Я здесь

Дима Побрацкий с торчащей ручкой из горла выпал из комнаты в коридор общежития номер 12. Слава богу, Антон был рядом. Герой всегда и всем поможет. - Только не снова. Дыхание сбилось, сердце щемяще сжалось где-то в груди, он опустился на колени, дрожащие пальцы набрали номер неотложки. - Алло, барышня?... Побрацкий очнулся. Через пару минут санитары подхватили его, уложили на носилки и увезли в направлении первой городской больницы. Сам он идти был не в состоянии. Антон, до этого собравший всю волю в кулак, резко обмяк, осев на пол коридора. Отер пот со лба, тяжело вздыхая. Белые халаты, сирена скорой помощи, оранжевые чемоданчики с кучей ампул и инструментов... Неужели сценарий повторяется? Антон посмотрел на закопченный потолок, погружаясь в воспоминания. В горле встал комок. Тот вечер он никогда не забудет. Залитые кровью мягкие каштановые волосы. Широко распахнутые голубые глаза, устремленные в небо. Сломанный позвоночник. Два открытых перелома и бог знает сколько еще травм. Он, расталкивая медработников и зевак, жаждущих хоть какого-то зрелища, подбежал к трупу. Также упал на колени. Но уже не мог ничего сделать. Пальцы сами нашли в телефоне номер Оли. Написали всего два коротких слова. "Олежа... Умер." Потом, спустя 10 минут, посыплются соболезнования, пояснения и грустные смайлики. Все это потом. А сейчас страх. Огромный, всепоглощающий. Парализующий. Не дающий нормально вдохнуть. Когда приходит осознание, что ничего сделать уже нельзя, руки падают сами. - Молодой человек, отойдите, вы мешаете. - послышался грубый голос. Оглушенного Антона оттеснили врачи, подхватившие Олежу и тащившие его тело в машину. - Ну что, в морг? - Да. Он уже мертв, мы не спасем. Мертв... Мертв... Слова санитаров набатом стучали в голове, где больше мыслей не осталось. Сирена затопила все остальные звуки собой, не оставляя после себя ничего, кроме невыносимой тоски и тревоги. Нет! Это не может быть реальность! Только не так! Нет! Олежа... Не покидай меня... Пожалуйста, нет... Он жадно глотал ртом воздух. Он задыхался. Он потерял почву под ногами. Олежа всегда был для Антона лучиком чистого света. Незамутненного разума и огромной надежды. Ему было больно видеть, когда тот приходил к нему в растрепанных чувствах, плачущий, слабый и сломленный. Антону казалось, что Олежа слишком открыт, слишком светел для этого мира. Никто не знал его с этой стороны, кроме него. В обычной жизни он был не более, чем обычным парнем, с неудачными шутками и вечно растрепанными волосами. У него не было друзей, и он посвящал все время учебе, зарабатывая себе хоть на худобедную стипендию. Нельзя не признать, что это было лучшим решением в его ситуации. Он вел конспект. Отличный, красивый, понятный, с пометками препода, ничего не упуская. Собственно, из-за этого конспекта они и познакомились. Тогда слухи о "великой тетради" уже бродили по всему универу. И он, будто невзначай, попросил списать немного, а то он "по болезни" пропустил. Вообще, они были до этого знакомы. На уровне имен. А Олежа, судя по взгляду - пустому, отрешенному - и вовсе его не помнил. Антон тогда только начинал деятельность "героя" Дипломатора. Смешно представить, но все и правда началось с этих чертовых дипломов. И лишь потом это переросло в усмирение местных властей. Он наблюдал, как рос со стороны Душного интерес к персоне героя. Пару раз он даже пытался выспросить имя у Антона, когда тот был под маской. А будучи без нее, тот выслушивал тонну теорий и догадок, тихо усмехаясь внутри себя и добродушно гладя младшего по мягким кудрям. В такие моменты он был похож на котенка. Такой же трогательный, домашний и милый. Постепенно внимание Олежи с героя переползало на того, кто все терпеливо слушал и по-доброму подшучивал. Затем пазл в его голове стал складываться. А потом он узнал о второй личине Звездочкина. Это вышло совсем смешно - как-то он просто забежал к другу забрать куртку, забытую вчера за посиделками. И ошеломленно уронил эту куртку, застав Антона за смыванием кровью, потом и слезами новой "супер-стойкой" помады. С тех пор Олежа стал ему помогать. Держал в тумбочке бинты, вату, перекись и средство для снятия макияжа. И их связь стала еще крепче. Вечерами они сидели вдвоем, пили, писали стихи и рассуждали о том, как прогнил этот мир и что ждет человечество в будущем. А потом Антон заметил влюбленные взгляды, изредка бросаемые в его сторону. Неловкие, "случайные" прикосновения, расширенные зрачки, искорки в глазах и легкую дрожь в руках. Но решил для себя, что не будет его трогать. Его солнцу и так хватает переживаний. Аж дрожит весь от нервов, когда сидит с ним. Хотя лжет, что от холода. И плачет. Очень много, не называя имен и причин. Надрывно всхлипывая и содрогаясь всем телом. И Антон гладит его по спине, понимая, как ему горько и больно. А потом чувствует трепет сердца при виде друга сам. Чувствует, как весь вытягивается в струнку при его присутствии. Стараясь казаться лучше. И счастливые искорки стали появляться в чайных глазах немного чаще. Сегодня он хотел признаться. Пригласить в кофейню, прогуляться в ночь, под светом луны рассказать о своих чувствах и увидеть в любимых глазах слезы облегчения и счастья. Обнять щуплого парня, в очередной раз дивясь его худобе, подарить ему ощущение защищённости и свободы. Снять оковы тревоги и страха с бешено бьющегося сердца. Но он не успел. Не успел сказать самые важные слова. И теперь все это бесполезно. Он умер одиноким, влюбленным и молодым. Непозволительно молодым! Нельзя так умирать! Слышишь?! Нельзя!!! Антон в бессилии стукнул кулаком по стене. И почувствовал холод, пробежавший по коже. С круглыми от удивления глазами уставился на свое запястье. Откуда здесь сквозняк? Кусочек бумаги сначала взлетел в воздух, а затем лег на подоконник. Потом прилетел огрызок карандаша, и на листке появилось всего два слова. - Я здесь.