Can i?

— В этот раз я назвал то, что мне нравится. Сарават видит, как глаза парня напротив округляются, он видит замешательство Тайна, видит, как тот теряется, и смотрит в упор, изображая уверенность, когда у самого по ощущениям внутренности наружу чуть ни вываливаются от волнения. — Ты особенный. «Как хорошо, что здесь так шумно», — думает Сарават. Тайн точно не услышит, как сердце сильно колотится. Не догадается, как сложно было это произнести. — Я подписался на того, кто мне нравится. Лежать и смотреть в потолок Саравату приходится правда долго. Невозможно не думать о Тайне. Когда лежишь на месте, где он лежал, пусть и недолго совсем, смотрел так невинно и возмущённо, но даже и не пытался выкарабкаться. Когда вспоминаешь, как с утра ходил на учёбу, и он там пепелил взглядом издалека, умоляющим «сделай что-нибудь с Грином, чёрт возьми». Когда переключаешь мысли на музыкальный клуб, где тоже он, пришёл только ради него, Саравата, и остался тоже ради него. Тайн будто под кожей у Саравата. Впечатался в каждое воспоминание, привязался к каждому важному месту в его жизни, так, что теперь никуда не сбежишь. И не хочется. Саравату вовсе не хочется никуда сбегать от мальчика, который в тот самый день выпал из реальности так надолго, стоило их губам только совсем чуточку прикоснуться, что его пришлось тормошить. Не хочется забивать в дальний угол мысли о том, как он смущался каждого намёка на чувства Саравата, настолько очевидно и наивно, что приходилось сдерживаться, чтобы не сморщиться от этой реакции, как от лимона, и не обнять сразу после этого крепко, так, чтобы он понял всё. Зато хочется забыть то разочарование, которое так внезапно ударило, когда он увидел со сцены Тайна, уводящего куда-то ту девчонку, прямо посреди песни, которую он же и просил исполнить. И в принципе все взаимодействия Тайна с женским полом забыть хочется. Так, чтобы он и сам их забыл. Он старается уснуть уже около часа или двух, но стоит закрыть глаза и вот перед ним лежит Тайн. Честно — бросать его так на свой матрас, а потом забираться на него самому было ужасной идеей. Просто худшей. Потому что теперь Саравату придётся либо выбросить к чёрту этот матрас вместе с простынёй, либо, видимо, навсегда лишиться сна. Вокруг слишком тихо. Сарават снова закрывает глаза, в этот раз с твёрдым намерением уснуть. Он игнорирует картинку, в тысячный раз за ночь подкинутую сознанием. Да, Тайн лежал под ним. Да, это выглядело как что-то, что определённо могло Саравату снести голову. Чёрт, это даже звучит чересчур. Сарават правда не осознаёт, как собственная рука прячется под одеяло и спускается ниже. В его голове Тайн зарывается своими пальцами в его волосы, в то время как он сам стягивает с парня свитер. Ужасно, ужасно громко заполняют тишину представления Саравата о том, как стонет Тайн от простых прикосновений, ужасно скоро эту самую тишину разрезает собственный резкий выдох, заставивший Саравата вернуться из своих фантазий обратно, пару раз дёрнувшись, прежде чем начать восстанавливать дыхание и успокаиваться понемногу. Это происходит каждый вечер, это далеко не в первый раз, и если поначалу Саравату было сложно смотреть на Тайна и не чувствовать вины, сейчас, как бы неприятно ему самому от этой мысли ни было, он привык. Поэтому на следующий день, когда он помятый, невыспавшийся, растрёпанный и рассеянный сидит напротив Тайна, скорее злобно бьющего струны гитары, чем играющего на ней, никакой неловкости не ощущается. — Знаешь, — отвлекается Тайн от гитары, поджав губы. — Я вот понять не могу. Ты ночи за выпивкой проводишь, или как? Когда Сарават хмурится, переводя полуосуждающий-полунедоумевающий взгляд на Тайна, тот лыбится во все тридцать два, судя по всему считая, что очень смешно пошутил. «Какого чёрта он даже сейчас очаровательный?» — пытается игнорировать мысль Сарават. — Понял, молчу. — А я понять не могу, как ты пальцы себе ещё не отбил. Или гитару не угробил. — Сарават откладывает свою гитару и кивает на тайнову. — Нужно мягче, да? — Тайн выглядит неловко, когда проводит подушечкой большого пальца по остальным и кривит губы, видимо, потому что больно. И пытается играть. На этот раз чересчур слабо. — Мягче не значит так, будто у тебя сейчас руки откажут. — Пока голос становится твёрже и грубее из-за защитного механизма, мысли Саравата полностью улетают не в то русло, когда он представляет, как сам проводит по подушечкам его пальцев, не так, чтобы было больно, но так, чтобы от этого мурашки по всему телу прошлись, и это ещё большой вопрос — у Тайна ли, или у Саравата. — Сам тогда покажи, как надо. — Возмущается Тайн, когда протягивает парню гитару. И снова это. Возможно, Саравату кажется, может быть, это всё его больная фантазия, но стоит ему начать играть — взгляд Тайна тут же меняется. Саравату ужасно хочется в это верить, потому что сердце безумно трепещет, когда Тайн засматривается на его пальцы, пытаясь определить, какие аккорды он берёт, и готово выпрыгнуть, когда он поднимает взгляд и почему-то смотрит в глаза так пристально. Саравату не может это казаться. Просто не может. Слишком очевидно, слишком открыто улыбается Тайн, слишком загипнотизированно смотрит, настолько, что это смущает Саравата, который направляет взгляд куда угодно: в пол, на гитару, мимо Тайна. Иначе не выдержит. Он почти сбивается с ритма, руки почти перестают слушаться, когда Тайн зачем-то поднимается со своего места. Сарават не следит за тем, куда он пойдёт. Хотя ужасно хочется. И Сарават вовсе не покрывается мурашками, когда чувствует тепло, исходящее от севшего рядом Тайна. Вплотную. Наверное, Сарават обезумел от своих чувств, потому что почти ничего не произошло, но голову уже кружит. Он останавливается слишком резко, обрывает мелодию совсем в неудобный момент, потому что не может выдержать пристального взгляда на себе. От того, что Тайн не прекращает в открытую пялиться сбоку, и, кажется, ещё и улыбаться, легче ни на каплю не становится. Сарават планирует, что снова спросит, почему Тайн смотрит. Он сделает так, как делает всегда, может, в этот раз получится что-нибудь из него вынудить. Он уже набирает воздух в лёгкие, чтобы спросить, но когда поворачивается лицом к парню, его совершенно иррационально охватывает ступор. Тайн смотрит на него задумчиво, с мягкой улыбкой на губах. На губах, на которые лучше бы было Саравату не бросать взгляда. Он обещает себе не смотреть туда снова ни в коем случае, когда концентрируется на глазах напротив, а сердце, кажется, уже в глотке бьётся. Он сглатывает, как он надеется, тихо и незаметно, и пауза, вставшая между ними, длится слишком долго, чтобы чем-то это можно было оправдать. У Саравата одна единственная мысль, громкая и выбивающая весь здравый смысл из головы: он хочет поцеловать Тайна. Так хочет, как никогда не хотел. Ощущение, будто у него сейчас весь мир держится на одном только этом желании. Он пытается сохранять уверенность в своём виде, но руки подрагивают в момент, когда взгляд Тайна коротко скользит по губам Саравата. Это выше его сил. Они сидят не настолько близко, как Саравату казалось, когда Тайн только подсел, и ему так ужасно страшно сделать первый шаг и потянуться к Тайну. Тот выглядит взволнованно, так, будто у него на уме то же самое. И Сарават решается. Он подаётся совсем немного вперёд, и лицо Тайна вмиг становится серьёзнее. Он не двигается и на миллиметр, но и не шарахается. Саравату откровенно плохо. Сердце пропускает удар, когда он двигается ещё чуть ближе. Глаза моргают слишком часто, чтобы оставаться открытыми, поэтому Сарават собирает всё своё мужество, чтобы закрыть их и податься ещё немного. Он уже чувствует дыхание Тайна на своих губах. Тайна, который не отпрыгивает, не дёргается и не возмущается почему-то, а сидит и бездействует. Волнение берёт вверх. Он внезапно понимает, что происходит. Осознание окатывает его ледяной волной, и он уже готовится оправдываться, когда поджимает губы и отстраняется. Чего он точно не ждёт, так это тепла чужих рук на своих плечах, которые возвращают его обратно, и тихого шёпота прямо в губы: — Я понятия не имею, что делаю. И Саравата целуют. Он не сдерживает резкого выдоха, после чего притягивает к себе Тайна ближе за талию так нежно, будто боится повредить что-то хрупкое — а на деле — отпугнуть. Губы Тайна мягкие, целуют его поверхностно, а ладони на плечах явно вспотевшие, немного подрагивающие. Сарават сомневается в каждом действии, но берёт руку Тайна в свою, перемещая себе на шею, и целует немного глубже, заставляя его сжать ту ладонь, что осталась на плече. Рубашка точно помнётся, но какая к чёрту разница, когда Сарават выходит из оцепенения и целует Тайна настойчиво, но настолько мягко, что тому остаётся только поддаваться, когда Тайн не выдерживает и издаёт тихий звук, стоит Саравату немного сильнее углубить поцелуй? Крыша едет у обоих, когда они цепляются друг за друга и целуют явно дольше, чем следовало бы. Саравату кажется, что тормоза уже все сняты, и он не сможет остановиться ни за что на свете, потому что Тайн такой податливый и отзывчивый, что это совсем не походит на реальность. Остановиться их заставляет Тайн. Отстраняется с тихим «Ох», поджимая губы и протирая их рукавом. Сарават сглатывает, пытается отдышаться, этим же занят и Тайн. Они не смотрят друг на друга, Сарават — потому что боится, Тайн — потому что недоумевает. Сарават не знает, чего ждать дальше, он более чем убеждён, что это сон — не может быть не сном, поэтому он молча ждёт продолжения. А Тайн сидит и молчит. Сарават набирается мужества, чтобы посмотреть на него, а он сидит, уткнувшийся взглядом в пол, и то и дело сглатывает, будто не очнулся ещё. Сарават и сам определённо не очнулся. Он хочет что-то сказать, напрягается, пытается заставить мозг выдать хоть что-то, но в голове пусто, только сердце так громко стучит, что, чёрт возьми, шума вокруг на этот раз совсем недостаточно, чтобы Тайн не услышал. — Тайн. — Сарават решается, кладёт свою руку между ними, но тот будто в оцепенении. Безумие, но, оказывается, сердце может биться ещё сильнее. Это Сарават понимает в момент, когда Тайн, так в его сторону и не посмотревший, накрывает его ладонь своей. Он кивает чему-то в своей голове, Сарават молча ждёт, думая о том, что так и свихнуться недалеко. Тайн может быть даже неосознанно немного сжимает ладонь под своей, и Сарават тут же высвобождает её, чтобы перехватить и сплести друг между другом пальцы. Тайн смотрит на это с улыбкой на лице, и Саравату становится немного спокойнее. — Чёрт, я… Мне нужно идти. Я забыл! — Тайн снова похож на Тайна. На его лице снова расцветает его привычная улыбка, когда резко одёргивает свою руку и подскакивает. Что именно он забыл — он не говорит, и уносится так быстро, что оставляет свою сумку. «Это правильно» — думает Сарават, потому что обдумать произошедшее нужно и ему самому, тем более Тайну. У него не получается сдержать мягкую улыбку, когда Тайн возвращается за сумкой и так же быстро вылетает за дверь. Видимо, всё же не сон.