История еще не окончена

      — Мишель, ты готова? — дверь рядом со мной открылась, и на пороге моей гримерки показался до невозможности хмурый Джастин. — Наш выход через пять минут.       — Почти, — протянула я вполголоса, пытаясь нарисовать идеальную стрелку над правым глазом. Каждый раз одно и тоже: руки дрожат, ладони потеют, а черная линия, вместо того, чтобы быть прямой, получается слегка волнистой, кончик смазан, и все это действительно совершенно не вовремя. Надо было соглашаться на визажиста, когда нам предлагали, тогда можно было бы избежать этих страданий. — Еще немного.       — Время поджимает, — капитан заметно нервничал, надоедливо барабаня пальцами по деревянному косяку.       Я одарила его коротким, серьезным взглядом, но не оторвалась от своего занятия. Пара прикосновений подводкой по веку, протяжный и нарочито громкий вздох непрошенного гостя, и я бросаю это дурацкое занятие. В конце концов, невозможно во всем быть талантливой, надеюсь только, что ужас на моем лице будет не так бросаться в глаза в сравнении с нашим танцем.       — Если судьи спишут нам баллы за плохой макияж, это будет на твоей совести, — я встала со стула, придирчиво рассматривая свое отражение в зеркале. Строгий черный пиджак, открывающий путь для фантазии и прикрывающий собой скрытый элемент одежды — откровенное боди, зауженные брюки в тон и туфли на высоком каблуке. Если бы не выступление, мой внешний облик можно было бы расценить так, что я, собираясь с утра на работу, как минимум забыла надеть блузку, а как максимум — собираюсь выбивать повышение ставки у тучного начальника, предпочитающего исключительно хорошеньких и молодых сотрудниц.       — Мишель, ты выглядишь безупречно. Пожалуйста, нам надо идти, — Джастин снова нервно выдохнул, продолжая нервировать меня назойливым постукиванием.       — Идем, — я направилась в его сторону, и капитан быстрым шагом поспешил вдоль коридора, ведущего к сцене.       Почти у самого выхода я остановилась, цепляясь взглядом за единственную вещь, лежавшую на столике посреди косметики и прочих украшений, которая совершенно не подходила моему сегодняшнему образу. Кулон. Его кулон. Прощальный подарок, подаривший мне слепую надежду и разрушивший мой мир. Мой талисман, с которым мы каждый раз налегке обходили всех своих конкурентов, если он был со мной. И какой бы наивной и надуманной глупостью это не казалось остальным, я была в этом убеждена.       Как в самую первую нашу победу.       Сердце пропустило несколько ударов от слишком отчетливых воспоминаний того дня. Даже спустя почти полгода я все еще чувствую на своих губах сладкий и в то же время горький привкус последнего поцелуя, словно все это случилось только вчера. Пальцы неосознанно тянутся к губам в надежде еще хоть на мгновение продлить это болезненное ощущение, глаза начинает нещадно щипать, а все тело окутывает давно ставшая привычной слабость.       «Закрой глаза…»       «Нет».       «Прошу… Это мое последнее желание».       Короткий выдох. Я не хочу. Не хочу! Не хочу…       Но он, как и я, знает, что иначе никак. Иначе я не смогу отпустить его, как бы настойчив он не был в своих намерениях. Знает, что разрушит все то хрупкое и искреннее, что между нами было, не оставляя себе ни одного пути на возвращение. Знает, что уничтожит меня этим, и упрощает себе задачу последней просьбой.       Эгоистичен до последнего, непреклонен и неумолим.       Теплые, удушающие своей нежностью прикосновения его рук к моим щекам вызывают неконтролируемую дрожь во всем теле. Голубые глаза, цепкие и пронзительные, смотрят прямо, не отрываясь, и на мгновение мне кажется, что я вижу в них тень сожаления. Но только лишь на мгновение…       Почему ты имеешь надо мной такую сильную власть? Что, черт возьми, заставляет меня тянуться к тебе даже после того, как жестоко ты предал каждого из нас? И что заставляет меня так упрямо верить в тебя, несмотря на всю боль, которой ты меня так щедро наградил?       Послушно, словно завороженная, я делаю то, что он просит, до крови прикусывая губу и пытаясь запечатлеть его образ в памяти. По щекам скатываются предательские слезы. Слезы обиды, наполненные омерзительным отчаянием. Слезы прощания, раздирающие душу на куски. Слезы тех чувств, которые разбиваются на миллиарды осколков, так и не успев облачиться в слова и выпорхнуть наружу.       «Я буду скучать, Мишель».       Невесомый, как дуновение летнего ветра, и опьяняющий, словно самый извращенный наркотик из всех существующих в мире, поцелуй тает на моих губах прежде, чем я успеваю податься ему навстречу. Все заканчивается так же резко, как и началось когда-то с одного короткого взгляда.       Редкие прохожие мелькают перед глазами, но я не вижу ни лиц, ни обличий. Стадион позади взрывается криками, все давно уже внутри, ждут продолжения фееричного шоу, даже не подозревая, что главная пьеса уже разыграна за пределами их взглядов. Буря оваций, свет выключен, занавес опущен, а главный герой уже покинул сцену. Просто исчез, оставив после себя тошнотворную пустоту внутри с горьким привкусом одиночества.       Одиночество.       Изученное от «А» до «Я», пройденное вдоль и поперек, такое родное и такое неизвестное. Я успела изучить каждую его грань, каждый светлый и темный оттенок, каждую деталь этого призрачного механизма. Успела вдоволь наиграться с его переливами в минуты командных побед, когда все они рядом со мной и вместе с тем слишком далеко. Прочувствовала, когда каждый из них, желая поделиться радостью и успехом, обращал свое внимание на самого близкого и дорогого, а я отстраненно прислонялась к стене, подальше от всеобщего ликования, позволяя ножу с выгравированным на кончике острия запретным именем проникать в мое сердце все глубже и глубже, раз за разом распарывая кровоточащие раны.       Одиночество.       Я научилась смаковать это слово, пробуя на вкус очередную порцию крепкого алкоголя. Чистым и без лишней примеси, пуская по венам его отвратительную слабость. Чтобы каждое воспоминание о нем отдавалось с такой неповторимой радостью и болью одновременно, что хотелось окрыленно парить над пропастью и со скоростью света падать вниз. Я привыкла к этому ощущению, балансируя на грани безумства и наслаждения, тоски и отрицания, позволяя себе возвести защитный купол, плотно закрывающий мои до безобразия прекрасные терзания и не позволяющий никому постороннему проникнуть за его границы.       Одиночество.       Я нашла себя в этом чувстве и беспросветно в нем потерялась. Собрала по крупицам и обратилась в пыль. Научилась заново дышать и забыла, как выглядит искреннее счастье.       Первый месяц я не меньше сотни раз за день тянулась к телефону в надежде, что на экране высветится хоть что-нибудь от него: сообщение или пропущенный звонок. По ночам мониторила его страницы в социальных сетях, но ни разу с того дня он не появлялся в сети. Я запомнила его номер наизусть, пока долгое время пыталась стереть его из списка контактов.       Глупо? Наивно? Безусловно.       Я злилась на всю команду за их безразличие, злилась на Джастина за его безрассудный поступок, тысячу раз представляла в своей голове, а что если бы… И каждый раз возвращалась в реальность побитой, никому не нужной дворнягой, которую на большой скорости сбили где-то на окраине мегаполиса и бросили умирать на обочине в куче дерьма. Долго и мучительно.       Дура? До мозга костей.       Но когда я перестала упиваться собственной трагедией каждую секунду, начала замечать — хоть и отдаленно — что за внешним спокойствием команды скрывается глубокое разочарование. Никто не произносил его имени не потому, что им было все равно, а потому, что они хотели жить дальше, не оглядываться в прошлое и не строить планов мести. В отличие от него когда-то.       И вчера впервые после его ухода, перед нашей финальной тренировкой, я сняла с себя этот чертов кулон, наконец-то решаясь двигаться дальше.       Вперед. В неизвестность.       Хотя надо было уже давно убрать его в дальний ящик и не трепать свои нервы перед каждым выступлением. Не терзать себя человеком, поступки которого помнишь до мельчайших подробностей, чей насмешливый и пронзительный взгляд ищешь в толпе прохожих каждое чертово мгновение, чьи губы слаще тысячи лучших десертов мира, и чей голос надеешься услышать еще хотя бы раз в жизни.       Пока я мысленно пыталась прийти в себя и решить еще до конца не сформировавшийся вопрос в своей голове, к моей гримерке подбежала одна из помощниц организаторов.       — Простите, — слегка взъерошенная молодая девушка показалась в проеме двери с ярким планшетом в руках, — вашу команду уже объявили.       Я громко выругалась, выходя из ступора, чем вызывала нервный смешок собеседницы. Что-то необъяснимое заставило меня взять этот кулон в руку и выбежать в коридор. Ноги подкашивались то ли от переполняющего меня волнения, то ли от столь высоких и совершенно непривычных для меня каблуков, и несколько раз я чуть не упала. Дрожащими руками на ходу убираю волосы с плеч и пытаюсь застегнуть тонкую цепочку, но она, как назло, не хочет поддаваться.       Практически у самой сцены передо мной возник разъяренный Джастин. Казалось, еще немного и он лопнет от злости, разлетаясь на множество маленьких Джастинов, которые будут бегать вокруг меня и писклявым, нет, идиотично-мультипликационным голосом кидаться всевозможными фразочками.       «Мисель! Из-зя тебя ми опоздаем!»       «Мисель! Ну сколько мозно тебя здать?!»       «Мисель! Ты подстявляесь всю команду!»       Представив в красках эту картину, я на мгновение оторвалась от безрезультативных попыток справиться с застежкой и усмехнулась собственным мыслям.       Однако, капитан не разделил моего внезапно нахлынувшего веселого настроения и, нервно выдохнув, взял меня за локоть, направляя ближе к выходу. От резкого и неожиданного движения цепочка проскользнула сквозь расслабленные пальцы, беззвучно падая на старый, вытоптанный тысячей пар обуви, пол и забирая с собой мое сердце.       Я пыталась поймать ее, но настойчивость Джастина силком тащила меня вперед, оставляя эту частичку моей души валяться в пыли и втаптываться в грязь.       Темный зал, редкие перешептывания зрителей, все с замиранием сердца ждут начала выступления. Каждый на своей позиции, костюмы отглажены, улыбки натянуты, детали отточены. А я растерянно оглядываюсь назад, пытаясь глазами уловить хотя бы один отблеск, чтобы после вернуться и забрать последнее напоминание о нем.       И это называется двигаться дальше? Самосохранение на минимум, самообман на максимум.       Начальные биты музыки сопровождаются ярким светом прожекторов, направленных прямо в центр, которые слепят меня, как никогда прежде. Джозеф и Кристиан, стоявшие по краям, вступают первыми, зарождая волну движений. Карлос и Джастин подхватывают их ритм, передавая эстафету мне.        Руки слишком резко разрезают воздух, почти сбиваясь с такта, но корпус на автомате выбрасывает вперед и обратно на исходную. Тело помнит, что нужно делать, и не дает ни единого шанса растерянности взять над собой верх. Шаг за шагом, приближаясь к самому краю сцены, мы начинаем свое выступление в полуфинале.       Мелодия из спокойной переходит в более динамичную, выводя этот танец на другой уровень. Я постепенно перестаю замечать что-либо вокруг себя, отдаваясь во власть техники и надежных рук Карлоса и Джастина. Мы пробовали создать основное трио с Джо и Крисом, но с ними не было той искры, которая возникает между заинтересованными друг в друге людьми. Они никогда не смотрели на меня так же увлеченно, как того требовала основная идея любовного треугольника.       Капитан. С его стороны всегда шел слишком сильный напор, твердый характер, который временами делал из меня хрупкую девушку, не способную сопротивляться. И в перерывах между его силой, в ход вступала моя ослепительная ненависть, которая придавала движениям еще больше страсти и огня. Джастин чувствовал это, но также, как и я, предпочитал не выносить это за пределы танца.       Эта борьба была захватывающей. Для всех вокруг и для нас обоих. Он словно пытался сломить меня своей волей, не понимая, что ему никогда не достигнуть уровня своего бывшего друга. Уж блондинчик бы постарался как следует.       Хотя почему «бы»? Он уже выложился по полной программе.       Карлос. Он был нежным и внимательным, излучал неподдельную заботу, притягивал мое внимание на себя и всегда знал, когда его близость была мне необходима. Чувственно и неспешно мы разыгрывали перед зрителями историю глубокой привязанности.       Он крепко обнимал меня со спины, переплетая наши пальцы в надежде, что я смогу по достоинству оценить его прикосновения, и не понимая, что один эгоистичный придурок уже давно поставил завышенную планку. А после побил собственный рекорд.       Прости, Карлос, но эту вершину тебе никогда не покорить.       Джастин — Карлос. Карлос — Джастин. Снова Джастин — и снова Карлос. Ломаная трагикомедия в семи частях, и пора приступать к кульминации.       Парни выкладываются на пределе своих возможностей, придерживаясь задуманного плана эмоциональной нагрузки, но я-то знаю, что ни один из них так и не приблизился к идеалу. Может быть, зал в восторге от того, что они изображают, но ни вместе, ни по отдельности они не могут заставить меня испытать это на себе.       Не тот уровень, мальчики. Тренируйтесь усерднее. Или пройдите курсы повышения квалификации. Могу даже порекомендовать одного учителя, номер помню наизусть.       Наверное, поэтому мы каждый раз ставим на патефон заезженную до дыр пластинку любовного треугольника и сложного, кхм, прости Господи, выбора между двумя горячими красавцами. Чтобы каждый из них подарил этому танцу то, на что не способен другой.       Пока цельный фрукт, имеющий все привилегии этого мира перед другими мужчинами и способный по-настоящему раскрыть во мне весь спектр чувств, где-то прохлаждается, опустошая запасы баров или трахая очередных куриц. Или что там еще делают фрукты?       Карлос отпускает мои руки, проигрывая в неравной борьбе, и уходит на второй план. Сегодня роль победителя достается Джастину. Крепко прижимая к себе за талию, он кружит меня в последнем витке и под конец сосредоточенно смотрит в глаза, одними губами задавая немой вопрос.       Я коротко киваю. Финальный штрих, наша первая серьезная акробатика, которую мы разучивали последние месяцы. Несколько эффектных поддержек, имитирующих свободный полет и простых в исполнении, пара плавных переходов и заключительный элемент, который должен вызвать фурор у публики. Джастин, держа меня за талию, поднимает над собой, продолжая закручиваться в танце. Я закрываю глаза, мысленно отсчитывая полные три такта по четыре четверти. Руки капитана напрягаются до предела, и он передает моему телу импульс, который должен был развернуть меня в воздухе.       В самый ответственный момент, когда зрители с открытыми ртами следят за происходящим на сцене, Джастин крайне неудачно подбрасывает меня не вверх, как было задумано и отрепетировано не меньше сотни раз, а в сторону.       Моментально меня окутывает паника, и я только и успеваю осознать, что лечу не в надежные руки партнера, а лицом вниз, прямо на темный паркет.       Браво, кэп, сегодня ты превзошел самого себя. Голубоглазый бы так не облажался.       Хотя постойте-ка, он уже сорвал куш. И в конце концов разбитое лицо привести в порядок гораздо проще, чем склеить разбитое сердце. Так что можешь спать спокойно, Джастин, я на тебя не в обиде.       И прежде чем я успеваю грациозно (нет) шмякнуться, чувствую сильный удар под грудью и в районе колен, выбивающий из меня весь воздух. Не успев сказать ни слова, поднимаю голову и вижу взволнованного Карлоса.       Кажется, я уже говорила, что он оказывается рядом в самый нужный момент? Так вот, спасибо тебе, малыш Карлсон, ты прилетел как раз вовремя, чтобы успеть спасти мою шикарную задницу от вселенского позора.       Джозеф и Кристиан мгновенно закрывают своими спинами триумфальное фиаско, музыка стихает, ослепительный свет гаснет. Уважаемые дамы и господа, шоу окончено.        Выстроились, поклонились, ушли. Занавес.       На мои плечи падает чей-то пиджак, пока я спускаюсь со сцены, чьи-то руки лихорадочно осматривают меня на предмет синяков, пока я пытаюсь утолить жажду, сидя на холодном полу, чьи-то голоса надоедливо задают бессмысленные вопросы, пока я пытаюсь понять, в чем была главная ошибка.       — Со мной все в порядке, — сухо и коротко отвечаю им всем сразу спустя долгие десять минут, плюс-минус. — Нас не пропустят в финал после такого.       — Мишель, наплевать на это, — сбивчиво отвечает капитан, проводя руками по взмокшей шевелюре. — Прости меня, я не знаю, как так… Я не хотел…       — Бывает, — я пожимаю плечами и поднимаюсь на ноги. — Не все же нам делать идеально. У каждого бывают осечки.       — Да, но, — брюнет встает следом за мной, — этого не должно было произойти. Мы ведь…       — Джастин, — перебиваю и кладу руку ему на плечо, — все нормально. Не вини себя ни в чем. Разберем ошибки после, пока что надо дождаться результатов.       Не слушая больше никого, отправляюсь в свою гримерку, подальше от всех этих взволнованных лиц и их напускной заботы. Грудная клетка нещадно болит, отдаваясь раскатами во все внутренние органы, ноги отказываются идти ровно, еще и на такой высоте, а в голове навязчивая мысль о том, что я упустила что-то важное, но никак не могу вспомнить, что именно.       Со злостью распахиваю дверь, попутно скидывая с себя туфли и пиджак в разные стороны. Тусклый свет настольной лампы, оставшийся после моего ухода, разбросанная косметика, я падаю на стул напротив зеркала и обессиленно опускаю голову на руки, не замечая больше ничего вокруг себя.       Все эмоции уходят на второй план, открывая дорогу пустому безразличию и слабости. Одна ошибка, которая испортит нам репутацию, так тщательно выстраиваемую по кирпичикам столько времени, ошибка, которая стоит нам участия в финале Европейской лиги, которая перечеркнет нашу возможность стать чем-то большим, чем кучка полупрофессиональных танцоров, которая сотрет в порошок наши дальнейшие перспективы. Ошибка, которой могло бы не быть, если бы один самовлюбленный болван был со мной рядом…        Пальцами неосознанно я прикасаюсь к своей шее, с ужасом обнаруживая, что на ней ничего нет. Пустота. Поднимаю испуганный взгляд на свое отражение в зеркале и замечаю странное движение позади.       — Что-то потеряла, лапуля? — этот бархатный голос я узнаю из миллиона других. Если когда-нибудь лишусь слуха, я почувствую эту вибрацию в воздухе, и никогда не спутаю, пусть даже мне включат симфонию из дюжины похожих на его, как две капли воды, голосов.       Сердце падает вниз, куда-то в недра нашей необъятной Земли. И, кажется, забывает, что ему вообще-то надо работать, кровь там гонять по организму, а не панически бежать, изображая из себя умирающего. Боже…       Темный силуэт постепенно выходит на свет, и в отражении зеркала я вижу ехидную усмешку, по которой так сильно скучала все это время. Дыхание перехватывает, и я хочу уже сорваться с места и прижаться к нему всем телом, отбрасывая накопившиеся обиды, но эта усмешка, чтоб ее! Он специально это делает?       Я столько раз представляла себе эту встречу: в ярких красках, под эпичную музыку, с кучей свидетелей для массовки, чтобы прям атмосферненько было. И в каждом срежиссированном мной эпизоде я — гордая, независимая и счастливая. И точно не сижу в потрепанном морально и физически состоянии после блестящей катастрофы на сцене.       Парень неспешно приближается ко мне, а я не в силах повернуться и взглянуть ему прямо в глаза, а не через отражение в зеркале. И все это похоже больше на видение, чем на реальность. Может, я и вправду треснулась головой об пол, и никакой Карлос меня не ловил? Может, это просто разыгравшаяся фантазия, которая хочет скрыть от меня наш сокрушительный провал таким абсурдным способом? Вот только я все еще явственно ощущаю, как сильно болят ребра и ноги. Неувязочка.       И кажется, он совсем не изменился за эти долгие месяцы, только волосы стали чуть длиннее, а ухмылка — увереннее. К горлу подкатывает ком, и все, что мне теперь хочется, стереть с его идеально красивого лица это надменное выражение.       — Что ты здесь делаешь? — с губ слетел не то жалкий хрип, не то жалобный стон, и я со злостью уставилась на его отражение.       — На твоем месте я бы выбрал Карлоса для этого трюка, — насмешливо отвечает парень, пропуская мимо ушей мой вопрос и подходя ближе. — Медвежонок Джастин слишком импульсивен, и порой не может контролировать себя.       — Я повторю свой вопрос, что ты здесь делаешь? — немного смущаюсь, и, кажется, даже слегка краснею от его пронзительного взгляда.       — Теряешь хватку, Мишель, — усмехается блондин. — Раньше ты знала все о своих конкурентах, а теперь не видишь ничего дальше своего миленького носа.       — Ты тоже участвуешь в конкурсе? — на смену растерянности и злости приходит неподдельное удивление, брови взметаются вверх, и я уже собираюсь обернуться, но его холодные пальцы прикасаются к моей шее, останавливая мой порыв и вызывая рой мурашек по всему телу.       Так близко, что я могу уловить знакомый аромат его парфюма, слышу его размеренное дыхание и стараюсь даже не моргать, ведь кажется, одно неверное движение, и он может исчезнуть так же внезапно, как и появился.       — Не теряй его больше, — парень опускает взгляд на мою спину, нежно отодвигает волосы с плеч, и я замечаю в его руках кулон.       Тот самый, который он отдал мне на прощание полгода назад, который служил мне талисманом, и который я так и не успела надеть перед выступлением. Блондин перекинул цепочку и аккуратно застегнул ее. Холодный металл приятно обжег кожу, и я невольно улыбнулась, прикусывая нижнюю губу. Но не так, как в тот вечер. Сейчас все было совершенно иначе.       — Вам понадобится все ваше мастерство, чтобы обойти нас в финале, — парень наклонился чуть ближе и мягко коснулся губами моих волос. — Но я в тебя верю.       Он отстранился и, хитро взглянув на меня в зеркало, направился к выходу. Неведомый прилив сил охватил каждую клеточку моего тела, и я уверенно взглянула на удаляющуюся фигуру. Блондин открыл дверь и обернулся, с легкой насмешкой смотря мне прямо в глаза.       — Говорят, в Париже все команды снова поселят в один отель. Как насчет того, чтобы вместе встретить рассвет на крыше?       — Как в Нью-Йорке?       Ответом мне послужила искренняя улыбка, и парень, слегка качнув головой, вышел в коридор.       Спустя мгновение я услышала отдаленный голос ведущего, объявляющего результаты этапа:       «… зрительских симпатий по праву достается Горячим Гладиаторам, и они становятся последней командой, которая проходит в финал Европейской…»       Сердце стучало в висках, энергия била ключом, и я широко улыбалась впервые после его ухода. Резко подскочив на ноги, ведомая чем-то искренним и чистым, я подпрыгнула и позволила себе вскрикнуть от радости. От того, что эта история еще не окончена.       Мы с тобой еще потанцуем, Брэндон.