Дороги

Лет до двадцати четырёх Чонин сам не искал себе путь: родители, преисполненные желания сделать из сына порядочного (честного, трудолюбивого и так далее по списку) человека, дотошно ставили указатели, самостоятельно выбирая чаду не только одежду и игрушки, но и учебные заведения, и друзей, и девушку (с которой тот и месяца не провстречался: своевольная красотка сбежала с ухажёром побогаче и поярче куда-то на Мальдивы), заведовали его мечтами, чувствами и… Нет, не нужно думать, будто Чонин был безвольной куклой. Наоборот, вполне серьёзный молодой человек, который мог постоять за себя и свои желания и интересы. Вот только не мог он огорчить своих родителей. Потому и пошёл по завету отца работать в одну из престижнейших компаний по производству мебели. Потому и закопал себя в ворохе документов — да-да, здесь не только с деревом и тканью работают, но и в бухгалтерии стонут и тонут! — забывая про время, про личную жизнь. Про себя самого. Работа не приносила удовлетворения, бесконечная рутина въелась под кожу, но Кай (как парень привык называть себя в дружеском кругу, зачастую, увы, состоящего отнюдь не из друзей) стойко терпел. Не ради себя — ради родителей, которые желали своему сыну лучшего. А выходило так, что тот готов был биться башкой о стены, пытаясь найти выход. Но вряд ли бы после в него сиганул. Вот только судьбе, похоже, надоело. Потому без лишней демагогии подсунула Чонину этакий золотой билет. А вот воспользоваться им или нет — тут уж решать нужно было герою данной истории. Чонину казалось, что жизнь его на этом и остановится. Работа. Дом. Работа. Дом. Друзья, большую часть которых хотелось удавить. Дом. Работа. И так бесконечно. Проклятый круг. Однако что-то изменилось — надтреснуло в душе, когда по пути домой в тёплый июньский вечер (дорога пешком занимала чуть более двадцати минут) рядом с Каем затормозил автомобиль — тёмно-серый Hyundai Creta, наверняка только-только сошедший с конвейера. Чонин давно привык не только к закидонам родителей, но и к вниманию со стороны неизвестных ему людей. Привлекательный, пусть и пытающийся слиться с толпой, парень и впрямь производил впечатление. И можно было бы пользоваться открывающимися перспективами, но наш герой был прилежный — самый что ни на есть положительный, а потому делал вид, что чужой интерес его не касался. Но в этот раз золотой билет сиял самодовольной улыбкой, был одет во всё белое и вообще светился так, что хоть солнце выключай. И солнцезащитные очки нацепил на макушку для большего пафоса. — Эй, Чонин! — И имя запомнил, ну надо же! — Садись, я подброшу! Сехун, сын одного из совладельцев компании. Кай искренне желал, чтобы их пути не пересекались, но когда желания хоть сколько-нибудь исполнялись? Хвастливый, болтливый, эгоистичный — и этот список «добродетелей» молодого транжиры можно было перечислять дальше в том же духе. — Только что купил этого красавца на колёсах! — даже игриво подмигнул, пытаясь впечатление произвести. Зачем? — Специально, чтобы тебя встретить. Обещаю: руки распускать не буду, язык тоже. Хотя тебя бы облизнул. И расхохотался, глядя на недоумение со стороны Чонина. Который, естественно, совсем не понимал, что это сейчас такое происходит и как бы адекватно среагировать, чтобы за умалишённого не приняли. Парень поправил сумку на плече, но с места не сдвинулся, продолжая разглядывать Сехуна. Тот же решил двинуть ещё козыря: — У меня здесь даже музыка есть. ЕХО послушаем, мороженое поедим. Я говорил, что этот малыш уже пятый в моей коллекции? — огладил дверцу, не отрывая взгляда от застывшего Чонина. Облизнул губы. — Могу показать остальных, они заслуживают внимания. А ещё я замечательно вожу, можешь не сомневаться. Хэй, Чонин! Скажи же что-нибудь. — Я тогда позади сяду? — ляпнул Кай, пребывающий в неком шоке от происходящего. Похоже, это был не дружеский жест: Сехун явно клеил Чонина. Вот только для чего? Оставалось загадкой. Вряд ли этот мажор испытывал недостаток в знойных красотках или накачанных красавцах. Кай решил, что тому просто не достаёт экзотики. Мало ли. Как витаминов, например. — А, хорошо. Забирайся! Хотя нет, подожди! Мажорчик в два счёта выбрался из машины, довольный своей маленькой победой, чтобы галантно распахнуть дверцу перед Каем: — Прошу. Наверное, это был самый явный первый раз, когда Чонин решил сам, не задумываясь о том, что бы сказали о подобном поступке его родители. В салон садился осторожно, с интересом осматривая интерьер. — Нравится? — пропел Сехун, возвращаясь за руль. — Эта детка может отвезти нас даже за край света! — Хвастун, — буркнул Чонин, пристёгиваясь. В ответ на реплику лишь фыркнули. Сехун не считал хвастовство пороком. Наоборот, это был его имидж. Искусство, если на то уж пошло. Кай же не мог этого понять и принять. Может, потому, что самому хвастаться было нечем. А тут сынок богатенького папаши. Интересно, хоть зарабатывать умеет? — Все дороги наши! — Сехун щёлкнул кнопкой. «Love shot» — выстрел без промаха, а хитрец уже завёл мотор, краем глаза поглядывая в зеркало. И Чонин чужой взгляд приметил — не придурок же, и смысл песни — это же неспроста? — уловил. Но проще было списать всё на случай. — Я бы выпил, — вновь облизнулся Сехун. — Что предпочитаешь? Эта дорога — самая первая, что была выбрана без ведома родителей. Чонин всё ещё ощущал неловкость, потому что Сехун… да, как ни банально, но Сехун был Сехун — мальчик из богатой семьи, которому дозволено практически всё. Это тебе не ни налево не наступи, а направо не плюй. Хотя… Нет, Кай решил не думать на этот счёт. У него тоже всё хорошо. И песня под стать невыполнимой мечте. — Друг подарил коньяк. Из Франции привёз, не хочешь попробовать? — Ам… в следующий раз? — Чонин отвёл взгляд от зеркала, стараясь не заострять внимание на том, что Сехун продолжал посматривать в его сторону. Казалось, дороге не будет конца. Может, зря Кай выбрал этот путь? Может, надо было вновь ступать так, как того хотели родители? — Я запомнил! По приезду Сехун вновь не дал самостоятельно открыть дверь. А Чонину казалось, будто его самого подстрелили. Прямо в лоб. Потому и отвечал родителям невпопад, когда начали заваливать вопросами, что произошло, болит ли где, как день прошёл. Ночью снился богатенький мальчик. Сидящий на крыше автомобиля и указывающий вперёд. На старую забытую дорогу, поросшую мхом и травой. — Нам туда!

***

Полторы недели от Сехуна не было вестей, и всколыхнувшаяся было жизнь Чонина вновь стала однообразной и меланхоличной. Может, и нужно было тогда выпить? Нужно было свернуть не туда, растеряв остатки стыда, совести и чего там у него ещё было в избытке? Вот только куда это «не туда»? Как? На переднее сидение сесть? Самому поцеловать? Или дождаться, пока… ааарррх! Мысли шли совсем не тем путём, которым следовало, настроение было нестабильным, а ночью парень подолгу не мог уснуть. Потому что хотелось ощутить себя не долгом перед родителями, а человеком. Со своими неудачами и мечтами. И когда Кай уже было решил больше не тешить себя надеждами, когда просто шёл домой, заставив себя не придавать значения тому нелепому случаю, — тогда рядом с ним вновь затормозил автомобиль. Теперь это была ярко-красная Kia Optima — сплошной пожар, и юноша сам ощущал, что хочет обратиться мотыльком и обжечься. — Эй, Чонин! — Сехун счастливо улыбался. — Я тебя подброшу до дома, только ты поедешь рядом со мной! — Но дверь открою сам. В ответ пожали плечами: главное, что согласился. Быть хорошим мальчиком. Пристегнуться. Скованность продолжала давить не только на тело: когда Чонин был в одиночестве, вымышленные разговоры давались легче, касания становились откровеннее и вернее. А теперь, едва они оказались рядом, Кай и помыслить не мог даже лишнего слова ввернуть. Словно опасался чего-то. — Хочешь, научу тебя стрелять? Вопрос был более чем неожиданный. Неправильный. Странный. Зачем стрелять? В кого?.. Сехун, видя замешательство парня, решил пояснить: — Ты очень напряжён. Стрельба помогает снять нервозность. Меня учили стрелять с четырёх лет, так что я в этом деле знаю — и не просто кое-что. Со ста метров попаду в яблочко! Наклонился к Каю и чуть тише, едва ли касаясь губами уха, прошептал: — Так хочешь? Может, и стоило бы отказать, но мурашки зацепились за позвоночник, пробежали остро, заставляя вздрогнуть всем телом. Да и разве устоишь, когда предлагают так? Потому и ответом было едва слышное, на выдохе: — Да. В этот раз были другие песни, но группа оставалась той же. Теперь расслабиться получилось быстрее. А Сехун вскоре свернул с основной дороги, направляя машину вглубь улочек, где Чонин ни разу не бывал. Открывая глухие места и не менее глухих ко всему людей. Ехали минут двадцать, пока парень не остановил машину у одной из заброшек, которая должна была по плану стать жилым домом, а восстала лишь остовом слепого будущего. Что никогда не настанет. Сехун потянулся к заднему сиденью, доставая уже порядком истёртый рюкзак. — Это Вальтер, — произнёс, вытаскивая пистолет, любовно оглаживая тот пальцами. — Немецкий, я сам выбирал. От качеств многое зависит, а этот отлично ложится в ладонь. Отец думает, что у меня пневматика, но я ему ничего не говорил. Ты тоже не рассказывай, хорошо? — Но разве это не опасно? Сехун вновь приблизился — непозволительно рядом, и хотелось бы ещё такое сказать, чтобы что-то пошло не так, но… — А я и сам опасен. Так что будь осторожен. И засмеялся, довольный реакцией на свои слова. Чонин сидел в ступоре, не зная, что ещё можно ляпнуть в ответ. Жизнь к подобному его не готовила. Но… но ведь всему стоило учиться. Заброшка воняла сыростью и плесенью, провалы окон местами были прикрыты паутиной, а под ногами хрустело. Чонин не любил такие места, где запросто можно было исчезнуть. И где тебя вряд ли будут искать. А этот с оружием, вдруг он?.. — Обычно я просто стреляю. Здесь внимание на такое не обращают, люди тут вообще ко всему привыкшие, а с глушилкой пробирает не настолько сильно. Смотри, видишь мишень? — И ткнул пальцем, указывая направление на корявый рисунок во всю стену, чем-то отдалённо похожий на человека. — До неё метров двадцать. Я попадаю точно в голову. Хочешь вкусить пороха? Взвести курок, нажать на спусковой крючок — и выстрел эхом в ушах. Сехуну нравилось позёрство. Нравилось преподносить себя с лучшей стороны. Может, и не такое уж это плохое качество. — Классно, правда? Теперь ты. Держи! — небрежно. Ствол легко лёг в ладонь: Чонин задержал дыхание, не понимая, как и когда его жизнь дала подобный сбой. Всё же было хорошо… или казалось таковым? — Представь, что там твоя прежняя жизнь, — прошептал Сехун, становясь за спину Кая. Шёпот волной прошёлся по позвоночнику, заставляя сердце сбиться с ритма, а дыхание участиться. — Представь, что там всё, что ты так ненавидишь. Ненавидишь эти счета, эту бухгалтерию, ненавидишь указания, которыми тебя засыпают. Ненавидишь просто чёрный, потому что любишь, чтобы немного сливок и побольше сиропа. — «Откуда?» — Ненавидишь правила, потому что их надо выполнять. Давай! Вдохни пороха, развей иллюзии! Ты же такой порочный, как и я, ты тоже человек. Ты же хочешь стать таким. Так кто тебе мешает? Кто? — последние слова едва ли не прокричал, цепко хватаясь за плечо. Выстрел. Кай даже не прицелился, но всё равно было ясно, что в «человечка» не попал. Ужасный бы вышел киллер… Зато некультурный такой шок подцепил. Потому что стрелял. Потому что мишенью видел своё будущее, однообразное, воняющее горечью и той же самой плесенью. Жизнь будет прожита зря. Сдохнуть во цвете лет, потому что перегорел. Только и всего. Безрадостный финал. И никого рядом. Родители как фон. Друзья как фон. А его самого не было. И больше не будет. Изжил себя. Истлел… — …нин! — и щёку обожгло ударом. Не сильным, но заставившим вернуться в реальность. Здесь и сейчас. И ощутить себя бесконечно одиноким и никому не нужным. С зарождающейся истерикой и болью в груди. — Живой? — Сехун обеспокоенно посмотрел в глаза Чонина, касаясь пальцами щеки. — Перепугался, что ли? — Домой отвези, — глухо ответил Кай, всё ещё не выпустив из руки пистолет. Приложить бы его к виску и пулю словить на раз… Они ехали молча. Без музыки. И уже у самого порога Кай сорвался, подаваясь навстречу, и неумело поцеловал человека, который так легко ломал его стены бытия, обнажая душу. Сехун пах кофе, может быть, порохом, и совсем немного парфюмом. Хотелось бы почувствовать, каков был запах его настоящего. В эту ночь Чонин не мог уснуть. Этой ночью ему хотелось исчезнуть из этого мира. А ещё вновь увидеть богатенького мальчика. Глупые сантименты.

***

А тот подкатил лишь спустя пару недель, до этого ограничиваясь многообещающими взглядами в самом офисе, когда случалось там появиться. В этот раз был чёрный Genesis G90: Сехун менял машины, словно игрушки, и какая эта была по счёту? — Восьмая, — подмигнул парень. — Специально для нас с тобой выбирал. Рванём на край света? Мы так и не выпили с тобой коньяк, а у меня тут есть. И больше уже не хотелось ничего отрицать. — Рванём. Они вновь слушали ЕХО по дороге в никуда, которая так или иначе вела к дому Чонина. И оба это осознавали, потому что Каю не хотелось огорчать родителей. А Сехун не собирался навязываться. Но ненадолго всё же выбрались за город, чтобы побыть вдали ото всех. Коньяк был неприятен как на вкус, так и на запах, а ещё почти моментально срубил по мозгам. Сам водитель не пил, а вот Каю налил ещё. И тот не отказался. — Ты прежний мир мой рушишь, — прошептал Чонин, привалившись к чужому плечу. — И это плохо? — Это странно… больно. Я не смогу ничего изменить. — Разве? Я помогу. Считай меня своим супергероем. Летучей мышью или около того. Я все твои страхи уничтожу, хочешь? — Хвастун… Они оба сидели на крыше автомобиля. Сехун указал вперёд. — Там будет наша дорога. Сейчас её не видно, но потом… А ещё он очень хорошо целовался. И учил этому искусству весь вечер. Они подъехали к дому уже за полночь. Родители Чонина наверняка места себе не находили, слишком сильно опекая — и тем самым разрушая жизнь человека, которого они любили. — Не бойся идти вперёд. И выбирать. — Постараюсь. Ты будешь рядом? — Я твоя летучая мышь. Забыл?

***

— …а сын начальника, Хунни, который тут частенько ошивался, с отцом поругался. И сбежал! Два дня уже ищут! — тараторила Джимин, облокотившись на стол, за которым сидел Кай. — Забавный такой мальчик. И что у них там произошло? — Запретная любовь к бедной девушке, против которой восстали родные? — неуверенно подала голос Соён. Или просто не только у Чонина жизнь слетела с изначального пути. Дорога пошла под откос, удержаться бы. Руки всё ещё фантомно пахли порохом. И ведь пару дней назад Сехун уверял, что… а что он там говорил? Как всегда хвастался, что будет летучей мышью? Про то, чтобы остаться рядом, тот так и не упомянул. Необходимо было что-то менять. Или кого-то. Кай допил свой кофе — в кои-то веки немного сливок и побольше сиропа, чтобы сладко. А внутри всё равно разъедала горечь. Терзала настоящее, крошилась, и болезненно так кололо в груди. Неужели можно настолько быстро привязаться к человеку? Вечером Кай написал заявление об уходе. Хотелось уехать из этого города. Забыть, что произошло, найти себя нового. Не искажённого чужими надеждами. Разговор с родителями был не менее болезненным. Мать просила не губить себе жизнь, отец настаивал, чтобы Кай подумал. А думать уже не хотелось. Была дорога — поросшая травой, с кочками, ямами, рытвинами, но собственная. Были мечты — так хотелось успеть! Были пороки, что делали Кая человеком. Оставались воспоминания, которые срочно нужно было выжечь. Чонин был уверен, что родители примут его выбор. Со временем. А пока собрал вещи, чтобы переехать к брату. Почти на другой конец страны.

***

По утрам он всё ещё нюхал руки: казалось, они хранили тот запах, которого, может, и не было никогда. Хотелось выстрелить ещё раз. Теперь уже в чужое сердце, чтобы точно попасть. Чонин даже на зуб порох пробовал, но ощущения были далеко не те. Когда Сехун свалил, треснул целый мир. И тогда произошедшее казалось страшным. Сейчас был мир новый, местами всё ещё тонкий, хрупкий, даже рваный. Но теперь точно свой. По вечерам Кай слушал ЕХО. Вспоминал поцелуи, тепло рук, вспоминал шёпот, от которого мурашки и сердце ходуном. Вспоминал слова. И проклинал себя мазохиста. Теперь у Кая был собственный автомобиль. Чёрный. Genesis G90. В кредит. Чонин и сам не знал, почему взял именно его, ведь мог бы выбрать что-то совсем другое. А не такую же модель, что у Сехуна восьмой была. Запомнил, надо же. И это хвастливое: «Я твоя летучая мышь». Застряла на подлёте, зараза. Нет, те встречи были не зря: без них невозможно было бы решиться изменить себя, своё мироздание. Без них так и осталась бы каждодневная рутина, перетекающая в стресс и желание сдохнуть. Купить Вальтер и пулю себе в висок пустить. Родители звонили редко, но сейчас, спустя год, Чонин даже решил съездить к ним на выходные. Чтобы вновь поговорить, но уже иначе. А ещё… ещё хотелось проверить, могут ли пересечься дороги людей, что пошли совсем разными путями. Что растворились в своих мирах. Ну, а пока судьба вновь решила вмешаться. Чтобы закрепить успех, чтобы многоточие наконец дало новый виток прошлой истории. Потому что иначе смысл был бы совсем не тот. Кай ехал с работы, когда заприметил на тротуаре человека. И проехать бы мимо, но запах пороха стал слаще, а дыхание будто перехватило. Сейчас на этом человеке не было вычурного белого. Серая рубашка с закатанными рукавами, джинсы, дырявые на коленках, кроссовки. В руке — скромный букет синих гиацинтов. Сехун. Точно он, безо всяких сомнений. Вот только ждал кого-то. Может, даже свою девушку. Чонин хотел было уже развернуть автомобиль, свалить, чтобы не обломать и без того хрупкие иллюзии, когда его заметили. Помимо воли Кай остановил машину у обочины. Высунулся, игнорируя дрожь в руках, стараясь казаться беззаботным. — Эй, Сехун! Тебя подвезти? Лишь бы голос не подвёл. А богатенький — так ли это? — мальчик протянул руку, тыча в лицо Кая букетом: — Не солгали, ну надо же! Конечно, подвези, я тебя почти двадцать минут здесь жду! Выпить бы чего. Здесь… хорошо здесь… …Чонин ведёт машину, Сехун сидит рядом, и оба молчат. А что можно сказать? Что ждал? Хотел встретиться? Хотел узнать, почему?.. Глупо всё это. Неправильно. Хотя кто знает, как нужно на самом-то деле. — Куда мы едем? Голос Чонина охрипший, чуть подрагивающий. Букет лежит на панели, всё ещё свежий. И извинения приняты. Как же иначе? — Домой. Мы всегда возвращались домой. Чонин кивает. Он уже знает пункт. Там дорога. Дорога без возврата, в будущее, что обращается настоящим именно сейчас.

***

Сехуну хочется рассказать Чонину всё. О том, как поссорился с отцом, потому что больше не видел смысла в своей жизни. О том, что сбежал, потому что стало тошно от себя самого, от лжи, которая оказалась правдой. Потому что без Кая, с которым сначала хотелось лишь немного поиграть, мир показался тошнотворно блёклым. И сигареты, коньяк, выстрелы в никуда — больше ничего не имело цели. Они оба поломали друг друга. Три поездки изменили мироздание. Чужие слова стали собственными. «Ты прежний мир мой рушишь». Тогда Сехун сбежал, прихватив лишь немного денег. Сбежал в никуда, пытаясь найти собственную дорогу. И много-много раз останавливался, стараясь понять, а тот ли путь выбрал. Есть ли место, где ждут. Он хвастался сам себе, что найдёт, что сможет, но не выдержал — сорвался, сначала заявившись к родителям Чонина, а после уже отправляясь искать его самого. Следуя телефонным проводам, сведениям от знакомых и друзей, слушая интуицию и надеясь, что простят. Что поймут, не дадут исчезнуть. Ладонь на чужое бедро. Искорки в глазах — насмешливые, яркие. Сехун наконец-то вновь ощущает себя невозможно реальным. Кай останавливает автомобиль. Утыкается лбом в скрещенные на руле руки, дышит загнанно, тяжело, и как же хочется его обнять. Пообещать, что больше никто не исчезнет. Что летучая мышь выход нашла. А получается такое нелепое: — Я самый крутой супергерой в мире. Я тебе и солнце подарю, и облака, и вообще весь мир! И я не хвастаюсь, я правда могу, я супергерой! Положительный притом. Останешься со мной? Молчание. Биение сердец — в унисон, одно на двоих. — Наша дорога там, — спустя пару минут тишины продолжает, указывая рукой вперёд. — Мы сами её протопчем. А возможно ли?.. Поцелуй солоноватый, но такой тёплый. Почти горячий. …Теперь Кай уверен, что Сехун пахнет солнцем. И дорожной пылью.