Выбор

— Ты мне свойственник. «Бывший», мысленно поправил царя Никита Романович. У Ивана ужо вторая жена, а он — так, брат первой. Слави Господи, не в опале. Но для чего ж он Государю? — Поди. Коротким жестом пригласив шурина к дубовому столу с раскинувшейся картой Русского Царства, Иоанн Васильевич вверял ему великую тайну. Доселе было засилье бояр-изменщиков, и невмоготу ему боле так править. Вот то, что сверху помечено — то его, Государева земля. То, что оставшееся — земским боярам на вечное пользование. — Нелегко будет сдержать всё в одиночку, не прибегнув к насилию, — поразмыслив, молвил Захарьин. Иван улыбнулся своей привычной горделивой улыбкой — только теперь она приобрела какие-то дьявольские, хищнические, доселе невиданные черты. Тень сомнения пробежалась немым молчанием. Он всё понял. Это было предательство — предательство мира и спокойствия на Руси, предательство всех трудов, всего, что так долго создавалось их отцами и дедами... Нет. Он не будет иметь к этому никакого отношения! Сия мысль тут же была бесстрашно высказана Государю — и Никита запоздало понял, что не сносить-де ему больше головы. — А я и не прошу, — ответит Иоанн, наклоняясь к карте и совершенно не глядя на боярина. Перекраивалась Московия, а с ней и резал напополам сердца всех подданных Грозный царь. — Мне нужен человек в Земщине. Свой. Не предатель. «Не предатель». Их взгляды столкнулись. Никитин был совершенно нагло-сознательным, понимающим и страшащимся своего тайного знания. Человек, привыкший высказывать Царю всё, столкнулся с невиданной угрозой: этот Царь стал слишком неуправляемым. Слишком ядовиты стали мысли, посещавшие кесарскую голову. И пусть внешне он оставался тем же Иваном... что-то изменилось в нём в ночь смерти Анастасии. Воспоминания о сестре отдали глухой болью в груди. Никита Романович слишком запоздало понял, что ему была оказана слишком большая степень доверия: если он не согласится — умрёт. Умрёт за своё тайное знание, за предательство своего Господаря. Если согласится.. Велика цена Иоанновой милости. За жалуемую на пиру чашу приходится слишком дорого платить. Выбора нет... Или есть? Выбор есть всегда? Взгляд Царя, твёрдый и неприступный, тронули бесноватые огоньки. Загорелись, заполыхали алым пламенем — Захарьин моргнул несколько раз, веря, что ему почудилось, но Иван продолжал возвышаться, не двигаясь и не мигая. Не креститься же при Государе? Тяжёл его взгляд, ох, тяжёл! Пришло время расплаты. Ради чего он это делает? Ради покоя своей семьи? Ради нового возвышения? Ради мира в русской земле? Коль, разделив страну на две чужбины, начнут грызться они, аки пращуры при Монгольском Иге — не бывать и снова Руси великой и свободной. Или ради женщины, которую они оба любили? И продолжают любить до сих пор. Взгляд Государя потух, неумолимо вынося приговор. И Никита поспешил вымолвить, силясь отсрочить Иванову немилость: — Я согласен.