявшие под скамьёй новые кроссовки Цзян Чэна, - Это он тебе подарил? А разве спонсоры не должны оплачивать поездки на соревнования? Твой тебе и шмотки покупает дорогие? Интересно, за какие заслуги? – его ядовитой улыбкой можно было отравить половину населения Китая, - Бегаешь ты посредственно, поэтому явно не за талант, - тут его рука дотянулась, схватила пытавшего отпрянуть назад Цзян Чэна за щёку и потрепала, - разве что за милую мордашку. - Вэнь Чао, отстань от него! – на защиту Цзян Чэна вышел едва успевший застегнуть рубашку на все пуговицы Вэй Ин. Одновременно с его словами Цзян Чэн ударил Вэнь Чао по руке, зло зарычал, вскочил на ноги и рванул ударить этого мерзкого парня ещё раз, но тот мгновенно поменялся с Чжао Чжулю местами, прячась за чужую спину, из-за чего кулак Цзян Чэна встретил ладонь, которая его остановила. Все присутствующие в раздевалке мигом замолкли и напряглись, наблюдая неприятную сцену. Вэнь Чао мерзко улыбнулся, выглядывая из-за спины своего верного товарища. - Задвинься туда, откуда выдвинулся, - бросил Вэнь Чао Вэй Ину, который выглядел крайне грозно, готовый устроить потасовку, даже если его потом тренер отчитает и отправит к директору, - а ты, - он перевёл взгляд на Цзян Чэна, пылающего румянцем злости, - так реагируешь потому что я прав, да? – усмехнулся, - Раз ты у нас такой легкодоступный и падкий на подарочки, может, проведёшь время и со мной? Я тоже богатый! - Ты… - воспылав праведным негодованием, Цзян Чэн сжал руки в кулаки, прожигая взглядом ненависти Вэнь Чао, - закрой свой поганый рот и не лезь ко мне, понял?! – после этих слов он кинулся в драку. Цзян Чэн даже не посмотрел на то, что ударить Вэнь Чао ему мешает Чжао Чжулю, он всё равно рвался и бил, куда и по кому придётся. Сбоку набросился Вэй Ин, ведь двое на двое куда как подспуднее. Началась потасовка, в которой сам зачинщик скорее прятался за спину друга, отвечая на кулаки так, будто был девчонкой. Хорохориться-то он хорошо умел, а постоять за слова, нет. Вокруг дерущихся, свалившихся на пол парней образовалась толпа. Никто даже не пытался разнять их, только кричали и подстрекали. Синяков драчуны понаставили друг другу порядочно, оттаскали за волосы, оббили обо все углы, сдаваться никто и не думал, пока, спустя несколько минут, кто-то, кто всё ещё верил в здравый смысл и радел за порядок, не выбежал на поиски тренера, которого привели, дабы прекратить учинившиеся бесчинство. Разумеется, стоило тренеру прийти, как Вэнь Чао, который проявлял больше всего агрессии, прикинулся побитой собакой, которой досталось больше всех. Ставшие свидетелями происшествия парни наперебой говорили, кто виноват, кто прав – тренер даже не стал их слушать. Конечно, досталось всем, но Чжао Чжулю хотя бы не сопротивлялся, когда его отправили объясняться к директору. Вэй Ин вопил громче всех, что сволочь Вэнь Чао сам нарвался, его тренеру пришлось за ухо оттаскивать, а Цзян Чэна, который и являлся изначальной жертвой, оттащил рукой. Вэнь Чао же остался валяться на полу, но, его тренер просто физически не смог бы оттащить, ибо рук не хватало, однако, тому следовало самому подняться и явиться на ковёр. Всех остальных тренер разогнал, чтобы шли на занятия. Вэнь Чао же не спешил подниматься, потирая синяки, бурча что-то под нос о том, что кто-то сильно пожалеет. Поскольку он считал себя выше остальных, то и в безнаказанность верил, а значит, мог досадить Цзян Чэну чем-то ещё, что и сделал: как только остался совершенно один в раздевалке, уронил на пол форму Цзян Чэна, которую тот не успел убрать в шкафчик, потоптался по ней, потом вовсе порвал и плюнул в придачу. Новые кроссовки он бы тоже попортил, но это было бы слишком очевидно, да и трусливо как-то, кто знает, какие потом претензии выразит директору спонсор ненавистного одноклассника, а разбираться из-за этого, если ещё и в присутствии отца, не хотелось. У Вэнь Чао был с собой чёрный маркер, которым он на внутренней стороне дверцы шкафчика прямо над зеркалом написал: «Королева глубокой глотки». После этого, с чувством выполненного долга, взяв свои вещи, Вэнь Чао покинул раздевалку. Однако, удовлетворения он не ощущал и по пути придумывал, как бы ещё досадить. На ум пришли только излюбленные методы мести и травли: во время обеда подойти сзади и окунуть головой в суп, спустить с лестницы, облить краской, обкидать волосы жвачкой, порвать учебники, ну и запинать, конечно. Разумеется, о своих планах Вэнь Чао сообщил Чжао Чжулю сразу, как только они постояли с повинной у директора. Вэнь Чао всё с рук сойдёт, он же папенькин сынок, в конце концов. Воплощение травли вылилось в последующие пару дней, и, как на зло, в это время Лань Хуань никак не мог выбраться с работы, чтобы узнать, как поживает его мальчик, что дало Вэнь Чао невероятную фору. Вэй Ину, поскольку тот таскался везде с Цзян Чэном, тоже доставалось, но не так сильно. Его чаще всего сдерживал Чжао Чжулю, пока Вэнь Чао, издевался над его другом. Воплотить идею с жвачкой не удалось, точнее, удалось не так, как хотелось бы – большая часть угодила в волосы Вэй Ина. Тот погрустил, конечно, но отрезал испорченные пряди, ибо отрастут, куда денутся. Макнуть головой в суп не получилось, получилось вылить его, из-за чего Цзян Чэну пришлось отпрашиваться с уроков и ехать домой переодеваться. Макнуть Вэнь Чао попытался его головой в унитаз, но сам поскользнулся, упал, утащил за собой парня, а из-за барахтаний один врезался головой в дверцу со всей дури, другой о кафель губу разбил. Последней каплей стало, когда Вэнь Чао толкнул Цзян Чэна с лестницы и успел пнуть несколько раз, пока не убежал, ибо его заметил дежурный. Поскольку директору всё меньше казалось, что Цзян Чэн жертва, больше, что провоцирует, а Вэнь Чао опять всё сошло с рук, ибо его слегка попугали вызовом отца в школу, позвонили сначала родителям, а уже потом Лань Хуаню, чтобы сообщить, что его воспитанник ведёт себя крайне возмутительно. Мадам Юй была настолько зла, что поругалась с директором и профилактики ради оттаскала Цзян Чэна за ухо. Директор, конечно, прогнувшись под характер женщины, только развёл руками, сообщив, что с Вэнь Жоханем разговаривать бесполезно, а таскать чужого ребёнка за ухо он ей не может позволить. Разумеется, всё пришлось как-то замять, директор пообещал, что усилит контроль от имени дежурных, чтобы всегда были на стороже. Однако, когда обо всём, что произошло, узнал Лань Хуань, которому Цзян Чэн ничего самостоятельно не рассказал, он был, мягко говоря, в бешенстве, которое умело скрыла доброжелательная улыбка. В тот день сразу после директора он отправился в их укромное с Цзян Чэном место, откуда позвонил самому Цзян Чэну, призывая его подойти. Цзян Чэн явился только через пятнадцать минут, он был хмурый и бледный, а на открытых участках тела Лань Хуань разглядел подживающие синяки, не говоря уже о слишком бросающейся в глаза разбитой губе, светившейся затягивающимся маленьким шрамом, который, если содрать, можно было попробовать. Почему-то желающие навредить прекрасному лотосу находились с завидной частотой и раздражали Лань Хуаня всё больше и больше. Он всегда старался быть сдержан рядом с Цзян Чэном, но сказались неприятные новости и груз дел на работе, от которой едва удалось отвязаться. Лань Хуаню стоило только приблизиться к своему мальчику, как он немедленно схватил его за руку, прижал к стене, наклонился, едва-едва касаясь любимых губ. Как он был зол на этого Вэнь Чао, на идиота директора, на себя, что не оказался вовремя рядом, не защитил, на Цзян Чэна, что упрямо не сообщал… но ничего, ничего… крутилось у него в мыслях – всё поправимо. Он всё исправит. Он накажет всех и каждого, кто сделает Цзян Чэну больно. - Что за крыса пробралась в сад и посмела прикоснуться к моему драгоценному цветку? – зашептав в исступлении, Лань Хуань судорожно выдохнул, прикладывая ладонь к щеке Цзян Чэна, большим пальцем обводя манящую засохшей краснотой ранку на губе, - Я убью её, убью, мой лотос, слышишь? – в тон прорезались металлические нотки, а взгляд Лань Хуаня потемнел, - Тебя могу касаться только я, и причинять боль, если, конечно, попросишь, только я! Цзян Чэн, слегка ошарашенный актом откровений и проявлением натуры жестокого собственника, не успел ничего возразить, даже толком воздуха набрать в лёгкие, как его губы накрыли поцелуем твёрдого отчаяния. Лань Хуань действительно так сильно сожалел, что собирался выместить чувства на Цзян Чэне. С его стороны это выглядело как утешение, подтверждение, что теперь всё будет хорошо, что больше никто не обидит, а если посмеет, закончит подобно дохлой крысе в канаве с оторванной головой и перемолотыми в мясо лапками. Вэнь Чао сегодня же пожалеет о том, что сделал, и на этот раз Лань Хуань собственноручно накажет его. Сначала он и впрямь хотел убить эту дрянь, подвергнув предварительным унижениям, но лучше он сделает так, что Вэнь Чао останется жив, правда, никогда не встанет, повиснет тяжким грузом на шее родителей, которые вырастили монстра. Себя же Лань Хуань монстром не считал, он всего лишь защищает своё сокровище. Однако, это всё потом, пока ещё желание причинить Цзян Чэну любовь пересиливает желание причинить Вэнь Чао боль. Цзян Чэн вынужденно сдался напору Лань Хуаня, ибо, если бы он начал возражать, пытаться вначале поговорить, а потом уже целоваться, он, наверняка, подвергся бы более грубым ласкам, хотя не был в этом уверен. По крайне мере раньше не был. Лань Хуань впервые проявлял такую прыть, что Цзян Чэн понятия не имел, как реагировать, и пока он приспосабливался, Лань Хуань подхватил его под ягодицы, поднял, усадил себе на пояс, прижимаясь так, что стало совсем тесно. Цзян Чэн чисто на уровне интуиции обнял его ногами, схватился покрепче за плечи руками, так как эти действия даровали иллюзию поддержания контроля в первую очередь над собственным телом. Лань Хуань целовал так жадно, что ранка на губе открылась, и поцелуй приобрёл привкус крови, который совсем снёс голову. Поддерживая одной рукой Цзян Чэна под ягодицами, второй Лань Хуань исследовал его тело, пробираясь под задранную рубашку, находя синяки, пересчитывая их, но ни в коем случае не надавливая, а бережно обводя, чтобы любимый цветок не вздрагивал от боли, а только от наслаждения от того, с каким чувством ему вылизывают рот. Цзян Чэну дышалось всё труднее, но он держался из последних сил, пока, наконец, не прикусив Лань Хуаню язык, который уже не просто вылизывал, а натурально трахал, не отстранился, шумно втягивая воздух, запрокидывая голову, упираясь затылком в стену. Лань Хуань, которому следовало бы присмиреть, увидев белоснежную беззащитно подставленную шею, вцепился в неё, оставляя отпечаток зубов, который сойдёт только к утру. Цзян Чэн застонал и тут же закрыл ладонью рот, побоявшись, как бы это не прозвучало слишком громко. Отдышавшись, он бросил на Лань Хуаня взгляд негодования, а тот в ответ смотрел, хищно облизываясь, а глаза блестели, как у человека, нахлебавшегося неразбавленного абсента. - Не сходи с ума! – убрав ладонь, облизнув растерзанную губу, Цзян Чэн, всё ещё сидящий на Лань Хуане «верхом», покраснел, на всякий случай удерживая плечи мужчины покрепче, если тот, минуя разговор, снова полезет целоваться, - Вэнь Чао, может, и больной придурок, но не настолько, чтобы его убивать! - Конечно, ты прав, А-Чэн, - пользуясь тем, что ему дозволяют распускать руки, Сичэнь поглаживал обнажённую поясницу Цзян Чэна, то и дело проводя у самого края брюк пальцами, - просто убить – не годится, перед этим стоит помучить как следует. Цзян Чэн издал страдальческий вздох, задёргал ногами, требуя спустить его вниз, но Лань Хуань так тесно прижался, что Цзян Чэн перестал ёрзать, прикусив язык – близость оказалась слишком откровенной. Лань Хуань же, заметив заминку, мягко улыбнулся, понимая причину по одному выражению лица своего сладкого мальчика, которого хотелось не просто зацеловать – съесть. - Не знал, что ты садист, Сичэнь, - фыркнув, чтобы хоть как-то отвести внимание излишне внимательного Лань Хуаня, Цзян Чэн, тем не менее, не мог угомонить дрожь, бегающую по его телу. Лань Хуань слыл таким любвеобильным, что это ощущение вытесняло все доселе поселившиеся, и поэтому теперь Цзян Чэн не ощущал обиды ни из-за поругавшейся для кучи матери, ни из-за подлизывающегося к Вэням директора, ни из-за самого Вэнь Чао. Лань Хуань же, услышав эти слова, на мгновение замер, пропитываясь ими, смакуя на языке. Он повторил их снова, но уже про себя, сохранив интонацию Цзян Чэна. Тот произносил их так легко, будто бы они ничего не значили, будто ему было всё равно, правда это или нет. Он просто проговорил их как факт, который принимает и не боится. Конечно, чего бояться, если Лань Хуань садист только с теми, кто не даёт его цветку покоя? Сам же цветок, следуя рекомендациям по ухаживаниям, стоило бы держать в неведении так долго, как это возможно, но раз он сам догадался, то… оно к лучшему. Значит, не будет недопонимания. Эта та идиллия в отношениях, которую Лань Хуань так хотел, поэтому, счастливо заулыбавшись, он наклонился к не думающему ускользать мальчишке, потрогал его нос своим, прижался губами к уголку губ и зашептал: - Только для других, мой лотос, для тебя я бесконечно влюблённый мужчина, который ревниво оберегает лепестки твоей юности. Ты – единственный, кого мои руки будут любить и защищать. *** Не то чтобы Цзян Чэн не воспринял всерьёз состоявшийся с Лань Хуанем разговор, который они скрепили объятиями и поцелуями, но когда следующим утром Вэй Ин рассказал ему о том, что Вэнь Чао ещё долго не появится в школе, да и не факт, что всё же появится, потому что он лежит в больнице со сломанным позвоночником, он напрягся. Из слухов, разошедшихся по школе, стало ясно то, что Вэнь Чао сбила машина. На тренировке ребята яро вели дискуссии на тему о том, а не могло ли случившееся с Вэнь Чао быть как-то связанно с тем, что случилось с Цзинь Цзисюнем. Может, в городе объявился какой-то маньяк-серийник, которому нравилось калечить подростков мальчишек? Пока не было ни одного слуха о пострадавшей девочке. Это было слишком подозрительно, что оба пострадавших парня были знакомы Цзян Чэну даже слишком хорошо и оба они в той или иной мере пакостили, мешая спокойно существовать и учиться. С другой стороны, пакостили не только Цзян Чэну, однако, не могли же так удачно сложиться звёзды, что и Вэнь Чао, и Цзинь Цзисюнь пострадали ровно после того, как Цзян Чэн рассказал об их кознях Лань Хуаню, а то, как Цзинь Цзисюнь поставил подножку, и вовсе видел собственными глазами. Впрочем, Лань Хуань ещё увидел фото, которое Цзян Чэн ему вчера с телефона показал. Фото злосчастной подписи на внутренней стороне шкафчика, которую Цзян Чэн с трудом оттёр. Была бы другая ситуация, Лань Хуань непременно захотел бы узнать о талантах своего мальчика поближе, убедиться, что Вэнь Чао чертовски прав в своих домыслах, однако, ситуация сложилась так, что Лань Хуаню ничего не оставалось, кроме как придумать, как отомстить Вэнь Чао за грехи так, чтобы не смог больше совершить ни одного. Разумеется, Цзян Чэн держал язык за зубами и даже с Вэй Ином не поделился мыслями. Единственное, о чём он думал, насколько сильно его должны были напугать слова Лань Хуаня и почему они этого не сделали. Несомненно, Цзян Чэн ощущал дрожь, будто бы был трепетной ланью, но не от того ли, что и в его душе притаилась капля садизма, или же потому, что ненависть к приставучим одноклассникам была так сильна, он недостаточно сильно переживал, что свершённое – дело рук Лань Хуаня? Увы, правду Цзян Чэн пока не мог знать, но свою правду он хранил и берёг так трепетно, что даже долгий взгляд Чжао Чжулю показался ему разоблачающим. Чжао Чжулю ничего не сказал и без Вэнь Чао не порывался никого бить. Вэй Ин же никак не мог заткнуться, вещая сломанным громкоговорителем о том, что двум хулиганам воздалось по карме. Цзян Чэн привычно отвешивал подзатыльники и ворчал, но особо не усердствовал. Более никто не стремился испортить ему одежду или спустить с лестницы, поэтому он занимался тем, что боролся с собственными мыслями, из-за этого даже чаще спотыкался на пробежке. Пока он не встретился с Лань Хуанем, ему стоило решить, как вести себя, если домыслы окажутся правдой. Такой весь положительный, любящий и заботливый Лань Хуань… сложно предположить, что он запросто может переломать кости человеку. С другой стороны, он влиятельный и принципиальный мужчина, он одними периодически прорезающимися в тоне металлическими нотками в голосе мог заставить колени Цзян Чэна дрожать, так почему он не может заставить кого-то не только дрожать, но и страдать, если того будут требовать обстоятельства? У Цзян Чэна потели руки, пока он представлял, как этот человек избивает Цзинь Цзисюня, приговаривая, что стоит не забывать о своих ногах, пока ставишь подножки другим; как Лань Хуань сбивает на машине, вероятнее всего, даже не на своём белоснежном «Mерседес`е», чтобы оставить произошедшее в тайне, Вэнь Чао. Пока всё это происходило за пределами реальности, Цзян Чэн встречался с Лань Хуанем, который зажимал его у стены и целовал, который дарил подарки и говорил о любви, который, глядя в глаза, обещал, что никому не позволит обидеть своего мальчика. Пока Цзян Чэн лично не стал свидетелем жестокости Лань Хуаня, он не мог до конца быть уверен. И всё же… если это окажется правдой… несомненно, сломанные ноги и позвоночник – слишком для таких хулиганов, как Цзинь Цзисюнь и Вэнь Чао, и, скорее всего, Лань Хуань действительно может убить, в таком случае, почему Цзян Чэн не трепещет от страха от одних только мыслей? Лань Хуань настолько усыпил бдительность? Настолько был убедителен в том, что не причинит зла одному единственному, кем Цзян Чэн и являлся? Цзян Чэна скорее будоражила мысль о том, что его любимый мужчина настолько силён и самоуверен, что может позволить себе избавляться от врагов щелчком пальцев. Если Лань Хуань садист, как разумно Цзян Чэн предположил, то он сам в таком случае, мазохист, ибо как ещё назвать его неистовое желание поскорее увидеться и всё обсудить? Наверняка, Лань Хуань привычно зажмёт, поцелует, наговорит кучу слов, только бы он, Цзян Чэн, не вздумал бояться его, ибо перед ним он ласковый мягколапый котик. После того, как второй ученик пал жертвой неизвестной напасти, которую пока ознаменовали как «отмороженные хулиганы», директору пришлось донести до всех учителей, а тем, в свою очередь, до учеников, что стоит быть осторожными на улицах, не гулять поздно и не общаться с подозрительными личностями. Конечно, случившееся ужасно само по себе, но пока никого не убили, впадать в панику не было смысла. По крайне мере, пока это всё могло быть только стечением обстоятельств, ибо вредили ученикам не на территории школы. Тренировки проходили в обычном режиме. Лань Хуань немного опоздал на одну из них, когда, наконец, вновь смог вырваться с работы. Цзян Чэн заметил его, садящимся на трибуны, он планировал увидеться в их укромном месте сразу после, благо, они могли порядочно натискаться, ибо уроки кончились, всех распустят по домам. Цзян Чэн старался изо всех сил, только бы мысли не мешали ему, он даже споткнулся всего один раз. Каждый раз, когда он невзначай бросал взгляд на улыбающегося ему Лань Хуаня, он покрывался мурашками. И опять же мужчина его вовсе не пугал. Лань Хуань всё время одетый в белую рубашку и брюки создавал образ ангела, поэтому Цзян Чэну даже с усердием с трудом удавалось вообразить его диким чудовищем, выпускающим когти время от времени. Цзян Чэн с трудом дождался окончания тренировки, попрощался с подмигивающим ему поганцем Вэй Ином и, сделав вид, что он такой же ученик, как и все, собрал вещи, только ушёл последним или, как он думал, что последним. Ему бы и в голову не пришло, что кому-то вздумается за ним следить, но и вправду не заметил притаившегося Су Шэ, который, уже давно подозревавший Цзян Чэна в тайных отношениях со спонсором, решил проследить и убедиться в правоте. По крайне мере, парню нужны были доказательства, чтобы потом сообщить директору о том, что у него прямо под носом происходит грязное совращение малолетнего. Сначала Цзян Чэн отправился было в сторону заднего двора, но потом, получив смс, свернул на выход из школы. Он сделал несколько поворотов, прежде чем вышел к тому месту, где Лань Хуань обычно поджидал на машине. Су Шэ тихонько шёл следом. В том месте, где Цзян Чэн и Лань Хуань уединялись, редко кто проходил и проезжал только потому, что место было неудобным, всегда находилась более прямая дорога. Притаившись за углом, Су Шэ мог наблюдать поистине шокировавшую его картину: как Цзян Чэн подходит к Лань Хуаню, а тот его обнимает и целует, да так по-взрослому, что не было смысла сомневаться в уровне их отношений. Су Шэ это так шокировало, что он едва дар речи не потерял. Ему бы достать телефон и сфотографировать, но шок был так велик, что, прежде чем эти двое сядут в машину и уедут, он захотел обличить их порочную связь. Су Шэ, уверенный в том, что правда на его стороне, выскочил как раз в тот момент, когда Лань Хуань прижал Цзян Чэна к двери машины, совершенно бесстыдно запуская ему руки под выдернутую из брюк рубашку. Поскольку всё это было возмутительно, Су Шэ подбежал ближе, тыча в милующуюся парочку пальцем. - Так Вэнь Чао был прав! Цзян Чэн вздрогнул, разрывая поцелуй, упираясь Лань Хуаню руками в плечи, дабы увидеть того, кто раскрыл его в самый неподходящий момент. Лань Хуань же, отреагировавший более спокойно, осторожно отпустил своего мальчика, поворачиваясь лицом к Су Шэ, окидывая его внимательным взглядом. - И Вы! Вы! – Су Шэ негодовал, продолжая тыкать пальцем, но уже в Лань Хуаня, - Вы же взрослый! Вы знаете, что Вам будет за совращение школьника?! - Малыш А-Чэн уже достиг возраста согласия, - миролюбиво улыбнувшись, Лань Хуань никоим образом не выдавал напряжения, дабы не спугнуть уличившего его подростка. - Я расскажу директору! Вас посадят в тюрьму за извращение, а этого, - Су Шэ презрительно посмотрел на скрипящего от негодования зубами Цзян Чэна, - выгонят из школы! - Слушай, заткнись! Какое ты вообще право имеешь следить за мной? Не суй нос не в своё дело! – огрызнулся Цзян Чэн, порываясь подойти и надрать Су Шэ задницу, но Лань Хуань его остановил, подтолкнув к двери шлепком по попе. - Ваньинь, садись в машину, я сам поговорю с твоим одноклассником. Лань Хуань выглядел таким дружелюбным, а Су Шэ таким обескураженным, что у Цзян Чэна слишком поздно щёлкнуло, что, вообще-то, это может быть опасно для Су Шэ, что сам он всё ещё не разобрался с тем, совершал Лань Хуань те жуткие нападения или нет, но он язык проглотил, не в силах вымолвить ни слово, а в это время шестерёнки разума никак не желали сходиться. Су Шэ бы убежать, но инстинкт самосохранения не сработал, ибо атаки не последовало. Лань Хуань изобразил раскаяние, открывая заднюю дверь машины, приглашающее кивая. - Садись, мы поговорим, как взрослые люди. Су Шэ, не чувствуя подвоха, зато чувствуя превосходство над зачинщиками бесстыдства, гордо вскинул голову, усмехнулся, думая о том, что сейчас его, шантажиста такого, будут уговаривать, подошёл, поглядывая на Лань Хуаня крайне нагло. Цзян Чэн же, стоял возле двери и не знал, как реагировать, ибо без понятия, что будет дальше. Он перекидывал взгляды с Лань Хуаня на Су Шэ, на одного глядя со злобой, на второго с опаской. Всё произошло быстро, хотя секунду назад ничего не предвещало. Су Шэ не успел сесть, но зато Лань Хуань, оказавшийся за его спиной, быстро перехватил его поперёк груди одной рукой, а второй зажал не успевший издать и вскрика рот. - Прости, мой нежный цветок, что тебе приходится это видеть, - Лань Хуань бросил извиняющийся взгляд побитого щенка на Цзян Чэна, а потом без колебаний свернул заметавшемуся Су Шэ шею, - вот ещё я допущу, чтобы меня или тебя шантажировали. С остекленевшим взором Су Шэ обмяк в руках Лань Хуаня, но тот, особо без возни толкнул его на задние сидения, завалил в проём и так и оставил, торопливо закрыв дверцу. Цзян Чэн же, всё ещё ошеломлённый, в ужасе смотрел на Лань Хуаня, не имея ни малейшей возможности уместить в понимании то, что только что случилось. Мёртвый Су Шэ у Лань Хуаня в машине. - Что ты… - хрипло вырвалось у Цзян Чэна, прежде чем ноги подвели его, едва не уронив. Лань Хуань успел подхватит своего впечатлительного мальчика, прижать к машине, забрать лицо заботливо в ладони и крепко-крепко поцеловать: - Успокойся, А-Чэн, он бы всё равно растрепал, а нам ведь не нужны такие свидетели? – целуя не сопротивляющегося Цзян Чэна ещё и ещё, Лань Хуань заглядывал в его прелестные грозовые глаза, - Я избавлюсь от тела, никто ничего не узнает, а ты просто забудь и не думай. Я ведь говорил, что убью любого, кто навредит тебе – он хотел, чтобы тебя выгнали с позором из школы. Поверь мне, его смерть в сравнении с твоим душевным и физическим состоянием такая ерунда. Цзян Чэн поспорил бы с тем, что сильнее из случившегося подкосило его душевное состояние. С одной стороны, он был в шоке от того, что его домыслы подтвердились, и, как он и хотел, он убедился лично; с другой, он ведь был морально готов к такому положению вещей, соответственно, только из-за этого всё ещё не оттолкнул Лань Хуаня, не закричал и не убежал. Он поступал так же опрометчиво, как несколько минут назад поступил Су Шэ, только вот шею ему сворачивать не собирались. Он был как на ладони и вместо того, чтобы закатить истерику, спровоцировав Лань Хуаня на меры более действенные и жёсткие, молчаливо подчинялся, вёл себя, как хороший мальчик, разве что эфемерным хвостом не вилял, только бы хозяин поверил, что он останется верен ему, что бы тот не сделал. Лань Хуань ещё что-то шептал, целовал и подталкивал сесть в машину. Цзян Чэн бы не поверил, что только что видел, как в эту самую машину свалили труп одноклассника, ибо всё было как-то излишне сюрреалистично. Он беспомощным оленем смотрел на Лань Хуаня, не задавая ни единого вопроса, куда его собрались везти, но что-то подсказывало, что явно не к родителям домой. - Сичэнь… Сичэнь, это ненормально вот так просто убивать и калечить людей… - обессилено сев, куда посадили, Цзян Чэн не сводил с Лань Хуаня взгляда, боясь повернуть голову, чтобы не натолкнуться на бездыханное тело Су Шэ. - Я это сделал только ради твоего блага и ради нашей с тобой любви, - присев перед Цзян Чэном на корточки, Лань Хуань забрал обе ладони парня в свои, притянул к губам, принялся покрывать трепетными поцелуями, - ты осуждаешь меня? Цзян Чэн смотрел растерянно, пораженный таким резким контрастом. Нежность Лань Хуаня сбивала с толку, его поступки сбивали с толку. По-хорошему, этого человека следовало бояться, следовало бежать от него подальше, кричать, упираться, угрожать, чтобы не смел приближаться, но всё, что Цзян Чэн делал, это млел от приятных касаний, чувствовал дрожь, опутавшую конечности и стук собственного сердца. Вероятно, он сошёл с ума, раз добровольно сдался принцессой в руки страшного чудовища, не боясь ни последствий, ни того, что сам падёт жертвой собственной наивности. - Я… я не знаю, как мне на всё это реагировать, - собрав мысли в кучу, Цзян Чэн заозирался, наткнулся взглядом на Су Шэ, вздрогнул, порывисто вырывая руки у выглядящего расстроенным Лань Хуаня, - а если кто-то всё же узнает? Если начнётся расследование? Тебя… если тебя раскроют, и вправду посадят в тюрьму, а меня выгонят из школы, - прикусив язык, Цзян Чэн испуганно посмотрел на Лань Хуаня, - моя мать меня убьёт… - Тише, тише, - поднимаясь, наклоняясь ближе к Цзян Чэну, Лань Хуань обхватил его лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза. Его обрадовало то, что Цзян Чэн не осуждает его за жестокость, что боится, но не этого, - никто не узнает, Ваньинь, душа моя, послушай, я всё улажу, всё будет хорошо. Твоя мама не будет на тебя ругаться, потому что наша связь до поры до времени останется тайной, по крайне мере, пока ты не закончишь школу. Сейчас я прошу тебя успокоиться, сделать глубокий вдох, переставить свои чудесные ножки в салон, чтобы я мог захлопнуть дверь и отвезти тебя к себе домой. Завтра выходные, позвони родителям и скажи, что останешься у своего друга Вэй Ина. Прости, к сожалению, я не могу отправить тебя к тебе домой, ты не в том состоянии. Посидишь часик другой один, ладно, пока я съезжу и доразберусь с нашей маленькой проблемой? Потом я вернусь, и мы будем делать всё, что вздумается, договорились? – крепко поцеловав маковые губы, Лань Хуань погладил Цзян Чэна по щеке, стараясь ничем не выдать трепет собственного сердца. Ему безумно нравилась мысль, что он, наконец-то, везёт своего мальчика к себе домой, что он найдёт прекрасный способ его утешить, но стоило взять себя в руки и дождаться той заветной минуты, когда они останутся наедине и никуда не будут торопиться. У Цзян Чэна как будто был выбор, он кивнул болванчиком, перекинул через борт ноги и дрожащими пальцами пристегнулся. Он старался не оглядываться, у него всё ещё органы ходуном ходили из-за сбитого дыхания. Лань Хуань закрыл дверь, обошёл машину и сел на место водителя. Цзян Чэн поглядывая на мужчину, пытался успокоиться, заражался уверенностью, которой самому не хватало. Сначала он отправил смс Вэй Ину, обещая объяснить всё позже, и только потом позвонил отцу, ибо с матерью пришлось бы слишком долго объясняться. Лань Хуань жил недалеко, но Цзян Чэн всё равно всю дорогу переживал, что их остановят и проверят машину. Лань Хуань отвлечённо что-то рассказывал, периодически поглаживая Цзян Чэна по коленке, порой не ограничивая себя и оглаживая всё бедро. Цзян Чэн реагировал, как и всегда – от таких прикосновений он уже не смущался, правда, до этого дня подобные ласки были просто ласками, парню недоставало интуиции догадаться, что сегодня, когда выпал случай оказаться в заветной-запретной обители, эти ласки означают ничто иное, как прелюдию. Цзян Чэн плохо запомнил, как Лань Хуань заезжал в паркинг, как перекладывал труп Су Шэ, чтобы было совсем не видно, как они поднялись в квартиру, обнимаясь в лифте. Более-менее пришёл в себя, когда его завели в квартиру. Он только успел поразиться тому, какая изысканная в бессовестно дорогой квартире прихожая, как его приподняли, прижали спиной к двери и поцеловали. Поцелуев в их с Лань Хуанем отношениях всегда было много, и они всегда выбивали воздух из лёгких. В какой-то момент Цзян Чэну показалось, что Лань Хуань никуда не уйдёт, что они так и останутся, переплетённые узлом, в коридорном проёме, что… от того, как откровенно и смело сжимал Лань Хуань его ягодицы, Цзян Чэн начинал забывать истинную причину своего нахождения здесь, шок постепенно сходил, являя Цзян Чэну слишком удачное стечение обстоятельств: подвернулся случай оказаться вместе с Лань Хуанем у него дома на целых два дня. Почему-то вещи, которых с трепетом ждёшь и о которых думаешь, что настанут нескоро, настигают врасплох в самый неожиданный момент. Можно было, конечно, надеяться, что они с Лань Хуанем все два дня будут просто обниматься и заниматься максимально невинными вещами, но интуиция подсказывала, что вряд ли Лань Хуаня такое положение дел устроит. Возможность в ближайшие несколько часов лишиться девственности почему-то пугала Цзян Чэна больше, чем труп Су Шэ, который должны отвезти неизвестно куда, сделать с ним неизвестно что. К счастью, похищение хризантемы планировалось в более интимной и подходящей обстановке, что давало возможность Цзян Чэну продышаться и примириться с этой мыслью. Лань Хуань, вдоволь натискав манящие своей невинностью ягодицы, исцеловав мальчишеские губы до того, что они распухли, успев обласкать ещё и шею, на которой без лишней скромности оставил укус, вынужденно отступил, уговаривая себя потерпеть. Цзян Чэн у него в квартире и никуда из неё не денется. - Мой лотос, знал бы ты, как не хочется оставлять тебя одного даже на этот час, - вымученно улыбнувшись, Лань Хуань, чтобы всё-таки сдержать слово и не сорваться, отпустил Цзян Чэна, поставил обратно на ноги, наклонился, любуясь его раскрасневшимся лицом, оглаживая пальцами край сводящих с ума губ, - я вернусь и… - Я всё ещё в шоке от того, что ты сделал, - прервал сладкие признания Цзян Чэн, из-за чего Лань Хуань замер, а взгляд его огрубел и напрягся, - не то чтобы у меня были предрассудки насчёт того, что такое хорошо, а что такое плохо, но ты, кажется, собрался наглым способом воспользоваться моим состоянием, привёз к себе, и… и я прекрасно понимаю, как ты собрался меня утешать и доказывать, что ничего плохого мне не сделаешь, - последние слова дались с трудом, но Цзян Чэн выговорил их, краснея пуще прежнего, отводя взгляд, только бы не видеть, как взгляд Лань Хуаня обратно расцвёл нежностью. - Ваньинь, - позвав Цзян Чэна, Лань Хуань изучал взглядом его юное лицо, лаская щёку тыльной стороной ладони, - я не специально тебя к себе заманил, но не буду отрицать, что подумывал воспользоваться данным мне шансом. Конечно, если ты не хочешь… пока не хочешь целиком и полностью становиться моим, я дам тебе ещё время и подожду, однако, что-то мне подсказывает, что ты эти слова сказал только лишь для того, чтобы сохранить образ приличного мальчика, - улыбнувшись, Лань Хуань с удовольствием наблюдал за тем, как стыдливо Цзян Чэн пытается прикрыть ладонью глаза. Лань Хуань перехватил эту его руку, повернул ладонью к себе, поцеловал, - не переживай, я буду так нежен, как только смогу, чтобы твои фламинговы ноги не похрамывали на ближайшей тренировке. Цзян Чэн мгновенно вспыхнул, повернулся, страшно насупился, собираясь возмутиться возмутительным словам Лань Хуаня, но тот опередил его, вздёрнул за подбородок жёсткой хваткой пальцев, сжал, перекрывая медовые губы большим пальцем, указывая им молчать. - Или я буду несдержан и страстен, мой лотос, ибо ты даже не представляешь, как сводишь меня с ума, как завлекаешь овладеть тобой. Я хотел терпеливо переждать, думал, таким образом мы отметим твою первую победу на серьёзных соревнованиях, но разве могу я упускать из рук возможность, когда сама судьба отдала тебя мне в руки? Я честно терпел, но это выше моих сил. Не вздумай думать, что все мои ухаживания были только ради одного момента, а потом бы я бросил тебя, сочтя более не нужным. О, мой ангел, ты даже представить себе не можешь, как дорог моему сердцу, что я хочу пережить вместе с тобой важный для тебя момент только для того, чтобы отныне овладевать тобой, когда вздумается, когда захочется показать-подтвердить, как сильно я люблю тебя, как вожделею одно твоё лишь тело. Прости меня, прости меня заранее, чудесный лотос, если я не смогу совладать с животной похотью и сорву твою хризантему порывисто и с чувством! От патокой льющихся в уши слов Цзян Чэн потерял дар речи и перестал дышать. Признание в любви от Лань Хуаня оказалось слишком непостижимым, слишком откровенным. Цзян Чэн прикусил с внутренней стороны щёку, не зная, что сказать, но, кажется, Лань Хуаню и не нужен был ответ, он только лишь сорвал с маковых губ кроткий поцелуй, отпустил юношеский подбородок и улыбнулся. - Квартира в твоём распоряжении, прими на всякий случай ванну, а то вдруг я совсем обезумею при виде тебя, когда вернусь. *** Совсем обезуметь от ожидания мог Цзян Чэн, оставшись наедине с собой. Лань Хуань запер его, пообещав не задерживаться. Всё это было так волнительно, что Цзян Чэн растерялся и ещё некоторое время стоял в коридоре, не зная, что ему делать. Ладони потели, руки тряслись, голова шла кругом, сердце заходилось в бешеном стуке. Цзян Чэн слишком хорошо принимал себя как за соучастника преступления, но мысли о смерти Су Шэ грубо перебивались мыслями о том, что пока не случилось, но совсем скоро должно. Цзян Чэн ещё никогда не чувствовал себя настолько потеряно, настолько по-дурацки, а ведь даже рассказать никому не мог – эта тайна умрёт вместе с ним. Правда, уж о чём, а о смерти точно не следовало думать. Вместо того, чтобы бесцельно болтаться в коридоре, Цзян Чэн пошёл исследовать квартиру. Интерьер предсказуемо поразил своим вкусом и минимализмом, а ещё белизной и такой стерильной чистотой, будто это не квартира, а кабинет хирурга. Цзян Чэн огляделся везде и решил, что Лань Хуаню очень подходит созданная атмосфера, да и он сам бы не против здесь жить, тем более что милые вещи, создающие настроение, присутствовали. Смущаясь собственных постыдных мыслей, разглядывая фотографии на полках, Цзян Чэн, наконец, увидел брата Лань Хуаня и их двоих племянников. Почему-то он не удивился их семейной черте – любви к белому цвету. Посидев во всех комнатах на стульях, ни диванах, посмотрев в окна, потрогав оставленные Лань Хуанем бытовые личные вещи, изучив кухню и ванную, Цзян Чэн удостоил своим вниманием спальню, которую как десерт оставил напоследок. Излишне широкая постель, застеленная пушистым пледом, ворс которого Цзян Чэн естественно потрогал, призывно предлагала прилечь и опробовать свою мягкость. Цзян Чэн присел на самый край, ощущая весь спектр эмоций от смущения до злости. Он пытался успокоиться, но дышалось крайне трудно, а ещё колени так и не перестали дрожать. Одно дело, когда то, что тебя так пугает и будоражит, существует где-то в перспективе, и ты аккуратно и неторопливо готовишься морально и физически, другое, когда на тебя, «не успевшего надышаться перед смертью», новость о том, что уже пора, сваливают спонтанным фактом. Цзян Чэн мог сколько угодно негодовать и сетовать на то, что всё самое важное происходит «невовремя», он не мог отрицать, что внутри него всё хотело именно такого расклада – спонтанно, без споров и уговоров, чтобы легче было переступить себя, перекрыть один шок другим. И пусть предвкушаемая близость кружила голову, нельзя было забывать подведший под неё предлог. Выходные пройдут, Цзян Чэн станет ближе к Лань Хуаню, ну а потом их размеренная жизнь потечёт своим чередом, только у полноправного Лань Хуаня, развязанные доселе руки, пойдут в полный разнос. Сломанные ноги Цзинь Цзисюня, сломанный позвоночник Вэнь Чао, смерть Су Шэ – и это всё только из-за того, что Лань Хуань рассердился. Цзян Чэну не стоило быть наивным мальчиком, закрывающим глаза, ему стоило задуматься о том, что может случиться, если судьба волевой своей рукой заставит Лань Хуаня ревновать. Кто знает, на что способны демоны этого двуличного по своей сути человека. Может быть, вся его забота и нежность пропадёт, как только Цзян Чэн вздрогнет под ним, отдавшись не только душой, но и телом? Может быть, действуя крайне аккуратно, как с воспитанием понравившегося щенка, в конце концов ему захочется иметь тотальный контроль над жизнью парня? Лань Хуань, не переставая улыбаться, свернул человеку шею. Сможет ли ему противостоять влюблённый Цзян Чэн, который уже угодил в ловушку? Который послушным цветком сидит в золотой теплице и ждёт, когда его придут и сорвут? А если предположить, что у кого-то из них чувства со временем угаснут, что тогда? Цзян Чэну не хотелось думать, что все слова Лань Хуаня о внеземной любви ложь, что его забота напускная и наигранная, что на самом деле он жуткий тиран и деспот, что стоит ему, Цзян Чэну, где-то по неосторожности оступиться и Лань Хуань в качестве профилактической меры покажет «кнут», спрятавшийся за личиной «пряника». Чем больше Цзян Чэн думал об этом, тем больше себя накручивал. Ложиться на манящую уютом постель уже не хотелось и, вскочив на ноги, Цзян Чэн принялся мерить шагами комнату, судорожно сжимая разжимая вспотевшие ладони. Он не засёк время, поэтому понятия не имел, когда Лань Хуань должен вернуться, однако, он прекрасно помнил «просьбу» мужчины. Из-за этого спина изошла мурашками, а на щеках проступили красные пятна. Прежде чем отдаваться Лань Хуаню, Цзян Чэн хотел бы с ним поговорить – о них, разумеется, уж точно не о том, что стало с телом Су Шэ. Вообще, Цзян Чэну ещё предстояло пережить ту суматоху, что поднимется в школе, когда пропавшего одноклассника нигде не сыщут, но всё это будет потом. В итоге Цзян Чэн нашёл в себе смелость и силы принять ванну, впрочем, принимал он её недолго только лишь для того, чтобы расслабиться, увы, слишком быстро становилось жарко. Выбирая между тем, надевать ли снова свою одежду или остаться в полотенце, слишком уж откровенно дожидаясь прихода Лань Хуаня, чтобы прямо с порога дать ему понять, что можно, что красная тряпка быку уже брошена, Цзян Чэн выбрал свою одежду. Впрочем, как известно, быки реагирует не на цвет, а на движение, но даже если Цзян Чэн будет сидеть неподвижно, очень уж он в глазах Лань Хуаня будет походить на греческую скульптуру, и его незамедлительно залюбят и возьмут исключительно из любви к искусству. Всё-таки, встречать любимого в полотенце – это когда вы уже не раз бывали вместе в многообразии интимных поз. Раз уж Лань Хуань вверил квартиру в полное распоряжение, Цзян Чэн, у которого пересохло в горле, но кусок не лез из-за летающих в животе бабочек, заварил себе чай. У Лань Хуаня дома оказался невероятно вкусный чай, а ещё склад шоколадок, на который Цзян Чэн долго смотрел с тоской, но потом всё же взял одну, пообещав себе съесть не всю. Не забыв сфотографировать квартиру, чтобы потом предъявить назойливому и наглому Вэй Ину доказательства своего присутствия именно в обители «да-да, того самого красавчика», Цзян Чэн остался дожидаться Лань Хуаня на кухне. Лань Хуань вернулся через час и десять минут. То ли избавиться от Су Шэ в самом деле оказалось несложной задачей, то ли он так сильно спешил к Цзян Чэну. Нашёл он своего мальчика ровно там, где тот счёл нужным ожидать. Первое, на что Лань Хуань обратил внимание – волосы. Они у Цзян Чэна оказались распущены, и этой мелочи хватило для того, чтобы перехватило дыхание. Цзян Чэн отложил телефон и отодвинул чашку ещё тогда, когда услышал проворачивающийся в замочной скважине ключ, поэтому, когда Лань Хуань настиг его, как хищник добычу в весьма легкодоступном положении, замер, ощутив невероятную слабость, одолевшую тело. Лань Хуань медленно подошёл к столу, обошёл его, приблизился к Цзян Чэну, дотянулся, трепетно касаясь очаровательной заплетённой косички, – и это было последней каплей, последним рубежом трещащей по швам сдержанности – накинулся с объятиями, забирая Цзян Чэна в сладкий плен, прижимая к груди, стискивая, зарываясь носом в мягкие пряди, пахнущие цветами вишни настолько сильно, что впору было задохнуться и умереть счастливым. Цзян Чэн пусть вздрогнул, но не сопротивлялся, доверчиво примкнул, хоть и нахмурился, ибо порой Лань Хуань был излишне сентиментален. Обнимались они недолго, Лань Хуань, выпустив из объятий своё юное очарование, взял в ладони его лицо, приподнял, склонился, коснулся маковых губ и чуть не зарычал, выдавая с рваным трепетом: - Мой лотос, надеюсь, ты не успел соскучиться, надеюсь, ожидание твоё было приятным, ибо моё – очень, - улыбнувшись, Лань Хуань потёрся своим носом о нос Цзян Чэна, пальцами игриво поглаживая его по щеке, - как бы я хотел немедленно заняться твоими лепестками, цветок мой, но не хочу этого делать грязными руками. Ты позволишь мне отсутствовать ещё каких-то десять минут? Обещаю, я возмещу всё потерянное время лаской, какую только смогу тебе подарить. Надеюсь, к тому времени, как я выйду из душа, ты будешь ждать меня в постели, хотя… если ты хочешь провести свой первый раз на столе здесь, на кухне, или же, например, на полу в гостиной, то… Договорить Лань Хуань не успел, так как до ужаса смущённый Цзян Чэн поспешил прикрыть его губы ладонью: - Вообще-то я сначала хотел с тобой поговорить! – выпалив, Цзян Чэн отпрянул от попытавшихся его сцапать рук. При любых других обстоятельствах, он бы уже прямо сейчас отдал Лань Хуаню то, чего тот так жаждет, но ситуация сложилась так, что за время отсутствия мужчины, подросток успел много чего передумать, и ему необходимы были ответы. Здесь и сейчас. - О чём поговорить, А-Чэн? Разве мы не можем это обсудить после того, как мы, позабыв на время обо всём насущном, наконец, станем единым целым, плюнув в лицо мнению общественности относительно того, что такая любовь, как наша – это порок в чистом виде? – непонимающе уставившись на Цзян Чэна, Лань Хуань решил, что разговор тот действительно не настолько срочный, что его нельзя отложить, поэтому, быстренько, пока Цзян Чэн не вздумал куда-нибудь убежать, он забрал его на руки, усадил верхом на себе и понёс в спальню. Цзян Чэн, до глубины души возмутивший, как и опять же смутившийся, упёр руки в чужие плечи, насупился, покусал губу и выдал, сжав бока Лань Хуаня в честь протеста: - Я хочу поговорить о нас! - О нас? Ангел мой ворчливый, это можно сделать и в процессе. Соединим приятное с полезным. Цзян Чэн поразился несговорчивости и неуступчивости Лань Хуаня, тем более, перед таким важным моментом. Он обескуражено подбирал слова, тем самым дав Лань Хуаню фору, тот донёс его до спальни, до постели, уронил на неё и навис сверху, пока на этом завершив наступление, но не думая никуда отпускать, о чём свидетельствовали вжатые в постель ладони по обеим сторонам от Цзян Чэна. - Как раз, прежде чем между нами что-то произойдёт, я хочу кое-что узнать! – уперев ладони Лань Хуаню в плечи, Цзян Чэн напряженно смотрел ему в глаза, надеясь, что хотя бы сейчас его послушают. Лань Хуань, в изумлении изогнув бровь, так и быть, перестав напирать, не двигался, просто смотрел, давая понять Цзян Чэну, что его вовсе не собираются брать силой, что всё нетерпение от большой любви и долгожданности момента. - Ну так узнай, мой лотос, я весь во внимании, - мягко улыбнулся Лань Хуань, наблюдая за тем, как очаровательно алеют щёки Цзян Чэна, как он хмурится и кусает губы, видимо, ему действительно нужно было сказать что-то очень важное. - В общем… - отводя взгляд, ибо говорить такое, глядя прямо на Лань Хуаня, было выше сил, Цзян Чэн, разобравшись с кашей в голове, постарался выдать максимально чётко и ясно о том, о чём болела его цветущая душа, - до сегодняшнего дня я знал тебя одним человеком, а оказалось, внутри тебя живут те ещё демоны. Может, я и не могу ничего сделать с тем, что со мной ты нежен, а с другими жесток, но… не изменится ли твоё отношение после того, как мы… переспим? – тут он особенно густо покраснел, сминая в пальцах рубашку на плечах Лань Хуаня, - Останешься ли ты таким же внимательным и заботливым? Не сведу ли я тебя с ума настолько, что ты решишь контролировать мою жизнь, ревновать ко всем подряд? Услышанное настолько обескуражило успевшего воспылать, потухнуть и снова воспылать Лань Хуаня, что он, когда Цзян Чэн задал последний вопрос и замолчал, зажмурившись так, будто бы ответные слова послужат ему пощёчиной, сел, схватил руки своего мальчика за запястья, поднёс их к лицу, уткнулся, задышав часто-часто. Лань Хуань и представить себе не мог, что Цзян Чэну нечто подобное придёт в голову, тем более, после того, как ясно было дано для понимания, что он единственный и неповторимый для него человек, что никакой боли не будет, если только о ней не попросить, что сделается всё, что угодно, если этого будет достаточно для счастья, что уберутся любые преграды, что любовь не пропадёт, не развеется, будто какой-то ненадёжный мираж, что… - Как жаль, мой лотос, что пока не могу тебе сделать предложения выйти за меня замуж, но я обязательно его сделаю, как только ты станешь немного постарше, чтобы это послужило достойной гарантией моих слов, что моя любовь ни под каким предлогом не угаснет к тебе. Что же до остального, - Лань Хуань принялся зацеловывать ладони Цзян Чэна, тереться о них носом и прижиматься щеками, - я слегка уязвлён, что ты так плохо обо мне думаешь, будто бы стану дурно с тобой обращаться, стоит тебе отдать свою хризантему мне. Хотя, у тебя для того, чтобы так думать, есть все основания. Однако, выслушай меня вновь и на этот раз поверь: я защищу тебя от всего мира и даже от самого себя, но не путай, пожалуйста, это с теми случаями, когда я буду тебя наказывать, если ты вдруг захочешь «поиграть» на моих нервах, А-Чэн, - тут он поднял глаза, лукаво улыбнулся, наконец, обратившему на него внимание Цзян Чэну, - что же до контроля… прошу тебя, прости мне замашки собственника, ничего не могу с собой поделать, когда думаю о тебе, когда вижу тебя, когда касаюсь тебя… ты слишком прекрасен, не хочу делиться, однако, ревность моя останется в разумных пределах – за это можешь не переживать. И снова Лань Хуань заставил Цзян Чэна задыхаться от такого количества откровений, что юношеское сердце едва выдерживало. Решив, что все вопросы на этом решены, Лань Хуань не стал упускать момента, пока его ценное сокровище приходит в себя, поэтому, прижав руки Цзян Чэна к постели, наклонившись так, что не осталось места даже маленькому вдоху, прильнул к желанным приоткрытым губам, скрадывая поцелуй смятения, поцелуй ускользающей невинности. От Цзян Чэна дурманяще пахло – это кружило голову и заставляло желать его так сильно, как утомлённый ожиданием хищник желает жертву. Лань Хуаню больших трудов стоило терпение, поэтому он решил, что в душ не пойдёт, и этот маленький факт сводил с ума своей порочностью: любить своего мальчика после того, как избавился от трупа его глупого одноклассника. Лань Хуань чувствовал себя грязным и испорченным, даже в какой-то мере недостойным, но как же было хорошо и сладко от мысли, что Цзян Чэн, чистота и невинность в чистом виде, не отталкивал его, а, пытаясь совладать с дрожью в теле, прижимал к себе, готовый ко всему, на всё согласный. Лань Хуаню хотелось бы, чтобы их первый раз случился максимально романтично, в принципе, его мечта сбылась, если не учитывать тот факт, что романтика получалась какая-то экстремальная. Не переставая целовать Цзян Чэна, только теперь удостаивая вниманием не только губы, но и шею, Лань Хуань неспеша стянул с него рубашку, предварительно расстегнув все-все пуговицы. Раньше Лань Хуань не спускался ниже шеи, а теперь ему предоставилось такое поле деятельности, что всё его сразу же захотелось усеять следами своего единовластного покровительства. Цзян Чэн, не переставая краснеть, но по неопытности не зная, как следует себя вести, кусал губы, наблюдая за Лань Хуанем из-под дрожащих ресниц. Каждую секунду он анализировал происходящее, пытаясь собрать мысли в кучу. Ему бы не хотелось показать себя совсем нескладным, совсем бесполезным, поэтому, повторяя за Лань Хуанем, он потянулся одеревеневшими пальцами расстёгивать на нём рубашку, чем мгновенно привлёк к себе внимание влюблённых глаз, залитых обожанием. Лань Хуань даже целовать перестал, приподнялся, опираясь на руки, только бы его мальчику было удобно. - Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я мечтал увидеть наяву, как ты, мой восхитительный ангел, раздеваешь меня. Фантазии не идут ни в какой расчёт. Цзян Чэн тут же перестал что-либо делать, потому что пальцы совсем перестали слушаться, благо, то была последняя расстёгнутая пуговица, взору предстала обнажённая грудь, которая совсем скоро будет вся такая разгорячённая и сильная вжимать в постель. Цзян Чэн нервно сглотнул, пытаясь взять себя в руки, надулся, поднимая на Лань Хуаня взгляд обиженной нимфы. Ему и так было страшно от всего нового, что происходило с ним, а тут ещё мужчина всё находил и находил предлоги, дабы смутить. Последнее, что Цзян Чэн сделал прежде, чем дрожащие руки совсем перестали его слушаться, сдёрнул с плеч Лань Хуаня злосчастную рубашку, чуть не порвал её от переизбытка чувств. - Дальше раздевайся сам! – в сердцах излишне грубо высказался, тут же снова отводя взгляд. Лань Хуань заливисто рассмеялся, скидывая и свою, и рубашку Цзян Чэна на пол, садясь в ногах парня, чтобы удобнее было стянуть с него штаны. - Как тебе будет угодно, любовь моя, но только если ты обещаешь смотреть и не отводить глаз, иначе, в твой первый раз я полностью лишу тебя восхитительной картины происходящего, перевернув на живот и взяв в такой позиции. Возмущению Цзян Чэна не было предела, разумеется, он хотел быть полноправным участником процесса и видеть всё, видеть лицо Лань Хуаня, чтобы уж точно верить, что происходящее наяву, а не плод бурного воображения. Поджав губы, с трудом вернув блудный взгляд, он напряжённо смотрел на Лань Хуаня, который уже стянул с него штаны, скинув и их на пол. Цзян Чэн не думал, что просто смотреть – это так трудно. Его колотило сладкой лихорадкой предвкушения, его одолевали сошедшие с ума мурашки, он покраснел, кажется, от кончиков пальцев, до кончиков ушей. Он не знал, чего хочет больше: чтобы Лань Хуань, наконец, закончил эту сладкую пытку и взял его, или чтобы продолжал. Пока он, ведомый непостоянством пубертата размышлял, Лань Хуань стянул, подхватив за край, нижнее бельё. Видимо, в этот раз Лань Хуань решит за них двоих, и решением будет – немедленно взять, пока мозг от навалившейся страсти не отказал. Поняв, что абсолютно обнажён перед лицом своего дьявола-искусителя, Цзян Чэн опомнился, попытался прикрыться руками, но Лань Хуань, мало того, что поймал его руки, не дав этого сделать, так и коленями удержал, раздвинул норовящие сомкнуться юношеские ноги. Не нашлось слов, чтобы описать всю красоту Цзян Чэна, любые слова вмиг бы стали недостойны его сводящего с ума очарования, поэтому, изнемогая от одолевающего, забирающегося под кожу возбуждения, Лань Хуань наклонился, припадая губами к трогательной косточке правой ключицы, вырывая из груди Цзян Чэна вздох. Разумеется, Лань Хуань погорячился, пригрозив Цзян Чэну, что возьмёт его сегодня сзади… завтра, может быть, завтра, когда они вдоволь насладятся плавящимся от агонии наслаждения лицами друг друга. Но это, что касалось второго обещания, первое же Лань Хуань выполнил сразу, как только заключил второй невесомый поцелуй на левой ключице. Цзян Чэн держался уверенно, не сводил взгляд, пока Лань Хуань расстёгивал брюки, но поскольку между ними не было уточнения, куда именно смотреть, как приличный мальчик Цзян Чэн смотрел в глаза. Он понимал, что, если опустит взгляд вниз, туда же бухнется его сердце. Однако, отказывая своим глазам, он не мог отказать фантазии, которая красочно подкидывала потрясающее воображение картинки. Лань Хуань являлся безумно красивым мужчиной, поэтому не было ни единого сомнения – красив он везде. Цзян Чэну он напоминал греческого бога Аполлона. Себя же рядом с ним он представлял весьма посредственно – явно скромничал, ибо, если бы Лань Хуань только слышал его мысли, непременно окрестил бы Афродитой, волей судьбы переродившейся мальчиком. Будучи подростком, которого довольно часто застигало врасплох возбуждение, Цзян Чэн, постигая порочные ласки собственноручно, конечно же, задумывался о том, каков Лань Хуань… в физическом плане. Теперь же, когда ему представилась возможность взглянуть и убедиться в том, что тот очень даже ничего, он не мог переступить через себя, давясь смущением. - Ваньинь, ответь, стоит ли нам тратить время на твою подготовку, или ты, прекрасно понимая, к чему приведут наши отношения, день ото дня готовил себя заранее, представляя при этом меня? – нежно улыбнувшись, Лань Хуань, наконец, избавился от одежды, наклонился к подобравшему выше Цзян Чэну, коснулся ладонью его лица, провёл под подбородком, по шее, груди, поддел розовый сосок, пощекотал подтянутый живот и, минуя опасную зону, которой он уделит внимание буквально через несколько минут, коснулся внутренней стороны бедра, погладив, ненавязчиво отодвинул ногу чуть дальше. Вжавшись в подушку, густо краснея, наблюдая за тем, с каким спокойствием Лань Хуань тут же оставляет его в покое только ради того, чтобы повернуться к тумбочке, выдвинуть верхний ящик, достать смазку и презервативы, Цзян Чэн теряет дар речи. Его сводит с ума мысль о том, что вот прямо сейчас его лишат девственности. Это немного отрезвляет. Это позволяет переварить заданный вопрос и сформировать ответ, но чтобы его произнести, требуются усилия, которые Цзян Чэн с трудом находит, наблюдая, как невозмутимо Лань Хуань рвёт пластиковую упаковку, являя на свет атрибут, должный радостно ознакомить со взрослой жизнью. Цзян Чэн слегка в шоке, что всё это происходит вот так, но лучше уж так, чем если бы его вжали носом в подушку и отодрали. Почему-то он не сомневается, что Лань Хуаню не стоит и капли усилий взять его грубо, но разве это подходящие мысли в такую минуту? Лучше уж сосредоточиться о том, чтобы из-за страха возбуждение никуда не ушло, а оно таяло, будто мороженое в жаркую погоду. - Я… я пару раз пробовал… - Я всё равно тебя подготовлю. Окажи честь, ляг на спину поудобнее, - собственноручно дёрнув Цзян Чэна вниз, прямо под себя так, чтобы это было удобно, Лань Хуань наклонился, убрал подушку из-под головы своего мальчика, подтянул край одеяла, свернул его и заботливо подложил под поясницу, чтобы самое ценное в данном случае, а именно ягодицы Цзян Чэна, оказались повыше – так будет лучше для них обоих, - а теперь расслабься. Раз ты уже пробовал, должен понимать, чего я от тебя хочу. Не бойся боли – её не будет. Специально для тебя я купил смазку на основе силикона – лучшее изобретение в мире секс-индустрии. Ты получишь максимум наслаждения, минимум неприятных ощущений даже с учётом того, что это твой первый раз. Цзян Чэну хотелось верить, что Лань Хуань его не просто так обнадёживает, поэтому, резко кивнув, облизав пересохшие губы, вперив взгляд в потолок, он попытался расслабиться. Раз Лань Хуань обещал, что всё будет хорошо, значит, всё будет хорошо. Цзян Чэн не видел причин не доверять своему мужчине, поэтому, когда цветка его невинности коснулись влажные липкие пальцы, прикрыл глаза, делая глубокий вдох. Лань Хуаню впору было гордиться своим послушным мальчиком, ведь этот вдох позволил ввести внутрь него сразу два пальца. Судя по тому, как Цзян Чэн охнул, он ожидал жутко неприятных ощущений, но судя по тому, в каком изумлении он распахнул глаза, его ожидания не оправдались. Лань Хуаня позабавила реакция, а ведь он в самом деле предусмотрел и приобрёл такую смазку, которая способна оставить после первого опыта одни лишь положительные впечатления. Тем не менее, каким бы Цзян Чэн не был прекрасным в таком момент, любоваться им можно было и в процессе, что Лань Хуань и сделал, принимаясь двигать пальцами, растягивая весьма охотно поддающееся нутро юношеского тела. Цзян Чэн судорожно задышал, покрылся пятнами румянца, попытался свести ноги, чего Лань Хуань ему не дал сделать, запрокинул обе руки назад, хватаясь, сжимая край матраса, голова его запрокинулась назад, вжалась затылком, открывая соблазнительную шею. Лань Хуаню внезапно стало жарко, а член его налился такой твёрдостью, что это приносило лёгкий дискомфорт, однако, мысленно он напоминал себе, что осталось продержаться совсем немного. Поскольку бёдра Цзян Чэна уже были приподняты, Лань Хуань подхватил под колено его правую ногу и закинул себе на плечо. Так стало гораздо удобнее, пальцы входили глубже, к ним добавился третий, а покачивающийся от возбуждения член Лань Хуаня прижимался к внутренней стороне бедра Цзян Чэна, из-за чего кожа покрылась мурашками. Облизывая губы, то закрывая, то открывая глаза, Цзян Чэн плавился от оказавшимися приятными странных новых ощущений. Член вновь стал твёрдым от возбуждения, нутро сводило сладкими судорогами, ощущения не были похожи на те, когда касаешься себя сам. Цзян Чэн не чувствовал стыда, наоборот, ему с капелькой мазохистского удовольствия нравилось то, что с ним происходит, именно поэтому он приподнимал бёдра выше, именно поэтому ласкал слух Лань Хуаня томными вздохами, именно поэтому всем своим видом показывал, что он не против закончить прелюдию и расстаться, наконец, с хризантемой, которая только ради одного человека и расцвела. Интуитивно поняв желания своего мальчика, переняв его нетерпение на себя, Лань Хуань извлёк пальцы, но менять позицию не стал, его вполне устраивало и положение, и вид. Цзян Чэн же, наконец, посмотрел на него. О, как он был восхитителен в тот момент: его маковые губы и слезящиеся от наслаждения глаза могли свести с ума кого угодно. Лань Хуаню стоило больших усилий подавить своих демонов, а ведь он был близок к тому, чтобы взять Цзян Чэна порывисто и грубо. Запечатлев короткий поцелуй на дрожащей коленке, Лань Хуань вернул парню нежную улыбку и всё-таки позволил себе каплю садизма, но только в мыслях: завтра он обязательно трахнет это восхитительное тело как минимум на полу в гостиной, на столе на кухне и у стены в ванной. Ну а пока, пока мыслям велено было оставаться мыслями, Лань Хуань, не теряя времени, раскатал по члену резинку, перетянул бёдра Цзян Чэна поближе, приставил головку ко входу и толкнулся. И снова Цзян Чэн задержал дыхание, снова сжал пальцами матрас, а всё потому, что именно этот момент обычно самый трудный, но войдёт головка, войдёт и всё остальное. Лань Хуань с удовольствием словил бы губами первые срывающиеся вздохи, но предпочёл остаться наблюдателем. Цзян Чэну под ним было самое место. Член вошёл как по маслу, и даже медлить особо не пришлось. Правда, поскольку член – это не пальцы, пришлось дать Цзян Чэну несколько секунд отдышаться, он лежал, трясся от распирающих ощущений, перекатывал голову с одной щеки на другую, выдыхал через раз, ёрзал, соблазняя Лань Хуаня начать уже двигаться. Лань Хуань и начал, сжав юношеские бёдра так крепко, что завтра на них проявятся синяки. Первые толчки вырвали первые стоны. Стоны наслаждения, которое может подарить один мужчина другому. Цзян в какой раз попытался сдвинуть колени, но Лань Хуань, мало того, что в очередной раз предотвратил попытку, решил, что будет лучше, если дальше они продолжат в классической позиции, поэтому, осторожно скинув ногу Цзян Чэна обратно на постель, двинулся на очередном толчке вперёд, наклонился, забирая своего мальчика в свои крепкие объятья, вжался, вливаясь в жар тела Цзян Чэна своим, двинулся ещё раз, но уже резче, пользуясь возможностью, снимая отзвучавший стон губами. И с той секунды, с последовавших за ней толчков, Лань Хуань трахал Цзян Чэна, входя внутрь него плавно, но в темпе. Хватило каких-то пары минут, чтобы мышцы расслабились, отозвались, дали возможность толкнуться глубже. Задыхаясь под Лань Хуанем от напора и страсти, отвечая дрожащими губами на короткие сыплющиеся поцелуи, Цзян Чэн не сдерживался, стеная громко, эротично, вовсе не пошло, из-за чего в какой-то момент у Лань Хуаня просто-напросто свело челюсти, и он укусил мальчишку за шею. Одного укуса показалось мало, и он кусал ещё и ещё, оставлял через каждый сантиметр засосы, поднял одну руку только чтобы сжать растрепавшиеся пряди, оттянуть, не давая Цзян Чэну повернуть голову. Пальцы второй руки скользили по бедру, выше, под ягодицу, чтобы ещё немного приподнять, чтобы дать члену войти под другим углом. У Цзян Чэна звёзды сыпались перед глазами, он уже больше не сжимал матрас, а хватался за широкие плечи, впивался в кожу короткими ногтями и царапал. Элемент сводящей с ума грубости всё-таки проскользнул в их с Лань Хуанем связь, но настолько снёс обоим головы, что не хотелось ничего менять. Цзян Чэн стонал, не сдерживаясь, повторял имя Лань Хуаня, стыдясь и не смея просить быть быстрее, просить быть резче, но мужчине и не нужно было слышать этих слов, чтобы всё сделать самому, чтобы догадаться. Постепенно Лань Хуань ускорялся, постепенно двигался всё резче, сходя с ума от ощущений тесноты и жара. Мальчик… его мальчик был так прекрасен, что в какой-то момент Лань Хуань приподнялся, опираясь на локте, лишь бы уловить момент и запечатлеть на памяти, как Цзян Чэн, с написанным на лице удовольствием просит его продолжать. Просит взглядом, едва приоткрытыми губами, каждой клеточкой своего тела. Разве можно ему отказать? - Ты восхитителен, малыш… Накрывая губы Цзян Чэна своими, Лань Хуань забирает обе его руки в свои, вжимает в постель по обе стороны от головы, тесно зажимает сверху, глубоко входит, слизывая стоны с непорочного юношеского рта, который буквально создан для поцелуев. После этого он уже не сдерживается, трахает так, что спинка постели врезается в стену, что матрас прогибается сильнее, а Цзян Чэн поневоле зажимается, шокированный напором, с которым берут его успевшее попривыкнуть тело. Перед тем, как кончить, Лань Хуань стискивает мальчишку в объятиях, прикусывает до боли его губу, глухо стонет и, вогнав член глубоко, спускает. Только после этого он выдыхает расслабленно и с наслаждением, чуть ли не мурлыча котом от того, что его мальчик тоже кончил, значит, им обоим было очень хорошо. Лань Хуань даёт им каких-то пару минут отдышаться, после чего поднимает на дико смущённого Цзян Чэна взгляд, пьянея от одного его вида, заботливо заправляя за ухо растрепавшуюся прядку. - А-Чэн… - Подожди, дай мне прийти в себя… - шепчет слегка шокированный всем произошедшим Цзян Чэн, пытаясь привыкнуть к сладкой неге, завладевшей его телом. Впрочем, Лань Хуань и не торопит его никуда, он лишь устраивается поудобнее и наблюдает, лучась счастливой, влюблённой улыбкой. *** - Знаешь, я бы хотел запечатлеть тебя в этом образе, - захаживая из кухни в гостиную, Лань Хуань окинул взглядом диван и сидящего на нём Цзян Чэна, который, потягивая рубиново-кровавое вино из бокала тонкого стекла, пробовал порезанный дольками свежий инжир, - ты похож на сказочную нимфу. Ни капли не растерявший своей свежести, а наоборот, очень даже похорошевший после того, что случилось вчера, Цзян Чэн наслаждался прелестями взрослой жизни, какие только ему мог предложить Лань Хуань. Всё было прекрасно, даже слишком – слишком для того, чтобы позабыть обо всём на свете, тем более, о насущных проблемах, рассосавшихся аки страшный сон. Цзян Чэн был благодарен Лань Хуаню за то, что тот вчера вечером после произошедшего акта любви повёл себя как настоящий джентльмен, не перестал оказывать заботу, донёс до ванной, оставил полежать в горячей воде, а потом, накормив лёгким ужином, уложил спать к себе под бок. Сегодняшним утром Цзян Чэн получил сладкий поцелуй, завтрак в постель, а теперь, после принятия освежающего душа, вкушал сладкие, похожие по вкусу на землянику, плоды и дегустировал вино тридцатилетней выдержки. Если забыть о смерти Су Шэ, прошедшие сутки можно было считать самыми романтичными. Вэй Ин завалил сообщениями, но Цзян Чэн на них не отвечал, разумно рассудив, что если о чём-то и расскажет своему другу, то при личной встрече. Родители, к счастью, не интересовались тем, как их сын собирается проводить выходные, думая, что он у одноклассника. Цзян Чэн и сам не представлял, чем они с Лань Хуанем будут заниматься целых два дня. Лань Хуань же, чувствуя себя так, как чувствует всякий расслабленный хищник, просто ждал удобного момента, когда вновь сможет взять своего строптивого мальчика. Ему безумно нравилась мысль лёгкого доступа к телу. Через год Цзян Чэн закончит школу, поступит в университет, будет продолжать бегать, но уже на более профессиональном уровне, и сможет переехать жить сюда. Лань Хуань пока только лелеял мысль о том, как будет каждый день возвращаться домой с работы, как парень будет его встречать, как они, сошедшие с ума из-за вынужденной недолгой разлуки, будут заниматься сексом прямо в коридоре. Им двоим ещё столько предстояло попробовать. Конечно, в их отношениях будет не только секс, но и прочие приятные вещи. Лань Хуань должен будет постараться для Цзян Чэна, чтобы тому было хорошо и комфортно, чтобы и мысли в голове не было, будто есть кто-то лучше. Однако, вообще-то, без лишний скромности Лань Хуань мог сказать, что он вне конкуренции, вряд ли найдётся достойный противник, а если к Цзян Чэну кто-то всё-таки попробует прилипнуть, так его скорбной участи не позавидуешь. - Ты хочешь меня сфотографировать? - Нарисовать, - Лань Хуань улыбнулся, подошёл ближе к дивану, присел рядом с Цзян Чэном, дотянулся, коснулся пальцами румяной щеки, погладил, - чтобы потом повесить рисунок у себя в кабинете и любоваться всякий раз, когда отвлекусь от работы. Цзян Чэн залпом допил вино, вернул бокал на стол, покраснев то ли от смущения, то ли от алкоголя. Вино было сладким, как и инжир, как и губы Лань Хуаня, которые нашли свою цель, как только Цзян Чэн повернулся. Широкий диван позволил им обоим с удобством устроиться, утягивая Цзян Чэна во всё более глубокий поцелуй, Лань Хуань обнял его, забираясь пальцами под края тонкого халата. Телу Цзян Чэна так шла нагота, что Лань Хуань поспешил избавить его от единственного предмета одежды. Зачем прекрасному лотосу одежда? Зачем ему прятать свои чудесные лепестки, по крайне мере, от Лань Хуаня? Они продолжили целоваться, упав – один на спину, другой сверху. Цзян Чэн особо не стеснялся, млея от доставляемых ему ласк. Теперь, когда он уже не был невинен, страх перед неизвестностью сменился трепетом предвкушения. Тело охотно отзывалось на нежность, и хотя Цзян Чэн думал, что Лань Хуаню просто приспичило потискаться в силу собственной любвеобильности, мотивы Лань Хуаня оказались более, чем прозрачны. Иначе, зачем было прерывать дурманящий сладостью поцелуй и переворачивать парня на живот? Посыпавшиеся по шее, плечам и спине поцелуи запросто могли бы сбить с толку, но после того, как Лань Хуань вполне красноречиво поставил Цзян Чэна на колени, сомнений не осталось. Цзян Чэн, несколько не готовый вот так внезапно взять и отдаться, замешкался, густо покраснел, стиснул пальцами скрипучую обивку и замер, чувствуя, как горячие руки мужчины гладят бёдра, а губы добрались до копчика. - Сичэнь… я не уверен, что готов сделать с тобой это во второй раз прямо сейчас… - слова вырвались с трудом, но лучше их было озвучить, что Цзян Чэн и сделал. Сразу после этого он предпринял попытку повернуться и сесть, дабы уберечь попу от посягательств, но Лань Хуань вцепился в бёдра мёртвой хваткой, а губы его застыли на ложбинке копчика. - Неужели я вчера так переусердствовал, что сегодня твоя прекрасная хризантема испытывает дискомфорт? Цзян Чэн покраснел так сильно, что окрасом лица стал походить на тот самый лотос, коим Лань Хуань всё время его называет. Он попытался выдохнуть и расслабиться, благо, Лань Хуань не предпринимал никаких активных действий, оставшись в том же положении, разве что пальцами невесомо и ласково поглаживал кожу бёдер. Это не было похоже на принуждение, что давало Цзян Чэну возможность решить самому, хочет он остановиться или хочет продолжить. - Нет, с хризантемой всё в порядке! Я слегка обескуражен тем, что только утро, а ты снова меня хочешь! Лань Хуаня так изумили слова его мальчика, что он даже растерялся и не сразу сообразил, как ответить. Прежде, чем всё-таки сказать пару слов, он выпрямился, аккуратно, но уверенно перевернул Цзян Чэна на спину, перехватил обе его руки, прижал к губам и расцеловал: - Мой лотос, тебя это пугает? Вне зависимости от времени суток, я хочу тебя. Хочу всегда, везде и много. Ты для меня желаннее сна, важнее воздуха, значимее воды. Когда я рядом с тобой, то чувствую себя человеком того прелестного возраста, когда в голове одни лишь любовные утехи. Прости, если кажусь слишком темпераментным, - и пусть Лань Хуань извинялся, но голос его вовсе не звучал виноватым. Цзян Чэн слишком хорошо слышал скрытый смысл, который до него пытались донести: «не пытайся ограничивать доступ к своему телу, мой лотос, я всё равно возьму столько, сколько сочту нужным». И прежде, чем Цзян Чэн успел ответить, его телефон оповестил о пришедшем сообщении. Поскольку телефон лежал на столе экраном вверх, высветив имя неугомонного Вэй Ина, Лань Хуань заинтересовался тем, что же однокласснику нужно от его мальчика с утра в субботу. Не спрашивая разрешения Цзян Чэна, считая, что теперь ему позволительны любые вольности, Лань Хуань взял телефон, открыл сообщение и прочитал. На удивление, нарисовавшееся на лице своего мальчика, он не обратил никакого внимания. - Твой друг прислал селфи: он сидит на дереве, а внизу лает шпиц. Забавно. Он, что, боится собак? – показав фотографию Цзян Чэну, Лань Хуань заинтересовался сообщениями, которые Вэй Ин присылал до этого. Будучи не очень довольным, что в его личную жизнь влезли настолько бесцеремонно, собираясь поговорить с Лань Хуанем о степени оказываемого контроля, Цзян Чэн ответил на заданный вопрос: - Да, боится. Боится и при этом выходит на утренние пробежки в парк, как раз в то время, в какое обычно гуляют собачники. - Давай познакомим твоего друга с моим братом? Если они друг другу понравятся, мы могли бы устраивать парные свидания. - прочитав несколько из тех сообщений, которые Вэй Ин прислал за сегодняшнее утро и вчерашний вечер, Лань Хуань положил телефон обратно, вернувшись к созерцанию Цзян Чэна, однако, потратив на это ровно несколько секунд, не выдержал, наклонился, целуя плотно сжатые губы, - Что такое, мой лотос? Тебе эта идея кажется не слишком удачной? - Ты хотя бы разрешения мог спросить, прежде чем брать мой телефон! – не отвечая на поцелуй, продолжая дуться, Цзян Чэн пытался выглядеть серьёзно, будучи по-прежнему разложенным под Лань Хуанем абсолютно без одежды. - Ну я же не в ящик с твоим бельём залез, а всего лишь посмотрел переписку с тем человеком, с которым ты больше всего общаешься, - Лань Хуань улыбнулся так мило и лучезарно, будто совершённый им жест не нёс никакого криминального характера, - не злись на меня. Цзян Чэн продолжал дуться, даже взгляд отвёл. Разумеется, весь романтический настрой пропал. Цзян Чэн, конечно, понимал, что так или иначе, а Лань Хуань начнёт контролировать его жизнь, стоит им переспать друг с другом. Не то чтобы мужчина в самом деле сделал что-то ужасное, посмотрев переписку, просто таким образом он дал понять, что воспринимает их с Цзян Чэном отношения непосредственно как контролирующего и подчиняющегося. Для в какой-то степени свободолюбивого Цзян Чэна подобное оказалось трудно принять вот так сразу. Ему требовалось время, чтобы смириться, ну или подумать над тем, можно ли найти компромисс. Видя, что Цзян Чэну и впрямь надо побыть наедине с самим собой, чтобы взвесить все «за» и «против», Лань Хуань отстал от него, поцеловав напоследок в угол губ. - А насчёт твоего друга я серьёзно, так что напиши ему, пригласи сегодня-завтра прогуляться. Ванцзи я приглашу под предлогом знакомства с тобой, всё-таки ты мой избранник – он не откажет, - улыбнувшись, Лань Хуань ушёл на кухню. Цзян Чэн, поразглядовав какое-то время потолок, сел, завернулся в халат, закинул в рот дольку инжира, взял телефон, открыл диалог с Вэй Ином и, немного подумав, написал. Сначала он прокомментировал фотографию и только потом спросил, не хочет ли тот увидеться. Про брата Лань Хуаня Цзян Чэн промолчал, решив, что пусть цель прогулки останется в тайне. Пусть эти двое познакомятся друг с другом без знания о том, что их пытаются свести, иначе весь вечер может пройти под навесом неловкости. Отписав вопрос, решив прочесть ответ потом, Цзян Чэн бросил телефон на диван. Не так уж он и злился на Лань Хуаня. О замашках собственника он знал с самого начала, так что не было смысла удивляться сейчас. К тому же, если нечего скрывать, нет смысла переживать. Если Лань Хуаню хочется читать сообщения – пожалуйста, даже в ящик с бельём может залезть – это явно мелочь в сравнении с тем, что он успел залезть в душу, а вчера ещё и в тело. С этими мыслями о добровольном и безоговорочном подчинении Цзян Чэн отправился на кухню. Лань Хуань вчера заикнулся о том, чтобы попробовать секс на столе – отличная идея.