Не изменяй мне

      Гной тёк по практически алебастровой коже уже пять минут.       Мун Тэиль — один из тех людей, который чувствовал буквально всё, что творил соулмейт. Он будто знал, куда в следующую секунду наткнутся её глаза, что она скажет и сделает. Мелкая чертовка не чувствовала его, такого близкого и родного, предпочитала трахаться с другими и забывать, что у неё есть соулмейт, которому она не может, не имеет права изменять. Им же обоим больно. Метки у обоих в момент измены чернели, опухали, чесались, через секунду кожа лопалась и кровь текла вместе с гноем. Потухшие глаза Тэиля уже привыкли к этой картине.       Но вот тело нет.       В такие моменты приходилось срочно бежать в туалет, выблёвывать все чувства, пачкая кафель и унитаз в выделениях, потом, мучаясь, убирать за собой и выходить к чертям собачьим из душного помещения. На воздух, лицом к ненавистной такой улице, от которой блевать сильнее тянуло. Вдыхать в себя никотиновые пары, от которых кашлять хотелось, выдыхать дым прямиком в стратосферу и упиваться возмущёнными лицами тех людей, снизу, на которых пепел и порой плевки попадали.       Когда мир сдирал с него кожу, а кости ветер разносил по планете, у Мун Тэиля была только мокрая пачка сигарет да неработающая зажигалка, чтобы справиться с приступом.       Сотни людей, проходящие мимо, видели метку на руке парня — безобразную, чёрную, загноившуюся настолько, что его самого жаль. Натурально, по-человечески. Младшая сестра даже предлагала сходить с ним в клинику, чтобы связь прервали, убрали навсегда метку с тела, но Тэиль не хотел, чтобы страдала МиХи, чтобы она испытывала боль, когда связь разорвут, когда метка исчезнет.       Она его травмировала раз за разом, а он заботился о её чувствах.       Сигарета полетела вниз, затухая где-то на уровне первого этажа и беззвучно падая на асфальт. Тэиль выдохнул через зубы, заходя в комнату и принимаясь искать аптечку. Хлоргексидин капал на чёрную метку, шипел, пенился, а парень уже привык к этой боли — даже зубы не сжимал, просто осознавал, что вот он — конец. Конец всему, что он выстраивал несколько лет. МиХи никогда не были интересны отношения с ним, даже когда они показали друг друг метки, она не улыбалась ярко, а лишь хмыкнула. Да, действительно, кому нужен неудачник с неоконченным высшим, когда можно потрахаться с чуваком, у которого Бэнтли.       И пофиг, что этот самый человек, у которого Бэнтли, вообще не получил высшего образования.       Тэиль лежал на кровати, вытирая ваткой руку и вскоре откладывая её. Он слышал, как открылась входная дверь и скинулась обувь. Только один человек мог так заходить в квартиру, так хрипло хохотать с шутки, сказанной по телефону. МиХи уже всё равно на то, что её ждал Тэиль — она громко кричала имя любовника, и это «Тэён-оппа» резало слух. Она вошла в спальню. У неё метка под пластырем чёрная, не особо загноившаяся, но показывающая, что эта девчушка не верна своему соулмейту, не любила его, страшно презирала.       Будь её воля, она давно бы загрызла Тэиля, вырвала его сердце и преподнесла их на золотом блюде Тэёну в знак вечной любви и преданности.       — Где ты была? — стальной голос эхом разнёсся по помещению, а глаза Муна не выражали ничего — в них даже не было боли от ощущений лекарства на своей руке. Кажется, в том месте она давно задеревенела.       — Тебя это не касается, — надменное лицо возникло в поле зрения, потом послышался лёгкий треск — это Тэиль всё же закончил обматывание открытой непроходящей раны. Завязал узел при помощи свободной руки и губ, чтобы потом посмотреть на соулмейта, который уже не скрывал, что изменял.       Кажется, она чувствовала кайф от боли, которую бы хотелось всеми способами избежать другим людям. Она видела однажды агонию на лице Тэиля, а поэтому решила его добить: залила прямо в глотку вино с кислым привкусом и сказала пить. Сжала щёки, смеялась, как припадочная, видела, как по вискам парня тёк пот, и только потом отскочила.       «Надеюсь, ты быстро сдохнешь», — сказала тогда и убежала.       — Я сказал, что ты обязана мне доложить, у кого в постели побывала, чтобы мою метку на него повесили.       Тэиль помнил момент, когда МиХи изменила ему впервые: у него поднялась температура, он метался по холодной постели и чувствовал, что вот прямо сейчас умрёт, если сделает хоть ещё один вдох. Ему еле удалось позвонить сестре, чтобы та срочно прибежала и открыла дверь запасным ключом, обнаружив оппу на полу без сознания. Метка кровоточила, пачкая жидкостью дорогой ковёр, и Тэха лишь смогла оттащить брата на кровать и начать перевязывать рану.       «Изменила?»       «Изменила».       Тэха и Тэиль слишком хорошо понимали друг друга, а поэтому молчали, когда старший поглощал приготовленную еду. Мун-младшая в тот момент вздохнула, делая для себя кофе, а потом сказала: «сделай операцию и будь свободен». Но парень больше заботился о МиХи, чем о себе: работал на износ, приносил деньги, пытался кое-как учиться, но первые десять измен наложили свои следы: рука с меткой могла плетью висеть вдоль тела, рана постоянно гноилась, а жёсткие слова девушки оставляли неприкрытые раны на сердце, которые не заживали.       — Пошёл вон от меня! — МиХи оттолкнула, не хотела находиться рядом, даже на расстоянии вытянутой руки. Её метка скрыта за пластырем телесного цвета, но нитка вен, ведущих к ней, уже потемнели, как и у самого Тэиля. Мужчина только улыбнулся. Чёрт подери, эта девушка странная, делающая больно и себе, и ему.       — Я не намерен больше этого терпеть, — Мун никогда не поднимал руки на женщин, поэтому говорил с ними, пытался успокоить, но МиХи нарывалась. Боль от её слов распространялась по телу подобно лаве, заставляла улыбаться, немного лишь уголки губ приподнимая. Девушка подняла глаза на соулмейта, с прищуром посмотрела, а потом хмыкнула. — Сегодня же мы идём на операцию.       А метка болела у обоих. Тэиль не плакал, лишь тихо шикал, видя, как из-под бинтов пробивался гной, а вены окрашивались, будто в них пустили краситель, в тёмный цвет. Они долго не протянут, если МиХи продолжит изменять. Если пошёл гной, то надо действовать быстро: либо лишать связи соулмейтов, либо перестать изменять. Муну трудно принимать решение, но он всё же схватил девушку за запястье и повёл к выходу, где заставил натянуть обувь да с криками выйти в подъезд.       — Ты не заставишь меня сделать этого! — крик прервала звонкая пощёчина — МиХи раскрыла рот, приложила ладонь к месту удара, а потом начала кричать на всю улицу, когда Тэиль запихнул её в салон собственного автомобиля, заблокировал дверцы, еле завёл машину и на всех парах помчался в больницу.       Она делала больно ему, а теперь он сделает ей больно.       Тошнотворный горчичный цвет стен охватил со всех сторон, когда Мун вёл девушку по коридору больницы. Он показал свою загноившуюся метку, сдирая с руки бинт, а потом пихнул МиХи к кабинету. Ему тоже больно, потому что Кан била его кулаками по спине, вгрызалась зубами в руки и идти никуда не хотела. Ей бы снотворного вколоть, слоновью дозу, чтобы упала на пол и не сопротивлялась.       — Вы действительно хотите разорвать связь соулмейтов? — пожилой врач смотрел на пару пристально, МиХи зла, Тэиль озабочен тем, чтобы девушка не попала ему кулаком в глаз, но всё же «да» прозвучало слаженно, а Мун и верить не хотел, что девушка согласилась.       Всё это казалось шуткой.       Даже когда Тэилю вводили анестезию, ему всё казалось шуткой. Не могло такого быть: МиХи лежала на соседней койке, уже заснувшая, а он сам чувствовал грусть, нежность к ней, хотя знал, что она этого не заслуживала. Слишком много боли она ему причинила. Человек, созданный боль раздавать, забирать её не может. Хмыкнув, Мун закрыл глаза.       Из двоих, что делали операцию, очнулся только один: Тэиль. Гной добрался до сердца МиХи, захватил его в свои лапы, она буквально прогнила изнутри, а Мун только ухмылялся, ведь не мог ничего больше сделать. Мир снова сдирал с него кожу. Только вот спасительных сигарет да зажигалки не было.