movie night

Ли Бовэнь чувствует себя лишним каждый раз, стоит им троим оказаться в одной комнате. Он, конечно, скорее удавится или язык себе откусит - он мысленно ядовито смеется - чем признает такое вслух, но выносить общение с этими двумя с каждым разом становится все тяжелее. Вот пальцы Сун Цзияна как бы невзначай мимолетно пробегают по бедру Сюаня: сам он смотрит совершенно в другую сторону, делая вид, что чрезвычайно увлечен изучением баночек на столике гримерной. Вот А-Сюань читает ленту вейбо, то и дело переводя взгляд на Цзияна: такой взгляд, от которого у Бовэня бы точно встал, будь этот взгляд направлен на него. А Сун Цзиян только улыбается, демонстрируя ямочки на щеках и красивый изгиб блестящих губ. Во время съемок, да и после, они часто проводят время втроем: совместные просмотры фильмов ужасов, к примеру, стали для них своеобразной традицией, которую, как ни странно, предложил сам Цзиян. Который после каждый вечер спамил ему - и не только ему - в вейбо, что он не может спать, ему страшно, и присылал весьма двусмысленные фотографии. На некоторых из них Бовэнь различал чужую - знакомую - фигуру где-то на заднем плане, и едва сдерживался, чтобы не написать что-то по этому поводу. Например: “Ты же один спать не можешь, так в чем сейчас проблема?” Иногда Бовэнь не понимает, зачем они приглашают его, но каждый раз с радостью присоединяется, стараясь заглушить в себе неуместную ревность. Понять бы еще, кого именно он ревнует. Впрочем, через время он приходит к выводу, что он ревнует их обоих: странное, неуместное чувство собственности, которое просыпается у него по отношению к этим двум становится дурманящим. - Ли-сюн, ты что, заснул? У Сун Цзияна расширенные зрачки и быстрое дыхание, и Ли Бовэнь быстро пытается сообразить, что именно он пропустил, увлекшись своими мыслями. На экране кто-то протяжно и надрывно орет, а где-то сбоку хихикает Хаосюань, и гадать долго не приходится. Точно, они же смотрят “У холмов есть глаза”. - Ты видел, как они его распотрошили? На лице Цзияна смесь ужаса, отвращения и какого-то детского восторга, и Бовэнь не может сдержать смех. Как этот ребенок умудряется выглядеть таким невинным и соблазнительным одновременно? - Да. Видел. Ну, скажем так, есть я долго не захочу. Наконец отвечает Бовэнь, едва отводя взгляд от приоткрытого рта Цзияна - чтобы тут же натолкнуться на потемневшие, расширенные глаза Хаосюаня, сползшего с дивана на пол и подтянувшего к себе тарелку с баклажанами в кисло-сладком соусе. Кажется, ему совершенно все равно, что там на экране происходит. Бовэнь уже давно понял, что Сюань-гэ приходит на эти “вечера ужасов” только ради компании Сун Цзияна, а вовсе не из-за любви к кино. Впрочем, как и он сам. - Сюань-гэ, у тебя рот испачкан. Цзиян смеется и слюнявит палец, а потом тоже перебирается на пол и стирает с края губ Хаосюаня следы соуса - и снова тянет палец в рот, облизывая. Бовэнь замирает, наблюдая за этим действом: как будто сейчас он оказался в кино, на первом ряду, а вместо обычного фильма включили тяжелую эротику. Дыхание сбивается, и даже вопли с экрана не помогают отвлечься. - Спасибо. У Хаосюаня хриплые нотки в голосе, и Бовэнь завороженно смотрит, как Цзиян продолжает вылизывать палец - длинными влажными движениями языка, прищуриваясь и примочмокивая; как на лице Хаосюаня отражается какое-то совершенно сумасшедшее желание. Вожделение - приходит на ум слово, и Бовэнь невольно облизывает губы. А потом Хаосюань тянет Цзияна к себе, перехватывая его запястье, заставляя вытянуть изо рта палец, и обхватывает его своими губами, посасывая медленно и тщательно. У Ли Бовэня начинает кружиться голова. Особенно, когда другая ладонь Сун Цзияна ложится ему на колено, чуть сжимая,а его голос - вкрадчивый и мягкий - проникает словно под кожу. - Вэнь-гэ, смотреть на экран нужно. Бовэнь краснеет, кажется, впервые в жизни. Он смущен, растерян, и ему безумно хочется провалиться сквозь землю; а потом губы Цзияна касаются его ладони, трутся о нее, а его голос становится игривее. - А здесь можно трогать. Ну знаешь, не как в музее. Бовэнь слышит хриплый смех Хаосюаня, смотрит на хитрую улыбку Цзияна, и даже не спрашивает, как долго они все это подстраивали - просто сползает к ним на пол; чувство непричастности исчезает, растворяясь в чужих прикосновениях и жарком дыхании. *** Когда утром Ли Бовэнь открывает глаза, он не сразу понимает, где он, и что происходит: чья-то теплая рука лежит на его животе, чьи-то губы утыкаются куда-то в шею. Обнаженная кожа покрывается мурашками от легкого дуновения ветра из приоткрытого окна. Мысли лениво перетекают из одной в другую, а потом он едва не делает громкое “Ооо”, когда вспоминает, что произошло вчера ночью. - Мхмх, Вэнь-гэ, рано еще. Голос Сун Цзияна раздается у него прямо над ухом, и Бовэнь поворачивает голову, чтобы столкнуться с сонным взглядом растрепанного и довольного А-Яна. У того припухшие искусанные губы и ярко-алые следы на шее, подрагивающие ресницы и едва заметные круги под глазами. - Чего ерзаете? Вэнь-гэ, ты что, тоже жаворонок? Бовэнь поворачивается на голос и чувствует первую вспышку тягучего возбуждения: если Цзиян утром выглядит как сонный и невинный ангел, то Хаосюаня хочется прижать к постели и целовать этот чертов соблазнительный рот. Кажется, что-то похожее отражается у него на лице, потому что губы Сюаня тут же растягиваются в ухмылке, а его рука - это его рука все это время покоилась на животе Бовэня - скользит ниже, под одеяло, а пальцы коротко пробегают по полувставшему члену, обрисовывая пульсирующие вены под кожей. - Кто рано встает… Цзиян не договаривает, потому что А-Сюань тянется к нему через Бовэня и целует, жарко и медленно: Бовэнь снова чувствует себя как в первом ряду на представлении. Только сейчас он еще и является участником этого шоу. Он не может отвести взгляд от того, как губы Цзияна распахиваются, раскрываются навстречу чужому языку, и как он подается вперед, упираясь ладонью в грудь Бовэня, накрывая пальцами его сосок и поглаживая, не отвлекаясь от поцелуя. Как Хаосюань прихватывает клычками нижнюю губу А-Яна, и тот стонет, подаваясь ближе, а его взгляд становится поплывшим и жадным. Когда они отстраняются друг от друга у обоих потемневшие припухшие губы, влажно блестящие от слюны, и Бовэнь сам не замечает, как хрипло стонет, толкаясь бедрами в ладонь Хаосюаня, не прекращающую ласкать его член. У него уже стоит, так, что перед глазами все немного плывет, а низ живота болезненно тянет - ему так сильно хочется кончить, но еще сильнее - продлить удовольствие, растянуть этот момент. - Сюань-гэ, притормози. За него решает Цзиян, который хитро улыбается - эта улыбка так ему идет, что Бовэнь хочет попробовать ее на вкус, и тянет его к себе, скользит языком по губам, толкается внутрь, чувствуя как послушно и жадно Цзиян отвечает ему, трется пахом о его бедро, тихо постанывая. Он чувствует движение на постели, а потом сорвано стонет в поцелуй, впецпляясь пальцами в плечи Цзияна, потому что горячие губы Хаосюаня накрывают его член, вбирают его в рот целиком, так, что он чувствует головкой чужое горло, сжимающееся вокруг него. Мир растворяется, взрываясь всплесками удовольствия, и он выстанывает в губы Цзияна хриплые, сдавленные звуки, пока кончает, чувствуя как судорожно сглатывает Сюань. Цзиян тихо смеется, разрывая поцелуй, и выглядит запыхавшимся и таким до неприличия возбужденным, что Бовэню хочется сделать хоть что-то, дотронуться… Он обхватывает член Цзияна, поддрачивает ему быстро и ритмично, пока тот не начинает сам толкаться в его пальцы, и ловит взгляд Хаосюаня - темный, жаркий, совершенно сумасшедший. Сюань прижимается к Цзияну со спины, практически распластывает его по телу Бовэня, и разводит его ягодицы, одним движением вталкиваясь внутрь - легко, плавно, словно делал так уже сотню раз. Бовэнь представляет, каким должен был быть их первый раз, и как долго Хаоюсань подготавливал А-Яна, возможно, вот этим самым языком… Цзиян стонет, выдергивая его из размышлений, подается назад, насаживаясь на член Сюаня, а потом толкается в ладонь Бовэня, и смотрит-смотрит своими невозможными глазищами. Как кто-то с настолько невинным лицом может выглядеть вот так - Бовэнь все еще не знает, но зрелище ему определенно нравится. Цзиян кончает, пачкая спермой живот и пальцы Бовэня, и утыкается лбом во влажное от пота плечо, пока Хаосюань двигается в нем, лихорадочно и резко, замирая, вталкиваясь последний раз, и тоже валится на них сверху. - Вы меня раздавите оба. Голос на удивление его не подводит, и Бовэнь хрипло смеется, помогая Хаосюаню устроиться рядом с ним на боку, лениво жмурясь. - Я легкий, не раздавлю. Бормочет Цзиян, довольно и сыто водя пальцами по его бедру, и остается лежать где и был. Бовэнь думает, что это в самом деле похоже на лучшее утро в его жизни.