* * *
В показанную в видении лечебницу Константин отправился сразу, как пришёл в себя. Зэд он оставил там, у дверей, стеречь свежую печать, на все её вопросы и заявления, что он выглядит хуже трупа, лишь махнул рукой и скрылся в портале. В этих стенах его явно ждут. Константин чувствует вонь серы; такую жуткую концентрацию сил ада он пока не встречал, значит, их хозяин рядом. В эффектном появлении после пережитого он решает себе не отказывать, раз это ловушка — а сомнений в этом никаких, — так хоть повеселится сперва. Он пинком открывает дверь, активируя пламя на своих ладонях: — Ну что, детки, заждались? Первая тварь бросается откуда-то справа, вторая тянет мерзкие щупальца слева, а перед ним с десяток демонов. Танец огня, когтей, лезвий, заклинаний начинается. Он сжигает одного демона, одновременно сдерживая другого и выкручивая его внутренности. Сразив уже пятерых, Константин ощущает, как его касается чья-то когтистая лапа и вспарывает предплечье, задев связки и лишив кисть подвижности. Кровь струится по пальцам, и он шипит, отбиваясь от нападающих, загоняющих его дальше, вглубь здания, ближе к общей комнате. Понять количество нападающих уже не получается. Константин не знает, скольких щупалец лишилась та ядовитая мразь, подпалившая любимый плащ. Ссадины на лице противно жгут, но он не перестаёт поливать святым огнём нападающих, медленно пятясь. Когда в поясницу упираются дверные ручки, внутри скручивает предвкушение встречи. Его соперники заметно поубавили свой пыл, демонстрируя отданный им приказ, поэтому Константин не раздумывая оборачивается и открывает огромные двустворчатые двери. В большом просторном зале темно, лишь лунный свет проникает сквозь прорехи в старых занавесях. Вокруг кучи мусора, перевёрнутая мебель со свисающими лохмотьями обивки да обломанными ножками, и среди всей этой разрухи неподвижно стоит одинокая, одетая в идеально скроенный деловой костюм фигура, чей гордый профиль подсвечен луной — тот самый профиль. — Мне запечатать дверь от твоих подданных, или они достаточно выдрессированы? — Константин переводит дыхание и привычно старается ехидством задавить всё то, что может бушевать внутри и болеть снаружи. — Как пожелаешь, — отзывается его собеседник, наконец оборачиваясь к нему, с той самой ухмылкой на лице. — Мне твоя печать не серьёзней прутика, а им тут пока делать нечего. — Антихрист, я полагаю? — Дэмиен. В голове Константина зудит неправильность, навеянная ведьмой: не то имя, не та одежда, не та интонация, не та… реальность? Он молчит, рассматривая и сравнивая образы — видение продолжает жечь изнутри. — Ты удивительно молчалив, — хмыкает назвавшийся Дэмиеном. — Судя по всем отчётам, я уже должен быть обласкан твоим сарказмом. — Слишком рад встрече, уж больно долго я к ней шёл, — не разочаровывая собеседника, отзывается Константин. — Что ж, ты добился моего внимания. Вот он я. Трудно уловимым движением Дэмиен оказывает буквально в шаге от Константина, с жадностью всматриваясь в его лицо, насколько это позволяет ночное светило в небе. Что-то мелькает в глазах Антихриста, что-то, похожее на изумлённый взгляд того светловолосого воина. Это мгновенное изумление сменяется открытым любопытством, Дэмиен хватает его за ворот рубашки, притягивая к себе. — Что-то в тебе есть, Джон Константин, — на дне голубых глаз сына дьявола бушует пламя, посылающее волны дрожи по спине. — Мне нравится твоя дерзость. Посмотрим, куда она тебя приведёт. Считай это предупреждением. Запечатлев на губах Константина легчайшее прикосновение своих губ, Антихрист растворяется в воздухе, одновременно с этим стихает и всё в здании. Константин в предвкушении ухмыляется.Часть 1
19 марта 2020 г. в 22:29
Вновь стоя у закрытых дубовых дверей с выжженной на них печатью, он позволяет себе толику сомнений. Дух ведьмы, обитающий за ними, мог бы ему помочь, но вынесет ли он плату за нужные сведения, Константин точно сказать не в состоянии.
— Смелее, Джон, — Зэд подбадривает, она в нём уверена, а вот он не уверен в правильности её имени. Что-то похожее на «Гвин» или «Гван», нечто такое же короткое, но плохо уловимое.
Глубоко вдохнув, Константин прогоняет мысли об имени за несвоевременностью и концентрирует все силы в вытянутой к печати руке.
— Взываю к тебе, Геката, хранительница ключей и перепутий. — Он достаёт из кармана маленький нож, уже отточенным движением делает надрез на ладони и размазывает сочащуюся кровь о центр рисунка на дверях. — Разрушь эту печать. Да откроет эту дверь моя кровь!
Рисунок вспыхивает, языки пламени пробегают по каждой линии и символу, заполняя собой угольные дорожки, жар на мгновение опаляет лицо экзорциста и мага, а после исчезает без следа, позволяя, наконец, дубовым дверям открыться.
— Ты не идёшь, — бросает он девушке через плечо, решительно делая несколько шагов вперед.
Его спутница на удивление послушно останавливается перед мгновенно закрывшимся за ним проходом. Вокруг лишь тьма и тишина, но он и не ждал тёплого приёма.
— Ты знаешь, кто я и зачем пришёл.
— О, я-то знаю, — кажется, что голос говорящей исходит отовсюду. — Но знаешь ли ты это на самом деле — вот что мне интересно.
Константин слышит девичий смешок, чувствует отголосок узнавания, но уловить никак не может, да и не за этим он здесь, поэтому на его лице уже привычная ухмылка — он всегда мастерски умел давить в себе непрошеные эмоции:
— Я бы рад сыграть с тобой, лапа, но я немного тороплюсь.
— Да неужели! — голос перестаёт быть объёмным и звучит прямо у его левого уха, заставляя обернуться.
Тьма, вопреки ожиданиям, не рассеивается, являя силуэт; нет ни горящих глаз, ни даже ощущения чьего-то физического присутствия. Она повсюду: этот зал, став её тюрьмой, полностью стал ею… Кем именно, он так и не знает.
— Думаю, ты ищешь его, — задумчиво почти шепчет бесплотный голос, — ведь ты всегда его ищешь. Ох уж эти извечные две стороны — ОПОСТЫЛЕЛО!
От крика он отшатывается, чем вызывает приступ какого-то прямо истеричного смеха, который он уже явно слышал, но точно не при предыдущей и не при первой их встрече.
— Начинаешь вспоминать? Славно, — резко успокоившись, голос снова мягко тянет рядом, — это даже забавно! В этот раз будет всё намного интересней, уверена! Да-а…
— Мне нужен Антихрист! — резко прерывает он кружащее щебетание, теряя самообладание; туманные намёки на прошлое уже начинают подбешивать, особенно когда ад решил устроить своё царствие на земле.
— И ты даже не представляешь как! — озорно отвечают ему. — А главное, ни тебе, ни ему неизвестно, кто кому нужен больше!
Голос откровенно глумится над его неведеньем, и от ярости на ладони Константина вспыхивает пламя. Он знает, что не может ей навредить этим, но сдержать текущий по венам огонь уже не в силах.
— Мне нужен ответ, тварь! И плевать на цену!
— Как грубо… — создаётся чёткое впечатление, что ведьма надула губки. — Но так и быть. Ответ ты увидишь. Наслаждайся!
Константин падает на колени, воя от боли, что резко пускается в пляс по его сознанию, от каждой вспышки внутри мрак снаружи проясняется, и вот он уже не в загородном особняке, а в каком-то ущелье, на поле брани.
Вокруг лязг мечей и отвратительный чавкающий звук рвущейся плоти, острейшая сталь пронзает животы, как масло, оставляя павших в лужах собственной крови и мешанине кишок. Куда ни глянь — трупы, отрезанные конечности, реки крови, что мешаются с грязью и пылью, окрашивая землю в мерзкий чёрно-багровый цвет. Стоны, крики, вопли, рык. Он в ступоре наблюдает за полётом стрелы, которая, мелькнув в нескольких дюймах от его лица, вонзается бойцу прямо в глаз. Константин видит вытекающее глазное яблоко вперемешку с кровью, застывающую гримасу оборванной жизни, наблюдает за падением тела и замечает, что древко стрелы дёргается, когда голова убитого ударяется о землю — значит, стрела прошила череп, нанизав на себя мозг.
Константин бывал в аду, бывал в не пересчитать каком количестве схваток и стычек с самыми мерзостными тварями, но хуже людей он не видел никого. Демон — это что? Это лишь пороки — оголенные, преумноженные, примитивное зло, где творение этого самого зла и есть их суть; там нет никакого выбора. У людей выбор есть. Константин не знает, есть ли здесь те, кто борется за правое дело, и есть ли те, кто просто исполняет приказ; он видит лишь ужас войны и затапливающую глаза сражающихся жажду крови.
Вдруг небо разрезает молния, за ней другая, а следом ещё одна. Разряды разят одну армию, помогая другой, обугленные тела падают, распространяя тошнотворный запах горелой плоти. Константин взглядом находит мага на вершине ущелья и поражается мощи носителя дара. Но вряд ли его отправили сюда, чтобы посмотреть на искусство владения магией стихий.
В мешанине внутренностей, тел, залитых кровью, отрубленных голов и конечностей, среди толп воюющих, в мелькании чёрных и красных плащей он, наконец, замечает двоих. Именно их хотела показать ему ведьма. Они застывают друг напротив друга после отбитого удара. Светловолосый воин стоит к нему спиной, он видит слипшиеся от крови и пота пряди и красные пятна, покрывающие его доспехи, с изумительной работы меча стекает кровь только что сражённого противника. Тот, что напротив, юн, красив, но всю красоту этой светлой кожи, тёмных вьющихся волос портит ненависть, горящая в глазах и искажающая приятные черты лица. Константин не понимает причин заминки; лишь только он делает шаг, чтобы рассмотреть лицо того, что стоит спиной, озлобленный юнец вонзает свой меч в соперника. Сердце Константина пронзает невыносимая боль, и он вместе с незнакомым ему светловолосым воином падает на колено. Теперь он видит лицо — яркие голубые глаза, гордый профиль… такой знакомый профиль. В ушах остается тот звук стали, когда его противник с брезгливой яростью выдёргивает свой клинок из тела. Звучат какие-то слова, безразличные Константину, он лишь смотрит, как раненый снова бросается вперёд, нанося ответный удар, забирая жизнь. Меч проходит насквозь, окровавленное лезвие торчит из спины. Мёртвое тело валится на землю, а гордый воин делает несколько шагов, пошатывается, опирается на свой меч и падает навзничь.
Константина оглушает крик боли, и только через несколько долгих секунд он понимает, что кричит он сам, пытаясь доползти до павшего и пересилить боль. Он сотрясается в рыданиях, в голове мелькает имя, начинающееся на «А» и ускользающее оставшимися буквами. В этой уничтожающей вспышке утраты он видит знакомые ему стены заброшенной уже лечебницы, общий зал с перевернутыми столами и тот самый гордый профиль, но не с изумлением или решимостью, а с расслабленной и сытой ухмылкой.