За краем Вечности

      Несколько секунд растворились в скрипе обшивке и гудении ветра. Я с трудом протолкнула ком в горле, наблюдая за Джеком, который с присущей партизанам невозмутимостью поворачивал штурвал.       — Исла-де-Розас? — по слогам произнесла я. В памяти бурным вихрем проносились воспоминания о личном острове Стивенса, о нашем «путешествии» на плоту через прибрежные скалы-убийцы, о беготне по особняку и о нелёгкой попытке отстреляться от корабля-стражника, заметившего «Жемчужину».       Джек беззастенчиво кивнул. Остолбенелый взгляд заторможенно обратился к отмели: с «Летучего Голландца» на «Месть…» перебросили длинный трос. Я кивнула своим мыслям: а Джек даже уговорил Уилла, чтобы именно «Голландец» снял пострадавшую «Месть…» с мели, ибо непотопляемый собиратель душ сделает это быстрее и с меньшим ущербом, чем «Жемчужина».       — И как же вы пришли к такому выводу, кэп? Почему, — я рассеянно фыркнула и развела руками, — почему Исла-де-Розас? В прошлый раз мы там чуть не откинулись!       — Наш старый одноногий друг рассказал, что Анжелика исчезла ещё на Пуэрто-Плата, когда мы крали вторую часть координат на корабле у Фридриха Стивенса (мир его парику). Спустя немного времени после того, как нас подобрал «Марко Поло», в бухту Пуэрто-Плата вошёл Кристиан Стивенс на «Августиниусе» и — вот совпадение! — Анжелика сошла с корабля Барбоссы и больше не объявлялась на нём. А незадолго до этого её застали за изучением дневника Розы Киджеры. Из всего этого мы пришли к выводу, что она работает на Стивенса. — Джек выровнял штурвал и крикнул Гиббсу: — Приспустить паруса! Ждём этих морских черепах, — и он мельком кивнул на «Месть…», которая натужно стонала, с трудом сползая с мели с помощью тягача-«Голландца». — Теперь же, когда она украла у нас Амулет, ей остаётся только передать его Стивенсу. — Джек облокотился о штурвал и в заключение обернулся ко мне: — На сколько мы знаем, у Стивенса две резиденции: Нассау и Исла-де-Розас. Разумеется, ни один идиот не стал бы возиться с такой ценной вещью в шумном и многолюдном городе, поэтому Анжелика передаст Амулет Стивенсу на его личном уединённом островке Исла-де-Розас. Насколько мы знаем, — Джек издал мрачный смешок, — воистину неприступном.       Я тщательно переварила сумбурную речь, прежде чем пришла к выводу:       — Выходит, «Месть…» и «Голландец» плывут с нами?       — А как же! Именно Уиллу нужен Амулет, а Барбосса не имеет права отказаться после того, как мы стащили его с мели! — Джек с гордостью сложил руки на груди.       — На которую сами и засадили, — сухо заметила я.       — Не суть. Главное, что у Анжелики нету шансов устоять перед тремя сильнейшими кораблями за всю историю.       Спустя полчаса, когда «Месть…» вырвалась из песчаного плена, наш маленький флот взял курс. «Жемчужина», пользуясь своим преимуществом в скорости, а также наличием у капитана заветного компаса, заняла флагманскую позицию. Позади шёл «Голландец», а «Месть…» замыкала тройку. Хоть Уилл и не обмолвился словом, было очевидно, что его корабль шёл посередине для того, чтобы контролировать два других судна и пресечь попытку «тактического отступления».       Так или иначе, до Исла-де-Розас предстоял долгий путь. Это было нам на руку, так как у нас был шанс нагнать шхуну Анжелики в море. Погода благоприятствовала, посылая попутные ветра в паруса. «Жемчужина» шла порядка тринадцати узлов, что было превосходно против восьми у шхуны. Даже наши спутники то и дело отставали, и тогда «Чёрной Жемчужине» приходилось спускать паруса, чтобы корабли, превратившиеся в маленькие точки, догоняли наш быстроходный фрегат. Мы отставали от Анжелики примерно на день, что было не так много, и на максимальной скорости мы должны были нагнать её уже на вторые сутки, однако горизонт был предательски чист. С каждым днём это настораживало сильнее, ибо расчёты капитанов могли оказаться неверными, и Анжелика могла встретиться со Стивенсом на любом другом острове. В конце концов, никто не давал гарантий, что Тич села на борт этой шхуны, а не спряталась где-то в городе.       Каждые новые сутки погружали во всё большее оцепенение. Я изо дня в день проводила на полубаке у фальшборта, заламывая пальцы и вглядываясь вдаль. Суша проплывала редкими голубыми пятнышками на горизонте, что сообщало о том, что мы покинули Мексиканский залив и вошли в воды Карибики. Каждый бесполезно проведённый на вахте час угнетал меня. Но спустя некоторое время тревога уступила смирению. Я готовила себя к тому, что придётся дать бой у берегов Исла-де-Розас — с одной стороны защищённого страшными рифами, с другой — неприступными обрывами, а с третьей — фортом. В этот раз наши шансы были выше, так как на нашей стороне были сильнейшие корабли в истории. Но я хотела измученно стонать при мыслях о том, что, если бы мы нагнали Анжелику в море, боя можно было бы избежать.       В бездействии проходили дни, а вместе с ними уходили храбрость и решимость. Мысли циклились на обдумывании вариантов действий. Даже матросы выполняли работу тихо и отрешённо, будто каждый боялся спугнуть хрупкий час спокойствия.       Я рано вставала, рано ложилась спать, а по вечерам любила долго сидеть на койке, подтянув колени к груди, и гладить золотую поверхность кулона, подаренного Джеком на день рождения. Золотые дельфинчики всегда отдавали теплом — теплом, с которым они были подарены.       Я трепетно провела пальцем по гладкому золоту. Ценная вещь была для меня ещё ценнее, потому что была одним из немногих знаков внимания. Во время погони за шхуной Воробей тоже не спешил вести задушевные разговоры. Более того, его редко можно было увидеть не у штурвала. В иные же моменты он отсиживался в собственной каюте. Нехватка общения с ним чувствовалась так остро, что я ощущала себя одинокой, но в то же время понимала, что не могу отвлекать его в такое непростое время.       Тихий скрип. Скрип обшивки корабля. Перерастающий в треск. Налитые свинцом веки дрогнули, дрёма отступила. Шум донёсся словно из глубины подсознания. Взгляд бессмысленно застыл на кулоне в моей руке и, спотыкаясь, поднялся. Я подавилась воплем ужаса.       Горло сдавило спазмом от дыма, объятые огнём стены замельтешили вокруг. Золотые дельфинчики выскользнули из ладони, рукав перекрыл лицо в наивной попытке уберечь от угарного газа.       — Давайте, живо! И-и раз! Взяли! — уже знакомо прозвучало над ухом. Я заметалась по горящему залу, выискивая средь дыма группу матросов, несущую сейф к выходу из здания.       — Нашёл время разлечься.       — Помог бы, мерзавец!       Я наткнулась взглядом на споткнувшегося Барбоссу и Джека, в презрении остановившегося над ним. Воробей не без неприязни протянул ему руку, не замечая обожжённый кирпич, поехавший с потолка прямо над ним.       — Джек! — я взорвалась криком, кидаясь наперерез. Ватные ноги не слушались, будто увязали в бескрайнем болоте. Раскалённый воздух затормаживал. Сквозняк откинул дым на потолок, закрыл от обзора падающий кирпич. Я толкнула капитана плечом, сбивая с ног. Просвистела падающая сверху тяжесть, и об голову раскололся кирпич. В ушах загудело. Темнота перекрыла обзор.       Тихий звон. Голубой свет сквозь веки.       — Ковалёва вышла из комы.       Я распахнула глаза. Вместо знакомых лиц — медицинские маски. Вместо привычных пейзажей — экран с изломанной линией пульса.       — Нет! — я заметалась по постели, путаясь в трубочках и проводках, тянущихся от приборов к моему телу. — Нет!       — Пришла в себя! — восторженно присвистнул человек в белом врачебном халате, после чего наклонился надо мной и с издевательской ухмылкой, которая чувствовалась сквозь маску, выдохнул мне в лицо: — Полторы мили, капитан!       Я отклонилась назад, изгибая бровь:       — Что?       Мир завертелся. Белые стены наклонились, стерильный воздух подёрнулся сыростью, круговорот больничных коек и проводков смешался в потемневшую кашу… И я резко распахнула глаза от отдалённого крика с палубы:       — Полторы мили, капитан!       Тяжёлое дыхание смешалось со скрипом дерева. Моя каюта на «Жемчужине» заполнялась тёплыми лучами утреннего света. Руки измученно закрыли лицо. «Ты сходишь с ума», — резонно заметил внутренний голос. — «Один сон два раза — это неспроста».       — Чепуха! — вслух выкрикнула я, спрыгивая с койки, и про себя добавила: «Это всего лишь сон».       Я на автомате перекинула через плечо ремень со шпагой и вывалилась на палубу. Влажный воздух висел прохладным облаком. Солнечные лучи серебрили его и заливали зелёную громаду острова, нанизанную на линию горизонта. Утро было на исходе, передавая свои права жаркому солнечному дню.       — Пойдём по ветру.       Джек передал Гиббсу подзорную трубу и вернулся к штурвалу. Я шумно выдохнула и сжала кулаки. Сходни мостика отозвались стуком под сапогами. Меня сковало исступлением, едва стоило подняться к Джеку на мостик. Следом за этим меня обуяло яростью:       — Где «Месть…» и «Голландец»? Ты с ума сошёл?! Уилл же нас потопит за то, что мы сбежали от них! — взорвалась я, гневно указывая за корму. Там было пусто: двух кораблей и след простыл.       — Ого! На тебя плохо влияет долгая дорога, — опасливо присвистнул Джек. — Я так скоро тебя бояться начну, — то ли с издёвкой, то ли осторожностью добавил он. — Не стоит так кидаться на людей, когда можно просто спросить. Ну?       — Что «ну»?       — Спрашивай!       Я подняла глаза к небу и не без раздражения выговорила:       — Ну и где же «Месть…» и «Голландец», о, премногоуважаемый капитан Джек Воробей?       — Отстали во время шторма, — капитанские глаза подсветились удовлетворением. А вот мои, наоборот, округлились от изумления.       — Разве был шторм?       — С тобой точно всё нормально? — Джек с заботливым опасением нахмурился. — Ты не подумай чего плохого, просто… мм… не услышать ночью шум бури… это странно.       Я закивала своим мыслям. «Это был не просто сон», — эхом донёсся внутренний голос. Такое выпадение из реальности напрягало все силы разума. Мысли должны были быть сконцентрированы на предстоящем бое — но циклились на этом странном явлении. Это было непривычно. Это было неправильно. Это началось после того, как я спасла Джека с помощью Амулета. Я не понимала, не хотела верить, но знала, что это связано.       Я скрупулёзно вгляделась вдаль. Джек протянул подзорную трубу.       — Спасибо.       Я навела линзы на остров и несколько задумчивых секунд провела в высматривании береговой линии.       — Значит, это Исла-де-Розас. И мы подошли со стороны форта… — я схлопнула подзорную трубу и обернулась к Джеку: — но здесь нет шхуны. Здесь вообще нет кораблей.       — Прямо по курсу судно! — в ответ, как изощрённое издевательство, донеслось с марса.       Я развернулась на каблуках, ожидая увидеть на горизонте отставших попутчиков, однако улыбка тут же сползла с лица: вместо болотных или кровавых парусов впереди вырисовывались снежно-белые полотна на гладких светлых реях. И не на горизонте, а в считанных сотнях ярдов от нас. Огромный корабль вышел из-за зелёного массива соседнего острова, будто всё это время дожидался нас в засаде.       Рядом щёлкнула подзорная труба, и спустя секунду Джека уже не было рядом со мной. Я рассеянно моргнула, оборачиваясь к штурвалу, который уже проворачивал капитан.       — Кто это? — я взмыла на мостик и припала к планширу.       — «Августиниус», — мрачно выдохнул Джек, будто вынес приговор. Я судорожно сглотнула, а ладонь нащупала эфес. — Свистать всех наверх! Крепи топенант фок-марса-рея!       Пока Гиббс эхом повторял приказы капитана, я чувствовала, как всё тело наливает злоба, концентрируясь в ладони, сжимающей саблю. Это была ловушка, в которую нас так умело загнал Стивенс. Создать иллюзию незащищённости, спрятавшись за соседним островом, подпустить к себе поближе, а потом нанести неожиданный удар… Как он узнал? Как догадался, что мы придём сюда? Анжелика не могла сообщить, ибо сама не могла знать наверняка. Это мог сделать лишь тот, кто всё это время был среди нас и знал наши планы.       От догадки спину покрыло холодным потом. Осознание помутнило разум. На корабле полно мест, где можно спрятать почтовых голубей. Это стало настолько очевидным, что меня на время посетило остолбенение. Всё это время среди нас был предатель.       Из шока меня вывел свист воздуха. Ядро шумно вломилось в недра корабля, сотрясая его мощным толчком.       — Мы не успеем уйти, они слишком близко, — шепнула я, остервенело хватаясь за тросы. «Августиниус» шёл спереди, а по правому борту расположился остров. Дать задний ход невозможно, а сворачивать влево слишком долго. По крайней мере, достаточно для того, чтобы нас расстреляли как мишень в тире.       — Значит, дадим бой. — Решительно прозвучало над ухом. Я твёрдо кивнула Джеку, яростно высматривая на борту «Августиниуса» ту самую фигуру. Того человека, которого я больше всего мечтала насадить на клинок. — Выкатить орудия!       — Выкатить орудия! — повторил Гиббс.       Приказ подействовал отрезвляюще, и я поспешила спрыгнуть с мостика. Руки с трудом упёрлись в тёплый металл пушки, толкая к портам. Спустя несколько невероятных усилий пушка с грохотом въехала в открытое окно, готовая к бою.       — По местам, полная боевая готовность!       Я подлетела к вантам и вцепилась во влажный трос.       — Увеличить скорость! Слишком медленно идём!       Сердце ушло в пятки: куда же быстрее?       Два корабля неслись навстречу друг другу на полной скорости. Я не имела права сомневаться в Джеке, но тут погрешила мыслью, что он и правда рехнулся.       — Джек, мы же идём на столкновение! — заорала я, бегая взглядом от капитана к летящему по волнам «Августиниусу». Воробей послал мне тёплый уверенный взгляд, будто вернул мне мои же недавние слова: «Просто доверься». Этот взгляд всё сказал пуще объяснений, и я прикрыла глаза, медленно кивая. Ветер сильнее взбил волосы, что свидетельствовало о том, что «Жемчужина» увеличила скорость.       — Полный ход, — сообщил Гиббс. — Что дальше, кэп?       Джек кровожадно оскалился. Интриговал даже здесь. Даже когда речь шла о наших жизнях. Как же это характерно для тебя, капитан!       — Жди команды! — сурово прикрикнул Воробей, когда матросы подняли сомнительный галдёж. Все были на грани доверия, но сомневались в разуме капитана: идти на полной скорости прямо навстречу врагу было почти самоубийством. Именно это хрупкое «почти» сдерживало команду от того, чтобы отказаться повиноваться таким рискованным приказам.       «Августиниус» сбавил ход. Видимо, ставка была именно на это — смутить врага. Но мы шли слишком быстро. «Давай же, Джеки!» — шептала я, вглядываясь в гордую, уверенную фигуру на мостике. Солнце скрылось за парусом, и именно в этот момент наши взгляды встретились на долю секунды. И именно в этот момент Джек крутанул штурвал так, что он завертелся, так что лопасти сливались перед взглядом. И именно в этот момент капитанский крик разорвал напряжённую тишину:       — Огонь!!!       От слишком резкого поворота корабль занесло на правый борт, отчего левый, который оказался лицом к лицу с «Августиниусом» приподнялся и слегка запрокинулся. Пушки взглянули жерлами вверх, в мачты галеона, и тут же выплюнули несколько раскалённых ядер. Я, едва удержавшись на ногах, изумлённо присвистнула, наблюдая, как бортовые залпы сносят верхушки мачт и ломают реи «Августиниуса».       — Невероятно, — восторженно выдохнула я, послав капитану восхищённый взгляд.       Спустя мгновение «Жемчужина» вернулась в положенное горизонтальное положение, взметнулись тучи воды. Эта неожиданная атака на время дезориентировала врага и лишила его скорости, что позволило Жемчужине выровняться и ловко обойти его с фланга. Они стали слабее. Мы стали увереннее.       — …ордаж! — донёсся отголосок приказа с «Августиниуса».       — Готовься к бою! — в свою очередь донеслось с нашего мостика.       На соседней палубе засверкал металл. Что-то вжикнуло, и о планшир «Жемчужины» зацепились стальные абордажные кошки. Крен повёл судно на бок. Корабли сцепились в объятьях абордажными мостиками. Столкновение бортами и концами рей сотрясло суда, и это знаменовало начало хаоса.       Люди хлынули отовсюду, со всех сторон — сбивая преграды, сверкая серебром клинков и дезориентируя криками. Со звонким «Вжих!» сабля покинула ножны и с размаху натолкнулась на вражескую рапиру. Я кинулась в самую гущу. Клинок махал во все стороны, брызги крови подлетали в солнечных лучах. Толпа, в которой ничего нельзя было разобрать, превратилась в комок дерущихся разъярённых зверей. Страх исчез. Страх сгорел в кровавом пламени уже давно — раз и навсегда, в тот момент, когда я так близко увидела смерть. «Приоритеты тут же меняются». Если кто и достоин смерти, так это тот человек, который сделал роковой выстрел на Исла-дель-Диабльо.       Его здесь не было.       Но вместо желанной расправы — ненужный бой. Вместо того, чтобы выйти один на один — ненужные смерти.       Над головой пронёсся клинок, мгновенно приводя в чувство. Я захлебнулась в крике, только и успевая вжать голову в плечи, а в следующее мгновение рванула за мачту. Свет перегородила громоздкая фигура. Я нырнула под рапиру и наугад полоснула саблей. Слыша, как враг падает за моей спиной, увернулась от штыка мушкета и кинулась к абордажным трапам. Их металлический грохот под ногами слился с моим воинственным криком: едва я соскочила на палубу «Августиниуса» — взревела диким зверем, будто бы могла этим напугать врагов. Бездумное размахивание саблей прервалось возмутительно быстро: чей-то локоть прилетел в спину. Меня занесло вперёд, и перед лицом засверкали ступеньки трюма. Я скатилась в кубрик как пустая бочка, считая телом все углы. Рядом с лицом тут же упал человек, захлёбываясь в крови. Я оттолкнулась от досок, на автомате выдернула из его тела чью-то саблю. В углу мелькнуло движение, и трюмная темнота выкинула мне навстречу мистера Гренвилла. Пират судорожно дёргался в безуспешных попытках дотянуться до раны под лопаткой и выл, закатив глаза.       Я кинулась в глубину трюма.       — Только мрази бьют в спину! — взвыла я. Сабля с размаху опустилась на тёмный силуэт человека, но наткнулась на клинок — едва искры не посыпались. Я пнула человека ниже колена, лишая равновесия. Тяжёлая туша навалилась на меня, впечатывая в стену. Сабля звякнула на палубу. Я вцепилась в грудки оппонента, и мгновенно сменила позицию так, что он оказался прижатым к стене. Удар в живот. Меня откинуло назад, и враг тут же подоспел. Меня снова вжали в переборку, прямо под лучами света из палубного люка. Мой кулак замер в полёте, глаза так и застыли, распахнутые до рези. Я глядела на Тима, прижимающего меня к стене, и не могла продохнуть.       — О…ксана? — задыхаясь и сглатывая, просипел парень. И не успела я неистово взвизгнуть «Тим!», как его губы накрыли мои требовательным поцелуем.       — Что ты… откуда… Черт возьми! — промычала я ему в губы и с силой толкнула его в грудь. — Откуда ты тут взялся?!       Тим снова подался вперёд, но будто на невидимую стену наткнулся: сник, опустил голову и поднял на меня виноватый взгляд.       — А-а, — понимающе закивала я, сужая глаза в презрительном прищуре: — От любви до ненависти… Ну и как тебе на стороне врага?       Справа раздался рёв, нарастающий как снежный ком. Пришлось разорвать зрительный контакт — мучительный для Тима и по-садистски приятный для меня. Я поднырнула под саблю подоспевшего противника и полоснула по его запястью. Рядом зазвенели клинки — к Тиму тоже подоспел враг. Я была на грани того, чтобы помочь его оппоненту, и, вероятно, не смогла бы удержать гнев на бывшего парусного мастера, однако наверху, в люке, мелькнул знакомый силуэт, увенчанный роскошной копной тёмных волос.       — Будь я проклята… — задумчиво присвистнула я, и тут же взлетела по ступеням на палубу, оставив Тима один на один со врагом.       Здесь всё стало ещё хуже: на каждого пирата приходилось по несколько служивых. Я безрадостно пристукнула зубами: ситуация развернулась не в нашу пользу. Взгляд метнулся по палубе, отсеивая ненужные фигуры, пока снова не наткнулся на роскошные тёмные локоны и развевающуюся ткань белой блузы, запятнанной свежими каплями крови. Анжелика боролась грациозно, как дикая лань, но это не вызвало восхищения, а совсем наоборот. Я пересекла палубу по диагонали, расчищая путь клинком, пока не достигла сходней капитанского мостика «Августиниуса». Анжелика выдернула клинок из тела врага, но не успела оглянуться, как перед её шеей шлагбаумом выставился мой клинок. Тич отшатнулась, и пока она не опомнилась, я дёрнула её за воротник вбок, загоняя под сходни. Анжелика стукнулась спиной о переборку, и мгновенно выставила шпагу вперёд.       — Крыса, — прошипела я, с силой опуская саблю на её клинок. Оружие предательницы клюнуло в палубу, и я придавила его ногой. Но мне навстречу тут же вылетел кулак с массивным перстнем, и я шарахнулась, хватаясь за челюсть. Спустя секунду Анжелика уже размахивала шпагой, а я, лишённая координации, неумело парировала на грани поражения.       Справа громыхнул выстрел, и шпагу выбило из её руки. Я мгновенно нанесла ей удар сапогом в живот. Анжелика спиной натолкнулась на дверь под капитанским мостиком и провалилась в каюту. Я шагнула следом, мельком метнув взгляд к Джеку, убирающему пистолет за пояс и несущемуся к нам.       — В костюм палача нарядиться забыла! — злобно сплюнула я на кружевной манжет Тич.       — Где Амулет? — Воробей ворвался в каюту и навис над Анжеликой, распластавшейся на полу.       — Дже-ек, — сладко пропела Тич, скрывая болезненную гримасу под сладострастной улыбкой. Её пальцы мягко прошлись по его лицу, но Воробей перехватил её ладонь и вжал в пол. Тич насупилась и со злобой пробасила: — У меня его нет.       — Мы уже попадались на эту уловку! — я сжала кулак, готовая применить его в допросе. — Или, позволь угадаю — это не ты всё это время пыталась нас убить и украсть Амулет! — театрально ахнула я и покачала головой.       — Угадала. — Донеслось из-за спины.       Я невольно дрогнула от этого голоса, и сразу же зубы обнажились в оскале. Я молнией обернулась и очертила клинком воинственную дугу. Кристиан Стивенс чинно вышагал из тени, разведя руки и растянув губы в презрительной ухмылке. Но час его триумфа длился недолго — пока Джек невесомой тенью не оказался за моим плечом.       — Воробей? — от неожиданности голос Стивенса сделался тонким и жалким.       — Нет, твоя смерть! — ответила я за Джека и рванулась к нему, ослеплённая яростью. Перед горлом появился кинжал в изящной руке Анжелики. Я застыла.       Стивенс таращился на Джека как на привидение — неудивительно, ведь он собственноручно его убил! Спустя секунды раздумий Кристиан кивнул чему-то неопределённому, прежде чем подать голос:       — Выходит, Амулет всё-таки способен исполнять желания. Настоящий Амулет, а не то, что вы мне подсунули! — он агрессивно потряс поддельным Амулетом и швырнул его в Джека. Воробей схватился за золотую цепочку и карикатурно отдал честь:       — Спасибо!       — Я порежу вас на кусочки, выпотрошу и приготовлю на обед корабельным крысам, пока настоящий Амулет не будет у меня в руках, — процедил сквозь зубы Стивенс, надвигаясь на нас грозной лавиной.       — Удачи. Амулет способен исполнить только одно желание. Выходит, теперь он бесполезен, — как бы невзначай заметил Джек.       — Даже не надейся обвести меня вокруг пальца, — Стивенс приглушённо рассмеялся. — Не притворяйся. И ты, и я прекрасно знаем, что Амулет сделает его обладателя неуязвимым, стоит только надеть его.       Я брезгливо поморщилась, искоса взглянув на Анжелику:       — Что-то не видно, — подытожила я, притягивая к себе вопросительный взгляд Стивенса. — Анжелика украла у нас Амулет, и, насколько я понимаю, не передала его тебе. Значит, он до сих пор у неё. Но это не мешает мне сделать вот так, — и зарядила локтем ей в живот. Тич согнулась, ослабляя хватку. Я изловчилась, перехватывая у неё кинжал.       Брови Стивенса поднялись презрительным домиком.       — Анжелика?! — Стивенс разразился раскатистым смехом. — Боже мой… как это глупо! Ха-ха… Анжелика уже с неделю со мной, на этом корабле. Как, простите, она могла украсть его у вас?       Я остолбенела. Шок сковал тело ледяными цепями. «Как…?» — шепнул внутренний голос. Недоумевающий взгляд Джека мельком коснулся меня. Память отчётливо воспроизвела человека в палаческом мешке, убегающего в темноту переулка с украденным Амулетом. В мозгу будто лампочка зажглась — яркая до рези в глазах, ослепляющая, истязающая очевидностью разгадки. До душевного срыва. До холодного ужаса. Пока внутренний голос никак не мог сформировать очевидные слова, я глядела на Джека, зная, что наши мысли сходятся. Вдруг стало настолько очевидным то, как Тёмная Личность выслеживала нас, как узнавала дальнейшие планы, почему так часто перед её нападениями пистолеты оказывались разряженными и почему череда случайных совпадений приводила нас с Джеком аккурат под прицел маньяка в палаческом мешке. Тёмная Личность — не Анжелика. Тёмная Личность — матрос из команды «Жемчужины».       — О-ох, — беззвучно просипела я, закрывая руками лицо. Голова шла кругом от понимания: любое неосторожное откровение с кем-то из пиратов могло обернуться против нас. И пока мы гонялись за призрачной шхуной, Амулет всё это время был рядом с нами. На «Жемчужине». У матроса, который притворялся своим, а поэтому так ловко отводил от себя подозрения и прятал где-то на судне палаческие одежды.       — Да-а, порой истина отличается от ожиданий, — цыкнул Стивенс. — Кто бы мог подумать, что безобидный кок может оказаться предателем…       — Бергенс?! — в один голос выкрикнули мы с Джеком, подпрыгивая чуть ли не до потолка.       — Неожиданно, правда? — саркастично отозвались из дверного проёма.       Взгляд метнулся к дверям. На фоне бушующей палубы, которая превратилась в смесь из людей, клинков и крови, будто дьявол, поднявшийся из преисподней, стоял человек. Чёрные глаза триумфально сверкали в прорезях глубокого палаческого капюшона, а плащ колыхался на ветру.       — Ты! — взревела я, кидаясь навстречу Тёмной Личности. Ворот рубахи врезался в горло: чья-то рука вцепилась в ткань и рванула назад. Я поперхнулась, с силой влетая спиной в переборку.       — Я, — просто ответил Бергенс, стаскивая мешок с головы. Маска добродушия, маска чудаковатого повара, маска старого болтливого пирата удивительно легко исчезла, обнажая его истинный вид: презрительный, полный отвращения и безразличия.       Я могла лишь молча хлопать глазами, пока внутреннее я бегало на просторах разума, рвало на себе волосы и орало от ужаса, стремительно вспоминая все мимолётные разговоры, все попытки Бергенса что-то узнать обо мне и Джеке, все его желания быть рядом и помочь нам — которые на самом деле были лишь стратегическим ходом — не более чем уловкой, чтобы потом предать нас.       — Забавно… — подытожил Джек. — Выходит, Бергенс должен был нас прикончить и забрать Амулет. Вот, оказывается, почему он так обожал пересаливать обед, — шепнул кэп мне на ухо, и продолжил громче: — Если всё это время Бергенс был Тёмной Личностью, тогда какова же была роль Анжелики?       — Ты почти прав, — Стивенс уклончиво кивнул и поманил Бергенса жестом. — Анжелика должна была достать для меня Амулет. А Бергенс должен был лишь помочь ей избавиться от конкурентов. Бергенс должен был убить Воробья и его ближнее окружение, в том числе и тебя, — он послал мне презрительную усмешку, после которой захотелось отряхнуться. — Но случилось так, что Бергенсу пришлось пройти весь путь с вами, поэтому он исполнил задачу Анжелики и украл Амулет для меня. Мисс Оксана, ты, вероятно, хочешь спросить, почему Бергенс пытался убить тебя несмотря на то, что ты заключила со мной сделку? Поверь, мне было забавно наблюдать за тем, как ты врёшь и думаешь, что я верю тебе. Я с самого начала знал, что ты не сдержишь слова. Поэтому его охота на тебя не прекратилась. Но благодаря тебе нам удалось узнать многое об Амулете. Как я и говорил, ты просто заблудшая овечка. И все твои планы, которые казались тебе верхом коварства, были нам полезны.       Каждое слово Стивенса было для меня как удар в спину. Как ведро с водой на голову. Столько глупостей, которые в итоге привели нас сюда, были именно моих рук делом. Именно поэтому тело всё сильнее наливалось жаждой боя, именно поэтому я знала: сегодня всё должно закончиться. Сегодня я всё закончу. Сегодня будут искуплены все ошибки и грехи.       — И вот, в результате, вы сами себя загнали в ловушку. На ловца и зверь бежит, поэтому вы приплыли сюда, чтобы так удачно проиграть нам бой и передать мне Амулет. Почтовые голуби вещь весьма интересная. Бергенс прислал мне такого с письмом, в котором сам предложил устроить такую ловушку для вас. Так что теперь вы знаете кого благодарить. А теперь, мистер Бергенс, отдайте мне настоящий Амулет.       Воцарилась тишина. В руках Бергенса появился золотой медальон на длинной цепи. Пока Стивенс упивался торжеством, пафосно надевая Амулет, Джек молчал, теребил в пальцах край рубахи, а его глаза, подсвеченные лихорадочным жаром, бегали по комнате, что говорило о том, что пирату снизошла спонтанная идея. Я незаметно подступила к Джеку ближе, тронула его за руку. В ответ он указал взглядом на две перекрещенные сабли, украшающие стену. Нужен был только один отвлекающий манёвр, чтобы выхватить их и продолжить бой, чтобы защититься от Стивенса, который непременно захочет прикончить врагов. Ставший неуязвимым, он непременно захочет учинить расправу над более слабыми.       Вдох. Выдох. Что ж, выглядеть нелепо я уже привыкла. Нужен отвлекающий манёвр? «Хорошо», — одними губами прошептала я Воробью.       Секунда на борьбу с собой — я выпрыгнула в середину комнаты и заорала во весь голос:       — Всем внимание! Наша компания представляет инновационный продукт! Шаурма «Ашотик»! Самая свежая и вкусная шаурма посреди нашего жестокого и холодного мира! Только сегодня скидка пятьдесят процентов!       За несколько мгновений, которые повергли присутствующих в исступление, Джек уже был в другом конце комнаты. Вжикнули две сабли.       — Лови!       Я едва успела развернуться и инстинктивно вцепиться в эфес сабли, прилетевшей мне от Воробья. Резкий поворот и взмах клинком. Удар сабли прошёл будто сквозь Стивенса, не причиняя тому вреда. Я удивлённо покачнулась, когда сабля не наткнулась на плоть. На лице Кристиана отпечатались признаки изумления, которые быстро сменились торжеством: Амулет работает.       Плотоядные искры подсветили серые глаза Стивенса, без слов сообщая, что неуязвимость снесла ему крышу, и теперь он вволю развлечётся. Чёрное дуло пистолета возникло в его руке. Я не успела пискнуть, как Воробей налетел на меня сзади, всем весом сбивая с ног. Спустя миг пуля с грохотом врезалась в дверной косяк.       Я суматошно собрала вместе разъезжающиеся конечности, выпрыгивая из каюты на бушующую палубу. Посреди комка сцепившихся саблями людей было безопаснее, чем один на один с неуязвимым врагом. Позади грохнул ещё один выстрел. Я на скорости нырнула в воюющую толпу, расчищая дорогу клинком и прячась за чужими телами. Несколько взмахов саблей в суматохе — и толпа выкинула мне навстречу Джека. Тот на скорости всадил клинок чуть ниже ключицы красного мундира, который только что выдернул саблю из окровавленного тела «жемчужного» матроса. Спустя мгновение Воробей оказался рядом. Его рука схватила меня за запястье и затянула за грот-мачту.       — Надо сдёрнуть с него Амулет! — тут же вступая в схватку с очередным мундиром, прокричал капитан.       — Да! — я пригнулась под чьей-то рапирой и чирканула клинком по ноге врага.       Взгляд в панике забегал по палубе в поисках богатого тёмно-синего мундира Стивенса среди десятков окровавленных людей. Плечо обожгло острой болью. Я судорожно хватанула ртом воздух, отпрыгивая к мачте. Однако вместо того, чтобы увидеть напавшего, на глаза тут же попалось бархатно-синее пятно на квартердеке — осмелевший Стивенс вовсю расчищал ют от врагов.       — Туда! — я махнула саблей по направлению к корме, и не дожидаясь ответа, помчалась к Стивенсу сквозь заметно поредевшую толпу: пираты были в проигрышной позиции, и битва пошла на убыль. Мундиры разделились на кучки, и на каждого пирата приходилось по несколько соперников. Мы с Джеком взбежали на шканцы по разным сходням, но наверху оказались одновременно.       — А ведь вы напроситесь на смерть, — насмешливо хмыкнул Стивенс.       Игнорируя издевательства, я кинулась навстречу, бездумно размахивая клинком. Но на солнце блеснул чёрный пистолет в руках Стивенса.       — Остановись, если не хочешь, чтобы повторилось то, что было на Исла-дель-Диабльо.       Я приросла к палубе. Взгляд истерично метался от Джека до пистолета, который был на него направлен. Это был самый страшный шантаж, потому что Стивенс знал, на что давить. Знал, как меня задеть. Знал, что выдвинуть себя под удар я не побоялась бы, но Джеком рисковать не могла.       Выстрел.       Джек припал к палубе за секунду до того, как пуля просвистела над ним. Выстрелом перерубило трос за его спиной. Что-то наверху сорвалось, и с мачты грузно рухнул обломок рея в обрамлении снастей, надломленный пушечным залпом ещё в начале абордажа. Не успел Воробей подняться, как его на скорости прихлопнули к палубе деревянные обломки, тяжёлые канаты, а сверху накрыло плавно опустившимся парусом.       — Джек! — я рванулась к капитану, но Стивенс резко обернулся ко мне, и кинжал в его руке с силой опустился, ослепляя солнечным блеском. Основание шеи сбоку царапнуло лезвием, треснула ткань и раздался деревянный стук, с которым остриё вошло в планшир. Я безуспешно дёрнулась, только спустя секунду понимая, что меня пригвоздили за ворот рубашки к фальшборту.       — Бой проигран, видите? — Стивенс развёл руками и вышел на середину юта. На нижних отсеках палубы битва ещё кипела, однако вкус нашего поражения безнадёжно чувствовался в воздухе. Джек выкарабкался из-под паруса, однако его ноги до сих пор скрывались под деревянными обломками, которые были слишком тяжелы, чтобы справиться с ними в одиночку.       Я попыталась дотянуться до кинжала, удерживающего меня у фальшборта, однако в мою сторону сразу же повернулось дуло пистолета и отвратительная своим триумфом рожа Стивенса:       — Только попробуй! — и он угрожающе встряхнул оружием.       Воцарилось напряжённое молчание.       — Гляди-ка, Оксана, а ты заметила, что он даже во время боя парик не снял?! — саркастично донеслось со стороны Джека.       — Да это, наверное, потому что он лысый! — отозвалась я.       — Неудивительно! Повыдёргивал себе все волосёнки ещё когда ему Роза Киджера отказала!       — А смотри, какой пышный у него этот парик! Наверняка он этим компенсирует некоторые свои комплексы!       — Комплексов у него хоть отбавляй! Например, ты знала, что, когда он пытался добиться Розы Киджеры, он несколько месяцев жрал одну траву, потому что она намекнула на его лишний вес?       — Заткнитесь! — взревел Стивенс. Его не позабавило наше обсуждение его недостатков, однако гнев его выглядел ещё забавнее. — Вы сдохнете оба, я обещаю! Однако перед этим ты должен знать, — его лицо исказила презрительная гримаса, которую он адресовал Джеку. — Ты до сих пор думаешь, что пожар в доме Розы Киджеры был случайностью? Ха-ха… Ты провёл в этом заблуждении уже почти пятнадцать лет… Какая умилительная вера в людей… Я. Я устроил пожар в доме Розы Киджеры. Это я убил её.       У меня едва челюсть не отвисла от удивления. Черты лица Воробья заострились, а глаза распахнулись до размера пятирублёвых монет.       — А знаешь, почему? — продолжал Стивенс, меря шагами ют. — Мне с самого начала нужен был лишь Амулет. Думаешь, я всерьёз мог бы позариться на эту чёрную дохлячку? Да кому она нужна! Чего нельзя сказать о её дневнике. Можно было влюбить её в себя, чтобы она добровольно отдала мне свои исследования, однако тут так некстати подвернулся ты, в которого она втюрилась по уши. Однажды она окончательно отвергла меня, наговорила гадостей, сказала, что любит тебя и ждёт от тебя ребёнка. И тогда я понял, что пришло время плана «Б» — более радикального, но действенного. Той осенней ночью было холодно. И я решил, что не помешало бы её разбавить костерком, — глаза Стивенса зажглись яростным пламенем, а на губах растянулась широкая улыбка — бесчувственная и жестокая. — Я проник в её дом и выкрал дневник, но — вот незадача — она заметила меня. Тогда мне пришлось устранять свидетельницу. Я ударил её прикладом, а чтобы зря не пропадала — сперва жёстко отымел её, после чего поджёг дом, чтобы обыграть всё как несчастный случай. Ты не успел её спасти. Однако, знаешь, мне тоже пришлось пожалеть о том, что я убил её тогда… Со своим племянником я отправился на поиски Амулета. В дневник был вложен листок с картой Острова Дьявола, но этого было недостаточно. Нужно было узнать координаты этого острова. За ними пришлось обращаться к мистеру Моретти — тогда был ещё жив его отец Жоффрей, который был не таким идиотом, как Орландо Моретти, у которого вы позже украли эти координаты. Но оказалось, Жоффрей не знал, где запрятаны эти координаты, и он не дал нам с Фридрихом даже шанса их найти. Если бы Роза была ещё жива к тому моменту, было бы проще узнать эти координаты, но я был уверен, что все подсказки и все остальные исследования я случайно сжёг вместе с ней. Тогда поиски зашли в тупик и застопорились на долгие годы. Дневник достался мне, а карта — Фридриху. Только потом, пятнадцать лет спустя, я узнал, что ты отправляешься за Амулетом. И ещё до того, как ты приехал в Нассау, чтобы выведать у меня про дневник, я послал к вам Бергенса, чтобы тот поступил коком на «Жемчужину», втёрся в доверие, выведал побольше и убил вас. А Анжелика достала для меня Амулет.       Воцарилось молчание — слишком странное на фоне звуков боя. Стивенс с наслаждением наблюдал за изменениями в лице Джека. Это чистосердечное признание повергло Воробья ни больше ни меньше в ярость — такую ярость, которую, говоря о Джеке, и представить нельзя было. В его чёрных глазах, покрывшихся пеленой безумия и слепой ненависти, будто бы отражались картинки расправы, которую он мечтал учинить над Стивенсом. Но не мог, так как обломки и прицел пистолета удерживали его на месте.       Пока Стивенс упивался его яростью, я спохватилась. Ладонь бесшумно нащупала рукоять кинжала над плечом. Несколько расшатывающих движений, рывок — и клинок вырвался из планшира. Я поднялась с колен и движениями дикой кошки посеменила к Стивенсу со спины. Любой скрип доски под ногой мог повлечь за собой полный провал, поэтому приходилось ступать едва ли не на кончиках пальцев. Сердце колотилось барабаном, грозя пробить грудную клетку. Дыхание застыло где-то в горле. Взгляд приметил золотую цепь на шее Кристиана. Я перебрала пальцами, как по клавишам фортепиано, готовясь к решающему движению. Джек за его плечом едва заметно кивнул головой, зажигая в душе пламя уверенности. Бросок вперёд — я вцепилась в цепь и мощным движением сдёрнула Амулет со Стивенса. Тот подпрыгнул от неожиданности, на автомате развернулся, но не успел выставить руку с оружием, как я нанесла удар ногой в живот. Его согнуло пополам, и в довесок я догнала его голову ударом эфеса. Стивенса откинуло к мачте, ударило о неё всем телом, и он медленно сполз на пол.       — Ха! — триумфально воскликнула я. Из руки выдернули цепь Амулета. Я изумлённо хлопнула глазами, глядя на пустую ладонь — и тут же обернулась, едва успевая подставить клинок: на меня обрушилась сабля Анжелики. Амулет в её левой руке забавно болтался при каждом выпаде, однако это в свою очередь увеличивало шанс ухватиться за него — стоит лишь чуть изловчиться.       Анжелика гоняла меня по палубе, как дикий зверь, изматывая и без того вымотанный организм бесконечными атаками. Что и говорить — с одним кинжалом против сабли не попрёшь. Наконец, удалось блокировать выпад, поднырнуть под её руку и схватиться за Амулет, но её оружие мгновенно ушло с блокирующей позиции и нещадно резануло по предплечью. Крик вырвался громкий, кинжал стукнулся о палубу — и носок сапога Тич пнул его с юта. Я попятилась, прижимая к себе раненую руку. Глаза невольно заслезились от ужасной боли — будто половины руки лишилась. Спина коснулась резного акростоля. Путь отхода был отрезан. Взгляд судорожно заметался меж лиц: отчаянной, тяжело дышащей Анжелики, направляющей саблю к моему горлу; лихорадочно соображающего Джека, придавленного снастями; Стивенса, приходящего в себя у подножия бизань-мачты. И Тима, поднявшегося на ют. Его покрасневшие глаза в растерянности бегали с человека на человека, а свежая кровь, капающая с сабли на его сапог, стекала и собиралась в щелях палубного настила.       — Тим! — сбиваясь на тяжёлое дыхание, крикнул Джек. — Ну же, парень, чего ты стоишь?! Убей его! — и указал взглядом на Стивенса.       Затравленный взгляд Тима медленно поднялся от Джека ко мне, а потом сполз к Стивенсу. Парусный мастер сделал к нему робкий шаг.       — Ну давай же, Тимми! Сделай это! — подорвалась я, за что сабля Анжелики ощутимее кольнула в шею.       Тим тяжело развернулся к Стивенсу. Тот, болезненно щурясь от солнца, с трудом поднял голову.       — Да что же ты медлишь?       — …Нет. — Кулак Тима разжался, и он обернул ко мне виноватый взгляд. — Прости меня, Оксана. Прости за всё, что я делал неправильно, но я не могу его убить.       — П-почему? — голос дрогнул. Слеза боли скатилась по щеке.       — Он помог мне смириться. Он дал кров и службу, когда все меня отвергли. Он забрал меня с Кайо дель Пасахе, где вы меня бросили. Где… ты от меня отвернулась.       — Прости, — взгляд опустился к доскам, тяжёлый вздох сотряс грудь.       — Ваши выяснения отношений умилительны, но неуместны. — Резонно вставил Джек. — Тим. Просто послушай меня. То, что ты на стороне врага, не делает тебя сильнее, поэтому сделай то, что мы тебе говорим. Убей его. Будь ты хоть раз мужчиной!       Тим закусил губу и сдвинул брови; убрал с лица мокрую волнистую рыжую прядь, и поднял на меня отчаянные круглые глаза.       — Нет. Мне он не враг. Я его не убью. Я не предатель. — С расстановкой, чётко выговаривая каждую фразу, прохрипел парусный мастер.       Воробей скользнул по нему взглядом, переполненным отвращения:       — Ты даже и не мужчина.       Тим проигнорировал. Хотя его потерянный вид говорил, что сейчас он не способен воспринимать оскорбления (пусть и справедливые) и принимать их близко к сердцу.       Его рука разжалась, и сабля звякнула о палубу.       — Оксана… Прости за то, что я сказал тогда, в поле. Я понимаю, что позволил себе неслыханную вольность, и поверь, я хотел бы, чтобы мы остались друзьями, но… Совесть не позволит убить мне этого человека.       Я поджала губы, покачала головой и процедила сквозь зубы:       — У тех, кто поступает по совести, друзей не бывает.       За его плечом мелькнуло движение: Стивенс, подрагивая, завёл руку за полу кафтана.       — У него пистолет! — предупреждающе вскричала я.       В этот момент Джек окончательно вырвался из-под обломков и стремительно пронёсся к мачте. Его тяжёлый кулак с силой влетел в челюсть Тима, отправляя того на пол. Подошва сапога Воробья с каратистской точностью врезалась в лицо Стивенса, отчего тот снова «поцеловался» затылком с мачтой.       Руки Воробья нырнули во внутренний карман его кафтана, вытаскивая запасной пистолет.       «Давай, Джекки», — мысленно адресовала я капитану. На губах засветилась кровожадная улыбка. Жаль, что не мне придётся это сделать, но у Джека тоже особые счёты с этим человеком, так что я буду рада, если Стивенс падёт именно от его руки. Дуло пистолета направилось в голову Стивенса. Воробей не раздумывал, не сомневался, не растягивал момент удовольствия. Палец лёг на курок.       За спиной Джека внезапно появился пошатывающийся Тим. В его руках взметнулся короткоствольный мушкет.       — Джек, сзади! — вырвалось у меня, но Тим с размаху ударил прикладом мушкета об его голову. Воробей завалился на бок, всем телом ударился о палубу. Парусный мастер бросился к Стивенсу, подхватил под руки, помогая тому подняться.       Кристиан встал на нетвёрдые ноги, вытирая кровь из сломанного носа. Стоило его взгляду опуститься на Джека, безуспешно пытающегося приподняться на локтях, он снова исказился презрительным торжеством. Стивенс всем весом наступил на руку Джека, в которой тот ещё держал пистолет, выворачивая её чуть ли не до вывиха — и наклонился, издевательски медленно поднимая пистолет.       — Не смей! — заорала я, когда дуло направилось Джеку в сердце.       Сабля Анжелики резко отстранилась от моей шеи. Тич в несколько прыжков достигла оппонентов.       — Уйди!       Клинок Анжелики ударил по пистолету Стивенса, сбивая прицел. Пуля впилась в палубу в полуметре от головы Джека.       — Жить надоело? — Стивенс обернулся к Тич, опаляя её яростным пламенем взгляда. Анжелика не дрогнула, не отступила — лишь крепче сжала оружие. Я украдкой пронеслась за их спинами и подхватила брошенную Тимом саблю.       Молчание пугало. И за несколько секунд можно было чувствовать, как быстро — подобно вихрю — меняются отношения между Стивенсом и Анжеликой. От преданности — до ненависти.       — Амулет. Живо.       Анжелика игнорировала протянутую руку Стивенса, лишь медленно вытянула саблю ему в грудь. Рядом со мной появилось движение — Джек поднялся и лихорадочно мерил взглядом расстояние до «Жемчужины»: корабли расходились, и оставаться пленниками «Августиниуса» решительно не хотелось.       Грохнул выстрел, а за ним рваный женский крик. Взгляд судорожно переметнулся обратно. Анжелика отступила, хватаясь за простреленную навылет ладонь, а Стивенс спешно поднял упавший на пол Амулет, окроплённый свежей кровью.       — Пошла ты, — выплюнул Стивенс, надев Амулет на шею и заправив под рубаху. Он нарочито медленно потёр кулак — и на скорости зарядил им в лицо Анжелики, отправляя в нокаут.       Застучал палубный настил: на ют взбегали красные мундиры, обнажая штыки мушкетов — их противники кончились, и они отправились на помощь своему предводителю.       — Отступаем! — прозвучало голосом Джека. Я по инерции кинулась к борту, однако тут же затормозила и поспешно обернулась, выискивая взглядом Воробья. Тот поднял на руки обмякшее тело Анжелики, перехватил поудобнее — и кинулся за мной. Но огромная вспышка света на доли секунды озарила покрытое грязными разводами лицо Джека и неестественно бледную бессознательную Анжелику на его руках. Взрыв разорвал воздух уничтожающей волной.       Взлетели обломки в огненном месиве. Я кинулась прочь, но взрывная волна оторвала меня от земли, словно букашку. В спину вдогонку прилетела доска. Удар о палубу перевернул всё нутро. Вырвался безумный вопль, раздирающий связки до боли, до хрипа. Сверху посыпался град щепок. В ушах звенело. Я оторвала голову от досок, пытаясь сориентироваться в поднявшейся суматохе. Прорываясь сквозь звон в ушах, рядом простучали чьи-то шаги. Под руки подхватили и потащили.       — Джек! Там Джек! — верещала я, плохо понимая, что моей мольбы никто не слышит.       — Давайте же, мисс, — чьи-то мозолистые ладони тянули меня к фальшборту с трудом, но упорно. Я запрокинула голову, захлёбываясь в слезах и изнемогая от бессилия. Взгляд соприкоснулся с перепачканным лицом Гиббса, коснулся объятого огнём паруса, плавно опускающегося на палубу — и тут же перед глазами взорвалась цветная карусель. Беготня вокруг, дым и огонь поплыли, наклонились и распались на угасающие частицы, которые постепенно трансформировались в очертания зала, объятого огнём. Крик, распадающийся на низкое эхо, прозвучал будто над самым ухом:       — Помог бы, мерзавец!       — Осторожно, Джек! — безнадёжно заверещала я, кидаясь наперерез и толкая его плечом. Удар кирпича об голову сотряс видимое пространство. Мир наклонился, в ушах включился звон.       Я зажмурилась, распахнула слезящиеся глаза — и вместо полыхающего огня предстали белые потолочные плиты больницы. Звон в голове превратился в звон приборов. Бегущие навстречу люди в белых халатах что-то кричали, но совершенно неслышно. Я обессиленно вернула взгляд в потолок и прикрыла глаза. Звон стал невыносимым, будто раскалывал голову тысячей молотков. Я зажмурилась, задёргалась, закрыла уши и захлебнулась в собственном крике:       — А-а-а-а-а! — и резко раскрыла глаза.       Тишина. Приятный полумрак. Надрывный скрип дерева. Я не уловила момент, когда пришла в себя. Веки смыкались, будто превратились в слитки тяжёлого металла. Ужасная сухость во рту заставила приподняться, с трудом разлепить губы, беспомощно глотнуть воздуха и завалиться обратно. Кровать под спиной скрипнула — не так как обычно. Непривычно. Измученный, затравленный взгляд пополз по знакомым стенам каюты, задержался на чёрном провале пробоины, опустился к столу и дверям.       Тяжёлый выдох. Веки сомкнулись. В воздухе до сих пор витал душащий запах гари — он будто впитался в эти стены, во все эти предметы. Но даже пострадавшую после боя капитанскую каюту я узнала сразу же — и бессмысленно прижала ладонь к переборке, словно это помогало прочувствовать, что я всё ещё здесь. Всё ещё на «Жемчужине».       Сквозь пробоину в стене виднелось тёмное вечернее небо, перекликающееся оттенками с пасмурным беспокойным серым морем. Нельзя было вечно хвататься за стены и койку капитанской каюты, чтобы сохранить хрупкое ощущение спокойствия. Чем яснее становилось осознание отсутствия чего-то важного, тем сильнее душу снедал беспощадный страх. Или же необходимость действовать?       Скрипнула дверь, и в каюту просунулась физиономия Гиббса.       — Мисс Оксана…       Я лишь звонко шмыгнула носом в ответ, прикрывая глаза и откидывая голову на подушку. Шаркнули половицы — Гиббс протиснулся в комнату и мялся на пороге, будто дожидался вопросов, не решался заговорить первым, ждал этого пресловутого «Что произошло?». Наконец, он не выдержал:       — Там… «Августиниус», а Джек… гхм… он хотел помочь Анжелике, и…       Глаза распахнулись до рези, таращась в борозды на потолке, а сердце отсчитывало напряжённые секунды, дожидаясь завершения фразы.       — Гиббс?       — А? Да. Джек… остался. Там.       Я прижала кулак ко рту и повернулась к стене лицом, сдерживая плач.       — Мы увели «Жемчужину» за соседний остров — чудом только улизнули у них из-под носа. А «Августиниус» встал у Исла-де-Розас. Знаете, какой там форт! — Гиббс шумно выдохнул и цыкнул: — Не подобраться.       Я рвано всхлипнула, содрогнулась всем телом. Всё закончилось. Силы, желание терпеть, способность бороться. Крик рвал глотку — но я не могла дать ему волю. Я не могла залить слезами подушку, которая ещё помнила тепло Джека. Гиббс ушёл так же без спроса, как и появился. Дверь хлопнула. Я перевернулась на спину сжала в кулаках ткань простыни и взвыла в потолок. Но это было никчёмно, ненужно, бесполезно.       Я резко подорвалась и спустила ноги с кровати. Сапоги стукнулись о пропылённый пол каюты. Я с трудом оторвалась от койки — меня будто гирями обвесили — тело налилось такой тяжестью, что я едва не осела обратно. Вздох за всхлипом, шаг за шагом — я добралась до стола. Рука, пульсирующая болью от длинного глубокого пореза, ухватила перевязь с оружием. Я перекинула её через плечо. Взгляд застыл на окровавленном рукаве. Пришлось вернуться к койке и резануть кинжалом кусок простыни. Ткань была не такой чистой, как хотелось бы, но всё же оказалась лучшим вариантом. Я затянула импровизированный бинт вокруг предплечья и, постепенно привыкая к давящей боли во всём теле, покинула каюту. Серые сумерки, разбавленные тремя крохотными точками звёзд, висели над палубой. Рядом высилась громада тёмно-зелёного острова, который посреди пасмурного вечера тоже казался потрёпанным, запылённым и постаревшим лет эдак на тысячу.       Палуба пустовала. Во всяком случае, несколько человек, рассредоточившихся по ней в хаотичном порядке, не шли в счёт. Я сделала несколько шагов — палуба израненного судна отозвалась более-менее привычным скрипом — скорее живым, чем мёртвым.       — Надо идти за Джеком.       Рядом покачали головой.       — Мы проиграли, мисс Оксана. «Августиниус» ещё силён, а наши силы на исходе. Если мы в одиночку пойдём на бой… — Гиббс досадливо цыкнул. — В общем, у нас нет шансов. — Я продолжала сверлить взглядом серо-зелёный остров и клочок моря рядом с ним. Гиббс посчитал нужным привести ещё аргументы: — Мисс… Я не хочу бросать капитана и многих других, кто тоже остался там, но… Спросите любого, — он развёл руками. — Никто не согласится отдать свои жизни ради спасения их.       — Надо. Идти. За Джеком, — как болванчик повторила я, кивнула своим мыслям, и обернулась к старпому: — Мистер Гиббс, спустите мне лодку.       Я прошла мимо обезумевшего старпома, удивлённо провожающего меня взглядом. Он опомнился только тогда, когда я уже была у фальшборта.       — Ваша затея это…       — Безумие? — безбашенно оскалилась я, сверкая глазами как при лихорадке. — Знаю.       Гиббс отступил, покачал головой и опустил взгляд.       — Вы себя погубите.       — О да, намного проще было бы, если бы мне помогли вы, — рявкнула я на жалкую горстку матросов, засевшую на корме. Они удивлённо взглянули на меня, будто не ожидали такого порыва. Из трюма выглянуло ещё несколько человек. — Поэтому я прошу. Нет, даже требую! Чтобы те, кому не всё равно, отправились со мной. — Виноватое молчание пропитало воздух кислым привкусом предательства и презрения. — Так и знала, — и я толкнула лодку.       — Постойте, Оксана, я с вами.       — Даже не думайте, Гиббс, — в порыве обернулась я. — Вы нужны здесь. Вы должны следить за «Жемчужиной», пока я… пока МЫ с Джеком не вернёмся. Вы старпом. И вы уже не так молоды, чтобы так рисковать.       — А вы не так здоровы, — и он выразительно покосился на мои раны и ссадины.       Я поджала губы и подняла на него решительный взгляд:       — Зато я умею расставлять приоритеты.       …Вёсла поддавались трясущимся рукам с трудом: волны затормаживали, будто вязкое болото, но я упорно гребла, закусив губу от усердия. «Жемчужина» скрылась в тенях ночи, и её присутствие выдавал лишь неуловимый крохотный огонёк чьей-то сигары на корме. Из-за острова постепенно выплыл силуэт галеона, вставший неподалёку от Исла-де-Розас. В отличии от «Жемчужины» он не нуждался в конспирации, поэтому потрёпанные очертания судна подсвечивались огнями. Взяв за ориентир огонёк фонаря на корме, я погребла увереннее. Боль и усталость растворялись в решимости и твёрдом убеждении: дело ещё не закончено. Злость на тех, кто побоялся идти со мной, придавала сил, и я знала, что обязана — на зло всем — осуществить план. Хотя, был ли он? Лишь сумбурные представления. Но зато была уверенность — возможно, глупая, возможно, наивная. Но я хваталась за неё, как утопающий за соломинку, потому что знала: если бы я не сделала этого, не села бы в лодку, не поплыла бы за Джеком к «Августиниусу» — точно утонула бы в бездне отчаяния и безнадёжности.       Судно приближалось. Я придержала вёсла, вслушиваясь и вглядываясь в освещённый борт. Отсюда, снизу, корабль казался неимоверно высоким, а ночь — настолько тёмной, что даже подплыви я вплотную — на палубе не заметят. У носа корабля что-то происходило. Движения и скопление людей виднелось у фальшборта. Я окунула вёсла в воду, двигая лодку параллельно борту и приближаясь к носу «Августиниуса». Оттуда донёсся гогот и презрительный свист. Загрохотала якорная цепь. Подсвеченные тёмные фигуры людей удерживали ещё одну. Свистнула верёвка. Я приподнялась в лодке, отчаянно вглядываясь вверх, однако больше ничего разобрать не получалось. Предчувствие с отголосками понимания билось в разуме, посылая вдоль тела волны мурашек.       — …привязывай.       — …держишь? Заткни его уже.       — …это ты от злости побелел? Ах нет, это пудра с парика на рожу осыпалась!       Приглушённый удар и болезненный хрип.       Я нервно заелозила на банке, ноготь царапнул планшир. Лодка неощутимо ударилась о подножие форштевня «Августиниуса», я дрогнула. Взгляд забегал по неприступным бортам. Отголоски разговоров приобрели свирепый характер: послышалась неразборчивая речь, интонации которой подходили на смертный приговор. В ответ смешок — и очередная шутка про парик Стивенса.       — …привязал? Ну что, Воробей. Пташка станет кормом для рыбок, — и низкий раскатистый смех. Я подорвалась с места, панически соображая. В памяти ускоренно прокручивался эпизод одной малоизвестной киноленты, и внутренний голос повергал в ужас: «Это популярная среди пиратов казнь — привязать человека за ногу к якорю и утопить. Ты совсем рядом, но ничего не сможешь сделать».       — …второй раз тебе не отвертеться от смерти. — Драматическая пауза, и преисполненное триумфом и ехидством: — Сбросить якорь!       Загрохотала цепь. В считанных сантиметрах от моей лодки в воду врезался якорь. Холодные волны взорвались мощными брызгами. Лодку ощутимо занесло назад. Мелькнул трос, тянущийся от якоря наверх — и с борта «Августиниуса» сорвался человек, привязанный к его другому концу.       — Джек! — Я подалась всем телом навстречу. Волна податливо толкнула лодку обратно, и Воробей, с мощным плеском рухнувший в воду, вцепился в планшир. Я отчаянно перегнулась через борт, хватая его за руки.       — Опять эта дрянь?! — донеслось сверху. Хлопнул выстрел. Пуля взбила воду у подножия лодки. А следом голосом Тима громыхнуло:       — Не смей! — и звуки борьбы.       На доли секунды мы с Джеком пересеклись отчаянными взглядами. Но верёвка, которой он был привязан к брошенному якорю, неумолимо натянулась — и его с силой рвануло вниз. Мой вскрик слился с поспешным глотком воздуха: я ни за что не смогла бы разжать руки, и подгнивший борт лодки под моими рёбрами с надрывным хрустом проломился. Вода сошлась над головой в мгновение ока. С невиданной мощью и скоростью якорь тянул нас вниз, выдавливая весь воздух. Руки вцепились в рукав Джека мёртвой хваткой. Мышцы сковало холодом, мешая дотянуться до кинжала. В глазах мутнело от быстрого перепада давления. Единственным звуком стал тонкий звон в ушах на фоне гула воды. Верёвку нужно было перерезать прямо сейчас, иначе не закончившийся воздух, а тяжесть толщи воды сделают своё дело.       Где-то внизу гулко и мощно ударился о дно якорь. Нас дёрнуло вниз, в лицо взмыли вихри мокрого песка. Вокруг разверзлась чёрная бездна: на самом дне оказалось потусторонне тихо и уютно. Глубина успокаивала и расслабляла; выдавливала ощущение опасности, а вместо неё создавала странную эйфорию. Бульканье воды в ушах дезориентировало и всё больше подначивало сделать вдох.       На уровне рефлекса я нащупала на поясе кинжал. Внутренний голос доносился отдалённым эхом, напоминая, что даже у многих профессиональных ныряльщиков глубина сносила крышу, и они не замечали, как находили свою смерть на дне.       Рука дёрнула эфес. Джек лихорадочно попытался перехватить кинжал, однако я нырнула к верёвке, давая понять: я сама. Клинок слабо и жалко заскользил по тросу, привязанному к ноге Джека. Вкрадчивый страх пробежал по телу судорогой и жутким пониманием: не успею. В глазах мутнело, в груди мучительно жгло, холод и темнота мешали движениям, отчего пилить приходилось почти наугад, не чувствуя собственных движений. Канат треснул. Оставалось совсем немного — и канату, и мне. Наконец, последние волокна разошлись под лезвием кинжала. Распиленная верёвка стала плавно парить в воде; кинжал выскользнул из руки в темноту. Мы рванулись к поверхности.       Бледные просветы в огромной толще воды были слишком далеко, а силы на исходе, отчего я чувствовала себя беспомощной мухой, которая барахтается в кружке с водой. Вкладывая силы до предела, бешено работая руками и ногами, мне казалось, что я дёргаюсь на одном и том же месте, а поверхность не приближается. Внезапно наверху в воду рухнула тёмная фигура человека — и плавно пошла ко дну. В тускло подсвеченных фонарями волнах от него расходилось мутное тёмное облако крови. Я беззвучно поперхнулась, выплёвывая пузырьки драгоценного воздуха. Глаза расширилось от обжигающей соли — и я отчаяннее погребла вверх. Несколько бешеных рывков — и я стремительно вырвалась на поверхность. Истошный глоток кислорода — и рябь перед глазами отступила.       Стук сердца набатом расходился по телу, сотрясая каждую клеточку. На поверхности сделалось непривычно холодно. Неповоротливый силуэт «Августиниуса» отдалился, и я мысленно возблагодарила Бога за то, что волны отнесли нас на достаточное расстояние от него, а ночь оказалась настолько тёмной, что правдами-неправдами с борта им не удастся нас разглядеть. На смену безумной радости быстро нахлынула тревога: я заозиралась, суматошно молотя по воде в поисках Джека. Сердце с поразительной скоростью ушло в пятки — впрочем, всего лишь на несколько секунд, до того момента, как в считанных ярдах из-под воды вырвался тёмный силуэт, лихорадочно хватая воздух. С души свалился камень, и я погребла навстречу Джеку. Но в метре от него я в замешательстве замерла, подсознанием чувствуя, что что-то не так. Стоило приблизиться, и я забыла, как дышать, понимая, что именно меня смутило: в охапке Джека безвольно держался на поверхности ещё один человек — тот, кого сбросили с корабля, когда мы всплывали.       — Дже… — я спохватилась на полуслове, пересекаясь взглядом с тем, кому он помогал удерживаться на воде. Широко распахнутые знакомые серые глаза источали боль и ужас, а тёмное блестящее пятно на его груди расширялось с каждым рваным вдохом. — Тим… — задрожало севшим голосом. Я захлебнулась в холодном воздухе, подгребая к ним. — Тим!       В ответ на мой жалкий писк парусный мастер с трудом поднял остекленелый взгляд, а Джек сердито шикнул:       — Тихо, — и сурово скосил глаза на «Августиниус». Я судорожно сглотнула. Растерянный, опустошённый взгляд суматошно бегал от корабля к Тиму, поднимался к Джеку, и снова скользил по морю, не решаясь остановиться на чём-то конкретном, пока не наткнулся на недалёкий скалистый силуэт островка.       — Джек, там… — и я кивнула в сторону возвышения над водой. Не говоря ни слова, мы погребли к суше, поддерживая Тима под локти. Я мелко стучала зубами и, кажется, слегка подвывала. В этом молчании на меня набросились все те страхи и мысли, от которых я так долго и упорно отгораживалась, которые не допускала. Возводила неприступные стены, искала пути отхода, строила планы. Но усталость — чёртова усталость — неумолимо выплеснулась наружу. И это было единственное чувство, что осталось во мне: ни предрассветный холод, ни далёкое расстояние до берега больше не смущали. Слух улавливал лишь надрывное дыхание Тима. После всего пережитого меня окутало странное смирение и понимание, ужасающее своей очевидностью: его не спасти. И вместо того, чтобы рыдать в голос, биться в истерике и проклинать несправедливость жизни, я могла лишь грести к берегу, закинув тяжёлую руку парусного мастера себе на плечо. Только слёзы — слёзы, которые говорили сами за себя — беззвучными солёными каплями скользили по щекам. Скользили, невесомо падали в морскую воду и смешивались с ней. Навсегда. Сколько слёз море впитало в себя? Сколько крови перемешало с волнами? Сколько жизней забрало…?       Стоило ли другого от него ждать…?       Небо прорезали несмелые просветы, когда мы достигли суши. То, что издалека казалось островом, оказалось скалой, лишённой растительности. Море шумно билось о камни, рассыпаясь пенными волнами. Мы с Джеком с трудом взгромоздили Тима на каменный берег и, изнемогая от переутомления, устроились рядом. Волны бесстрастно лизали тёмные камни, омывая парусного мастера, лишённого сил переместиться. Поэтому мы, не сговариваясь, снова подхватили его под руки и оттащили подальше, к подножию наклонной скалы. Тим ослабленно откинул голову на холодный каменный пол и неосознанно зашарил рукой по своей груди, пытаясь перекрыть рану.       Следы пережитых потерь выжгли во мне все эмоции. И будучи абсолютно разбитой, истерзанной в длительных страданиях, я не могла биться в истерике. Хотя хотела. Просто не получалось. Взгляд избегал Тима, бегал по серой ряби на воде, по скалистому утёсу, нависающему над нами надёжным укрытием, по бледному силуэту луны, который плавал над морем в зыбком тумане.       — Оксана… — слабый хрип раненого заставил обернуться и склониться над ним. Тим приоткрыл разъеденные морской солью красные глаза под опухшими веками.       — Да? — задрожал ослабленный голос.       — Ты сказала, у тех, кто поступает по велению совести, друзей не бывает… — Тим сглотнул и кашлянул. Капля крови осталась на воротнике моей рубашки. — Но… знай, что я поступил именно по совести, когда бросился на Стивенса, чтобы тот не застрелил вас…       — Тим! — шёпот сорвался на рваный крик. Я обхватила его голову руками, прижала к себе, зарываясь замёрзшими пальцами в мокрые каштановые пряди волос. — Забудь! Забудь ту глупость, которую я тогда сказала. Ведь это всё неправда! Это всё грёбаная ложь! — меня прорвало на рыдания. — Боже, прости меня, Тим! Я тысячи раз была не права. И, чёрт возьми, я ужасно хотела бы отмотать время назад, чтобы ты не остался там, на Кайо дель Пасахе, чтобы не перешёл на сторону Стивенса. Чтобы… — всхлип, — чтобы не умирал сейчас на моих руках!       — Почему же… Это закономерный исход, — на его посиневших губах проступило вымученное подобие улыбки. — Третий лишний. У меня не было другой судьбы. В любовном треугольнике всегда кто-то должен отступить. — Я тихонько взвыла. Плеча легко коснулась рука Тима — успокаивающе, ободряюще. — Знаешь, Оксана… Сначала я жалел. Жалел, что лишним оказался я; представлял, как было бы нам хорошо вместе… ненавидел Джека за это. Но потом понял, что я банально желаю тебе счастья… Именно поэтому я ушёл тогда, именно поэтому отступил и оказался… здесь. — На мгновение в опухших серых глазах проступил прежний задорный огонёк. — Потому что я всегда тебя любил.       — Я… обязана тебе жизнью… многократно.       — Э-эй, не плачь, — пальцы Тима ласково прошлись по моей щеке. — Ты ничем не обязана… Можешь считать свою жизнь подарком. Знаешь, как неприятно умирать? Но я в отличии от тебя успел повидать виды, успел познать любовь, попробовать все запрещённые прелести нашего мира… И мне есть, что вспомнить на смертном одре. Поэтому, Оксана… пообещай мне одно…       Я наклонилась ближе, слеза упала на его щеку. Губы Тима покрыла тень улыбки, и они весомо шепнули, отпечатывая слова в памяти навсегда:       — Проживи жизнь, которую запомнишь.       Он уронил голову. Глаза закатились под веки, а лицо навечно расслабилось. Я вскочила на ноги. Замотала головой в немом отрицании, попятилась назад. Плечо наткнулось на Джека, который всё это время стоял рядом в скорбном молчании. И я разрыдалась, закусив кулак. А после обернулась к Джеку и уткнулась ему в грудь. Его руки обвили меня как никогда прежде нежно, трепетно и лаконично. Эти объятья заменяли все слова, все утешения. Они были важнее всего на свете. Потому что пустые слова — это всего лишь мишура, всего на всего формальность, которая только подначивает ещё пуще разреветься. Настоящая поддержка в поступках.       — Мне жаль, дорогая, — прозвучало необыкновенно искренне. Мокрые глаза болезненно поднялись к лицу Джека. На нём не было ни капли притворства — лишь горечь и сочувствие. Мало кому доводилось увидеть такого капитана Воробья — искреннего, понимающего, знающего — потому что мало кто смог заслужить его доверие, и мало кто сам ему доверял. Я верила. Даже на грани отчаяния — всё равно верила. Потому что узнала его намного больше и глубже, чем другие. Потому что теперь знала — Джек не эгоист. Он умеет быть другим.       — А вот и наши блудные союзники.       Я с натугой оторвалась от Джека. Губы скрасила мрачная усмешка, едва в глаза бросились два огромных мощных силуэта кораблей на фоне бледной розовой зари.       — Надо подать сигнал, — сообщил Джек. Он отлучился и направился из-под каменного навеса, отчего ощущение одиночества сдавило меня душащим холодом.       — Да, — с запозданием шепнула я ему в след. А после наклонилась к Тиму и навсегда закрыла его глаза. — Прощай, Тимми.       И зашагала за Джеком. А впереди, под бледным прощальным утренним заревом, волны рассекали «Летучий Голландец» и «Месть королевы Анны».