Бабочка в сетях паука

      Осень редко представляла из себя что-то красочное и незабываемое. Лишь ало-рыжие листья придавали этому времени года частичку красоты и статики. А потом дожди… И дожди… Небо часто плакало именно осенью, то ли пытаясь смыть с себя духоту лета, то ли надеясь дать деревьям последний шанс проснуться и зазеленеть снова, чтобы вследствие не пришла зима, подобно богу смерти, и не «убила» природу на добрые два-три месяца.       Осень — время серости, грусти и разочарования. Всё пытается спрятаться, уцелеть пока не поздно, выжить. Природа, животные, даже солнце, которое начинает светить и греть реже - все они ищут спасения. Мир медленно, но верно угасал, и каждый трусливо забивался в самые дальние уголки небытия, и так из года в год.        Но возвращаясь к теме листьев, стоит ли отмечать, что чаще всего природа пестрит жёлтым цветом, предупреждающим и ярким. А может, наоборот, это тот жёлтый, который означал безысходность и отчаяние самой природы. Этот путь необратим, рано или поздно каждый окажется на месте этого листка. Сначала будет радостно прорастать из почки, мило зеленеть на протяжении всего лета, а потом болезненно желтеть на дереве, под конец падая в вечно тёмную пропасть и обреченно засыхая навсегда. Может таков путь каждого из нас.       Ямадзаки всегда нравилась осень своим одеянием. Эта желтизна манила кроху к себе, накрывая с ног до головы красными, багряными, оранжевыми оттенками. Девочка всегда показывала свою любовь к этому времени года. Резвясь, как любой ребенок, она с двух лет прыгала по лужам, гуляла в розовом дождевичке с капюшоном, что можно было натянуть на нос, и радовалась цветным звёздам, что падали на неё с деревьев.       Мэзуми часто читала. Сначала это были поучительные сказки с красочными картинками, потом небольшие рассказы, которые задавали в школе, а потом долги родителей. Их семья жила бедно, но счастливо, как обычно описывали в самых ярких и добрых рождественских фильмах. Но это всё было слишком идеально и ванильно. Всё разрушилось. Их счастье было слишком хрупким, как карточный домик, и оно мгновенно треснуло и рассыпалось на маленькие кусочки, стоило произойти несчастью.        Всё шло по нарастающей. Зимой умерла бабушка,и отец слишком переживал из-за этого, стал больше тратить на "мусор" (так выражалась мать девочки), а потом и вовсе ушел из семьи, из-за гнета жены. — Прости, малютка, наша мама сейчас слишком не в духе, чтобы я жил с вами, — это были последние слова отца Ямадзаки, которые сохранились в её памяти, а ещё глаза, добрые, солнечные глаза папы, которые начали тускнеть и гаснуть. Весной отец ушел от них, и девочка училась жить по-новому, впрочем, это не последний удар по их семейству.       Мать* не собиралась успокаиваться, и Мэзуми провела ровно год под её тиранией, пока однажды она не выгнала родную дочь из дома из-за непослушания. Предпосылки к такому грозному скандалу с выселением были: куча бессмысленных и бытовых ссор, попытки дочери помирить родителей, бедность, граничащая с нищетой и вот она - высшая точка кипения.       На дворе апрель. Ямадзаки через месяц 14, и она на улице. Чем не хороший сюжет к какому-то сериалу или очередному фильму, а-ля верь в себя, и всё получится. Где находился отец Мэзуми не догадывалась, тот бесследно пропал на последние два месяца и не проявлялся от слова совсем. Родственников по линии матери у девочки не было. Полная безысходность. Вопрос сколько она протянет на улице без еды был крайне актуальным, но решения на него не было ни спустя день, ни два.       Единственным спасением Ямадзаки могла бы стать ее способность. Вот только девочка не подозревала, как пользоваться ею. Что уж там, Мэзуми даже названия ей не дала. Согласитесь, умение подчинять себе членистоногих не всегда пригодится в бытовой жизни. Поэтому одаренная не знала, как контролировать свой дар. Максимум до чего она могла додуматься, так это начать есть различных жучков, богатых белком. Сейчас эта мысль кажется ей отвратительной, но, проголодав так еще пару дней, девочка явно изменит свое мнение. В попытке выжить человек способен на самые гнусные поступки.        Шел пятый день скитаний Мэзуми. Есть хотелось страшно, вчера она с трудом съела кузнечика. От этой мысли Ямадзаки до сих пор трясло, а внутри было ощущение, что её желудок, подобно половой тряпке, отжимали по десять раз. Хотелось выблевать всё содержимое и забыть это, как страшный сон. Вот только желудок был пуст, а её кошмар лишь начинался. Одаренной было противно от себя самой. Есть мелких букашек из-за собственной беспомощности. Как гадко и низко...       Все эти дни Мэзуми хотела плакать, словно это могло чему-то помочь. Иногда она могла сдержать слезы, проглатывая их внутри себя, а иногда, они, подобно майскому ливню, обрушивались на землю из её желтых, казалось, уже совсем мутных и отчаявшихся, глаз. Так завершилась первая неделя проживания Ямадзаки на улице. Затем ещё одна... И ещё...       Последние несколько дней девочка провела там, где находятся все обедневшие и голодные — Трущобы. Одаренная не знала, как попала сюда, в последние дни она двигалась словно какой-то бездушный механизм, который пытался выполнить одну единственную команду "выжить". Любой ценой.       Мэзуми уже совсем не была похожа на себя. Тёмные волосы, что раньше всегда были уложены и ухожены, сейчас были похожи на грязный ёршик или на какую-то метелку, которой ежедневно подметали пол. Ямадзаки воняла потом и какими-то отходами неизвестного происхождения. Цвет радужки походил на желчь, глазные яблоки гноились, до такой степени, что глаза было тяжело открывать из-за скопившегося коричневатого гноя. Сама девочка была грязной, словно обмазывалась помоями, ногти отросли и даже успели поломаться пару раз, под ними скопилась чернющая грязь. Эспер была рада, что не видит себя сейчас.       Наконец до Ямадзаки дошло, что нужно хотя бы попытаться помириться с матерью. Уж лучше её вечный контроль и тирания, нежели голодная смерть в зловонных трущобах. Но осознала Мэзуми это всё слишком поздно. Сил находить дорогу домой не было, ноги еле-еле держали исхудавшее тельце подростка. Казалось бы, это конец.       Ямадзаки на всю жизнь запомнила этот день. Она уже не могла ходить, сил подняться не было. Стояла убийственная духота для мая. Девочка лежала под лучами обжигающего, приторно-жёлтого солнца и уже прощалась с жизнью. Последние слёзы иссохли. Вздохи давались ей с трудом, и больше походили на умоляющие всхрипы. Её трясло, как будто от мороза. Тогда-то она встретила его.       Это был симпатичный, высокий юноша старше её на 2-3 года. Он облачен в черный строгий костюм. Его тёмно-каштановые волосы казались такими мягкими и пушистыми, если бы не вся эта ситуация, Мэзуми провела ладонью по ним. А ещё глаз. Именно глаз. Другой был плотно перевязан желтоватыми бинтами. Девочке стало интересно, что под ними. Серьезное ранение? Ожог? А может просто какая-то личная причина парня прятать второй глаз? Возвращаясь к другому глазу, Ямадзаки слегка растерялась. Этот юноша так внимательно и бдительно осматривал её. Изучал её слишком профессионально, словно врач пациента. Одаренная не знала с чем можно сравнить этот цвет радужки. Шоколад? Карамель? Миндаль? В голову приходило только что-то съедобное. Девочка слишком сильно хотела есть.       Мэзуми смотрела прямо в лицо незнакомца, пытаясь понять, что он от неё хочет. Тут одаренная стала шевелить бледноватыми губами в немой мольбе. Она уже сама не знала, что просить. Ей хотелось пить, ей хотелось есть, ей хотелось помыться, ей хотелось домой к матери, к отцу. Она мечтала жить, как прежде. Счастливо, как в добрых книжках и фильмах. Тут Ямадзаки вспомнила одну книжку. Она была очень толстой и в черном переплете. Ей её отдал отец, сказал, что Ямадзаки сможет прочесть роман, когда подрастет. Папа описывал его, как очень тяжёлое и объемное произведение. А пока девочка могла сушить в нем красивые листья, которые собирала почти после каждой прогулки осенью. Листочки были самых разных форм и цветов. Зелёные, багряные, оранжевые, жёлтые...       Это воспоминание ярким лучом озарило сознание девочки. Она еле-еле нашла в себе силы улыбнуться, а в глазах скопились последние крупицы слёз. У Мэзуми было прекрасное детство. А сейчас темнота... Непроглядная, удушающая, смертоносная темнота.

***

      Открыть глаза Ямадзаки удалось лишь с третьей попытки. Мир вокруг до сих пор казался каким-то мутным и размазанным. Чтобы сфокусироваться девочке потребовалось ещё минуты три. Подняться сил не было, поэтому осматриваться пришлось лежа. Она находилась в темной, но очень богатой комнате. Везде стояла дорогая и качественная мебель из натурального дерева, а на полу был постелен дорогой бардовый ковёр. Тем не менее здесь было жарко и нечем дышать. Ни одного окошка или намёка на него. У Мэзуми появилось ощущение, что она была в клетке.       Дверь открылась. На пороге стоял мужчина средних лет в полном расцвете сил. С его тонких бледных губ не сходила легкая полуулыбка. Зато взгляд у незнакомца был коварный и какой-то жадный, но вместе с тем очень усталым. Радужка у него слабо мерцала алым светом в этой темной комнате. Он обежал комнату взглядом и тут же остановился на девочке. Неизвестный улыбнулся шире. — Как ты себя чувствуешь? — у него был спокойный, но слегка игривый голос. Мужчина подошел ближе к кровати и сел на стул, что находился подле неё. Он протянул свою руку в перчатке, чтобы дотронуться до лба девочки, но та сразу зажалась, отстраняясь от него. — Кто вы? — Мэзуми дрожала, словно последний березовый листик осенью, а с ней дрожал и её голос. Из-за этого вопрос вышел совсем неуверенным и невнятным. Страх юной собеседницы лишь забавлял мужчину. Он убрал руку с поля зрения Ямадзаки, чтобы та не нервничала лишний раз. — Я Огай Мори, один из тех людей, кто очень заинтересован в твоей способности, — его глаза не по-доброму сверкнули. Из-за этого девочке стало ещё страшнее, она сильнее сжалась и натянула одеяло, словно щит, который должен спасти её. Но больше Мэзуми смутило другое. Откуда он знает о её способности, и чем она ему пригодилась.       Но спросить об этом Ямадзаки не успевает. Дверь отворилась вновь. На этот раз более безжалостно, неосторожно с характерным скрипом и со звуком удара об стенку. В комнату входит юноша, которого девочка видела перед тем как потерять сознание. Неужели именно он привел её сюда? Он... спас её? — Мори-сан, ну, зачем такие формальности? — парень даже не посмотрел на Мэзуми. Он сразу приблизился к кровати и замучено посмотрел на мужчину. Тот лишь снисходительно улыбнулся. У одаренной появилось ощущение, что Огай уже давно привык к жалобам со стороны перебинтованного. — Без этого никак, это традиция, ты и сам это прекрасно понимаешь, Дазай-кун, — Мори был спокоен как удав. Его голос монотонно звучал и производил успокаивающий эффект. Юноша выпрямился и вымученно вздохнул, обреченно прикрыв глаз.        Только сейчас Мэзуми смогла заметить, что парень держал в правой руке какую-то чёрную сильно скомканную ленту. Двое будто забыли о существовании Ямадзаки. Та лишь вертела головой туда-сюда, рассматривая лица говорящих. Один ведет себя слишком спокойно и подозрительно, другой весь в бинтах. Но у обоих была какая-то пугающая, зловещая аура, которая не давала девочке и слова вставить. Она чувствовала себя запуганным кроликом среди свирепых хищников. — Итак, Мэзуми-тян, возвращаясь к тебе и твоей способности. Способность контролировать различных насекомых может принести определенную пользу нашей, — Огай замялся, подбирая нужное слово, — организации. Поэтому мы очень надеемся на твоё сотрудничество. — Н-но я же даже её контролировать толком не могу, и что за организация-то такая, которой нужен человек, способный контролировать жуков и пауков, — подсознательно Ямадзаки уже знала, что обречена, и выбора так такового у неё нет. Но внутренняя решимость не позволяла ей сдаваться. Может у неё ещё есть шанс спастись. — Я знаю, но твоим наставником будет Дазай-кун, он тебя всему научит, — как ни в чём не бывало с такой же радостной улыбкой проговорил Огай.       Он что так пытался воодушевить Мэзуми? Или своего перебинтованного собеседника? Ямадзаки хотела было начать отпираться, она не собиралась оставаться в этом жутком месте, но поймала на себе взгляд Дазая. Он невербально приказывал ей молчать, сидеть смирно, как послушная собачка у ног хозяина, и не вякать. Девочка испуганно сжалась. Как человек мог заставить другого дрожать от страха одним лишь взглядом? А может этот юноша вовсе не человек? Кто же он — этот Дазай? — С этого момента, Ямадзаки Мэзуми, ты находишься под моим подчинением. Ты не имеешь права ослушаться или предать меня. Теперь я твой наставник, я буду учить тебя пользоваться способностью, взамен ты будешь приносить пользу мафии. Взамен, я дам тебе дом, еду. А ещё, — в комнате царила гробовая тишина, лишь этот ужасающий голос демона, что хотел заключить сделку со своей жертвой. Словно паук, что заманивал милую и невинную бабочку с тоненькими крылышками в свою липкую, удушающую паутину. — Ещё я дарю тебе этот галстук, как гласит эта глупая традиция, требующая преподносить только свои вещи. Пусть он будет знаком того, что теперь ты - часть мафии. Теперь твоя жизнь безвозвратно изменится. Меня зовут Дазай Осаму и я буду твоим спутником в этом тёмном и ужасном царстве живых, бездушных и алчных людей.