Танец
Тёплый свет уличного фонаря сочился сквозь замызганное окно и разливался по всей веранде, задевая мужскую фигуру. Он едва касался опущенных в сумрак рук, целовал впалые щёки и чётко очерченные ключицы, путался в буйных медных локонах. Свет признавал в юноше своего. Но рядом были и другие. Двое мужчин, изрядно пьяных и уставших, лежали на кушетках. Один из них был близок к полной отключке, о чём свидетельствовали накрепко сомкнутые веки, а другой… На лице другого застыла полуулыбка гордеца, уличённого в слабости. И он был рад, что его поймали. Иракли не сводил бездонных глаз с постоянно перемещавшегося по веранде Мераба. Полуобнажённый танцовщик смущённо прикрывал лицо руками, делая вид, будто старается сосредоточиться на очередном «па». Минуту назад он осушил юбилейный стакан вина. Мелодия угасла, заиграла новая. Из динамика вырвался меланхоличный женский голос, который запел по-английски. Мераб не остановился и едва уловимо подстроился под ритм. Язык пламени коснулся кончика его сигареты и пропал. Грузинские сигареты, возможно, были сущим дерьмом, но это не имело никакого значения. Мераб потянулся к папахе, оставшейся на полке после бурного празднества и плавным движением опустил её на свою голову. Иракли усмехнулся. Голые плечи, пластичные руки, залитый светом торс, папаха и сигарета — всё выглядело, как намеренная насмешка. Алико бы влепил ему затрещину за подобное. Но Мераб явно не думал об этом. Ритм песни обрёл форму, движения Мераба стали более угловатыми и сменялись, как слайды в диаскопе. Это ночное выступление было для него одного. Странный, чувственный контемп в папахе под искусственным светом. Но ничего прекраснее Иракли в жизни не видел. Мальчишеская улыбка пропала с лица Мераба и он двинулся в сторону Иракли. Тот, в свою очередь, слегка напрягся, но не сумел пошевелиться. Танцовщик в папахе одним лёгким движением воспарил над кушеткой, не отрывая полузакрытых глаз от Иракли. Этот взгляд сверху вниз соблазнял, завораживал и говорил больше, чем любые слова. Этот взгляд навсегда приручил Иракли, превратил его в застывшую статую. Все прочие воспоминания исчезли, остался только этот свет и дым дешёвой сигареты.Камень
Мераб закурил очередную сигарету, давным-давно сбившись со счёта. Иракли, сидевший рядом, опёршись на камень, больше не казался таким невозмутимым, как при их первой встрече в зале для репетиций. В его голове роились мысли, но его присутствие было всё ещё отчётливым. Мераб подумал, что Иракли вспоминает прошлую ночь. Но ведь всё стало ясно гораздо раньше — они оба осознавали это вполне трезво. После лёгкого прикосновения к колену, совместных попыток разбудить Давида или короткой поездки на автобусе. А может, после первого взгляда. Все спали. Лишь уличный фонарь лупил золотистым светом в глаза, словно солнце, которое по ошибке зажглось посреди ночи. Мераб прильнул к плечу Иракли, к его крепкой шее, и ощутил тёплое дыхание на своих волосах. Взаимный жест обнадёживал, но эта возможность казалась не прочнее хрусталя. Неверный поворот головы, лишнее слово, нервный смешок — что угодно могло спугнуть то чувство, которое возникло между ними в последние мгновения. Губы сами тянулись к прохладной коже, и Мераб не мог остановить этот порыв. Он жаждал ответа и прислушивался к тяжёлому дыханию Иракли. Просто ответь мне. Слегка отстранившись, Мераб не спеша приподнял голову и заглянул в глаза напротив. К своему удивлению, он обнаружил в них ту же нерешительность, граничащую с испугом, которую сам излучал прежде. Зов не о помощи, но о нежности. Шагов вперёд было сделано немало, но прежде, чем Мераб успел во всём разобраться, он почувствовал на своих губах трепет чужих губ. Рефлекторно отбросив в сторону тлеющую сигарету, он охотно ответил на поцелуй и опустил ладони на мощные плечи. Не отрывая губ, они встали на колени и возвысились над камнем, который ночью ранее служил верным укрытием для их спонтанных ласк. В любовной лихорадке мыслям об убежище не было места. Мераб стащил футболку с любовника и окинул взглядом его торс. Тёмные волоски обрамляли его крепкую грудь и лохматой тропинкой вели к линии пояса. Иракли прижался к танцовщику всем телом, ощущая напряжение мышц и холодок, пробежавший по коже. Он наклонил голову и принялся покрывать поцелуями бледные плечи, ключицы, грудь, спускаясь всё ниже и не оставляя шансов вырваться из объятий. Впрочем, Мераб и не пытался этого сделать — он был сосредоточен на том, чтобы не потерять равновесия, однако колени предательски дрожали. Иракли стянул с любовника смешные шорты и обхватил губами напрягшийся член. Мераб сдавленно выдохнул и вцепился в копну тёмных волос, слегка давя на затылок. Иракли двигался нарочито неспешно, демонстрируя характер и сводя с ума. Приятная боль растекалась по всему телу рыжеволосого юноши, парализуя мускулы и атрофируя прежние страхи. Он запрокинул голову назад в бесполезной попытке отвлечься от волшебной пытки, но лишь едва успел заткнуть себе рот, прежде чем крик наслаждения вырвался наружу. Иракли украдкой вытер губы тыльной стороной ладони и опустился на холодную землю. Мераб беззвучно припал рядом, как спелый абрикос в нестриженную траву. Ему потребовалось несколько минут, чтобы вернуть себе контроль над мышцами. Иракли смотрел сквозь цветастую листву на чёрное небо, подложив под голову ладони. Мераб вытянул вперёд руку и легонько провёл указательным пальцем по носу аджарца, переходя к губам, а затем — к волевому подбородку. Наверное, отец мечтал, чтобы Мераб был именно таким — настоящим суровым грузином, с горячей кровью и крутым нравом. Грузином, рождённым для традиционных национальных танцев. Мысли об отце смутили Мераба. Он поёжился, будто почувствовал на себе его грозный усталый взгляд. Что бы сказал отец, застукав его с Иракли, лежащими вместе на сырой земле без одежды? Слова «сынок, ты недостаточно талантлив, это не твоё» сменили бы бесконечные проклятия и отречения. Ты — позор семьи, паршивая овца. Иракли вытряхнул тревожные мысли из его головы, легонько потрепав рыжеватые волосы ладонью. Они казались друг другу размытыми образами, миражами, но действовали осознанно, без оглядки. Иракли вновь прильнул к полуоткрытым губам любовника. Спустя пару мгновений Мераб уже лежал сверху, удерживаемый неведомой силой мускулистых рук. Они дышали через лёгкие друг друга, не отрываясь от жарких поцелуев. Сердцебиение учащалось, кровь стучала в висках. Могли ли эти звуки разбудить всю округу? Вопрос был риторическим, а движения обретали ритм танца на веранде. Иракли жадно вдыхал запах сигарет, вина и леса, застрявший в локонах юноши. Их ноги сплелись, время предварительных ласк подходило к концу. Ладони Иракли двинулись от талии танцовщика ниже по бёдрам и сжали упругие натренированные ягодицы. Мераб выдохнул с истомой и прогнулся, подчиняясь аджарскому темпераменту. — Ты точно готов? — шепнул Иракли, и от обжигающего дыхания в ухе Мерабу стало щекотно. Он инстинктивно улыбнулся и кивнул, толком не задумываясь над вопросом. Иракли обильно смочил пальцы слюной и провёл подушечками меж ягодиц Мераба, касаясь отверстия, стянутого плотным кругом мышц. Мераб стойко выносил проникновение одного, а затем двух пальцев в себя. Иракли терпеливо разрабатывал партнёра, хотя сам изнывал от боли в наполнившимся кровью члене. — Всё в порядке? — спросил Иракли, увидев, как Мераб прикрыл глаза и тихонько пыхтел. От неожиданности танцовщик резко распахнул веки и закивал. — Я готов, — прошипел он на выдохе так тихо, что Иракли едва различил слова. Смазав член, он начал вводить его в растянутое отверстие. Медленно, осторожно, хоть и понимал, что без дискомфорта организовать это не получится. Мераб впился зубами в его плечо, подавляя стоны. Первые проникновения казались настоящей пыткой, однако каких-то несколько движений спустя он уже извивался, как уж на сковородке, при каждом следующем толчке. Иракли действовал плавно, и когда понял, что может немного ослабить контроль, переключился на манящие губы танцовщика. Аджарец целовался, как дьявол, не допуская лишних мыслей и исследуя любовника досконально. Мераб плыл по течению, отвечая, принимая, чувствуя. Это новое ощущение накрывало его с головой, а к глазам то и дело подступали слёзы.***
Ещё какое-то время они обнимались, сидя у камня. Мераб лежал в крепких руках, как младенец в колыбели, и чувствовал аналогичное умиротворение. Впервые за долгое время он чувствовал себя защищённым. У него ничего никогда не было, он ничего и не обрёл, но в это конкретное мгновение искрился счастьем. Он вдруг вспомнил разговор с Мари, когда она предложила ему уединиться в парке. Первый раз должен быть особенным, Мари, а не в кустах в парке, — сказал он тогда. В объятьях Иракли у камня в ночи эти слова казались несусветной глупостью. Мерабу едва удалось сдержать подступивший смешок. Нам бы подошли и кусты в парке.Тбилиси
Иракли бродил по выложенным брусчаткой улочкам Тбилиси. Дело близилось к осени, и лёгкий ветер тормошил полы его бежевого пальто. Казалось, он не был в этом городе тысячу лет, но с каждым новым шагом образы прошлого становились всё ярче. Серёжка, которую он носил не в качестве протеста, а лишь потому, что она чертовски ему шла. Юношеская дерзость, репетиции с похмелья, бабушкины хинкали. По бабушке он особенно тосковал, но не бывал на могиле с самых похорон — а перед глазами стояла её искренняя улыбка. «Иракли, внучок, мой славный мальчик». Он брёл всё дальше, не зная, куда ведут его ноги. Иной раз на пути появлялась знакомая автобусная остановка или вывеска, но большую часть времени он изучал местность, словно турист. По одному из незнакомых балконов вился дикий виноград, прикрывая юркий стебель золотыми листьями. Горло Иракли мгновенно сдавила тоска, но он продолжал смотреть на резные листья. Свет обжигал глаза, свет пробуждал то, что он так старательно спрятал в дальней комнате своего подсознания. Где был сейчас тот светлый мальчик? Вновь выступал с оглушительным успехом на сцене театра «Ла Скала» или в «Альберт-холле»? Может, приехал навестить своего непутёвого братца? Или… или искал его? Иракли быстро отбросил последнюю мысль — слишком много времени прошло с их последней встречи. Многое произошло. Иракли продолжил путь, вытащив себя, как Мюнхгаузен, за волосы из омута собственной памяти. Тбилиси казался бесконечным, но живущим лишь в его голове. Мимо прошла девушка и улыбнулась бывшему танцовщику. Иракли с теплотой улыбнулся в ответ. Он поймал себя на мысли, что хотел бы вдохнуть запах её медных волос. Он был уверен, что она пахнет лесом и сигаретами. Где же сейчас был тот танцовщик с буйной медной головой? Помнит ли он о старых травмах? Помнит ли серёжку и бабушку, которая никак не могла запомнить его имени? Мераб, Мераби. Если я буду часто повторять твоё имя, я его не забуду. Иракли запрокинул голову и посмотрел на позднее осеннее солнце. — Пожалуйста, выполни мою просьбу. Одну, единственную. Прошу тебя, дай мне ещё хоть раз поцеловать моего светлого мальчика.