Живи со мной...

      Утро. Оранжевое солнце выглядывает из-за многоэтажек всё ещё оставляя на небе радужные блики. С рассветом начинают прорисовываются чёткие фигуры: вот диван около стены, а вот и Даниэль спит на нём своим тихим сном.        Светило становится всё ярче и ярче, пробирается сквозь прозрачные шторы, нежно ласкает худое лицо доктора. Комната с персиковыми обоями на стенах и шкафами из светлого дерева заливается солнцем. В девственном блаженстве, Диккенс сладко зевает. Его закрытые веки подрагивают и медленно открываются. Тот щурится и уж было хочет снова укутаться в одеяло, чтоб полежать ещё «пять минуточек», но вовремя вспоминает, что теперь живёт не один. Он ощупывает маленькую повязку на правом глазу, которую в последнее время надевает на ночь и морщится.  — Надеюсь, она ещё спит… — мельком думает доктор и встаёт с кровати.               Тихо-тихо он идёт в ванную входит внутрь и закрывает дверь за защёлку.        Вот перед ним стоит мужчина лет тридцати. С светлорусыми взъерошенными волосами, бледной кожей, худым телосложением, выпирающими скулами и тонкой, рельефной шеей. Рубашка из тонкой, почти прозрачной ткани, выглядит небрежно и помято.       Доктор снимает повязку. За ней виднеется пустое безжизненное око. Найдя какой-то маленький футлярчик с непонятной прозрачной жидкостью; он открывает его и достаёт крохотный стеклянный глазной протез в виде полукруга. Зрачок на нём темнее, чем настоящий, однако, это единственный экземпляр, который не выпадает каждые две минуты.       Даниэль промывает маленький аппарат водой и аккуратно заталкивает в глазное отверстие. Он ненавидит это. Ненавидит делать это каждое утро, каждый день и каждый вечер. Это всегда так больно и неприятно. Это всегда так угнетает и напоминает о том, какое же ты ничтожество по сравнению с другими: живыми, здоровыми людьми. Однако: общество заставляет каждый день делать что-то, даже если ты это ненавидишь всем сердцем.        Слеза скатывается с правого века на щеку, но доктор аккуратно её вытерев, принимается к повседневным делам.        Он треплет и причёсывает волосы, умывает лицо и чистит зубы. Обычные утренние приготовления. Диккенс выходит из ванной и направляется в свою комнату.       Там он переодевается в мешковатый синий свитер и короткие тёмные шорты, которые почти не видны в этом своеобразном наряде. Протирает очки и «выходит в свет»              И вот он здесь. Комната Рейчел.       Девочка спит на кровати своим чистым, безмолвным сном. Даниэль не решается её будить. Он пододвигает табуретку к кровати и просто сидит, наблюдая за её ровным дыханием. Смотрит на её длинные светлые локоны, которые словно пшеничное невспаханное поле разбросаны по подушке. Смотрит на её белую и ровную, словно кукольную кожу. Смотрит на её тонкие запястья и лодыжки. Смотрит на её полузакрытые веки, за которыми скрываются две голубые огромные луны, очаровывающие своим холодом.       Как же он хочет быть ближе к ней. Он хочет этого так сильно, что это часто доходит до абсурда или безумия.       Он хочет бесконечно смотреть как она моется, он хочет мыть ее мягкие волосы. Он хочет бесконечно смотреть как она дышит, он хочет помогать ей дышать. Он хочет бесконечно заглядывать в её голубые бесчувственные глаза, он хочет, чтобы эти глаза смотрели на него…       Но вот девочка просыпается. Она видит Диккенса, что смотрит на неё с доброй улыбкой, но никак не реагирует.       — Доброе утро, Рейчел…  — говорит тот, смотря, как девочка садится на кровать.       Также безэмоционально она кивает, смотря в одну точку. Её глаза не излучают никакой любви, никакой радости. Такие живые и мёртвые одновременно!       Даниэль застывает. Он смотрит в эту непроглядную синеву, не желая даже дышать. Он боится спугнуть эту пустоту и непринуждённость.       — Доктор…  — раздаётся тихо со стороны девочки.       — Сегодня случится что-то страшное? — спрашивает Рейчел, без причины, даже не смотря на мужчину.       –Нет, Рейчел, всё хорошо. — он непринужденно улыбается.              Сухая, кукольная улыбка проскальзывает на губах беловласки, и она встаёт с кровати. Тихо, словно мышь, девочка идёт в ванную, а Диккенс же, провожая её взглядом, идёт на кухню, готовить завтрак.              Со стороны ванной слышится шум воды, а с кухни, шкварчание яичницы с беконом. Не это ли для некоторых звуки счастливой жизни?..       Наконец, девочка, одетая в домашнее платице приходит на кухню. На столе уже стоит горячая тарелка с блюдом. Рейчел садится на стол и начинает есть.       Дэнни смотрит на это, как на что-то волшебное. У него получилось. Он смог дать ей тепло. Подарить любовь, которой ей на дали в детстве.       Он не упускает не одного движения, почти не моргает, хочет впитывать и наслаждаться каждым моментом, проведённым с ней.              Внезапно беловласка застывает, держа вилку в руках. Она поднимает свои голубые глаза, смотря на Даниэля и из её уст тихо выскальзывает пять коротких слов       — Доктор, будете ли вы моим?..              По телу Диккенса пробегает разряд электрического тока. Жар сковывает всё тело и всё, что он говорит, только по настоящему искреннее, сказанное на одном сжатом дыхание:       –Да, мой ангел!..              

И всё затихает.

                    А может быть это всё твой предсмертный бред, а ты лежишь на холодном полу, с пробитым животом, пока любовь всей твоей жизни уходит с другим?..