Не стреляйте в кошек

Свободных столиков в салуне оказалось всего два: посередине зала, у всех на виду, и в углу почти под самой стойкой. Николас прислонил Каратель к стене, плюхнулся на стул, вытянул затёкшие ноги — от резкого движения мышцы едва не свело судорогой, и он скривился. Правда, стул под задницей хоть и скрипел, но не разваливался, стол был не грязнее, чем обычно в салунах, под оштукатуренным и побеленным, но уже пятнистым потолком кружила всего парочка мух, а из-за линялой занавески, прикрывающей вход на кухню, тянуло горящим жиром и поджаренным хлебом. Да и шумно — голоса, звон посуды, радио на выкрученной почти до максимума громкости — было ровно настолько, чтобы это не слишком раздражало. На стойке свернулась клубком чёрная, как уголь, кошка — и недовольно подёргивала ухом, когда шум вокруг становился сильнее. Одна из мух, будто одурев от жары, тюкнулась в стену за стойкой — но не упала, а резво побежала вниз и прилипла к приколотому на стене листку бумаги. Николас прищурился: после злобного света полуденных солнц внутри казалось темнее, чем было на самом деле. С ходу ему удалось разглядеть только размашисто написанное внизу крупное: «Одобряю» — с подписью не по-мужски витиеватым почерком: «Э. Дж. Роквуд, шериф». Ёж, выцепивший ещё у входа девчонку в переднике, теперь выспрашивал у неё насчёт пожевать. Девчонка косила от волнения, теребила завязки и оборки и с таким жаром нахваливала Паникёру запечённого лосося со специями, что лосось, похоже, был даже не вчерашним. — Ёж!!! — завопил Николас через головы сидящих. Вэш подпрыгнул, ошалело оглянулся, во взгляде на мгновение мелькнуло встревоженное: «Что стряслось?» — а не укоризненное: «Чего орёшь?» Вульфвуд набрал в грудь воздуху и завопил ещё громче, перекрикивая хрипящее радио, как нарочно, взорвавшееся легкомысленной мажорной песенкой про Томми из Томстауна, объездчика томов: — Бери рагу! Рагу, говорю!!! Он дождался, когда Ёж покивает: понял, мол, — и вернулся к разглядыванию бумажки, оказавшейся, вот чёрт, это же надо было додуматься… Не то чтобы Николас никогда раньше такого не видел. Видел, конечно. Но — ну и расценки у них тут. — Ого. Из-за стойки наклонился хозяин салуна: — Добро пожаловать, святой отец. Не благословите? — Только исповедую, — буркнул Николас, вспомнил спасительное: — Обет такой. — Да не накопилось ещё грехов-то, — почесал в затылке хозяин. — А вот благословение не помешало бы, — он глянул в сторону Ежа, который как раз закончил с заказом и направился к столику. Потом проследил, куда Вульфвуд смотрел, и пояснил: — Люди, святой отец, разные заходят. Кто и шумит, бывает, буянит, посуду на пол швыряет, а я человек небогатый, убытки не люблю, налогов хватает. — Битьё стаканов — двадцать двойных долларов за стакан? И платят? — Хорошее стекло нынче дорого, — мигом отозвался хозяин, переставляя на стойке чистые стаканы и смахивая с них пылинки. Стаканы скрипели и позвякивали, сталкиваясь боками — с радужными переливами. Ценная штука, сразу видно. — А пока его в нашу глушь довезёшь — половина вдребезги. Платят, — он вдруг улыбнулся так неприятно, что Николас присвистнул про себя. Тут же захотелось спросить, чем заряжено припрятанное под стойкой ружьё — не разрывными ли пулями. К столику добрался довольный, сияющий, что два солнышка снаружи, Ёж. Уселся на свой стул, поделился: — Рагу, как ты и просил, Вульфвуд. Скоро будет, — и принялся блуждать взглядом по битком набитому залу, навострил уши, прислушиваясь к разговорам. — Битьё бутылок с выпивкой — по договорённости, — читал дальше Николас. — Ну, это понятно. Пойло, которое гонят здесь же, не иначе как из подгнивших фруктов и несвежих носков, обязательно будет отличаться от вина или виски, заказанных в ближайшем крупном городе с большой энергостанцией. Если их не разбавляют. — Битьё пустых бутылок — по два двойных доллара за штуку… это ещё почему? — А… — попытался было вклиниться Вэш, но его никто не слушал. — А потому что Мэри, — хозяин кивнул в сторону той самой девчонки в переднике, лавировавшей между столиками с подносом, на котором дымились тарелки, — за уборку надо доплачивать. — Вульфвуд… — Стрельба — в зависимости от нанесённого ущерба. Мэри переставила тарелки на стол, выложила столовые приборы, неловко присела: — Ваше рагу, сэр! — и стрельнула глазами в Паникёра, да так выразительно, что смотри Ёж на неё — наверняка был бы поражён в самое сердце. Но тот глядел куда-то в сторону входа, наклонив голову к плечу. — Стрельба в кошку — повешение без суда… чего? — Людей на этой планете слишком много, и в некоторых пострелять — чуть ли не богоугодное дело… прошу прощения, святой отец, но сами понимаете — правда, — сказал хозяин и с неожиданной нежностью в голосе добавил: — А кошка — беззащитная божья тварь, её не моги обидеть. И погладил кошку, которая охотно отозвалась на ласку: приоткрыла жёлто-зелёные глаза, подняла голову, ткнулась лбом в подставленную ей мозолистую ладонь. — И шериф?.. — Не против, — хозяин почесал кошку за беспокойным ухом, глянул поверх голов в противоположный угол и отошёл. — Ты чего сказать-то хотел, Ёж? — Николас взял ложку, придирчиво осмотрел и решил, что сгодится, достаточно чистая. Рагу, судя по запаху, и вправду было съедобным. — Не получится, — тяжело вздохнул Ёж. — Что не получится? — Поесть, — вздохнул Ёж ещё тяжелее и будничным тоном сообщил: — Потому что сейчас меня будут убивать. Наверное. Или арестовывать, что намного хуже. — Да какого… — начал было Николас, но договорить не успел. Раз — и хозяин салуна, прикрутив громкость радио, вытащил из-под стойки ружьё, беря Вэша на мушку: — Ничего личного, парень. А вы, святой отец, отодвинулись бы, буду стрелять — ещё задену вас ненароком. Два — мирно обедавшие горожане, до которых разом дошло, что происходит, завопили, повскакивали с мест, опрокидывая стулья, и толпой повалили к выходу, давя и толкая друг друга. Три — неприметная с виду белобрысая дамочка в углу вскочила, живо пришлёпнула на грудь звезду шерифа, выхватила из-под юбок два револьвера, взвела оба курка и пальнула в потолок — только штукатурка посыпалась. Прицелилась — и в хозяина салуна, и в Паникёра. Гаркнула: — А ну стоять обоим! Рагу в тарелке Николаса щедро припорошило хлопьями грязной побелки. Он плюнул, швырнул ложку в густое варево — и расчехлил Каратель. — Не стреляй!!! — завопил Паникёр, бросаясь к нему, чтобы повиснуть на стволе пулемёта. — Твою мать, Ёж, отцепись, нас же прикончат к чёртовой матери!.. Кошка на стойке приоткрыла глаза — сладко зевнула во всю пасть, потянулась и перекатилась-перетекла на другой бок, спиной к людям.