Как меня предали

Всё изменилось в самом конце учебного года, в мае, когда рядом с нашим двором был построен новый дом. Неделю или две его сотрясала череда вселений. Однажды вечером, когда мы с Гошкой после футбола искали местечко, где бы уединиться, от нового подъезда нас оклинули: - Ребят, спичек нет? Я повернулся и застыл. Парнишка с рекламы Calvin Klein сидел на скамейке. Он был в скаутской форме, галстук пропущен под погончик, рубашка расстёгнута. Смуглая кожа. Карие глаза. Крупные губы. Скулы. Крепкая грудь, какой не мог похвастаться Гошка, который был просто худ… - Володя. Пока ты не влюблён, ты не видишь ни одной дороги, ведущей к любимому; когда влюбляешься, все дороги ведут туда. Я влюбился первый раз в жизни, не понимая того, что влюблён, но думая лишь о Володе с ночи до утра. Я сам не понимал, что со мной происходит. Володя был мой ровесник. Он занимался самбо. Он бегал, дрался, курил, разбирался в алкоголе, он знал даже термин «техно». Он первым рассказал мне про интернет. И он был очень красив. Говоря пошлым языком, он был готовой моделью. Я молился на него — порой буквально, разговаривая перед сном с Володей-Кельвин-Кляйном. Я целовал плакат и сравнивал каждую рекламную чёрточку с тем, что видел у живого Володи. Я перестал встречаться с Гошкой, потому что то, чем мы с ним занимались, теперь выглядело грязью, и даже подрался с ним. - Ты подстилка под своим Вовкой, просто не замечаешь этого, — сказал Гошка. Я носил Вовкины куртки и был счастлив. Я почти уговорил его под предлогом «отличной парилки» сходить со мной в городскую баню, услышав в ответ рассказ про сауну, в которую иногда пускали скаутов после занятий физкультурой. Я стал его хвостиком. Я даже стал хвостиком двоих его старших друзей, Руслана и Тимура, парней из ПТУ, невесть зачем наведывавшихся в наш двор. Я немел, когда дома, после тренировок, Вовка лениво сбрасывал с себя белую майку, оставаясь передо мной лишь в трусиках: я видел без единого волоска смуглое, идеально красивое тело. В общем, я уговорил его дать мне несколько уроков самбо. Чтобы иметь возможность прижаться к нему. Он ответил, что нужна самбистская куртка, но кое-что можно показать и так. Раза два мы возились на ковре в его квартире. Потом я сказал, что сооружу у себя подобие самбистского ковра. Родители, занятые братиком, почти не появлялись в бабушкином доме, а бабушка и дедушка торчали на даче. Я взял два матраса с кроватей, сшил их грубой ниткой и покрыл простынёй. Вовка хмыкнул: - Чудик… А что, действительно так хочется? Я кивнул, слыша в этом вопросе свой смысл. - Вовк, говорят, раньше борцы выходили на бой выпив. Ну, помогало. - А у тебя есть? — заинтересованно спросил он. Я налил нам по полстакана самогона, водившегося у деда, добавил морс. Мы выпили. Стало смешно. - О, борьба будет в низком партере… — сказал Вовка и показал, как идёт борьба внизу на четвереньках. Как же я хотел, чтобы он меня побеждал! Как симулировал борьбу, хотя хотел поражения! Часть 2 (последняя) Когда я в очередной момент изогнулся (как бы не сдаюсь), его бедро попало на мой рвущийся вон из спортивных трусов хуй. Мы оба на секунду застыли. После этого он улыбнулся, а затем вдруг снял свою майку и медленно, очень медленно потянул шнурок на моих трусах. - На свободу? Но когда я готов был закричать, что да, хочу, он вдруг подался вперёд, приспуская свои трусы и упираясь пахом мне в лицо: - Давай! Я ощутил его толчками наливающийся хуй. Мои руки были сжаты его руками. - Ну? Я зубами взялся за край его трусов, он подался вперёд. У него был идеальный хуй, как на греческих статуях, если бы их изображали во время эрекции. Ни толстый, ни тонкий. Ни длинный, ни короткий. С чуть оголённой головкой. Со свежим запахом чистой кожи. - Я возьму, — прошептал я, — если ты возьмёшь у меня. Он кивнул. Хуй вошёл мне в рот. - Не зубами, — прошептал Вовка. — Давай за щёку. Я дал. И за щеку, и языком, и давясь, и выплёвывая, и подчиняясь его рукам. Я был готов отдать всего себя, не раздумывая. В ту секунду, когда он ослабил хватку, я прохрипел: - Теперь давай ты. - Если только ты дашь в попку. - А ты дашь? - Дам, но ты первый… Он спустился вниз по моему телу, и я ощутил, как мой хуй попадает во что-то влажное. - Вот, я сделал. - Вовка, давай за щёку. Он быстрым движением — едва ли не брезгливо — положил мой хуй себе за щёку, но тут же выплюнул его, так что я дёрнулся. - Давай, что обещал. Где вазелин? — спросил он. Я был ошарашен происходящим и совершенно не понял, при чём тут вазелин, но кивнул на коробку, в которой лежали лекарства. Вовка открыл металлическую баночку, зачерпнул мазь, хорошо намазал ею свой идеальный член. Взял ещё на палец, приблизился ко мне, прошептав: - Привстань! Я, не понимая, что ему надо, поднялся. - Нагнись. Он нагнул меня и поводил пальцем по промежности в поисках дырочки. Найдя, обвёл пальцем вокруг неё. У меня всё сжалось. - Расслабься… Говорят, от этого кайфуют. Я почувствовал давление, нажим и сжался. - Расслабься… Он вдруг шлепнул меня по попе, и его член тут же проскочил внутрь меня. Я закричал, так как мне было больно, а когда боль утихла, стало казаться, что очень хочется какать. Но какать было невозможно, ведь мой Вовка, Володька, Вовочка был со мной одним целым. Он ебал меня. Он даже помог мне кончить и, криво улыбаясь, сказал затем: - Ну что, кайф словил? Пиздец, с лучшим другом в жопу! Самогон остался? Налей ещё. Мне больше всего понравилось, что он назвал меня «лучшим другом»… Мы потом не могли встретиться целую неделю. У него гостили родственники, у меня вернулись дед и бабушка.. Я понял, что люблю Володьку, и думал о том, как устроить так, чтобы всё время быть с ним. Записаться в скауты. Уехать в Америку… Через неделю мы опять встретились у меня, опробовав позу 69, и он кончил мне в рот, а потом снова трахнул меня в попу, и я испытал от этого удовольствие. Когда же я напомнил ему про обещанное, Вовка вдруг лёг на спину, задрал ноги и развёл их в стороны. Мой хуй вскочил, и я приблизил его к дырочке друга. Он дал мне возможность потыкать им в его дырочку, поводить вокруг неё, но потом натянул трусы и сказал: - Ещё не время. Это будет тебе подарок от меня на день рождения. Давай пока пососём… До моего дня рождения оставалось 2 недели. Я устроил так, чтобы остаться одному в этот день. Я тайком купил в ларьке фальшивое «Чинзано». Я отпраздновал с родителями день рождения накануне, хоть это и дурная примета. Я спровадил на дачу бабушку и дедушку, пообещав, что приеду к ним через день. В день рождения я прогулял школу, но накрыл стол. Знакомы ли вам часы ожидания любимого? С которым трахаешься не столько ради удовлетворения похоти — а похоть была, и какая! — сколько ради слияния с ним в одно родственное существо, переполняющее тебя нежностью? Вовка не пришёл ко мне после школы. Его не было в четыре, в пять, в шесть, в семь, в восемь часов. В девять я не выдержал и пошёл к нему домой. - Он пару часов назад ушёл куда-то с Русланом и Тимуром, — ответила мне его мама. — Будешь ждать? Я бросился на улицу, а затем и домой, как бросаются в омут. «Чинзано» было выпито из горлышка. Я искал Вовку по всему городку и, пьяный, снова пришёл к нему в полночь. Заспанная маманя ответила: - Да он уже спит! Я говорила ему, что ты приходил… Пьяный, я прорыдал у себя дома до утра. Жизнь кончилась. Следующим вечером я пришёл во двор, где не бывал уже давно. Мне хотелось увидеть хотя бы Гошку. Возле открытой полуподвальной двери, ведущей в красный уголок, сидели Володя, Тимур и Руслан. - Слышь, малой, — сказал Руслан, — у тя, грят, самогонка есть… Ты бы сбегал, а? Я посмотрел в упор на Володьку. - Я тебя ждал до утра. - Я тебе потом всё объясню, — сказал Володька. — Но сейчас я тебя прошу: принеси самогон. Или денег. И ты спасёшь одного человека, который тебе должен. - Ты сам нам тут всем бабу должен, — гоготнул Руслан. — Может, он и за бабой сгоняет? А то вы тут у нас заместо бабы раком встанете — понял, нет? Только тут я заметил, что ребята разговаривают с Володькой вовсе не по-дружески, и с ужасом понял, что у Володьки большие проблемы. Я помчался домой, как мчится влюблённый пацан. Я принёс поллитровую бутыль мутной влаги, мало заботясь о том, что будет со мной потом, когда вскроется пропажа. Я ещё принёс им сало, огурцы, масло, варёные яйца, колбасу — всё, что заготовил на день рождения. - Прошу, пане, — нехорошо пропустил меня вперёд Тимур. — А где девка? Сестра у тебя, блин, есть? Смотри, а то мы не шутим… О, милый какой… Пили из горла. - Так как? — продолжил Руслан начатый до меня разговор. — Бабу отъебал, парней обидел, на бабки их развёл. Ты, бля, знаешь, как за это на зоне… - А ему не до баб, не до бабок… Вовик, а сладко пацана ебать? — спросил Тимур, и я испытал возбуждение и ужас: происходило что-то невозможное, недолжное, невероятное. - Или этот пацанчик ебал тебя? — гадко добавил Руслан. - Можешь проверить: моё очко целое, а его раздолбано. Я похолодел от гадливости. Я не хотел знать о том, кто ещё был у Володьки. - Ребят, я пойду. - Куддда?! — взревел Руслан. — Володьке даёшь, а нам чё, не даёшь? Либо бабу веди, либо сам раком вставай. Я рванул к двери. Меня схватили. Я попробовал заорать, но мне зажали рот, заломили руки за спину, показали нож. - Не орать, бля… Значь, так: нас двое и вас двое. Тебя, пацан, мы всё равно выебем, а Вовку проверим. Он подставлял тебе очко? - Охуели! С каким Вовкой?! - Спокуха. Рот подставлял? Я плакал. Я хотел, чтобы меня убили. - Слышь, сестричка, мы тут думаем, а может, наш Вовка тоже сестричка? Он грит, что ты сам ему предложил. На коленях стоял… Скажи — тебе же меньше хуёв достанется! - Ребята, о чём вы?! - Ой, бля… Нож оказался у моего горла. - Вовчик, раз твой педрила в партизана играет, выбирай: либо ты, либо тебя. Ваще-т ты на пидора пока не похож… Пока… Ну? Меня бросили на стол, сорвали трусы. В ход пошло сливочное масло. Тимур и Руслан тяжело пыхтели. Я не сопротивлялся им, хотя боль разрывала меня напополам… А роза упала на лапу Азора… Кто во мне? Пусть лучше Вовка. Напротив моего лица оказались волосатые яйца. - Соси. Лижи. С проглотом, сука… Кто-то вышел из меня. Кто-то вошёл. Снова. Кто-то сказал: - О, бля, до крови выебли! Кто-то дрочил мне почти изощрённо, и я подумал, что это, наверняка, Тимур. Он прижимал меня к себе за уши и водил своим хуем по моему нёбу, когда насиловал в рот. Тёплое на животе, на боках… Затем я обнаружил себя на улице. Добрёл до дома и напился, забыв даже запереть дверь. В ночи я обнаружил кого-то рядом. Это был Володька. - Прости, слышишь, прости. Вот… Он стал раздеваться догола. Я отвернулся. - Ну, трахни меня, трахни! Я молчал. - Как знаешь, — он оделся и ушёл. Я же, пьяный, разорвал снимок парнишки по имени Calvin Klein на мелкие куски и выбросил их во дворе в отхожее место. Наутро я уехал к бабушке, а по возвращении в город сказал родителям, что устал жить без горячей воды, что соскучился по ним и по братику, что в школу буду ездить на троллейбусе. Я мог ездить на троллейбусах, летать на ракетах. Мне было всё равно. Я понял, что любовь ни от чего не спасает.