Welcome to your new home, my punk

Звонкий детский смех неудержимо рвался наружу, сопровождаемый громким лаем любимой собаки. Он переливался щекотными волнами внутри, вибрировал в горле и, казалось, оживлял мир вокруг, добавляя в него ещё больше восхитительных красок, чем уже есть сейчас. Маленькие ноги неслись изо всех сил, но никакой усталости не было и в помине. Они были легки и быстры, как у молодого жеребёнка, выпущенного порезвиться на свободе по зелёному лужку. Радостный лай впереди бегущей Джесси наполнял душу ещё большим весельем. И даже падение с пригорка не омрачило его: продолжая восторженно визжать, Фриск кубарем покатился вниз по мягкой, покрытой густой травой земле. Когда движение резко остановилось, ребёнок поднялся, даже не давая себе оклематься и, продолжая хихикать, зашатался из стороны в сторону, пытаясь сохранить равновесие. Лай питомца стих, доносясь откуда-то из глубины, отдаваясь приглушённым эхом, словно звучал из какой-то пещеры. Которую мальчик и обнаружил, когда, попутно отряхиваясь, поспешил на звук. Пожалуй, ему стоило хотя бы притормозить и всё обдумать, прежде чем резво забегать внутрь. Но из пещеры лился слабый свет, да и весёлое тявканье Джесси дало понять, что всё в порядке, и Фриск побежал вперёд, в неизведанное. Новое место, запечатанное со всех сторон, окромя входа, многолетними скалами, было очень просторным, что явно очень нравилось неугомонной подруге человека, с азартом исследующей каждую стену и камень. Здесь было холодно… и было бы ещё и неприятно тихо, если бы не шумное животное, заглушающее своей радостью всё негативное. Оттого место не вызывало дискомфорта или боязливости, хотя Фриск и знал, что пещеры — это не место для игр, они бывают опасны. Главной причиной подобному спокойствию был яркий широкий столб солнечного света, что лился сквозь отверстие наверху, освещая большую часть помещения. Это выглядело очень завораживающе. Как в фэнтезийных сказках про драконов, рыцарей и… древние магические артефакты, что покоятся на пьедесталах, озаряемые волшебным столбом света. Но вместо пьедестала широкий луч падал прямо в огромную, занимающую собой почти всё пространство, дыру в земле. Пожалуй, именно это и заставило ребёнка на время позабыть о сбежавшей собаке и, притихнув, опасливо подойти к краю пропасти, чтобы посмотреть, куда же падает свет. Древнего магического артефакта внизу видно не было. Да и ничего другого тоже. В дыре было очень темно, и тьма эта как-то неестественно обгрызала солнечный свет на его середине, словно она была такой густой, что даже солнцу было не под силу её развеять. И это уже было жутковато. Но всё равно потрясающе захватывающе. Интересно, что внизу? Пожалуй, нужно будет это проверить. Продолжая с интересом глазеть в темноту, предусмотрительно отойдя от края, Фриск задумался, где бы ему раздобыть крепкую верёвку и куда её можно будет закрепить. Было бы неплохо подговорить некоторых надёжных товарищей, которые не проговорятся родителям, чтобы отправиться на исследование вместе. Только бы разжиться фонариками… А если внизу ничего и нет, то и нестрашно. Здесь вполне можно будет устроить штаб квартиру. Оградить дыру самодельным забором из палок или даже обычных верёвок для безопасности, и, вуаля, эта пещера стала бы отличным секретным местом, куда они могли бы таскать свои сокровища. Это место уж точно никто не найдет, никто не ходит на Эботт уже давно. Здесь тихо и спокойно, можно даже сказать — уютно, и даже красиво: в солнечном свете переливаются пылинки и летают редкие бабочки. И что удивительно, благодаря солнцу вокруг дыры росли широкие зелёные лозы, может, получилось бы вырастить здесь ещё что-нибудь, эксперимента ради? Воодушевляющие приятные мысли нарушило увлечённое пожёвывание чего-то у стены, докуда не доставал свет: похоже, Джесси поймала какую-то живность и теперь устроила себе перерыв на перекус. А ведь сколько раз ругал её за это, эх, видимо, всё ещё не поняла. — Джесси! — сердито окрикнул её мальчик, отрываясь от занимательного рассматривания черноты внизу. — Брось! Собака тут же перестала грызть. Мгновение она анализировала произошедшее. А затем вдруг сорвалась с места и с радостным визгом помчалась к мальчику, очевидно, желая объятий. — Нет, Джесси, фу! — вскрикнул Фриск, испуганно вытянув руки вперёд в запрещающем и защитном жесте. — Нет, остановись, стой, СТОЙ!!! Но Джесси в несколько прыжков настигла мальчика, желая привычно закинуть лапы на его плечи. Обычно такое проявление беззаветной любви сбивало ребёнка с ног. Вот и сейчас толчок столь крупного зверя сильно пошатнул Фриска; забыв, как дышать, он заторможенно попытался схватиться за что-нибудь руками, но неслушающиеся от леденящего ужаса руки ухватили лишь воздух. В падении Фриск увидел лишь кусочек голубого неба из дыры наверху, откуда ниспадало ослепительное дневное солнце. Жалобный визгливый лай, эхом разносящийся по пещере, резко оборвался. На этот раз это была даже не его вина, как могли бы привычно подумать его товарищи и мама. Да, ему запрещали и думать даже об этой несчастной горе, которая давно считалась проклятой из-за пропавших на ней без вести детей, таких же малышей, как и он. Но, конечно же, это были враки. Чего только взрослые не выдумывают, чтобы запретить детям заниматься чем-то интересным! К тому же, никакой он не «малыш», вот ещё новости! А всё равно дело было не в этом. Он не собирался покорять горные вершины, чтобы идти кому-то наперекор или что-то кому-то доказывать. Джесси просто хотела погулять. И хоть её упорно гнали от дому, этой бесхозной, хоть и породистой, красивой собаке никто не был указом. Не потому что она была своенравной и упрямой. А потому что у такой большой тварюшки всё еще были глупые щенячьи мозги. Прогонять её или игнорировать Фриск посчитал жестоким, а значит неприемлемым, поэтому перелезть через забор заднего двора, чтобы немного поиграть с мохнатой подружкой за его пределами показалось ему не таким плохим решением. Ну и пускай, что ему уже неделю разрешали гулять только здесь, будучи наказанным за прошлую выходку. (А ему, кстати, так и не объяснили, что такого плохого в том, чтобы дать бедному грязному дяденьке денег. Да, он копил их на велосипед, но… дядьке-то было нужнее!) Фриск всё равно тихонько убегал проверить, как поживают птенцы, и зажила ли сломанная нога у Саймона, выбирая момент, когда мать болтала с соседкой. Потому даже когда развеселившаяся собака решила поиграть в салки и помчалась туда, куда, в общем-то, не следует, как ему вталдычивали, он не особо напрягся. Из гостиной раздавался весёлый голос матери — она снова оккупировала телефон. А разговоры взрослых были, насколько бессмысленными, настолько же и долгими. Но даже если его хватятся и в наказание лишат обеда и даже ужина — его друзья принесут ему чего-нибудь съестного. Дениз хорошо пулялась яблоками в окно его комнаты в прошлый раз. Не его вина была в том, что Джесси завела его в ту дурацкую пещеру. Не его вина, что он сейчас с пронзительным криком летел в бездну, прекрасно понимая, что точно обречён на смерть. В этом не было чьей либо ещё вины. Наверное, такой была его судьба. С которой он определенно не хотел мириться. Он не хотел умирать. И кто-то, кто отвечает за судьбу, определенно услышал крик души Фриска, полной Решимости жить, потому что вместо холодного и твёрдого пола, об который должны были раздробиться хрупкие кости ребёнка, Фриск вдруг ощутил сеть, которая мягко подхватила его. Но страх нависшей опасности не покинул его душу: потому что буквально со всех сторон оглушительным звоном взорвались колокольчики, доводя маленького парнишку едва не до сердечного приступа. Фриск не видел их, хотя здесь почему-то уже не было темно — он отчётливо видел свои уже запутавшиеся руки, но агрессивно громкие звуки и скованность движений совершенно сбивали с толку, не давая видеть, что творилось вокруг. Чем больше Фриск шевелился, пытаясь выпутаться из странной ловушки, подвесившей его как мешок с подарком, тем интенсивнее звенели колокольчики, повергая ребёнка в ужас. Кто-то же разместил их здесь не просто так. Он явно желал сразу же быть в курсе того, что кто-то попался в его сети. А что он потом сделает с тем, кого поймает… Об этом было страшно и подумать. Несмотря на убийственно громкий шум Фриск забрыкался сильнее. Ему нужно было выбраться. Он не мог здесь погибнуть. Он не собирался умирать. Старания принесли свои плоды — похоже, верёвка была очень старой и служила не один год — она треснула и порвалась, заставляя мальчика снова ухнуть вниз. Но падение длилось совсем несколько секунд и оборвалось внезапным погружением в прохладную воду. Фриск вскрикнул: множество пузырей взмыли вверх. Порванная сеть всё еще оплетала маленького человека, не давая ему возможности всплыть. Фриск яростно сопротивлялся, но только сильнее путался, а недостаток кислорода очень быстро лишил его сил. Ребёнок умирал. Но всё еще не желал сдаваться. Он чувствовал невыносимую боль в груди, но ещё он чувствовал доселе незнакомое ощущение, пылающее горячим огнём словно в самом сердце, озаряющим красным свечением воду, ослепляя Фриска, заставляя зажмуриться. Это было ощущение невероятного душевного подъема, обретения большой силы, с которой легко можно свернуть горы, это было ощущение, полностью противоположное смерти. Это была РЕШИМОСТЬ жить. Фриск почти не испугался, когда внезапно что-то коснулось его, а затем схватило сетку и рывком потянуло вверх. Он едва не вдохнул воздуха ещё раньше, чем оказался на поверхности, настолько сильно он желал хотя бы одного единственного глотка живительного кислорода. И хоть он оказался воистину прекрасен, от него не намного стало легче. В груди чудовищно горело, казалось, что сами лёгкие подгорели и обуглились после такой злой пытки. Фриск сильно кашлял, исторгая из себя воду, и мелко трясся, претерпевая жестокие мучения. Рядом находилось ещё что-то, Фриск не только чувствовал его присутствие, но и хорошо слышал. Именно оно разорвало сеть, освобождая мальчика. Теперь же оно просто тяжело дышало, наверное, тоже из-за тяжёлых махинаций под водой. Однако, похоже, быстро восстановилось и вдруг гаркнуло сильным, но к удивлению Фриска — женским голосом: — Я, по-твоему, для чего прикрепила эту чёртову сетку?! Чтобы такие сопляки, как ты, которые элементарно не умеют плавать, не потонули здесь, как последние придурки! Хотелось бы сказать, что Фриск от удивления и испуга даже перестал кашлять, но это было бы неправдой. Потому что всё было ровно наоборот. Вода, пускай и выходила из горла ребёнка в куда меньшем количестве, чем до этого, что должно было поспособствовать затиханию кашля, но теперь же, когда Фриск слезящимися глазами взглянул на свою спасительницу, он продолжил задыхаться. — Да, я тебе говорю, суицидальная ты дубина! Думаешь, я от нефиг делать, для красоты неописуемой её тут повесила?! Вам, людям, вечно надо всё порвать, сломать, разрушить… Я, конечно, одобряю это пламенное рвение, но не когда оно тебя в могилу сводит! Продолжая сдавленно кашлять, Фриск во все глаза пялился на высокую худощавую женщину в майке и брюках, что возвышалась над ним, как скала. Она была вся мокрая; вода стекала по её длинным алым волосам, завязанным в высокий хвост, которые она сейчас сердито отжимала. Она была бы очень похожа на маму Тома, довольно симпатичную молодую леди, если бы… если бы не выпирающие из-под верхней губы длинные клыки, если бы не большие рыбьи уши, если бы не шевелящиеся жабры на шее, если бы не синий цвет лица, отсутствие носа… А вот чёрную повязку на глазу Фриск вполне мог бы одобрить, это выглядело по-пиратски круто. Всё остальное ранее перечисленное так быстро переварить он не мог. Он не мог даже закричать и броситься бежать подальше от чудища: во-первых, он всё ещё чувствовал себя слабым после борьбы со смертью, во-вторых, дама хоть и была на него сердита, но, похоже, враждебности к нему не питала, и в-третьих, не такая страшная она и была. Рыба да рыба. Антропоморфная (о какое слово знает!), считай вроде и человек. И Фриск остался на месте, уже перестав кашлять, а лишь продолжая напряжённо глазеть. Женщина тем временем подошла ближе и присела перед ним на корточки. Тот даже не шевельнулся. Он почему-то был уверен, что она не причинит ему вреда. Может быть, это потому что ещё она была похожа на его собственную маму: такая же крикливая и вечно сердитая, но на деле очень добрая, просто не умеющая иначе выражать свою заботу. — Слушай, пацан. Ты же пацан, да? — заговорила она вдруг куда тише, смотря ему в лицо уже без былой злобы, лишь с серьёзностью. — Ты ведь и ласты склеить тут мог, если бы я тебя не услышала. Вернее… не увидела. Я ведь даже не поняла, куда ты делся. Бежала со всех ног, а как прибежала, тебя и след простыл. И только по свечению твоей души прям из-под воды я тебя нашла. Ты понимаешь? Ты мог тут всплыть пузом кверху, и всё. Мне такого добра тут не надо. Фриск удивленно выгнул бровь: свечение его души? Его душа светилась? Разве души вообще светятся? Помнится, прабабушка как-то рассказывала, что у хороших людей души светлы, а значит, прекрасны. Эта леди сумела разглядеть свет его души? В таком случае, это очень здорово. Не только потому что это спасло его жизнь. А потому что это значило, что он хороший. — Извините за причинённые неудобства, пожалуйста, — хрипло произнёс мальчик, вовремя вспомнив, что нужно быть вежливым. — И спасибо вам за спасение. Я у вас в долгу, мэм. Красноволосая леди мгновение осмысливала сказанное, недоумённо похлопав глазом. А затем вдруг оголила ряд воистину устрашающих, острых зубов. — Пффф, «мэм», ахаха, скажешь тоже! — И, выпрямившись, она бодро протянула мальчишке свою ладонь, широко улыбаясь. — Я Андайн. Я вроде как приглядываю за этими развалинами. Было что-то в её улыбке такое светлое и дружелюбное, что несмотря на хищные клыки, новая знакомая не выглядела той, что могла намеренно навредить ему. Секунды две поглядев на протянутую руку, Фриск ухватился за неё, крепко пожимая, тем самым закрепляя знакомство. Андайн же помимо рукопожатия потянула дитя на себя, поднимая его на ноги. — Что ж, мелочь, рада, что ты не помер тут ещё до того, как я тебя нашла. Я же вроде как стараюсь оберегать тебе подобных. Вот было бы неудобно, если бы ты тут загнулся! А ведь такому слюнтяю, как ты, здесь это самое плёвое дело! Фриск аккуратно высвободил ручонку из её сильной хватки, боязливо поглядывая на рыжую хранительницу, но она, впрочем, не уловила напуганности в его взгляде. — Ну что ж, раз уж ты здесь, потопали ко мне домой, нам обоим стоит переодеться в сухое. Не хватало, чтобы ты распустил тут сопли. — Она наклонилась к порванной сетке, что недавно чуть не стала детоубийцей и закинула её себе на плечо. — Пожалуй, мне стоит сделать её неразрушимой, чтобы понизить риск смертности среди малолеток. А то если мне каждый раз придётся мчаться сломя голову, чтобы спасти ещё одного сосунка, мои идеальные блюда пойдут ершу под хвост. И тут её словно заклинило. И пока её лицо наполнялось чем-то неописуемым, Фриск продолжал размышлять, что ему, наверное, не очень хочется идти домой к этой эмоциональной даме, даже если она вроде как «оберегала ему подобных». Впрочем, размышления эти всё равно ни к чему бы не привели, а значит были бы лишними. Потому что Андайн завопила следующее: — Бляха карасюха, моя готовка!!! — В один прыжок рыба настигла опешившего мальчугана и сунула его подмышку, словно котёнка. — Бежим, малявка! И она вдруг понеслась с бешеной скоростью. Кровь застыла у Фриска в жилах, когда мимо него замелькали каменные своды, колонны и стены, опутанные лозами, каналы с водой, на поверхности которых бултыхались кувшинки, на самом деле огромное количество каналов с водой, через которые рыбьи ноги легко перепрыгивали. И одновременно с этим страхом, душу ребёнка наполнил восторг, да такой силы, что тот не смог его удержать, издав счастливый визг. Андайн, похоже, это понравилось, и вперемешку с коротким хохотом она тоже завопила громогласное «НГАААААААХ», распугивая местную живность. Фриск едва успевал замечать её: так быстро она разбегалась, словно ужасно страшась попадаться хранительнице на глаза. Это были такие же странные существа, как и она — Фриск с трудом разглядел кого-то, похожих на больших лягушек, на крупных мотыльков, некоторые и вовсе были как небольшие монстрики: кругленькие, одноглазые, с рожками. Человек окончательно убедился, что попал в сказочный мир, когда увидел подмигнувший ему какой-то овощ, сидящий в мокрой земле. Экскурсия была хоть и ужасно короткой, но совершенно восхитительной; шально улыбаясь, Фриск с трудом устоял на ногах, когда его опустили перед большим старым домом, в котором горел свет. На самом деле, он был очень далеко от того места, куда он свалился в небольшой, явно самодельный пруд, который полностью освещали лучи солнца, падающие сверху. Но со скоростью Андайн они добрались самое большее минут за пять, немудрено, что она так быстро прибежала к нему на помощь. — Стой здесь, понял? — строго приказала ему рыжая леди, направившись к двери. — Я сейчас. Попробуй только сдвинуться с этого места! И она скрылась в доме. Запах гари, вырвавшийся из открытой двери, тут же ударил в нос, заставивший Фриска скривиться не столь от неприятного запаха, сколь от осознания, как будет зла хозяйка неудавшейся готовки. Как бы она не сорвала свой гнев на нём, ведь это по сути его вина, что ей пришлось всё бросить… Может, всё-таки стоит убежать? Но он покорно остался, с любопытством оглядывая явно простоявшие не один век стены и чёрное лысое дерево, стоящее на небольшом островке, окружённым водой, поверхность которого была вся усыпана осенними листьями. Надо отдать Андайн должное — она вернулась действительно быстро. Но она преобразилась, почти до неузнаваемости, даже вгоняя своей метаморфозой в ступор. На ней было фиолетовое, с какими-то символами на груди, платье по самую щиколотку, из-под которого виднелись босые ноги. Длинные рукава были белоснежно чистыми, что говорило либо о том, что Андайн отличная хозяйка и держит свою одежду в чистоте и порядке, либо о том, что это платье вообще ранее не носили… Её волосы, уже не выглядящие такими мокрыми, были распущены, и это выглядело симпатично, особенно с аккуратно выглядывающими из волос ушками. Но что было страннее всего, так это её выражение лица, которое выражало доселе незнакомую нежность, что вообще-то выглядело довольно-таки неестественно. — Добро пожаловать в твой новый дом, мой молокосос, — переплетя пальцы и держа их на уровне груди, наверное, в попытке выглядеть каким-нибудь добрым наставником, с улыбкой сказала она. — Я очень рада тебя здесь видеть. О, мы отлично будем проводить с тобой время, дорогой слюнтяй. Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Фриск так бы и остался стоять на месте с открытым ртом, если бы хозяйка дома не схватила бы его за руку, потащив за собой. Пожалуй, на этом моменте было бы неплохо попытаться возразить ей, что он вроде как не может остаться с ней тут навсегда. Конечно же, дело совершенно не в ней, боже упаси, что вы! Ну просто… просто, э… Она не подписывала никаких документов на усыновление, и не получала на это согласие у его родителей, а это вроде как незаконно. А ему как бы очень рекомендовано вернуться домой хотя бы к ужину. Потому что если он пропустит и ужин, ему точно не избежать страшной взбучки. Но Фриск не успел и раскрыть рта, чтобы пискнуть что-то эдакое — они уже стояли у двери «его комнаты», а рука Андайн в неловком «ласковом» жесте елозила по его голове, едва не заставляя его колени подогнуться от тяжести. — В общем, располагайся. Я положила тебе сухую одежду на кровать, она должна вроде подойти. А я пойду, закончу с едой, чтобы ты мог подкрепиться и заодно заценить мои кулинарные навыки. И она быстро-быстро умчалась в эпицентр запаха гари. Фриску ничего не оставалось как зайти внутрь комнаты. Тут дышалось гораздо свободнее. Это была уютная небольшая детская, с простеньким торшером, шкафом, ящиком с игрушками и кроваткой, на которой лежали обещанные вещи. Тёмно-серые бриджи и вязаный синий свитер с двумя горизонтальными лиловыми полосами на поясе и на обоих рукавах. Свитер был как никогда кстати, потому что в доме Андайн царила влажная прохлада, и Фриск с удовольствием натянул его и остальные принесенные ему вещи. Они оказались как раз впору. Довольный Фриск направился к выходу из комнаты, чтобы сообщить Андайн, что вещи ему подошли, но столкнулся с нею прямо у двери, чудом не зашибленный ею же — дверью. — О, мелочь, ты уже переоделся! — радостно сказала она, похоже вернувшись в своё обычное, не слишком материнское состояние. — Надо же, я так и думала, что у тебя такой же размер. Я вязала его чисто ради эксперимента, вдруг приглянулся бы, но зелёные в жёлтую полоску нравились малявке больше. Лицо её внезапно омрачилось, приобретая печальные черты. — Так ведь и не заставила надеть, такая упрямая вонючка. А тебе идёт. Значит, и мелюзге подошло бы. Она говорила о другом ребёнке? Да, кстати, а где же другие дети, о которых она говорила? Фриск видел ящик с игрушками и шкаф, полный детской одежонки и обуви, но где же сами дети? — Ну что ж, — вдруг резко повысила громкость голоса Андайн, вырывая и себя, и испуганно вздрогнувшего гостя из задумчивости. — Ты наверняка устал после всего, что с тобой приключилось. Ложись, покемарь маленько, а потом поешь да расскажешь, чего там у тебя. Лады? Лады. Спи! После чего она лучезарно улыбнулась и захлопнула с той стороны дверь. Боясь как бы она не нагрянула с проверкой, Фриск двинулся обратно вглубь комнаты и присел на кровать. И вдруг понял, насколько сильно же он действительно устал после всей этой беготни и новых стрессовых знакомств. Голова его опустилась на подушку, а ноги горизонтально вытянулись. Кровать тоже была малышу как раз по размеру. Спать после таких событий Фриск, конечно же, не смог бы, но немного полежать, давая отдохнуть позвоночнику и ногам, а также позволяя мозгам начать спокойно переваривать произошедшее, было очень даже кстати. Полёживание, впрочем, продлилось недолго. Уже минут через пять дверь заскрипела, и Фриск поспешно зажмурился, притворяясь спящим, чтобы не дай бог не получить негодуя от приказавшей спать рыбины. Раздались неуклюже крадущиеся шаги. Фриск отлично умел притворяться спящим, благо опыта в этом у него было предостаточно. Однако теперь он даже перестал дышать от волнения, что вполне могло его выдать. Андайн вроде казалась дружелюбной… наверное… но сейчас Фриск не на шутку перепугался, что она может зарезать его во сне или просто откусить лицо, так, на пробу. Раздался тихохонький звяк рядом с кроватью. Капкан. Она поставила капкан, чтобы тот оторвал ему ногу, или переломил всего целиком. Действительно, зачем ей пачкать руки? Но зачем тогда она спасала его из пруда? Правда предстала перед глазами мальчишки после того как шаги прокрались обратно до двери, после чего последняя закрылась. Еле сдерживая бешено бьющееся сердце в груди, где ему быть положено, дитя осторожно свесилось с кровати, чтобы увидеть, что же уготовила ему огненно-рыжая «Хранительница развалин». На полу стояла тарелка с дымящимися на ней… спагетти с двумя подгоревшими фрикадельками. Фриск чуть не засмеялся вслух — ну какой же дурак! Ему же сколько говорили про приготовленное кушанье, и вот оно, собственной персоной, двумя макаронинами лежащее на полу. Несмотря на то, что выглядело это не очень аппетитно, в животе заурчало. И хоть мальчишка знал, что принимать еду от незнакомцев нельзя, он понимал, что сидеть голодом немногим лучше. К тому же, кто знает, вдруг Андайн страшно разъярится, что он не съел то, что она так усердно готовила. Лучше было не рисковать. Только… где же вилка? Ложка? Хоть какой-нибудь столовый прибор? Нет, ну он, конечно, мог поесть и руками, но они вообще-то были грязными. Он ведь валялся по земле, упал в пропасть, чуть не утонул в пруду, жал ладошку леди-рыбе, а руки не мыл. Брезгливость к немытым ладошкам ему воспитала та же мама. Поэтому прежде чем приступить к трапезе, Фриск решил всё же покинуть комнату и либо самому отыскать ванную, а заодно и кухню со столовыми приборами, либо попросить помощи у Андайн, она по сути не должна рассердиться от такого. Выйдя из комнаты, Фриск вместе с тарелкой отправился на поиски кухни, чтобы сначала оставить там еду и потом отправиться на поиски ванной комнаты. Судя по каким-то кряхтениям и даже бормотаниям, которые были весьма громкими, и вони от горелого, Андайн как раз была на кухне. Ребёнок отправился на звук, путь к которому, как оказалось, вёл через гостиную, которая вместе с тем являлась столовой, но тут его внимание привлекла лестница, ведущая куда-то вниз, очевидно, в подвал. Странно, что она была прямо посреди комнаты, обычно путь вниз, в эту страшную часть дома, скрывался за дверью. Он не видел чего-то подобного в жилых домах, это было довольно любопытно. Присев на корточки, мальчик вгляделся в полумрак; оттуда сквозило. Интересно, что было внизу? Обычно в подвалах находились всякие нужные устройства для отопления дома. И всякое нужное для стирки. Скукота. Наверное, он даже не стал бы на это смотреть… Ха, брехня, ну конечно же, стал бы, но разве что позже. Но его намерения поняли иначе. Фриск испуганно вскрикнул и выронил тарелку, что из-за его сидения на корточках не разбилась, а осталась лежать на первой ступеньке, когда его схватили за шиворот и оттащили от лестницы. — СОПЛЯК! ТЫ ЧЕГО ЭТО УДУМАЛ?! — возопила рыба-хранительница, грубо развернув перепуганного мальца к себе лицом. — ЧЕГО ТЫ ТАМ СЕБЕ УВИДАЛ? ТЕБЯ, ЧТО, ТУДА ПРИГЛАШАЛИ? ВАМ ТАМ ЧТО, МЁДОМ НАМАЗАНО? ЧЕГО ВЫ ВСЕ ТАЩИТЕСЬ ТУДА И ТАЩИТЕСЬ, БУДТО БОЛЬШЕ ЗАНЯТЬСЯ НЕЧЕМ, ЧЕМ ИСКАТЬ ГРЁБАННЫЙ ВЫХОД ИЗ РУИН?! ИДИ В СВОЮ КОМНАТУ И ПОСАДИ СВОЮ ТОЩУЮ ЛЮБОПЫТНУЮ ЖОПУ НА КРОВАТЬ! ПОИГРАЙ В ИГРУШКИ НАКОНЕЦ, БУДЬ УЖЕ НОРМАЛЬНЫМ СОПЛЕЖУЕМ! Фриск большими круглыми глазами смотрел как жабры на шее Андайн раздувались от гнева. А затем… затем на её лице внезапно появилось что-то такое… будто она что-то вспомнила. Что-то её смущающее? Или просто грустное? — Ну. Или если тебе так хочется чем-нибудь заняться… Можем приготовить чего-нибудь. Вместе. Чаре нравилось… Похоже, мысли об этом ребёнке навевали на неё неприятные воспоминания. Интересно, что случилось? Пожалуй, ему стоило согласиться с рыжей леди и попытаться приготовить что-нибудь повкуснее слипшихся макаронин с горелыми фрикадельками. Но вот только Фриск ляпнул совершенно другое, чего явно не стоило говорить. — Значит, там выход из Руин? Он понял свою ошибку сразу же, ещё до того, как недобро заблестел единственный жёлтый глаз Андайн и обнажились клыки. Разгневанный оскал принял форму улыбки, очевидно, от нервов. — АХ, ТЫ ХОЧЕШЬ УЙТИ?! Дальнейшее повергло Фриска в пучины дикого ужаса. С яростным криком «НГАААААААХХХХХХ!!!» Андайн вдруг напрягла мышцы на руках, и её белые рукава с треском порвались, буквально разлетаясь на лоскутки, мгновенно обнажая её руки, чьим бицепсам мог не позавидовать только самый знаменитый силач в цирке. Произведённое впечатление ей явно нравилось — несмотря на гнев она не могла сдержать воинственной улыбки. — А НУ ПОШЁЛ В СВОЮ КОМНАТУ!!! — взревела она, и Фриску не пришлось повторять дважды. Без посторонней помощи он в мгновение ока полетел в указанном ему направлении и захлопнул дверь будучи внутри. Такого он ещё никогда не видел. И точно ни у кого больше не увидит. Это было ужасно. Это было офигительно. Чувство ужаса и неописуемого восхищения клокотали внутри ребёнка, и ему хотелось смеяться. Несколько весёлых смешков всё же вырвалось у него из груди, когда Андайн с той стороны прикрикнула, даже не подходя к двери: — И ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО ВЫЙТИ ОТТУДА, НЕ ПОДУМАВ О СВОЁМ ПОВЕДЕНИИ, МАЛЕНЬКИЙ ТЫ ЗАСРАНЕЦ, Я ТЕБЕ ГЛАЗ НА ЖО… КХМ. ТЫ У МЕНЯ ПОЛУЧИШЬ! Разумеется, после такого сложно было не выйти из комнаты как только стихли её шаги и бормотания. Не только потому что уматывать от злой рыбины было так уж весело. А потому что было страшным грехом после такого грозного запрета не проверить, куда же вёл выход из Руин. Может, где-то через полчаса. Сердце колотилось, как сумасшедшее, в общем-то, напрасно — дом внезапно оказался пуст. Что было подозрительным ненамного, вряд ли Андайн собиралась выпрыгнуть откуда-нибудь из-за угла. Почему-то Фриск был уверен, что она именно в том подвале. Но что же она там делала — это предстояло выяснить. Жаль, тарелки с едой уже не было на месте, хотя, может, и не очень. Собрав Решимость в кулак, маленький человек отправился по лестнице вниз. Там его ждал длинный извилистый коридор. Тут было гораздо холоднее, чем наверху, но в свитере было очень тепло, так что это не было проблемой. Фриск двинулся вперёд по коридору. В очередной раз завернув за угол, он вдруг увидел её, Андайн, сидящую на полу, прижавшись спиной к большой массивной двери, на которой были точно такие же символы, как и на её платье: три треугольника, один из которых перевернут, над ними круг, а по бокам его вытянутые крылья. Мальчику они были незнакомы. Хотелось бы ему разглядеть их поближе, жаль, не обратил на них внимания раньше, но его могли обнаружить, поэтому он почти сразу же, как вышел из-за угла, заскочил обратно. Хорошо, что она не смотрела на него, спрятав лицо в своих коленях. — Рецепт? — вдруг вопросительно произнесла Андайн, пугая Фриска неожиданной репликой до самых чёртиков. — Ага, попробовала. Ну как тебе сказать. Наверное, готовка просто не моё. Странные посторонние звуки вдруг донеслись до ушей Фриск, он не сразу понял, что так звучал ещё чей-то голос, сильно приглушённый, вероятно, доносящийся из-за двери. Увы, как бы паренёк не напрягал слух, он не мог разобрать ни слова. — Да я знаю, что нравится, она меня… отвлекает, что ли. Сам знаешь, заняться тут особо нечем. Это если не брать в счет гонения мелких, или для неё присмотр за детьми плёвое дело? — Я? Да нет, не грустная. Нормальная. Не знаю, чего ты там у меня слышишь. Обычный голос. Да не спалила я ничего! Нгааахх, да честно тебе говорю, Папирус, отстань! Кто бы это ни был, у её собеседника очень необычное имя. Да и её тоже странное — Не умирающая, Бессмертная. Вполне подходящее, впрочем, имя. Вот только кто пытался её убить? — Прости, прости, — она тяжело выдохнула и, судя по звуку, её затылок ударился о дверь. — Не переживай, просто трудный день, всё норм. Её голос звучал совсем иначе, чем когда она говорила с ним, Фриском. Похоже, что-то её действительно очень беспокоило. Кажется, даже угнетало. — Да не бери в голову, просто… Я… Аргх, Папс, вот скажи честно: ты считаешь меня, ну… странной? Отталкивающей, например? Оу. Она… переживала о таких вещах? Может… своим интересом к выходу отсюда Фриск как-то обидел её? Может, ей просто хотелось компании? Кажется, ей здесь одиноко. — Ахаха, я знала, что ты так скажешь. Сама не знаю, почему спросила. Может, потому что хотела услышать это от тебя. Ну да, ну да, ты неисправимый очаровашка. Пхпргх! Я хотела сказать костяшка! Костяшка, ты понял?! КО-СТЯ-ШКА! ПАШОЛ ТЫ, ПАПИРУС, ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРЕКРАТИШЬ НЬЕХЕХЕКАТЬ, Я ЩАС УЙДУ, ПОНЯЛ?! Загоревшись любопытством, Фриск осмелился выглянуть из-за угла. Андайн, совершенно красная (рыбы умеют краснеть?!), как-то странно улыбалась, периодически жмурясь. Сейчас она даже выглядела счастливой. Что ж, кто бы ни был этот Папирус, похоже, он ей очень нравился. Это было внезапно и очень мило. Он, кажется, был неплохим парнем, раз так легко вывел её из мрачного настроения. Это было хорошо, ей определенно нужна была поддержка. Что бы у неё ни случилось. — Да ничего не случилось, — глядя в потолок и свесив руку с согнутого колена, небрежно бросила она. Фриск поспешил снова спрятаться за стеной, чтобы не оказаться обнаруженным. — Просто есть кое-кто, о ком я пытаюсь заботиться. Они теряются, а я… ну, привожу их домой, присматриваю за ними, а они… Они все уходят. Фриск аккуратно сел на пол, оперевшись спиной о стену и обхватывая руками колени. Так и знал. Это его вина. — А? Н-нет, я не- Аргх, ладно. Да, я о них. Я знаю, что это уже давно в прошлом, но… Нет, Папс, нет, не надо утешений. Я знаю, что это моя вина, даже если ты так не считаешь! И я знаю, что мы уже обсуждали это, и я ценю, что ты каждый раз выслушиваешь меня. Хотя и не должен. Нет, нет, Папирус, подожди. Ты королевский стражник, ты должен докладывать о таких, как я, прямиком королеве. Да, мы с тобой друзья. И я очень этому рада. Докладывать? Королеве? Она что-то натворила? Ну, с её нравом немудрено, конечно, но чтобы уж закон преступать… — Я лишь хотела сказать, что я… они ушли, потому что я попросту не умею обращаться с детьми. Эти мелкие пиздюки такие сложные! Аргх, да не ругаюсь, не ругаюсь, остынь! Они, эти сопляки… ну, дети, они вечно себе на уме. Я даже пыталась быть милой мамочкой, это выше моих сил! Если бы… если бы только я знала, как с ними договариваться, они бы… были живы. Холодок пробежался по спине Фриска, несмотря на согревающий свитер. Это то, что случилось с детьми, которые были у Андайн? Они все захотели уйти и… погибли? А затем Андайн стихла. Голос за дверью что-то неразборчиво говорил и говорил бодро и уверенно, а она слушала и слушала. Затем вдруг тихонько всхлипнула и рассмеялась. — Спасибо, друг. Ты… ты отличная костяха. Знаю, щедра на комплименты сегодня, сама в шоке. — Она снова засмеялась, а затем вдруг замолчала. Следующие её слова были такими тихими, что Фриску приходилось напрягать слух, чтобы их понять. — Папирус? Ты можешь мне пообещать кое-что?.. Если через эту дверь снова пройдет человек… Если… если я не смогу удержать его здесь, в безопасности… ты можешь позаботиться о нём? Чтобы… чтобы он был в порядке. Я не хочу, чтобы и он умер от рук Меттатона, как остальные семеро. И прежде чем ты ответишь, я знаю, что прошу слишком многого. И я не хочу подвергать тебя такой опасности. Но… этот ребёнок особенный. Он так похож на… него. И потому я думаю, нет, я верю, что именно этот малой смог бы всё исправить. Если он сумеет дойти до замка и встретиться с королевой… И просто посмотреть ей в глаза… Быть может, она поймёт, какую большую ошибку она совершила. И захочет её исправить. Если это по-прежнему та Альфис, которую я знаю, у неё хватит на это сил. Перестать прятаться. И даже противостоять ЕМУ. Фриск боится, что его сердце в этой продолжительной тишине бьётся слишком громко. Но промолвленное Андайн слово будто отрешает это место от всех звуков: — Спасибо. Он больше ничего не слышал, в голове роились только сказанные слова, становясь трудно выносимым гулом. Из этого состояния его вывело громкое бодрое восклицание: — Нгааах, ну чего мы скисли, как две мямли?! Давай уже очередные шутки твоего тупого брата для поднятия настроения и проваливай на работу, солдат! Мне ещё сосунков нянчить, знаешь ли! Пожалуй, это был лучший момент, чтобы уйти, оставшись незамеченным. Тяжело поднявшись, Фриск, едва переставляя еле гнущиеся от физического напряжения и от эмоционального потрясения ноги, отправился в свою комнату. Громкий агрессивный смех Андайн чередовался с её забористой негодующей бранью. Это всё сон. Мальчик мягко приземлился на кровать, затем аккуратно лёг, словно боясь что-то испортить. И ему нужно проснуться. Никакой он не особенный ребёнок. Ему нельзя оставаться здесь. Нельзя вмешиваться в государственные дела незнакомого мира, только потому что он похож на кого-то, кто был ею. Ему нужно вернуться домой к ужину. Может, если уснуть в мире снов, то цикл нарушится, и тогда он проснётся? В том мире, где ему место. Остаться с Андайн, чтобы залечить её душевные раны. Или уйти, подвергаясь смертельной опасности, чтобы помочь другому исправить свои ошибки. Он не обязан делать эти выборы. Ну, ничего, скоро он проснётся, проснётся… Остаться здесь, не имея возможности вернуться к своей семье. Она будет горевать по нему. Помочь революции свершиться ценой своей жизни. А если не получится? Не слишком ли много всё это для маленького мальчика? Не слишком ли сложно? Имеют ли они право заставлять его делать такой выбор? Фриск засыпает, так и не найдя ответа на мучающие его вопросы. Но во сне он отчётливо чувствует, как его накрывают одеялом и ставят ещё одну тарелку на пол. А затем чужая холодная рука неловко касается его лба, в неумелом, но ласковом жесте взъерошивая его волосы. — Знаешь, глядя на тебя, я взаправду начинаю верить, что ты — будущее людей и монстров. Наверное, ему нужно время, чтобы тоже в это поверить.