Will you still love me?..

Ханнес состоял из золота. Золотые волосы, золотые кольца, золотой взгляд. Золото. Произнесёшь — и сразу представляется звонкое гладкое кольцо с лёгким пушистым флёром. Эмануэль и сам не мог понять природу своих ассоциаций: они просто возникли и всё. Ханнес был прекрасен, он сражал одним взглядом чудесных синих глаз — эта известность слишком поменяла его. Он стал золотым мальчиком, и деньги, перезвон золотых монет звучал в его голосе. А Эмануэль чувствовал себя Джеком из «Титаника». Ханнес изменял ему и, что еще уже, изменял себе. Ушёл из группы, стал появляться в популярных шоу и на обложках модных журналов, а вансы и трэшер сменил на элегантный костюм. Где их металлическая юность? Золото развратило Ханнеса, и за видимым блеском скрывалась тяжесть неподъёмного слитка. Он светился снаряжу и прогнивал изнутри. Запретный плод сладок. Сладок, как яд и сладок, как ложь, которой он кормил каждый день Эмануэля. — Ты для меня единственный, — шептал он томной ночью, застегивая на его шее очередную золотую цепь. Дорогая безделушка. А потом Ханнес уходил на всю ночь и появлялся только на рассвете. Он, чёрт возьми, хотел сделать каре и стать похожим на шлюху с соседнего двора в сетчатых колготках. И Эмануэль выхватил у него ножницы в последний момент, воскликнув: «не дам! Или волосы, или я!». Ханнес чуть ухмыльнулся и послушно вышел из комнаты. Но с того дня посадил его в золотую клетку. — Почему ты не берёшь меня на светские вечера? Почему ты стесняешься признаться, что ты гей? — Я би, вообще-то, — лениво махнул рукой Ханнес. И ехал занимать очередное почётное место в жюри на музыкального шоу. Золото. Золото погубило его дорого Ханнеса, не оставив надежды что-то исправить. Один раз Эмануэль психанул и, собрав все золотые безделушки в доме, какие только нашёл, выкинул их в помойку. Тогда Ханнес ударил его в первый раз в жизни. Кроваво-красный след на щеке не сходил неделю. На место старого злата было в срочном порядке куплено новое в двойном объёме. В минуты отчаяния Эм запирался в гараже, где теперь пылились барабаны, и с нежностью собирал и разбирал установку, сдувая пылинки с каждой тарелочки и рефлексируя по былым дням, когда после концерта они придавались любви в душном туровом автобусе. Однажды Ханнес застал его за этим занятием, а на следующий день сломанная установка оказалась на помойке. Это был край. Ханнес обнаружил пропажу спустя сутки. Умолял вернуться. Задаривал подарками. На банковской карте у Эмануэля ещё никогда не оказывалось разом столько денег. Он оставался непреклонен до последнего, пытался отпустить его, напиться, забыться, но чары Ханнеса действовали слишком ядовито — пока обжигающий поцелуй касался его губ. — Ты будешь любить меня? — как заколдованный, продолжал шептать прокуренным голосом Ханнес, обхватывая его бёдрами. — Ты будешь любить меня вечно? И Эмануэль, без движения лежавший на дорогом кожаном диване, позволял стянуть с него футболку. — Ты ужасен. — Скоро я стану ещё ужаснее… моя красота не будет вечной. Ты будешь любить меня, когда я перестану быть молодым и прекрасным? — Ханнес, ты ужасен внутри! Ты мерзок, развратен и противен, — выдавливал из себя Эмануэль. Каждое прикосновение Ханнеса словно окрашивало его в золотой след и уносило в пучину развращённого богатства. — Ты действительно сколько умрёшь: от золотой иглы. Ханнес отстранился. Посмотрел на него пустым взглядом. И тогда Эмануэль понял — для него в этой жизни всё действительно потеряно.