Рана

      Его не было всю ночь. Могло показаться, что целую вечность, однако, едва рассвет добрался до окон кабинета Скуало, как во двор бесшумно въехал знакомый автомобиль. Босса никто не встречал, потому что это его раздражало. Неважно, насколько сильно беспокойство тяготило разум и сердце. Скуало просто не имел права нарушить подобный негласный договор. То, что он не спал всю ночь, поставив перед собой цель дождаться, полностью его проблема.       Одежда Занзаса промокла от крови, скорее чужой, чем его собственной. В руке он по-прежнему крепко сжимал пистолет. Шумно вздохнул, стирая алую влагу со щеки, и ускорил шаг, быстро пересекая коридоры, первым делом направившись не в медпункт и не в душ, а в кабинет капитана, совершенно неожиданно ворвавшись к нему без стука. Не сказав ни банального «привет», ни «я справился», он просто швырнул пистолет на чужой диван, марая его кровью и глухо бормоча:       — Плечо распороли. Доставай нитки.       Скуало поджимает губы, грубо отшвыривая осточертевшие за ночь папки с отчетами на другой конец стола. Не кричит, не говорит ему ничего, просто молча повинуется, доставая сразу целую аптечку. Медленно подходит, касается ладонью щеки со шрамом, вызывая этим недовольный взгляд со стороны Занзаса, стирает пальцами кровь. Потом медленно кивает на диван. Ему плевать, что тот испачкается. На долю мебели выпало много испытаний, в том числе и грубые примирения.       Скуало садится со спины, стаскивая осторожными движениями мешающую одежду, а если Занзас как-то пытался сопротивляться или сделать все самостоятельно, молча шлепал его по руке, совсем слабо, продолжая уперто смотреть. Последний, на удивление, сдавался, позволяя Суперби делать все, что захочет (даже пялиться), подставляя спину, уже не ожидая подсознательно ножа, как это было в первые моменты такой близости.       — Всегда терпеть не мог иллюзионистов. Я его не заметил, — Занзас говорил так, словно это объясняло все случившееся на миссии. Едва Скуало дотронулся до раны, тут же тихо шикнул. Промывка и обработка не заняла много времени, а вот перед наложением швом не помешало бы… И, пока капитан заправлял нитку в иголку, Занзас двинулся к чужому холодильнику, найдя там выпивку.       — Придурок, — только и сказал Суперби.       — Я вроде просил приготовить, — босс проворчал под нос совершенно недовольно, возвращаясь на место и делая из горла один размашистый глоток. Все равно алкоголь хорошо пойдет вместо анестезии.       Рана была довольно дерьмовой. Действительно, как он и сказал, «распороли». Рваные края и много крови, слегка рассечен был сверху бицепс. Видимо, успел увернуться, чтобы этот удар не пришелся ему по плечевой артерии, а всего лишь разорвал мышцу. На нем все равно все заживало, как на собаке.       — Я облажался, — Скуало зло прошипел это сквозь зубы. Должно быть, говорил про алкоголь.       Забавно, но он настолько ушел с головой в работу и собственные бесполезные эмоции, что приказ растворился где-то в глубине сознания, всплыв только сейчас недовольным голосом Занзаса, заставляя испытывать тупой неприятный стыд. Скуало не жалел его, но старался свести боль к минимуму.       Запах чужой крови, его крови, неприятно давил на мозг. Дыхание невольно сбилось, вызывая противоречивые чувства. Ему просто было в какой-то степени тяжело видеть его таким. Но даже несмотря на раны, Занзас все равно оставался тем человеком, который волновал рассудок Скуало. Во многих смыслах, но больше всего это волнение уходило в восхищение. Здесь и открывалась обратная сторона такого состояния: некое возбуждение.       Руки у Скуало холодные, так и не прогрелись, хотя пока Занзас отходил, он пытался растереть их, чтобы тепло постепенно взяло верх над замерзшими пальцами. Впрочем, плевать. Он зашьет ему рану и так. Капитан на какое-то время толкается лбом ему в затылок, но сразу отстраняется, показывая этим, что ему не нужно объясняться. И начинает зашивать рану. Не в первый раз уже.       Занзас морщит нос, молча и довольно стойко перенося все манипуляции. От каждого укола и каждого рывка из раны снова брызгает кровь, стекая по живым холодным пальцам Скуало, этим успевая даже согреть их.       Занзас изредка дергает плечом, скорее рефлекторно, чем по собственному желанию, запивая алкоголем каждый стежок, лишь крепче поджимая губы, стараясь при этом не смотреть на рану. Протянув руку, дотрагивается до собственного уха, отлепляя темные пряди от раненной плоти. Довольно неудачно словил пулю, раз она успела задеть и там, оставив незначительную рану, даже скорее царапину, но крови с нее набежало прилично.       Скуало накрывает его руку своей, отстраняя от раны, а потом окончательно убирает мешающие пряди в сторону другого плеча. Липкие, в крови, но так даже лучше. Не торчат хотя бы так сильно, как это обычно у него бывает.       — Ничего не трогай. Просто говори, если мешает, — голос его будто бы смягчается на какое-то мгновение, либо просто кажется.       Он вновь проталкивает иглу в плоть, вновь вытаскивает. Стежок, еще стежок. Механически, но аккуратно. Проводит подушечками пальцев около раны, надавливая совсем немного, проверяя, не вызывают ли нитки раздражения, нежелательной реакции или еще чего похуже. Отгрызает нить зубами, на мгновение обдавая горячим дыханием его рану, вызывая тем самым мурашки по телу Занзаса, затем убирает иглу обратно — не понесет же на дезинфекцию в руках. Вновь проводит тыльной стороной ладони по смуглой коже, собирая стекающие капли, а затем стирает их специальной салфеткой очищая кожу.       — Вымою руки и перевяжу чистыми бинтами. Не дергайся только.       — Я и не дергаюсь, — Занзас тихо проворчал под нос, чувствуя, как алкоголь дает в голову, заставляя прикрыть глаза.       Фыркнул, невольно отдернувшись, когда Скуало дотронулся до краев раны, но ничего не ответил, давая ему закончить. В этом его капитан разбирался лучше, чем он сам. Скорее всего на месте швов будет еще и синяк, но у Занзаса бывали раны и в тысячу раз хуже. Ничего, потерпит.       — Не нуди.       Скуало кратко коснулся губами его виска. Теплое, знакомое ощущение возникло где-то в памяти, а затем и светлая макушка маленького мальчика, который испуганно жался к телу четырнадцатилетнего капитана. Точно… Он делал так Белу, когда тот съезжал с катушек, и это помогало ему успокоиться. Почему так же и Занзасу? Наверное, просто захотелось, а может, была еще причина, кто знает. На самом деле, ему хотелось коснуться губами раны. Но он не делает этого, потому что не время. Боль заведет их куда дальше, чем сейчас следует. Боссу нужно отдохнуть, а ласки и секс можно перенести на потом.       — Если пойдешь в душ, не включай горячую воду. Рана размягчится и кровь может снова пойти, не рискуй. На крайний случай, если ты опять сделаешь по-своему, иди сразу ко мне, — этот нравоучительский тон мало кому нравился.       — Знаю я, — коротко ответил ему Занзас, видимо, будучи сейчас слишком пьяным, чтобы заметить такой нетипичный для капитана жест, как поцелуй. Медленно поднялся с дивана, уже практически не чувствуя боли и молча поплелся на выход, сжимая в руках ту же бутылку. Оставил Скуало всю снятую одежду, захватив с собой только пистолет. Сначала ему действительно стоило смыть все с себя, а затем уже бинтовать и заклеивать раны.