Химическая свадьба

Январь 1982 года, Дурмштранг. Воспоминания Иванны. Весна в восемьдесят втором году для Иванны началась в середине зимних каникул. Схлынула новогодняя и рождественская суета, все визиты к родственникам и друзьям, и все визиты родственников и друзей были совершены, а впереди оставалось ещё чуть меньше двух недель свободного времени. Делать было категорически нечего: мать пинками гнала её из лаборатории — иногда даже из библиотеки — говоря, что на каникулах нужно отдыхать. Ранним январским утром спустившись в гостиную родительского дома и устроившись перед камином с чашкой кофе со сливками, она осознала вдруг царящую вокруг безмятежную тишину (все домашние ещё спали) и ощутила некое смутное беспокойство. Никто не носился вокруг, не шумел, никому от неё ничего не было нужно — это было прекрасно, но как-то непривычно. Строго говоря, вокруг неё носились и требовали участия в своих играх многочисленные представители кошачьего прайда, которые, похоже, планировали в скором времени занять все свободные поверхности в доме Мачкевичей, но они столь органично вписывались в любую обстановку, что в расчёт не брались. Примерно на середине чашки Иванна решила, что она, должно быть, мается от безделья, и потому сообщила за завтраком, что хотела бы пригласить пару друзей в гости. В качестве «пары друзей», разумеется, на следующий же день прибыли Янко и Адя. Их присутствие заставило Иванну оставить рефлексии. Несколько дней они старательно наводили ужас на окрестности Белграда, затем отправились в Сплит в гости к Янко, после чего завершили свой тур под Челябинском в родовом поместье Песцовых. Оттуда было рукой подать до школы, так что каникулы троица решила завершить здесь. Опять же, присутствие профессора Песцовой, пусть и в неформальной обстановке, ненавязчиво заставляло морально подготовиться к новой порции грызни гранита науки. И, собственно, именно там Иванне открылась страшная правда. Они сидели в комнате Ади, попивая свежеприготовленный глинтвейн, приходили в себя после катания с горки на санках и в качестве развлечения рассматривали старые фотоальбомы профессора Песцовой. Наткнувшись на снимок с выпускным курсом семьдесят девятого года и рассмотрев среди преподавателей персону тогда-ещё-не-директора Каркарова, Иванна выронила альбом и закрыла глаза ладонями, поражённая осознанием катастрофы. — Коллеги, мы её теряем, — трагическим голосом возвестила она. Видя, как переменилась в лице Иванна, её товарищи не могли не заинтересоваться причиной таковой перемены. Ощущая очень настойчивое желание постучаться лбом о столешницу письменного стола, Иванна спросила, не обратил ли кто из них внимания — на вечеринке по случаю сдачи экзаменов, не укусила ли её случайно Яблонская? Товарищи недоумённо переглянулись, после чего Янко как обычно явил чудо проницательности, поинтересовавшись, не желает ли Иванна этим сказать, что внезапно влюбилась в их дорогого директора? В ответ на исполненный скорби взгляд Иванны, они с Адей разразились дружным гоготом, разбудив Адиного домашнего любимца, мирно дремавшего в круге света от настольной лампы угольно-чёрного шиншилла по кличке Снежок. — Вот вам смешно, а у меня трагедия! — показала им язык Иванна. Она сама не знала — то ли ей с ними посмеяться, то ли идти поплакать. — Ой, ладно тебе, — в промежутках между гыгыканьем сказал Янко. — Ты что, боишься, что не совладаешь с собой и при встрече накинешься на него с поцелуями? — Тьфу на тебя, — бросила в него ближайшую подушку Иванна. — Я что хочу сказать… Вы, как настоящие друзья, должны мне поклясться. Самой страшной клятвой! Если вдруг увидите, что у меня на лице возникает идиотское выражение — особенно, если я при этом буду смотреть сами понимаете на кого — то обязательно пните меня, ущипните или любым другим способом верните к реальности! Чувствую, этот семестр я не переживу. — Обещаем-обещаем, — хихикнула Адя. — Всенепременно! С одной стороны, сам факт спонтанно нагрянувшего чувства страшно веселил — весь прошлый семестр ни сном, ни духом — и вдруг осенило. С другой стороны — сам факт того, что она вообще ухитрилась влюбиться, её растревожил. В своё время, с полной силой юношеского максимализма, она решила, что её разбитое сердце больше никогда не примет любовь и всё такое… И тут — на тебе. Кому-то другому она бы сразу посоветовала не заниматься ерундой и не думать на тему «не предаю ли я память безвременно ушедшей любви», но свой случай, разумеется, она считала исключением и оттого для начала всё же терзалась некоторое время. Этим она жутко бесила своих товарищей, которые за кислое выражение лица уже готовы были дружно придушить её в четыре руки. Впрочем, длилось это недолго — конкретно до дня отбытия в Дурмштранг. Тогда Иванну полностью захватило предвкушение встречи со своим внезапным возлюбленным, и мрачные мысли понемногу её оставляли. Стоя на главном плацу перед школой в толпе учеников на параде по случаю начала нового семестра, Иванна чрезвычайно радовалась, что детишек расставляют по старшинству — самых младших ближе к кафедре, с которой Каркаров произносил приветственные речи, и дальше по нарастающей. Она спряталась за спину Янко и, умилённо улыбаясь в воротник меховой мантии, внимала доброму директорскому напутственному слову (…впереди новые суровые испытания… на ваши плечи ложится ответственность… подготовиться к непростой жизни вне стен Дурмштранга…). Стоящую рядом Адю выступление тоже развлекало. — Слушай, ты можешь как-нибудь ненавязчиво поинтересоваться? — зашептала она на ухо подруге. — Он при каждом подходящем случае толкает речи, от которых будущее кажется тяжким и беспросветным. Это что за фишка вообще? — Да, по-моему, это хобби такое — мелюзгу демотивировать, — захихикала Иванна. — К тому же, это положительно сказывается на дисциплине. Ты заметила — многие после прослушивания некоторое время не носятся по коридорам, а сидят по углам в безрадостных думах. — О… Вот это я понимаю — тонкая психология! — протянула Адя. — То-то же. Абы кого директорами не назначают, — с гордостью кивнула Иванна, после чего обе они зашлись в беззвучном хохоте, заставив окружающих нервно зашикать их. Янко с недоумением обернулся на хихикающих девиц и укоризненно погрозил им пальцем, с серьёзной миной предупредив: — Адя, Ива, ведите себя прилично! А то директор вас огуляет парадным посохом! Адю и Иву после этого окончательно скрутило, и они тихонько опустились на корточки, закусывая рукава мантий, дабы не заржать в голос. Янко неодобрительно покачал головой и отвернулся дальше внимать речам. Ему самому тема «огуливания парадным посохом» настолько понравилась, что он неоднократно потом стращал всех встречных и поперечных этой грозной карой. Если при этом присутствовали Адя с Ивой, они заходились просто гомерическим хохотом; Янко многозначительно кивал в их сторону и печально разводил руками. Учебный год начался в обычном порядке. Получив расписание на семестр, Иванна сразу же взяла себе факультативы по Зельям и Артефактам. В просторной общей гостиной шестого курса её нашла Яблонская и радостно сообщила, что её назначили верховной старостой курса, и предупредила, что она лично планирует провести большую работу по привлечению соучеников к разнообразным общественным дисциплинам. Иванна выразила ей соболезнования и посоветовала расслабиться, залив горе чем-нибудь вкусненьким. Должности верховной старосты, равно как и старост рядовых, были, безусловно, очень почётными, однако, на взгляд Иванны, неоправданно хлопотными. Яблонская её сочувствия не поняла и велела морально готовиться к разнообразным грядущим мероприятиям. Иванна скроила кислую мину и посоветовала не рассчитывать на неё. Яблонская снисходительно хмыкнула и сообщила, что назначает Иванну ответственной за организацию помощи отстающим младшекурсникам по практической Артефактологии. Подоспевшие на огонёк Янко и Адя, только что вернувшиеся с записи на факультативы, поспешили узнать, по какому на этот раз поводу их подруга выпускает ушами пар и перебирает копытами. Подруга сообщила им всё, что думает о верховной старосте, ничуть не смущаясь присутствия оной. Верховная староста гневно фыркнула и заявила, что оскорблениями Иванна ничего не добьётся, и что, кстати, господа Назич и Песцова тоже записаны в группу поддержки. Те только пожали плечами — они и так по мере надобности регулярно подтягивали младших по ряду предметов. В самый разгар увлекательной дискуссии в гостиной появился директор собственной персоной (к счастью — не при парадном посохе) и поверг присутствующих в шок вопросом: — Мачкевич, если я правильно помню, у вас отвратительный почерк? Есть работа. Иванна, сражённая насмерть внезапно свалившимся на неё вниманием объекта своих чувств, одарила было его взглядом раненой лани, но краем глаз заметила, как Адя за спиной показывает ей кулак, спохватилась, и обиженно заявила: — Ну да, не фонтан, но у Назича, например, похуже будет! — Нет, работа чисто женская, — отмахнулся от предложенной кандидатуры Каркаров и со словами: — Жду в своём кабинете через десять минут, — покинул помещение. Могильное молчание сохранялось примерно минуту после его ухода, после чего Адя озвучила общий вопрос: — Что это было? — А поди разбери! — почесал в затылке Янко. — Пойду, разберу, — кивнула Иванна и пошла следом за Каркаровым. Яблонская, так и не оправившись от удивления, молча проводила её взглядом. Перед дверью в директорский кабинет Иванна несколько минут топталась на месте, не решаясь войти, так как боялась грохнуться в обморок от волнения, потом вдруг представила, как идиотски смотрится со стороны, прыснула и решительно прошла внутрь, даже забыв постучаться на радостях. Каркаров стоял возле окна, изучая старый потрёпанный фолиант. — А, привет, заходи, — он обернулся на звук её шагов; встретившись с ним взглядом, Иванна почувствовала, что ноги перестали её слушаться; лишиться чувств помешала исключительно необходимость подавить неуместный хохот — она по-прежнему находила, что со стороны её положение смотрится просто убийственно смешно. — Ты как себя чувствуешь? Что-то вид у тебя странный. Ну, то есть, страннее, чем обычно. Иванна хмыкнула в ответ на такой комплимент и, тут же спохватившись, спросила: — А ты как? Сны не повторялись? — на миг забыв про свои терзания, она решительно подошла к нему и машинально тронула его за руку. В следующий миг пришла в ужас от осознания своих действий и с трудом удержалась от того, чтобы отскочить назад метра на два, как минимум. Вместо этого она медленно отняла руку и вежливо замерла в ожидании ответа. — Нет, ты либо совсем вытянула из меня эту дрянь, либо почти совсем. Я использую твоё зелье — кстати, оно скоро кончится, но я приобрёл нужные ингредиенты, и прошу сделать ещё при случае. — О, да не вопрос, — кивнула Иванна, стараясь смотреть куда угодно, но не на Каркарова, дабы не терять лицо. — Кстати, в итоге, что за чисто женская работа? Бладжер в женский туалет закатился? — ввернув замшелую шутку, она поняла, что всё совсем плохо и велела себе прикусить язык. — Я во время каникул нашёл на чердаке труды одного давнего предка, Матвея Наросского, кое-какие заметки по истории артефактов, — не замечая её страданий, ответствовал директор. — Но у Матвея этого был отвратительный почерк. Думаю, ты сможешь разобрать его письмена, и тебе будет наверняка интересно это почитать — я видел, ты записалась на факультатив по Артефактам. Расшифруй мне несколько глав, и можешь забрать книгу. Насколько я знаю того же Назича, у него ни интереса, ни терпения надолго не хватит. Иванна, не ожидавшая такого аттракциона неслыханной щедрости, предложила расшифровать вообще всё и немедленно, но Каркаров посоветовал ей трезво оценить свои возможности и не пороть горячку. Следующие четыре часа Иванна старательно вчитывалась в выцветшие каракули, а Каркаров тщательно записывал под её диктовку. Им удалось разобрать почти всё, что требовалось, и в одиннадцатом часу директор, осознав, что Иванна уже слегка осипла от непрерывного проговаривания, и вообще — завтра на занятия, отослал её восвояси и разрешил прихватить книгу. По дороге в свою комнату она кое-как обдумала итоги своего «романтического вечера» и пришла к выводу, что ей, наверное, удалось не осрамиться. Преодолевая холл предпоследнего — пятого этажа башни, она поймала себя на том, что неосознанно обнимает книгу и ласково трётся об неё щекой. Умилившись собственной дуростью, она покрутила пальцем у виска и ступила на первую ступеньку лестницы на её этаж. — На редкость справедливая самокритика, — раздался за её спиной ядовитый голос. Обернувшись, она обнаружила выглядывающей из-за двери в свою спальню Яблонскую. Одновременно она услышала скрип своей двери, звук шагов, восклицание Янко: — Ага, я ж говорил — она её будет караулить! — и смех Ади. Друзья, видимо, решили дождаться Иванну у неё в комнате. Вскоре они сами появились на лестнице и остановились в ожидании представления. — Очень смешно, — фыркнула Яблонская. — И что же ты делала? — не отступала она. — Что-что, колыбельные пела, — на потеху друзьям огрызнулась Иванна, голосовые связки которой не получали такой нагрузки со времён её участия в школьном хоре на младших курсах. — Чего-о? — вытаращилась на неё Яблонская. — Что слышала. Вот, видишь — мне даже песенник выдали, — Иванна потрясла перед её лицом томом в потёртом кожаном переплёте. — К завтрашнему вечеру надо выучить. Иди, спи, дорогая… — и, не дожидаясь ответной реплики, взлетела на шестой этаж к товарищам.