За краем Вечности

      Ничего не чувствую. Ничего не вижу. Море шумит вокруг. Мёртвый, едва уловимый плеск, что издавала вода всю страшную ночь, уступил место живому рокоту прибоя и шороху морской пены, омывающей берег.       «Берег?»       Слух, за долгие месяцы привыкший к этому звуку, уловил это ещё раньше, чем в разуме сформировалось осознание. Осознание, реальность которого я боялась спугнуть неосторожной мыслью, резким движением или даже слишком громким вздохом. Под спиной до сих пор твердела поверхность импровизированного плота. Только теперь он не дрейфовал на одном месте, а волнение перемещало его по морским бурунам. Перемещало до тех пор, пока его край не ударился о что-то твёрдое, а волна не подбросила. Обломок фальшборта кувыркнулся, опора исчезла, и я тряпичной куклой приземлилась в мокрый песок. Неожиданный удар вернул остатки чувств, и стало возможным разлепить опухшие веки.       Мутное изображение жёлтой полосы, ограждающей зелёно-коричневую стену, прояснилось, едва стоило проморгаться: полоса трансформировалась в рассыпчатый рыхлый песчаный пляж, а стена в неравномерную поросль пышных тропических растений. Тело окатила волна, врываясь в нос, рот и глаза, чем заставила меня принять сидячее положение и прокашляться, отхаркивая соль и воду. Взгляд невольно скользнул дальше, щурясь от яркого горячего солнца — песчаная коса вилась волнистой полосой, а потом делала резкий поворот, как сельская дорога: она заворачивала за крупный горный массив, усеянный непроглядной зеленью. Горный хребет в свою очередь, тянулся за лес, и скрывался в кронах пальм. Из-за него с любопытством выглядывали несколько холмов, стыдливо жмущихся друг к другу. Я неуклюже сдула с лица прядь просоленных волос: первоначальная радость «Суша!» уступила место справедливому вопросу «Суша? Какая?». Оптимистичная сторона меня сразу же предположила, что это Исла-дель-Диабльо. Как-никак, «Марко Поло» потерпел крушение в относительной близости от заветного места. Вторая моя сторона, имеющая свойство во всём искать подвохи, резонно утвердила: «Остров Дьявола, не Остров Дьявола… какая разница, если ваш корабль приказал долго жить, как и большая часть его команды? Какая разница, если ты навсегда потеряла Джека?». От воспоминаний о команде сразу же бросило в дрожь: выжили ли те, кто держались за мачту?       — Так, — сама себе сказала я, вскакивая на ноги. Если мыслить логически, добраться сюда мне помогло течение. Вряд ли я разминулась с выжившими на большое расстояние. Значит, есть вероятность, что они сели на хвост тому же течению. Выходит, стоит отправиться на поиски.       Верх брали инстинкты выживания, которые наглухо отдалили мысли о практически стопроцентной кончине Джека. Откуда-то появились силы идти. Сапоги приятно утопали в песке, сквозь промокшую одежду грели жаркие лучи. Уверена, если это райское местечко доживёт до XXI века, оно превратится в высококлассный курорт.       Ноги приросли к земле. Взгляд неосмысленно застыл на лодке, пришвартованной у прибрежной дохленькой пальмы. Дыхание перехватило судорогой остолбенения. Секунда — я взвизгнула и понеслась к ней, спотыкаясь о песок, забывая обо всех правилах осторожности. Затормозить смогла не сразу — подошвы сапог проехали по песку по инерции, и я влетела в борт животом. Лодочка едва не перевернулась от такого напора. Но она оказалась совершенно пуста. Тем не менее, измеритель радости зашкаливал до небес.       — Ау-у! Лю-юди! Я здесь!       Я кричала во всё горло, размахивала руками, скакала по песку, пока случайно не заметила позади себя знакомую человеческую фигуру. Остановилась и обернулась, затаив дыхание. Джек смотрел на меня с приятным удивлением, улыбаясь уголком губ и шагая навстречу. Я захлебнулась в обескураженном «Дже-ек!» — и бросилась к пирату. Одно мгновение — и я налетела на кэпа с раскрытыми объятиями. Сила столкновения была столь велика, что забавный вскрик Воробья ударил по ушам, и я не успела оглянуться, как оказалась прямо на нём в лежачем положении.       Джек издал сдавленную усмешку, поднял руки вверх и заёрзал подо мной.       — Какая милая встреча, — он приподнял ус в улыбочке.       — Ты живой!       — Не хочу тебя расстраивать, но д… — я схватила его за грудки и заткнула поцелуем — жадным, глубоким, ненасытным. Разве какие-то моральные устои и поставленные самой себе правила имеют значение, когда перед тобой тот, кого ты уже успела оплакать? Когда ты уже не имела надежды увидеть его живым? Однажды потеряв человека, нельзя допустить, чтобы это случилось снова. Невысказанные слова так и могут остаться лишь в мыслях. Жизнь можно так легко потерять — а это значит, что нужно успеть всё — и к чёрту предрассудки!       — Ого… Лаконично, — отозвался Воробей. Его дыхание участилось от возрастающего возбуждения, моё — от невиданной прежде безумной радости, сбивающей крышу ко всем чертям.       Холодная порция воды окатила нас шумной волной. Меня смыло с Джека. Со звонким визгом я оказалась рядом с ним, снова угодив лицом в песок.       — А-ха-ха-ха… — я развернулась на спину и раскинула конечности морской звездой. — Джек. Дже-ек… Вот это занесло нас… Как же ты умудрился найти лодку?       — Ты, видать, не слышала… — я в недоумении повернула голову к пирату. Тот, развалившись в мокром песке подобно мне, пожал плечами: — Перед самым крушением я отдал приказ покинуть судно. Но вышло так, что корабль взорвался, когда мы садились в шлюпку. Не знаю, что с командой, но пришёл в себя я в лодке, в одиночку, когда вокруг была лишь глухая ночь и никаких признаков жизни.       — Мм, — риторически промычала я. — Наверное, ты один успел забраться в шлюпку, а при взрыве тебя хорошенько шандарахнуло…       Ответа не последовало. Наверное, он и сам не понял тогда, что именно произошло. Сперва решив, что своим молчанием он подтвердил мою догадку, я снова возвратила взгляд в небо, пока не поняла, что Воробей что-то усердно высматривает поверх леса. Тогда взгляд сполз влево, к холмистой зелёной поросли деревьев. Воздух застрял поперёк горла, и тело резким рывком приняло сидячее напряжённое положение. Из-за леса серыми пушистыми колоннами поднималось множество столбов дыма. Они извивались змеями, исчезая в дымке облаков, будто последние притягивали их к себе.       — Пожар? — бездумно ляпнула я, сразу же понимая, что причина здесь очевидно иная.       — Или хуже.       …Мы продирались через лес. Заросли смыкались вокруг плотными стенами, а сочная зелень папоротников часто прятала в себе затаившихся змей и пауков. Ситуацию нельзя было оценивать однозначно — по сути, разжигать костры могли и наши матросы, прибившиеся к острову подобно нам. Но одно «но» нельзя было оставить вне внимания: потерпевшим крушение вряд ли пришло бы в голову уходить от берега так далеко. Даже невзирая на то, что разжечь костёр на самой высокой точке острова было бы эффективнее всего в плане подачи сигнала, этот ход был бы слишком рискованным — никто не может знать, что хранят в себе глубины этого леса. Поэтому мы с Джеком обоюдно решили убраться подальше от источников дыма. Решено было перебраться на другую часть побережья, что располагалась дальше от множества чёрных столбов дыма. Перелезая через скользкие и коварные заросли, я гадала: если огни зажгли жители местного поселения, дружелюбно ли они относятся к незнакомцам? А что ещё важнее, на какой они стадии развития: культурные ли люди, или первобытные дикари, от которых ничего хорошего ожидать не стоит? Воспоминания от просмотра «Сундука мертвеца» подгоняли не хуже плети — я мелко содрогалась, расталкивая собой царапучий кустарник, едва ли не обгоняя Джека. Впрочем, тот не особенно спешил, а в первую очередь полагался на осторожность, и прислушивался к каждому звуку, не отрывая руки от эфеса. Нам предстояло всего-навсего пройти маленький кусочек леса, что выступал в море длинным мысом, чтобы оказаться на пляже по другую его сторону. И хотя проблески серебряной воды периодически просматривались впереди, путь не спешил оканчиваться. Зато, когда сплошная стена деревьев, наконец, вытолкнула нас на чистый солнечный пляж, облегчение окатило приятной волной. Высокие кроны деревьев полностью скрыли от глаз жутковатое зрелище, и краешек чёрного дыма можно увидеть, только подойдя к самой кромке воды.       — И что же мы будем делать теперь? — я шумно втянула воздух сквозь зубы, резко оборачиваясь к Джеку, рассевшемуся в песке и ковыряющемуся в собственном пистолете. Его взгляд мельком скользнул по мне, прежде чем снова вернуться к оружию. — Что в твоих планах, кэп? Надеюсь, теперь ты не планируешься наведаться туда, — я ткнула пальцем поверх деревьев, — иначе я сама себе пущу пулю в лоб.       — Не сможешь. Порох промок.       — Ты можешь просто ответить на вопрос? — я злобно выпрямилась над ним, уперев кулаки в бока.       — Сначала надо найти, выжил ли кто, — щёлкнула коробочка на шнурке. Я в недоумении приняла из его рук компас. — Попробуй определить направление, а я пока разберусь с этим… — он злобно потряс неисправным пистолетом, пытаясь его реанимировать.       Крышка компаса послушно откинулась в моих руках. Стрелка забегала по кругу, а потом резко вздрогнула и замерла. Взгляд поднялся по её направлению, и…       — Чёрт… — я встряхнула коробочку, но стрелка упрямо вернулась в прежнее положение, показывая и так очевидное желание. Благо, что Воробей не соизволил поднять голову и заметить, что компас указал на него. Я обошла Воробья, в надежде, что бесценный прибор указывает на лес позади него, но едва Джек оказался за спиной, стрелка крутанулась на сто восемьдесят градусов. Чертыхнувшись, я плюхнулась рядом с Джеком и сердито пристроила компас в песок.       — Не работает.       — Разве? — Джек в свою очередь поднял компас, и в его руках стрелка волшебным образом перекрутилась назад, к лесу. Коварная усмешка пролегла в уголках его губ: — И на что же он указал тебе?       — Не обольщайся. Куда-то в море. — Фыркнула я, пиная носком сапога горсть песка. — А ты, надеюсь, не отправишься в лес только потому, что туда указал компас? Понимаешь, что риск очевиден?       — Придётся, — цыкнул он в ответ. — Или ты сможешь долго протянуть на берегу без еды и воды?       — Какой же ты невыносимый, — констатировала я. Тот хмыкнул, мол, знаю, ты уже говорила.       Но он не спешил отправляться в экспедицию. Выделил и себе, и мне время на релаксацию на тёплом пляже. Это было необходимо после того ада, что пришлось пережить ночью. Отдых был важен как сам воздух. Расслабив и прогрев каждую косточку на безжалостном солнце, я почувствовала, насколько вымотана. Удивительно, как ещё концы не отдала. Организм решительно требовал отдыха, и ласковые лучи мягко убаюкали, посылая долгожданный покой.       Крепкий сон покинул неожиданно, будто его и не было, ко второй половине дня — этому свидетельствовала спавшая жара, и шуршащие танцы ветра в кронах деревьев. Джек куда-то собирался: натягивал сапоги, застёгивал жилет. Мой пустой взгляд долго наблюдал за ним, пока внутренний голос не спохватился, когда Воробей поплёлся в лес.       — Эй, Джек, — я с натугой перевернулась на живот и вытянула руку к нему, будто пытаясь остановить его магической силой.       — Да?       — Какой благородный поступок, оставить женщину одну в дикой местности.       — Дикой местности самой надо опасаться, когда в ней появляется такая коварная мстительная мадам.       — Твои комплименты как отдельный вид искусства, — фыркнула я, кое-как поднимаясь. Похрустывая конечностями, поравнялась с капитаном и с каким-то мазохистским усердием потянулась, растягивая ноющие мышцы. — На поиски еды идём?       — Не только. — Джек зашагал вперёд, вынуждая двигаться за ним. — Надо мало-мальски исследовать, куда нас занесло, если не хочешь сгинуть, даже не полюбовавшись на местные природные богатства.       — А так хотелось, — цыкнула я.       В шумящем лесу над нами гоготали птицы, будто их веселило зрелище, как мы озираемся по сторонам, задираем головы в поисках фруктов и ныряем в кусты; шарахаемся от посторонних звуков, прислушиваемся и продираемся вперёд с осторожностью диких котов. И хотя я надеялась, что наши меры осторожности не оправданы, новую местность всегда следует исследовать постепенно, маленькими кусочками. Но увы, первое время съедобного вида растительность не попадалась на глаза, поэтому нам пришлось продвинуться чуть дальше, чем предполагалось изначально.       Внезапно что-то скользкое подвернулось под сапог. Я всплеснула руками, поехала, завалилась и оказалась в объятьях Джека, который сумел и сам устоять, и меня подхватить — наверное, он уже привык, что его часто сбивают с ног. Я схватилась за его руку, облегчая себе принятие вертикального положения, и брезгливо вытерла о траву прилипшую к сапогу гниль. Однако, приглядевшись к жёлто-бурым очертаниям испорченного плода, на котором так феерично поскользнулась, я удивлённо присвистнула и инстинктивно задрала голову.       Наверху, под самыми кронами, пальмы облепляли ярко-жёлтые плоды, напоминающие карликовые тыквы. Выглядели они намного аппетитнее и безопаснее всех прочих причудливых растений, сопутствующих нам на протяжении прогулки. Словно в ответ на мою догадку, Джек утвердил:       — Папайя.       — Наконец-то, — выдохнула я, расслабленно закончив вытирать измазанную в гнилой папайе подошву сапога. — Вопрос с поиском еды решён, теперь возник вопрос, как достать её отту… — я умолкла, в молчаливой оторопи наблюдая, как Джек ловкой обезьянкой карабкается по гладкому стволу. — Ничего себе… — с неким ехидством выдохнула я. — Да ты перенял обезьяньи повадки у твоего мохнатого тёзки — питомца Гектора!       В ответ на колкость, я увидела летящий прямо в меня фрукт. Спохватившись, раскрыла ему навстречу объятья, но непокорная папайя отпрыгнула от моего предплечья и покатилась в папоротниковую поросль. Я зашипела сквозь зубы, потирая ушибленную руку, и отправилась за сбежавшим фруктом.       Высокие листья папоротника расступились передо мной с натугой, цепляясь друг за друга листьями. За ними оказался маленький пятачок, лишённый растительности, кроме высокой, по колено, травы. Признаков пребывания папайи среди неё на первый взгляд не было, поэтому я подняла рукава — и с тяжёлым вздохом запустила руки в траву, раздвигая ее в поисках фрукта, решившего поиграть со мной в прятки. Позади было слышно, как в землю ударились ещё несколько плодов, а потом зашуршала ткань — Джек скользнул по стволу пальмы вниз.       Чертыхнувшись в истинно пиратской манере, я прибавила усердия своим попыткам, пока под руки не попался сочный жёлтый бок тыквообразной папайи. Я подхватила надколовшийся плод и облегчённо смахнула пот со лба.       — Дж… — я не успела произнести, как подозрительно-странную тишину разорвал воинственный, завывающий крик, похожий на гудок парохода. За ним почти нечеловеческий рык, улюлюканье и визг вырываемой из ножен сабли. Я поперхнулась слишком большой порцией проглоченного воздуха, мигом забывая про папайю, которая снова бахнулась в траву.       Я вылетела из зарослей ракетой, но вместо того, чтобы понять ситуацию, встретилась с обезумевшим взглядом Джека. Он пронёсся, едва не сливаясь с воздухом; меня рванули за руку, от чего я чуть не нырнула в траву подобно папайе. Но всё-таки смогла совладать с равновесием и поспеть за Джеком, тянущим меня за собой. Сердце оборвалось и упало куда-то вниз: но не успела я подумать, от чего мы улепётываем, и что привело Воробья в такой ужас — сзади зашумели кусты. Я вывернула голову назад, насколько это позволял бег со скоростью гоночной машины. Из зарослей вырвались черно-оранжевые фигуры людей; сверкнули копья и наконечники стрел. Боевой клич аборигенов спугнул стайку птиц с ветки.       «Твою мать!» — возопил во мне голос, а вслух вырвалось лишь обескураженное «А-а-ой…».       Засвистел воздух — что-то пронеслось над моим плечом. Я инстинктивно отпрянула к Джеку, едва не сваливая его с ног. В дерево чуть правее впилась стрела.       Под ноги подвернулась очередная поросль папоротника, и отпихивая Воробья, я перелетела её одним прыжком. Сзади — почти над самым ухом — загудело, будто трубили в рог. Мысли в истерике сошлись на том, что аборигенский отряд призывает подмогу, как вдруг заросли выкинули нас на край обрыва — длинное глубокое ущелье тянулось за лес, а чуть левее над ним маячил подвесной мостик. До противоположного берега нас отделяло с два десятка ярдов пустоты. Ветер гудел среди скал, а где-то в непостижимой дали внизу петляла серебристая лента реки в пелене тумана. Только когда я оказалась у края моста, вдруг заметила, что он лишён половины досок. Гнилые обломки болтались на леерах одиноко и безжизненно, а качающий их ветер будто шевелил историю, в которой этот мостик забросили не один год назад.       Из шуршащей листвы вырвались гибкие воинственные фигуры дикарей; воздух снова разрезала стрела. Я едва успела пригнуться. Хилые ступеньки моста застучали под ногами — времени на раздумья не предоставилось, поэтому мост оказался единственным путём. Стоило перепрыгнуть пропасть между двумя дощечками, хлипкая конструкция пришла в движение. Лес впереди закачался, под ногами поехала влажная доска — я едва успела вцепиться в лиановый леер, чтобы не ухнуть в пропасть. Не давая равновесию как следует восстановиться, я кинулась дальше чуть ли не ползком. Сзади истошно и обречённо вскрикнули, что-то ударилось в землю. Я развернулась в прыжке, так, что воздух свистнул в ушах, и встретилась с круглыми глазами Джека. Он лежал на животе, на самом краю ущелья. Его отделял сантиметр до спасительного мостика. Пират попытался суматошно подгрести под себя руки, приподняться на локтях, но чёрно-оранжевые фигуры аборигенов мощной волной обступили его через секунду после того, как в пиратском взгляде прочитался ясный посыл: «беги».       Нога подвернулась, не найдя опоры. Края обломанных досок царапнули по рёбрам, рука в отчаянии ударила по краю доски. Ломающийся мост смачно захрустел, и мир ушёл из-под ног. Вертикальные стены ущелья просвистели мимо. «Нет!» — вспыхнул внутренний голос, пока я отчаянно пыталась ухватиться за воздух, падая в пропасть. Спина ударилась о воду, холодный бурный поток обступил, перед взглядом забурлила поверхность воды, оказавшаяся надо мной. В лёгких сразу же оказалась порядочная бадья воды, отчего глаза судорожно распахнулись. Рывок вверх — но вместо прохлады воздуха, меня завертело в горных порогах. Сила реки перевернула безвольное тело прямо под водой, припечатала коленкой о каменистое дно, и подбросила вверх. В рот шумно ворвался воздух — и тут же вырвался. Волна опрокинула меня на спину, в самую гущу. Рефлекторное барахтанье привело лишь к упадку сил, а я полностью оказалась во власти буйного потока. Вода расступилась над головой. Судорожный вдох — и я снова на глубине. Меня кидало и вертело как в центрифуге, пока маленький водопадик влёгкую не скинул меня в более мирное течение. Рывок вверх — и я оказалась на поверхности. Горные массивы ущелья остались за спиной, закончились резким обрывом. Здесь река разливалась, успокаивалась и несла мирные воды в низких пологих берегах. К одному из них я подгребла на исходе сил и вымученно раскинулась в траве.       Организм решительно требовал передышки, хотя бы минуты спокойствия — даже невзирая на выясненное обстоятельство, что где-то средь этого леса обитает вовсе не дружелюбное дикое племя.       Когда сердце утихомирилось и вернулось на положенное место, электрическим разрядом ударило осознание: «Джек у них. И уверена, выжившие матросы тоже».       — Чё-ёрт… — на выдохе пропела я, переворачиваясь на четвереньки. Взгляд прошёлся по отдалившимся стенам ущелья, по его зелёным вершинам. Страшнее, чем остаться одной в лесу аборигенов, только стать для них ужином. Вдруг они не брезгуют жареной человеческой плотью? Меня бросило в жар. Пошатываясь, я поднялась с колен, и, спотыкаясь, трусцой понеслась в тень деревьев, прочь с открытой местности. Спустя десятиметровку, согнулась пополам и опёрлась рукой о ствол пальмы. В голове на репите засел вопрос: «Что опаснее? Отправиться на поиски кэпа и команды, или прятаться?». Ни то ни другое добра не сулило, и теперь спасительная суша превратилась в настоящий кошмар. И я снова побежала. Не разбирая дороги. Да и была ли она, дорога? Лишь бы подальше от рокового места.       Внутренний голос сопровождал меня ехидными комментариями: «Боже, как банально! Аборигены! Но смертельно, чёрт возьми!». Наверное, проблемы окончательно выбрали объектом пристанища именно меня. Даже не удивительно, что остров оказался новой западнёй — я уже привыкла. Но всё равно бегу в страхе, мечусь в непонимающих «Что делать?!», несусь сквозь джунгли.       Не знаю, сколько времени прошло, но ощущения вернулись только тогда, когда земля резко ушла вниз, и тело плашмя встретилось с голой землёй. Падение привело в чувство, будто выбило из головы какое-то забытье. Я непонимающе моргнула. Лес вокруг молчал. Сзади, с вершины низкого обрыва, ниспадали корни и лианы. Наверху, в кружочке из крон, синело небо — далёкое как никогда. Осознание одиночества окатило ледяной волной. Захотелось в исступлении зарыдать.       Я забилась под обрыв, свернулась калачиком и уставилась в зелёную темноту зарослей, улавливая мельчайшие шорохи, чтобы при нападении незамедлительно дать отпор. Хотя бы попытаться. Шло время. Время, которое можно было потратить на поиски друзей, но потраченное на пустое блуждание средь страхов. Однако действовать надо будет в любом случае — даже если Джек умудрится выбраться самостоятельно (чему я не удивлюсь), я могу так и остаться в неведении и рано или поздно угодить к хозяевам острова.       Зашуршало слева. Рука вцепилась в эфес. Я сочла необходимым вскочить на ноги и замереть в засаде, с микроскопической точностью вглядываясь в мрачный куст. Шуршало недолго — до тех пор, пока оттуда не вывалилась грузная крупная жаба. Облегчённый выдох сорвался с губ. Я вытерла пот со лба, сабля вернулась в ножны. «Господи, я так скоро с ума сойду!» — внутренний голос истерично рассмеялся. — «М-да-а, ну ты и влипла, подруга».       Шорох впереди. Короткий свист в воздухе. Резкая краткая боль в боку чуть ниже рёбер. Взгляд нырнул вниз, натыкаясь на тонкий шип с оперённым концом, торчащий из рубашки. Перед глазами сразу же взорвался бурный фейерверк пёстрой ряби, в ушах зазвенело. Внутренний голос возопил обречённое «Чё-ё-ёрт!». Рука поспешно схватилась за кончик дротика, выдёргивая из тела, но порядочная порция яда, попавшая в кровь, уже делала своё дело: обзор заволокло чёрными пятнами, и меня повело куда-то в сторону. Под щекой оказалось что-то склизкое и холодное. Отчаянно не желая превращаться в никчёмного пленника, я зарычала и вцепилась в эфес сабли немеющей рукой, но он показался тяжёлым как гиря, напрочь завязшим в ножнах, словно в тисках. Вдобавок перед последними миллиметрами взора появились несколько смуглых поджарых фигур. Я пыталась дёргаться, сопротивляться, но воздух превратился в вязкое болото, затормаживающее движения. Кажется, кто-то подхватил под руки, закинул меня на плечо. Моё мычание и попытки молотить кулаками, скорее похожие на поглаживания лапок букашки, увенчались провалом. И резко, будто экран старого телевизора, мир погас. Всё растворилось во тьме.       Перед глазами всё плыло, уши заложило. Сознание возвращалось, а какой-то острый камешек, лежащий под поясницей и упрямо вдавливающийся в тело, подсказывал, что душа ещё не покинула бренную плоть. Я хлопнула ртом, чтобы открыть слуховые проходы, и зажмурилась, смаргивая плывущую пелену. Фокусирующийся взгляд встретился с мутным аборигенским лицом в обрамлении зелёной краски. Оно нависло прямо надо мной и понуро разглядывало.       Я издала звук похожий на визг и мычание одновременно, подорвалась и инстинктивно зарядила кулаком в челюсть незваному наблюдателю. Того откинуло назад, а я заворочалась, пытаясь собрать расползающиеся вялые конечности.       — А-а… Зараза.       Уловив знакомую интонацию, я вздрогнула, а взгляд застыл где-то на земляном полу. Голова поднялась к источнику звука.       Джек, украшенный боевой аборигенской раскраской, болезненно потирал подбородок и шипел как кот.       — Вот почему — почему?! — когда к ней подходишь с чистосердечным желанием помочь, получаешь кулаком в лицо? — несчастно простонал Воробей, обращаясь к грозной безэмоциональной личности с копьём наперевес, что застыл немым стражником рядом с нами.       — Ах-мх… Наверное, потому что твоё желание помочь выглядит как покушение на убийство, — неохотно ответствовала я. Мир обрёл прежние очертания и довелось оглядеться. За спиной Джека расстилалось круглое помещение, стены которого сужались к потолку конусом. Посередине земляного пола трещал маленький костерок, обложенный камнями, а на нём в глиняном котле кипело ядовито-красное варево. В стенах, симметрично друг напротив друга, расположились три прохода, завешанных — неприятная дрожь сотрясла тело — трупами длинных пёстрых змей. У каждого из проходов дежурила группа стражников. Отсветы костра жутко блестели на наконечниках копий и бросали пугающие тени на неестественно глубоко посаженные глаза людей — всех как один обвешанных шкурками убитых зверей и клыками, похожими на акульи. У стен на полу покоились соломенные коврики, на которых, неприлично раскорячившись, сидели несколько женщин. Впрочем, об их половой принадлежности можно было судить лишь по наличию абсолютно обнажённой груди — лица же скрывались под плотным слоем раскраски. Впрочем, она не имела ни капли общего с раскраской воинов, которым нам не посчастливилось попасться: лица женщин покрывались неприметной, растрескавшейся серой краской — наверное, такая цветовая дискриминация обусловливалась тем, что они занимали низший ранг прислуги.       Заторможенный взгляд, гуляющий по шатру как по экспонатам музея, мельком скользнул по группе людей, столпившихся рядом с проходом; перешёл к большому обточенному булыжнику, заваленному всяким барахлом… и тут же переметнулся обратно. Я забыла, как дышать и ощутила только растекающуюся по лицу улыбку, соприкоснувшись взглядом с людьми, ставшими родными. Мистер Гиббс удивлённо присвистнул, заметив меня, а Бергенс прихлопнул в ладоши, и пробасил на ухо Хоггарту: «Ты проиграл пари! Она снова выжила», за что его немилосердно стукнули по плечу древком копья. Остальные же матросы (которых, к приятному удивлению, оказалось намного больше, чем ожидалось), лишь молчаливо глазели по сторонам.       — Эй-ей, поаккуратней!       Джека подхватили под руки и насильно отвели к команде; меня же ухватили за шиворот и подняли как молочного котёнка, заставляя самостоятельно стоять на ногах.       — Ого, как мило… — Джек нервно усмехнулся, когда на него надели костяные бусы, украшенные «кулоном» из высохшей мыши, привязанной к верёвке за хвостик. — Полагаю, такая щедрость не оправдана. Вот ей, — он скосил глаза в сторону самой пышногрудой служанки, — такое украшение подошло бы намного больше. — Кэп тронул бусы, но снять не успел, словив уничтожающий взгляд охранника. — Понял! — он миролюбиво поднял руки и молчал, пока на остальных матросов надевали такие же украшения. Я дрогнула, когда тяжёлые бусы легли мне на плечи, и брезгливо передёрнулась, наблюдая за дохлой мышью, болтающейся на них главным декоративным элементом.       — Знаете, я слышал, что у вас принято макать людей лицом в краску. Традиция странная, но в качестве дани уважения, готов сделать это с ней! — Джек ткнул в меня пальцем и в два прыжка оказался рядом, зачерпнул из миски краску и щедро ляпнул её мне в лицо.       — Сдурел, что ли?! — возопила я, а Воробей горячо зашептал мне на ухо:       — Ты должна сделать всё, чтобы тебя не признали достойной для жертвопринош… а-а… — кэпа рванули за шиворот с такой силой, что он приземлился на задницу у ног команды. По рядам матросов прокатилось дружное немелодичное «О-у…».       Я удивлённо хлопнула глазами, вытирая с лица лиловую жижу. Воробья от меня закрыла грузная фигура аборигена, на груди которого болтался человеческий череп. Я нервно сглотнула, отступила, но на пути встала стена. В следующий миг моего лица коснулся аборигенский палец, вымазанный в зелёной краске. Я напряжённо отклонилась, но «художник» не понял, что я отказываюсь от подобного аквагрима, и, усердно поджав губы, провёл по моему лбу и щекам несколько зелёных линий. Когда он отступил, даже дышать стало легче.       — Ого-о, как тебе идёт! С зелёным лицом ты такая естественная… э-э, то есть, я хотел сказать, природная. Как… мм… травка. Или гусеница. — Громко — так, чтобы услышал каждый — донеслось со стороны Джека.       Понимать мотивацию такой развязной манеры поведения я стала постепенно: либо капитана щедро накачали чем-то психотропным, либо он решил прикинуться дурачком, недостойным, как он сказал, для жертвоприношения. В конце концов, в плену этого племени он пробыл дольше меня как минимум на несколько часов и мог узнать нечто важное. Но он перебарщивал. Что, если эти папуасы скоры на руку и Джек получит не отсрочку страшной участи, а стрелу в сердце?       — Переигрываешь, — прошептала я одними губами. Но кэп уже переключился на обнажённую служанку, не без жадности поглядывая на её пышные формы.       — Цыпа, осмелюсь сказать, вы напомнили мне одну мою знакомую с Тортуги. Слышали о Тортуге? Жила там одна любвеобильная милочка, у которой были то-о-очно такие же, как у вас… — и он показал руками форму женской груди. Но что его почти оскорбило, служанка даже не взглянула в его сторону, и, вероятно, не поняла, что обращаются к ней.       Глаза в возмущении поднялись к потолку, а потом опустились к матросам. Многие средь них недоумевающе почёсывали репу и тянули неоднозначное «Э-э-э…». Я была готова присоединиться к ним, понимая, что Джек ходит по грани: может, достойным для жертвы его и не признают, но может, вместо этого убьют на месте. Поэтому я в свою очередь боялась рискнуть вести себя «недостойно».       В кипящий котёл что-то бросили — облако густого пара взвилось под потолок, красное варево забурлило.       — Какое зрелище! — Джек всплеснул руками и выпрыгнул из стройных матросских рядов. — Какая красивая… жижа! Дайте взглянуть поближе! — он отпихнул от себя двух стражей и с детским восторгом в глазах подскочил к котлу. Один из аборигенов, тот, что с черепом на груди, кивнул другому. Тот достал из-за спины длинную дудку и приложил к губам. Ничего не замечающий Джек продолжал распинаться, наворачивая круги вокруг котла: — Знаете, это выглядит так пикантно… Напоминает испорченную похлёбку из одной тортугской харчевни. — В воздухе засвистело. Джек вздрогнул и умолк, словив дротик в шею. Качнулся, удивлённо моргнул, молчаливо дёрнул усами и стал заваливаться назад. В полной тишине шмякнулся наземь и безуспешно попытался приподняться на локтях, что-то бормоча.       — Чёрт возьми! — я цыкнула, закатила глаза и дёрнула рукой, выдёргивая предплечье из цепких когтей жреца. Кинулась к Джеку через весь шалаш, упала на колени рядом с ним и с размаху влепила ему пощёчину, пытаясь привести в чувство.       — Доигрался?! Доволен? — злобно зашипела я, тормоша его за плечи. Ответа не последовало — лишь его неосознанный взгляд, прошедший мимо. Он зажмурился, моргнул, пытаясь восстановить меркнущее зрение, но голова быстро завалилась назад, а веки сомкнулись, взбунтовавшись против своего обладателя. — Джек, твою мать, Воробей! — я вложила ещё больше усердия в попытки привести отключившегося пирата в чувство, но кто-то схватил меня за плечи, рванул назад, рывком поднял на ноги и толчком в грудь отправил в «объятья» команды, если это можно так назвать: Гиббс поддержал меня сзади за секунду до того, как я встретилась бы пятой точкой с землёй. Джека же быстро подхватили под руки и куда-то утащили.       — Вот дьявол… — злобно зарычала я, восстанавливая равновесие. — Спасибо, Гиббс.       — Мэкайя! — возгласил жрец, а костяной посох в его руках ударил в землю.       — Мэкайя! — стройным отрепетированным хором взревели остальные, включая конвой стражи и гарем служанок.       — Ой, не к добру, — прошептали за плечом. Я подавила напряжённый вздох и холодно наблюдала за действиями аборигенов — как они наворачивают круги вокруг костра, как черпают голыми руками кипящее варево, как умываются им и через каждые десять секунд отвешивают земные поклоны жрецу. Вернее, черепу на его груди, как я поняла позже: после плясок все выстроились в очередь и принялись целовать череп чуть ли не взасос, облизывать и обслюнявливать. Зрелище могло покоробить любого, но всё бы ничего, если бы по окончанию церемонии предмет поклонения и обожания всея племени не протянули нам. Так вышло, что я стояла едва ли не впереди всех матросов, поэтому оказалась первой в очереди. Вид грязного обслюнявленного человеческого черепа заставил неприязненно искривиться, и, понимая что от меня хотят, я робко наклонилась над ним, но не в силах поцеловать его, замерла в нескольких сантиметрах от его поверхности.       — Мм, не могу. Меня сейчас вырвет, — сдавленно простонала я, а в ответ голосом Гиббса прозвучало:       — Ну же, мисс, здесь нет ничего страшного, и вы же не хотите повторить… гхм, участь Джека.       Видимо, пунктуальность была фетишем племени, так как времени на внутреннюю борьбу мне не дали. Тяжёлый кулак упал на затылок, и я буквально влетела носом в череп. С губ сорвалось смачное русское ругательство, я отшатнулась и схватилась за нос, протяжно заныла. Благо, аборигенам этого было достаточно, и подобным образом истязать принялись остальную команду. Я забилась в укромный угол, облокотилась о стену. Рука ощупала нос, проверяя целость. Вроде не сломали, но солёная кровь всё равно текла на губы.       — Мистер Гиббс, что нам стоит ждать дальше?       — Насколько я узнал за этот период времени, — старпом, уже прошедший «инквизицию», привалился к стене рядом со мной. — Эти макаки поклоняются какому-то примитивному богу смерти, а эта черепушка якобы принадлежала ему.       — А вот это всё, — взгляд выразительно обвёл шалаш. — Нас посвящают в племя или готовят к тому, чтобы порадовать бога смерти свеженькими жертвами? — мрачная усмешка вырвалась сама собой.       — Посвящать в племя чужаков? Сомневаюсь.       — Хм… интересно: нас съедят, сожгут или швырнут в какой-то вулкан? — произнесла я так, будто гадала, какой подарок получу на день рождения. В ответ Гиббс лишь покачал головой, мол, не смешно, накаркаешь ещё.       Спустя немного времени каждому туго стянули руки верёвкой. Когда связывали меня, я сжала кулаки, развела локти и держала кисти рук близко к телу, чтобы между запястьями осталось расстояние, и в дальнейшем было легче освободиться от пут. Под конвоем нас вывели из шалаша. Дневной свет ударил в глаза, вынудил щуриться и затруднял оценивание обстановки. Лагерь аборигенов расположился на большом пустыре. С трёх сторон его ограничивал густой лес, а с четвёртой примыкала крутая голая скала, простирающаяся ввысь. На ней было выдолблено крупное изображение знакомого черепа. Его рот был раскрыт в вечном крике, но его перекрывал огромный булыжник. Внутренний голос подсказал, что он служит в качестве двери, а за ним нечто вроде выдолбленного в скале храма. Кроме этой достопримечательности на поляне ютились десятки деревянных «вигвамов», а в промежутках между ними, как хищные клыки, из земли вырастали каменные тотемные столбы. Их макушки венчались черепами — они выделялись на фоне каменных столбов своей белизной, и их происхождение не оставляло сомнений. Поляна имела неравномерную форму — тут и там за лес уводили узкие охотничьи тропы, края пустыря местами круто вдавались в лес, а местами наоборот заросли выступали вперёд. Вопреки надеждам, вместо крохотного поселения мы оказались в настоящем дикарском городе.       Путь по залитому солнцем лагерю окончился новым заточением: нас затолкали в другой вигвам. Совершенно пустое помещение встретило нас равнодушным холодом, потусторонним по сравнению с жаркой улицей. Солнце застенчиво заглядывало в крохотное окошко под самым потолком, но даже благодаря столь скудному освещению, можно было разглядеть чернеющую на полу человеческую фигуру — стройное тело, длинные волосы, знакомые черты лица. Едва дверь за нами закрыли, я кинулась туда, упала рядом с ним, и с размаху влепила ему пощёчину. Во ответ раздалось сдавленное «э-ой!», Джек подскочил и в непонимании воззрился на меня:       — Ты совсем? Я вообще-то в уже сознании! Могла бы сначала спросить!       — Ты решил, что я хотела привести тебя в чувство? Вовсе нет, я хотела ударить тебя по морде.       Джек раздражённо фыркнул, принял сидячее положение и обхватил колени руками.       — Я тоже рад тебя видеть.       — Тебе что, понравилось быть мишенью для метания дротиков? — я возвела очи к потолку. Надеюсь, Джек не понимал, что причина моих причитаний в том, что я испугалась за него, побоялась, что за неподобающее поведение его убьют. Надеюсь, никогда не поймёт.       — О да! После них такие сны снятся… красочные… — я словила на себе его эротический, похотливый взгляд, не оставляющий сомнения, какого рода грёзы посетили его в царстве Морфея.       — Ненормальный.       — Конечно! Желание выжить — истинная черта ненормальных. Местные жители дарят своему богу в жертву только таких паинек, как ты.       Я не придумала ничего лучше, чем снова закатить глаза.       По наши души явились только тогда, когда вечер вытеснил робкие солнечные лучи из окошка. Всё это время я вела дискуссию со внутренним голосом: рискнуть притвориться неадекватной, или продолжать подчиняться всем приказам? За несколько часов заточения выяснилось, что ничего конкретного не выяснилось, а о «достойности стать жертвой» команде объяснили жестами, что само собой не даёт гарантий: никто не знает, правильно ли было понято то, что хотели сказать дикари.       За стенами застучали барабаны. Их хищный ритмичный гул заставил всех вздрогнуть. «Барабаны смолкнут, и простимся с Джеком» — ехидно процитировал внутренний голос. Команда, рассевшаяся у стен шалаша, принялась переглядываться, хмуриться, вытягивать шею, будто в попытке что-то увидеть сквозь стены.       — Не нравится мне это, — голос мистера Хоггарта прервал молчание подобно грому. До этого все словно бы боялись заговорить, дабы не порвать хрупкую нить временного спокойствия.       — Что мы сидим тут, чёрт возьми? — я ударила кулаком в землю. — Молчим, стараемся смириться, вместо того чтобы планировать побег?!       — Побег? Ха-ха, пройдёшь два метра по лесу и угодишь в ловушку, — прозвучало в ответ. — Не забывай, что мы тут на день раньше тебя.       — На день? — брови удивлённо подпрыгнули. Такого большого промежутка времени я не ожидала никак, поэтому появилось ощущение, словно я единственная, кто не в теме.       — Угум. Наша попытка сбежать закончилась свалившейся прямо на голову клеткой.       — Увы, но по лесу в самом деле рассеяны ловушки. — Заключил Джек. Он встал, потянулся, похрустел костями и неуверенно добавил: — Разве что, наш единственный шанс — река.       — Река?       — В которой ты «решила искупаться», когда бежала по мосту, — кивнул он. — У берегов открытое пространство, на котором ловушки не спрячешь, но и здесь есть проблемка: мы будем видны как на ладони. Более того, до неё нужно добираться по лесу.       — И я не сомневаюсь, что по ту сторону, — Гиббс ткнул пальцем за плечо, на стену, — круглосуточно дежурит парочка бугаев с копьями.       — Так что о бегстве речи быть не может, — уныло подвёл черту Бергенс.       — Расклад безрадостный, — цыкнула я.       Застонала дверь, и в шалаш дыхнуло вечерней прохладой. В открывшемся дверном проёме на фоне серого неба возвышался жрец. Факел в его руке наполнил светом все уголки шалаша. Я прикрыла глаза козырьком из ладони, щурясь и инстинктивно отползая в тень стены.       — Мэкайя! — провозгласили вошедшие. Их было не мало — немногим меньше, чем во время нашей первой встречи. Каждый считал своим долгом выкрикнуть «заветное слово» при входе в шатёр, что пугало не хуже, чем зрелище по ту сторону двери. Сквозь дверной проём увидеть улочку удалось мельком, но и этого хватило для появления панического холодка на спине: всё поселение расцветилось огнями. Тотемные столбы, расставленные в хаотичном порядке, озарились светом. Человеческие черепа на их верхушках глядели огненными глазами. Их взгляд горел пламенем, и по хижинам скакали гигантские оранжевые тени. Однако скоро первое впечатление сдало позиции и до меня дошло, что это всего-навсего фонари. Внутрь черепов помещены свечи или факелы, льющие свет через глазницы. Но жутковатое зрелище снова пробудило внутренний голос, учтиво подметивший, что именно для таких целей через некоторое время будут использоваться и наши черепа.       Справа полыхнул свет. Я дрогнула, прикрыла глаза рукой и заставила себя оторвать взгляд от дверного проёма: посередине нашего шатра развели костёр. Пламя вознеслось к потолку огненным столпом, затрещало в предвкушении чего-то масштабного. Я поймала себя на том, что невольно приблизилась к Джеку и едва ли не ухватила его за руку. Каменное лицо Джека озарялось багровым отсветом пламени, было сосредоточено и собрано.       Дверь взвыла и захлопнулась. Если раньше клаустрофобия меня никогда не тревожила, то сейчас, оказавшись в замкнутом пространстве с аборигенами и огромным костром, мне стало трудно дышать: организм изъявлял чуть ли не жизненную необходимость вырваться отсюда, найти способ спасения.       Заиграла музыка, если, конечно, этим словом можно назвать звуки примитивного рожка. Мелодия без особой структуры лилась плавно и монотонно, как арабские песнопения — лишь изредка выводились мелизмы. Музыка успокаивала, убаюкивала и вводила жреца в некий транс: спустя минуту он уже «подпевал» — мычал в такт и покачивался из стороны в сторону. Остальные присутствующие аборигены вторили ему, словно взывали к богам.       — И долго нам ещё смотреть этот концерт? — пробурчали сзади.       — Если после него нас швырнут в этот костёр, — усмехнулся мистер Бергенс, — то надеюсь, что долго.       Я пристукнула ногой.       — Какие жизнерадостные, аж тошнит!       Посох в руках шамана гулко ударил в каменный пол. Воцарилось потрескивающее молчание — стихли голоса и музыка. Потусторонняя тишина заставила меня почувствовать себя эмбрионом в утробе матери. Постепенно молчание разбавили новые звуки: все до единого аборигены достали копья и синхронно, размеренно принялись бить их обратной стороной об пол. Чеканя шаг под этот ритмичный марш, жрец подошёл к костру и вывалил в огонь кадку сухих фиолетовых цветков. Пламя взвилось ввысь, затрещало и заискрилось; повалил лиловый дым. Он расползался под потолком, обволакивал стены и постепенно оседал, опускался к нам.       «Фиолетовые цветы? — цинично усмехнулся внутренний голос. — Ты будто в Сентфор попала, подруга. Интересно, эффект от них такой же…?»       — Боже, сохрани! — зашептал Гиббс, пятясь назад. Но облако фиолетового эфира неумолимо заполняло собой каждый миллиметрик воздуха. Ритм марша ускорился, в оркестр вступили барабаны. Я шагнула назад, наткнулась на мистера Бергенса и юркнула за его спину. Но это инстинктивное действие, естественно, не уберегло меня от фиолетового облака. Сладкий, дурманящий дым налетел туманом, тяжело осел в лёгких, как мокрая вата. Завихрения дыма искажали видимое пространство, замедлили восприятие. Я моргнула, взгляд прошёлся по сторонам. Пребывающая в ступоре команда непонимающе покачивалась и переглядывалась. Вскоре всё окрасилось лиловым, и различить в мутных фигурах аборигена и матроса выходило за рамки возможного.       Можно было чувствовать, буквально ощущать, как сладкий дурман расходится по организму, затрагивает каждую клеточку тела. Приторная сладость на языке стала приятной, тело расслабилось, а все синяки и царапины перестали ощущаться. За спиной будто выросли крылья. Туман был осязаемым, влажным и тёплым. Его райский, пряный аромат приводил к сладкой истоме, будто вместо охапки высушенных цветов в него опрокинули сотню пузырьков «Savage Dior». Или волшебную розовую пыльцу феечек Винкс. Внутренний голос не мог сформировать мысль, но подсознание улавливало суть. Наркотическую суть этих фиолетовых цветов.       Постепенно впадая в наркотическое опьянение, я поняла, что не чувствую ног. Взгляд скользнул вниз: нет, я по-прежнему стою. Лёгкость охватила всё тело, и уверена, если подпрыгну, буду парить как в невесомости. И я подпрыгнула. Подсознание создало ощущение полёта, но оно сразу же оборвалось, едва ноги ударили в землю. Неожиданная встреча с землёй вместо взлёта едва не повалила меня с ног. Я качнулась, но «крылья» помогли удержать равновесие. «Крылья? Ого, и правда, крылья!» — пальцы дотронулись до красных перьев за спиной. «Неудивительно, что красные, после всего содеянного мной! Ну, стало быть, если есть крылья, я умерла и попала на небеса. Теперь, по сценарию, мне, вроде как, нужно прыгнуть в пропасть и взлететь. Ну и где тут ваша школа ангелов и демонов?»       В разуме отдалённо мелькало понимание, что это всего лишь видение, вызванное наркотическим дымом, но вскоре я уже не могла толком отличить реальность от иллюзии.       Взгляд прошёлся по окрестностям. Но вместо Мисселины меня встретил «на том свете» капитан Джек Воробей. Да и тот свет отличался от положенных канонов. Вокруг был пляж, райский пляж, украшенный неоново-зелёными пальмами и песком из настоящего, чистого золота. Море представляло из себя идеально-ровную синюю плоскость, как в «Майнкрафте». А Джек плыл по нему на белоснежной люксовой яхте под названием «Белая Жемчужина». Вскоре яхта совершила кульбит и причалила у самого края воды.       — Джек! — я, подлётывая, поскакала туда, протягивая к нему руки с гигантскими когтями. Когтями? Ого, да это же маникюр! Я и забыла, что это такое за полгода в пиратском мире. Неудивительно, что после такого долгого отсутствия маникюра, мои ногти решили «восполнить пробелы» и теперь представляли двухметровые острые когтищи с радужным дизайном. О нет, радужный дизайн! В России такое запрещено! Я постаралась спрятать руки в карманы, но гигантские ногти проткнули ткань и упёрлись в золотой песок. Ничего себе, да ведь на них можно идти как на ходулях! И я пошла. Но в метре от яхты замерла в ступоре. Джек держал в своих объятьях хрупкую, худенькую девушку, мулатку с гладкими блестящими чёрными кудрями, одетую в платье, теперь принадлежащее мне! И даже на этом расстоянии можно было услышать «Я люблю тебя, Роза! Я хочу тебя!»       Когда Джек приподнял Розу Киджеру за талию и примкнул к её тёмно-вишнёвым губам в жарком страстном поцелуе, меня пробрал гнев. Один взмах крыльев — и я приземлилась на палубу яхты. Моё рычание, громче тигриного, не покоробило целующуюся парочку, и тогда я наотмашь рубанула по сладострастной прелестнице двухметровым маникюром. Розу разрубило пополам, она повалилась на пол и вспыхнула огнём. Тем самым огнём, который когда-то погубил ее на Кайо дель Пасахе. Через несколько секунд от неё не осталось и следа.       — И как это понимать? — Джек упёр руки в бока.       — Что тут непонятного?! — я всплеснула руками, едва не ударив лихого кэпа маникюром по причинному месту. — Я убила соперницу, и теперь ты только мой!       — Ха-ха, ты убила только одну из моих баб!       — Только одну! — вторили ему два женских голоса. На свет вышли две женщины — идеально стройные, идеально красивые. В идеальных, сексуальных костюмах полицейских. Обтягивающая латексная одежда подчёркивала их гигантскую грудь и осиную (в прямом смысле) талию. Их каблуки едва ли уступали в длине моим ногтям, а сетчатые чулки перекликались оттенками с полицейскими фуражками на их головах.       Блондинка и брюнетка. Элизабет и Анжелика.       — Ты обвиняешься в расизме, ибо ты убила Розу Киджеру! — единогласно воскликнули они.       — О-о, нет! Т-только не п-полиция! — я пискнула и прикрыла рот руками, выставляя на обозрение радужный маникюр.       Полицейские переменились в лице. Посерьёзнели, поражённо раскрыли рты. Будто только что я совершила преступление стократ серьёзнее «расистского убийства». Догадавшись о причине их праведного ужаса и возмущения, я ахнула, попятилась и спрятала ногти за спину.       — О-о, Оксаночка… — Анжелика цыкнула и покачала головой. — Мы-то сперва думали тебя пощадить — подумаешь, убила чёрную! — но тепе-ерь, когда ты показала своё «оружие убийства», ты приговариваешься к расстрелу! Или ты не знала, что радуга — это флаг ЛГБТ, а любая пропаганда карается со всей строгостью закона?!       — Нет, нет, пощадите!       — Нет, нет, не пощадим!       Мне в лицо взглянули два пистолета. Я только и успела зажмуриться. Синхронный выстрел. Тишина. Но нет никакой боли. Нет крови, нет слабости. Глаза в растерянности приоткрылись. Взгляд сфокусировался на Джеке, загородившим меня собой.       — Джек! Боже мой, Джек!       Он будто в замедленной съёмке упал к моим ногам. Крылья за моей спиной исчезли, вместе со смыслом жизни. Я рухнула на колени рядом с ним, рядом с моим капитаном. Остался только мой собственный крик, доносившийся сквозь призму отчаяния:       — Не-ет, Джек! Не умирай!       Ему вторили два голоса:       — О нет, мы убили Джека! Нам теперь незачем жить!       Грохнули два выстрела. Я заставила себя оторвать взгляд от умирающего кэпа: Элизабет и Анжелика не выдержали горя и дружно застрелились. Я почувствовала необходимость повторить их поступок. В крайнем случае не застрелиться, а хотя бы перерезать себе горло маникюром. Зачем жить без него? Зачем мне моя жизнь, когда её цена — жизнь Джека?       — Кхе-кхе… — донеслось вежливое покашливание снизу. Взгляд опустился к Джеку. — Дорогая, ты меня сейчас утопишь в своих слезах.       Я вскочила.       — Джек? Ты живой?!       — Ты расстроена? — Воробей как ни в чём не бывало поднялся, отряхнулся, улыбнулся, усмехнулся.       — Но… Как?       — Ты что, не видела? Когда они в меня стреляли, я стоял к ним спиной. Пули должны были попасть в голову. Но я мою волосы шампунем «Жумайсынба», поэтому мои волосы настолько прочные, что пули не смогли их пробить!       — О, Джек! — я накинулась на него со страстными объятьями. — Слава «Жумайсынбе», ты жив! Я люблю тебя!       — Я тоже люблю себя. Как раньше… так и впредь.       Наши губы слились в поцелуе. Я запустила маникюр под его рубашку и разорвала её на десяток лоскутков. Он в свою очередь поспешил лишить меня платья. Я была готова пригвоздить его к палубе в порыве страсти, но меня остановил его голос:       — Дорогая, давай не здесь, — и Джек выразительно покосился на застрелившихся «полицейских».       — А-а… где тогда?       — К примеру, там, — он указал за борт, на «майнкрафтную» воду.       — Ни слова больше! — я прыгнула на Воробья верхом, переваливая его через борт. Миг падения — и мы рухнули на поверхность воды. Она оказалась твёрдой как асфальт, но я даже не удивилась. И мы сразу же приступили к страстным ласкам…       … Спустя много времени, проведённого в безумном наслаждении в жарких объятьях кэпа, я откинулась на воду, пытаясь утихомирить тяжёлое дыхание.       — Фууух, Джек… Вот это да… — я прикрыла глаза, вытерла пот со лба и заулыбалась. — Это было нереально, спасибо… Меня прежде никто так не уматывал.       Наверное, мы слишком много времени провели в порывах-изгибах-стонах-сплетениях, потому что солнце уже не слепило закрытые глаза. Стало прохладно, и захотелось одеться. Или повторить нашу вакханалию любви.       — А вот о тебе не могу сказать такого же… — прозвучало над ухом, приправленное тяжёлым дыханием. — Роза Киджера была намного лучше и умелей, чем ты. Прости, но мне не понравилось.       — Что-о?! — я, не успев даже глаза раскрыть, резко дёрнулась, пытаясь вскочить, чтобы надавать хаму по морде, но со всей дури стукнулась головой о что-то и с воплем завалилась обратно. — Мм, чёрт! — рука схватилась за ушибленный лоб. Пульсирующая боль расходилась по всей голове. Она возвращала в реальность и растворяла сладкую истому. Так бывает, когда просыпаешься утром, но продолжаешь лежать с закрытыми глазами — уже понимаешь, что всё прошедшее было сном, но ещё не сориентируешься в пространстве и времени.       Мироощущение постепенно снова наполняло бренное тело. И резко появилось понимание, что всё произошедшее только что было ни больше ни меньше иллюзией, созданной фиолетовым дымом. Я по очереди разлепила глаза. Но им предстала только темнота. Я замычала, потирая веки кулаками и не без радости отмечая отсутствие двухметрового запрещённого маникюра. Крыльев под спиной тоже не было. Но всё болело так, будто их только что отломили. Это окончательно помогло прийти в себя. Ныла каждая косточка, каждая клеточка тела, будто её пропустили через мясорубку. «Ё-моё, вот она какая, ломка…» — даже внутренний голос дрожал, представляя, что могла сделать я, или что могли сделать со мной, пока я была под кайфом. «Фу-у, как же паршиво. Ну и бред тебе привиделся, подруга. И в какие же экскременты ты влипла на этот раз?» — необходимость прямо сейчас понять это, узнать ответ на жизненно необходимый вопрос, заставила меня снова разлепить тяжёлые веки, под которые будто насыпали соли. Взгляд снова устремился в темноту — давящую, плотную и непроглядную. Надеюсь, лишение зрения — это не побочный эффект от наркотика? Здесь было сыро, влажно, пахло плесенью и затхлостью, а ещё чем-то разлагающимся.       Я попыталась принять сидячее положение, приподняться на локте, но плечо упёрлось во что-то, едва я изъявила попытку подняться. Сердце ускорило ритм, внутренний голос шепнул нервное «Что…?». Руки зашарили вокруг. Замкнутое пространство окружало со всех сторон, давило, нависало — будто меня запихнули в заколоченный деревянный ящик.       «Это не ящик», — подсказал внутренний голос. — «Это гроб». Сердце пустило вибрацию по телу, мурашки защекотали спину. На лбу выступила капля холодного пота. В надежде опровергнуть свою догадку, я вытянула ноги до максимума — они упёрлись в дерево, руки тоже нащупали за головой стенку.       — А… А-а-а-а-а! — вырвалось из горла. Паника сжала тело в тисках, впилась ледяными когтями в живот. А крик потревожил кого-то у меня под боком. Что-то справа дёрнулось, подскочило; раздался глухой удар о нависший потолок, а следом за ним — поток отборной брани.       — Джек! Ты? — лишь сейчас обнаружив присутствие человека, я повернулась на бок, насколько это позволяло тесное пространство и затрясла Воробья за плечи.       — Агхр… Что ты вопишь, будто тебя на зуб кракена насадили? И так башка трещит, — прозвучало родным голосом Воробья.       — Джек, нас заперли в гробу!       Минута молчания. В нашу память.       Джек замер, напрягся. Его руки упёрлись в потолок, стремительно зашарили по стенкам, убеждая в этом факте.       — Э-эй! — удар кулаком в потолок гроба. — Ау! На помощь! — череда ударов, просьбы помощи, снова поток ругани.       Я впилась ногтями в днище гроба. Сердце застряло в лёгких, и к горлу подкатил удушливый комок. Тело свела судорога.       — Господи! К-как-так? — мои слова были слишком громкими в этом крохотном пространстве. И, вне сомнений, бесполезными. Я снова застучала в крышку гроба, забила в неё ногами. — Кто-нибудь! Э-эй! Пожалуйста! Мы здесь! Помогите! А-а! А-а-а-а-а-а!!!       Мольбы о помощи быстро стеклись в бездумный крик. Паническая атака вгрызалась в разум, вытесняла всё адекватное, что ещё оставалось во мне, съедала всю душу и превращала тело в марионетку.       — Ы-ы-а! — я мелко застучала зубами, едва руки Джека впились мне в плечи.       — Успокойся! Успокойся, кому говорят!       Джеку пришлось приподнять меня за плечи и с силой впечатать в днище гроба, чтобы вытряхнуть из меня панику. Это слегка привело в чувство, и я обескураженно замолчала.       — Кислорода должно хватить примерно на полчаса, а твоя истерика истратит его в считанные минуты. Нам надо продержаться как можно дольше и потихоньку выбираться.       — Выбираться! — я всплеснула руками, и, кажется, снова попала ему по носу. — Как можно выбраться, когда тебя закопали заживо! Даже если мы пробьём крышку, — я зарядила кулаком наверх, в потолок, — Нас мгновенно засыпет землёй!       — Да хватит орать! — рявкнул Воробей. — С чего ты взяла, что нас уже закопали?       — Н-но ведь в крышке есть щели, а свет не проникает, — я провела ладонью по узким бороздам, испещряющим потолок, и снова почувствовала приступ паники. — Джек, это же жертвоприношение! Вот о чём нам сообщали! В отличии от известных методов а-ля «бросить в вулкан или сожрать», эти сектанты закапывают людей заживо! Твои методы по избежанию жертвоприношения не сработали!       — Да неужели?! Давай ещё отношения повыясняем! Успокойся, Оксана. Успокойся. Если бы нас уже закопали, вес земли уже начал бы продавливать крышку гроба, крышка бы прогнулась в середине, но она абсолютно ровная. Сквозь щели какая-то доля земли уже осыпалась бы внутрь. Но здесь её нет. Теперь попробуй просунуть палец в щель. Чувствуешь матушку-землицу? Нет.       Я не без труда втиснула мизинец в щель, но он не коснулся сырой земли. Значит, наш гроб ещё в «морге», или уже стоит на краю свежевскопанной могилы. А может, нас уже отнесли в своеобразный крематорий и прямо сейчас стенки гроба схватит пламя?       — Так, — я сделала глубокий вдох, опустила веки, медленно выпустила воздух через ноздри и открыла глаза. — Крышка. Надо её выбить.       Вжикнуло лезвие. По движением Джека под боком, стало ясно, что он вытащил припрятанный в сапоге нож. Звуки и движения кэпа без слов пояснили мне его намерения. Лезвие боком втиснулось в щель, принялось расшатывать доску. Правда, сильно сказано: качественная конструкция плохо поддавалась короткому клинку, и доска пошатывалась слегка, как молочный зуб в детстве, который тебе надо самостоятельно выдернуть, чтобы родители не отправили за этим к стоматологу. Я приложила свою помощь: продолжила истязать крышку ударами ног и кулаков. Пространство для размаха было мизерное, поэтому я походила на глупую букашку, бьющуюся в оконное стекло — не имея шанса протиснуться сквозь, но не понимая этого.       — Джек, нам необходимо действовать сообща. Выломаем хотя бы одну доску, чтобы поступало больше воздуха. Ты ковыряй кинжалом у изголовья гроба, я же буду выбивать её ногами снизу.       После краткого «угум», Джек вставил кинжал в щель прямо над головой, и под наклоном надавил на рукоять, чтобы клинок вжался в доску. Я пробежалась пальцами по доске до её заднего края и с силой шибанула в неё носком сапога.       — Давай! Ещё чуть-чуть!       Я заработала ногами с удвоенной силой, колошматя крышку как футбольный мяч. Она зашаталась, двигалась легче с каждым ударом, пока, наконец, не раздался смачный хруст дерева, и знатный кусок древесины подпрыгнул, после чего придавил нас собой. Восторженный вскрик слился с рефлекторным защитным криком — я закрыла лицо руками, прежде чем меня накрыло доской — и сразу же, в ту же секунду, откинула её прочь. Необходимая доза воздуха шумно ворвалась в лёгкие. Я рывком села, вцепилась в бортики гроба и часто задышала, восполняя потерянные ресурсы организма. Рядом снова ударили в остаток досок — крышка не выдержала, и даже её остатки отвалились. Джек поднялся рядом со мной.       — Фух… Выбрались.       — Только вот… Выбрались куда? — я мелко содрогнулась, неловко оглядываясь. Вместо ожидаемой свободы, замкнутое пространство только увеличилось в объёме — словно мы ступили на новый круг ада. Благо, темнота вокруг была уже не такой плотной. Её разбавлял крохотный огонёчек свечи. Он кидал ровное полотно света на небольшой участок каменной стены, разукрашенной узорами. Я присвистнула, на что мне ответило слабое эхо.       — Это что же… пещера? — я с опасливой осторожностью перевалилась через бортик гроба, ступая на каменный пол.       — Нет. — Я обернулась к Джеку, уже стоящему рядом с гаснущей свечой. — Это склеп.       Воспоминания сразу же отобразили изображение высеченного в скале гигантского черепа, чей разинутый рот перекрывался гигантским булыжником. Вот, оказывается, какой «храм» кроется за ним. Вдобавок к этому привыкшие к темноте глаза различили тонкую полосу слабого света под потолком — гигантский вал примыкал не слишком плотно, поэтому тьма была не столь густой, что в гробу. На каждый шаг склеп отзывался гулким откликом эха, будто голоса мертвецов, захороненных здесь до нас.       Заботливо оставленная здесь свеча догорела почти до самого низа, и грозила потухнуть с минуты на минуту, поэтому я «попросила» её поделиться пламенем с обломком доски. В склепе висела практически осязаемая сырость, и пламя не изъявляло желания перебраться на импровизированный факел, но после долгих уговоров, на краешке доски полыхнул огонёк. Дрожащие танцы пламени заполнили светом все уголки пещеры, включая расписные стены. Взгляд заскользил по древним письменам и рисункам — будто в египетскую пирамиду угодила. Странный фетиш племени на различные черепа отобразился и здесь: символичное изображение встречалось куда ни глянь. Я зачарованно зашагала вдоль стены. Были и другие рисунки: изображения охоты, ритуальных плясок, были и пейзажи…       Под сапогом что-то хрустнуло. Взгляд нырнул к ногам. Человеческая кость под подошвой едва не переломилась — без сомнения, имея преклонный возраст. Джек мигом оказался рядом.       — Значит, мы далеко не первооткрыватели в этом ритуале. Я повела факелом — свет лёг на скелет, расположившийся рядом. Брезгливая дрожь заставила меня передёрнуть плечами. Я отвела взгляд от неприятного зрелища, но тут же наткнулась на новое.       — Джек. Джек, — ладонь легонько коснулась его плеча. Воробей покорно развернулся и переменился в лице, когда в его поле зрения попал ещё с десяток гробов. Он посерьёзнел, сжал губы и стремительно зашагал туда.       — Думаешь, там наша команда? — истерично пискнула я, устремляясь за ним. Вместо ответа Джек рванул крышку с ближайшего гроба. Но едва я приблизилась, внутренний голос опровергнул мой вопрос: гроб был прогнившим и пропитанным сыростью, а крышка поддалась кэпу без труда, так как время разъело замок. И когда под капитанскими руками крышка съехала на пол, в нос ударил стойкий запах гнили. Я в неприязни отшатнулась, морщась от вони и вида полуразложившегося трупа.       — Фу-у, — подступившая к горлу тошнота заставила меня отвернуться. Джек же времени даром не терял и уже вскрывал остальные гробы, дабы убедиться в отсутствии живых членов своей команды. Или неживых.       — Смотри, на них европейская одежда, — внезапно осенила меня. — Наверное, они одни из прошлых искателей Амулета. Этот нечестивый артефакт завёл их в такую же ловушку, как и нас. Кому-то удалось выбраться из гроба, — и кивнула на скелет на полу, — но не удалось выбраться из склепа.       Меня прошиб холодный пот. Внутренний голос сформировал слова, которые я никак не могла произнести: «Мы ведь не выберемся из склепа. Чтобы сдвинуть этот булыжник, нужна добрая сотня человек!» Но осознавая это в глубине души, я не позволяла этим мыслям выдвинуться на первый план, и с отчаянной заинтересованностью продолжила осмотр настенных картин.       — Окси, — прозвучало в стороне. Джек поманил меня рукой, пялясь на что-то чуть в стороне.       — Да?       Он молча кивнул на стену. Взгляд поднялся к рисунку — рисунку, изображающему ритуал, жертвой которого мы стали. В большом округлом черепе был изображён гроб и поднявшаяся над ним нечёткая фигурка — душа похороненного, вероятно. Душа тянула руки к трём странным существам. Эта троица в свою очередь тянулась к душе. Каждый из них имел голый череп вместо головы и чёрные длинные одеяния в пол. Вернее, не в пол, а в лодку — они стояли на маленькой лодочке — такой, что даже сесть в неё невозможно. Лодка, в свою очередь, держалась на поверхности реки, или скорее ручейка, что с изгибами уходил в темноту. Всё это изображение находилось в нарисованном облаке дыма, исходящего от такой же нарисованной свечи, и не надо долго гадать, чтобы понять, что к чему. Трое существ — это боги или духи, которых вызывает свеча. Они призваны забрать душу похороненного и отвезти на лодке в загробный мир.       Я ощутила прожигающий насквозь взгляд Джека и невольно повернула голову к нему. Лихорадочный блеск его глаз сообщил о снизошедшей ему сенсации.       — Дже-ек? Хватит томить, говори уже!       — Река, — резко выдохнул кэп.       — Что «река»?       Ответ не потребовался. Взгляд коснулся рисунка — и прояснился. Меня снова бросило в дрожь.       — Здесь должна быть подземная река! — прикрикнул Джек, уже бегущий в другой конец склепа. Я развернулась так, что едва не опалила волосы факелом, и кинулась в другую сторону, ощущая виртуальные крылья за спиной, как в моём наркотическом сне. Но вместо рек грубо выточенные неровные стены. Вместо воды каменный пол. Я побежала марафон вокруг стен, пока вдруг сапог не угодил в лужицу. Свет факела упал на широкий ручей. Он исходил из-под груды камней и уходил под стену.       — И это называется «река»? — мрачно произнесла я. Рука с факелом уныло опустилась. Услышав заветное слово, Воробей птичкой подлетел ко мне.       — М-м… могло быть и хуже.       — Да это же ручеёк! Более того, он уходит под скалу, и там едва ли есть расстояние между водой и потолком! — но словив упрекающий взгляд кэпа, я скисла: — Считаешь, у нас есть шанс? Стоит рискнуть выбраться по этому ручью?       — Заметь, этот парень не попытался выбраться через ручей, и что с ним стало? — он повёл глазами в сторону скелета и мрачно усмехнулся. — У него была пресная вода, но он не продержался на ней до тех пор, когда отодвинули камень. Более того, сдаётся мне, что его отодвигают, только когда надо занести гроб с новой жертвой.       — Выходит, это наш единственный путь, — и я уныло коснулась ногой воды. — Думаешь, ручей достаточно глубок, чтобы нам проплыть под скалами?       — Проверим, — он пожал плечами и зашагал прочь. Я молча проводила его взглядом, пока он не вернулся к ручью с двумя обломками крышки гроба. — Будешь плыть, держась за него, чтобы прежде времени не выбиться из сил. Кто знает, насколько широкая скала и как петляет в ней ручей.       — Это как спасательный круг! Отличная мысль. — Я постаралась скрыть под улыбкой волнение, принимая из его рук доску. — Что ж, «Без риска что за жизнь»? — я послала Джеку грустную усмешку и быстро, чтобы прежде времени не передумать, слезла в ручей. К удивлению, он оказался намного глубже чем кажется. И, не почувствовав ожидаемого дна, я суматошно забрызгалась и схватилась за деревяшку, едва не утопив ее вместе со собой. Джек издал смешок, за что я сердито плеснула в него водой. Течение, которое со стороны казалось едва уловимым, понесло меня к низкому тоннелю в стене, и чтобы не скрыться в нём, я выставила руку вверх, цепляясь за край отверстия, которое выбил в стене многовековой поток воды. Я дождалась, когда Воробей присоединится ко мне, и только сейчас тело свело холодом подземной воды, лишённой солнечных лучей. И только сейчас внутренний голос пожелал мне, чтобы этот заплыв не стал для нас последним.       — Выше нос, матрос! — весело сообщил Джек, перехватывая факел в другую руку, чтобы выше держать его над водой. — И не из такого выпутывались!       — Согласна.       Перспектива повторить судьбу того скелета не радовала, и, не желая провести последние дни в обществе трупов и зловещих настенных рисунков, я отдалась потоку. Течение походило на умирающую гусеницу, что ползла медленнее минут на учёбе, поэтому пришлось помогать себе ногами, дабы быстрее преодолеть подземный поток и согреваться. Едва мы вплыли под свод низко нависающей скалы, факел осветил длинное русло петляющего ручья. Потолок нависал низко и неравномерно, временами приходилось запрокидывать лицо, чтобы, проплывая под низкими сводами, держать нос в куполе из воздуха.       — Скажи спасибо, что сейчас сезон засух, — с кряхтением поднимая факел выше, разбавил тишину Джек. — В иное время река бы разлилась и заполнила бы тоннель полностью, и мы бы уже не проплыли.       — Спасибо, река, — уныло ляпнула я.       Свет золотил своды, которые то и дело свисали с потолка тупыми обмытыми сталактитами. С них в ручей булькала капель, подсвеченная оранжевым светом. В другом веке тоннель мог бы стать культовым местом дайверов-экстремалов, но без снаряжения и без уверенности, что он куда-то выведет, тоннель мог служить только личным кругом ада для клаустрофобов и гидрофобов. Мокрое дерево под руками оказало неоценимую помощь: благодаря нему можно было почти не прилагать усилий для заплыва. Хотя, множество раз за последние полгода побывав сброшенным в воду балластом, думаю, смогла бы побороться едва ли не за золотую медаль по плаванию.       Но вскоре циничное настроение стало сдавать позиции: тоннель сузился и потолок опустился ниже. Настолько, что будь я на несколько килограммов толще, вряд ли бы смогла протиснуться меж стенами.       — Зараза… — прозвучало из-за спины. Я в молчаливом вопросе обернулась к движущемуся позади Джеку, в ответ на что он слегка двинул бровью и указал взглядом вперёд. Я проследила за его взглядом и протолкнула ком в горле: впереди потолок плавно опускался и нырял в воду. Я мелко застучала зубами.       — Что ж, ожидаемый поворот событий. Дальше плыть без воздуха, без света, — я склонила голову на бок и передёрнула плечами от холода и нервов.       — Только, прошу, не надо возмущаться и требовать от меня вернуться обратно.       — И не собиралась, — я с улыбкой пожала плечами. — Это глупо, подготавливать себя к необходимым действиям истерикой.       — В гробу ты была другого мнения.       Этот голос, пропитанный спокойствием и улыбкой, поселил в душе отчаянную пиратскую весёлость.       — Так выпьем чарку, йо-хо! — громко прокричала я, перехватывая у Джека факел. Я примостила его в природной выемке в стене и, не думая о своих действиях, завела руку за голову Джека, притянула его к себе за шею и впилась в губы грубым поцелуем. — Ни пуха ни пера!       И не успев услышать удивлённое «К чёрту…!» от Джека, шумно глотнула воздух и нырнула. Нырнула, сама удивляясь собственным действиям, будто в меня вселился жизнерадостный отчаянный демон. Правда, уже спустя полминуты, я стала жалеть о необдуманных поступках и с истомой вспоминать о воздушном куполе под потолком пещеры. Руки ощупывали узкий проход впереди, обдирались о камни, а деревяшка-спасательный круг затерялась где-то в водах. Спустя минуту воздуха стало критически мало, лёгкие сжались как лопнувшие воздушные шарики. Увы, когда дома на диване задерживаешь дыхание вместе с персонажем фильма, тебе это даётся намного легче, чем несчастному герою. На заплыв тратится много энергии, для появления которой жизненно необходим кислород. По телу прошла судорога. Лёгкие пытались выдавить из себя воздух, превратившийся в углекислый газ. Голова налилась кровью. С каким-то мазохистским удовольствием я прикрыла глаза и расслабила напряжённые мышцы лица, продолжая работать остальными частями тела, стараясь абстрагироваться от собственного тела, от собственных ощущений, пытаясь превратиться в невесомый комок мыслей, не относящийся к телу. Впрочем, долго находиться в таком состоянии не получилось, так как где-то в мозгу включилась сигнализация с мигающей красной надписью «Тревога!». Я раскрыла глаза — медленно и неохотно. Перед ними поплыли круги и галлюцинации. Цветные узоры делали темноту пёстрой и радужной. После взор застила морось из чёрных точек, собирающихся в единое полотно. Кажется, сквозь них пробилось слабое пятнышко света. Или это порождение всё тех же цветных кругов? Я погребла вверх, умоляя то ли Бога, то ли дьявола дать мне немного воздуха, обещая сделать абсолютно всё в обмен на мизерный глоточек. Рывок вверх, судорожные движения руками. Мучительное жжение в груди. Ещё чуть-чуть, и соблазн впустить в лёгкие воду станет невыносимым. Или, что лучше, сознание скажет «прощай».       Судорожный рывок. Я не могла ничего понять: темнота вокруг превратилась в темноту в глазах, лишая возможности понять, на поверхности ли я, либо наоборот, на глубине. Так или так — конечности онемели и разом отнялись. Я лишь суматошно взмахнула руками, едва не кувыркнулась и стала опускаться. Дрожащее «Ах» сорвалось с губ. А вместо него ворвался глубокий вдох то ли воды, то ли воздуха. Сознание отчаянно держалось за тело, не желая его покидать, и даже удалось почувствовать, как кто-то сзади подхватил меня и потянул вверх. Новый вдох. Холодный воздух в волосах. Под животом появилось что-то твёрдое. Хриплый кашель. Солнце вперемешку с чёрными мушками. Шум потока сквозь пелену. Резкий рваный кашель над ухом. Капель с волос по камню. Чья-то тяжёлая рука на пояснице.       — А без риска… — произнесла я, карабкаясь на берег на уровне рефлекса. «…что за жизнь», — издалека ответил чей-то призрачный голос.       Руки разъехались, и лицо встретилось с рыхлой землёй.