working my way back (to you, babe)

23 октября 1963 года. - Эм… Профессор? - Что случилось, Хэнк? - Хм. Эрик у входной двери. С ним двое малышей. У одного из них белые волосы. Это нелепо и глупо, и Чарльз почти огрызается на Хэнка. Эрику нечего здесь делать. Но Ксавье использует свою телепатию и чувствует умы двух новых детей неподалеку. Тот факт, что он не заметил их приближения, свидетельствует о том, насколько он чертовски устал. Оказывается, открытие школы - это тяжелая работа. Вздохнув, он отрывает взгляд от программы, над которой работал, хмуро смотрит на Хэнка и вместо того, чтобы огрызнуться на него, он говорит довольно прямо: - Скажи Эрику, что он не войдет в этот дом, пока не снимет свой идиотский шлем с головы. - Ну, он уже в фойе. Вместе с детьми. Идет дождь, поэтому я не хотел оставлять их на пороге, - Хэнк, по крайней мере, имеет приличие выглядеть смущенным, неловко поправляя очки на носу и шаркая ногами, но это не значит, что Чарльз счастлив тому факту, что Эрик снова оказался под их крышей. Нахмурившись и снова тяжело вздохнув, Чарльз откладывает авторучку и откатывается от стола. Его движения с каждым днем становятся все более плавными. Почти год спустя после возвращения с Кубы он уже привык к жизни в инвалидном кресле. Он хорошо приспосабливается к жизни без Эрика Леншерра, так что его появление почти год спустя после того, как он уехал, откровенно говоря, грубо и неудобно. - Ладно. Пошли, - говорит он. Хэнк отступает и первым выходит из кабинета. Помещение находится внизу для удобства; большинство классов, недавно отремонтированных, но еще не используемых, занимают первый этаж, поэтому вполне логично, что директор будет находиться как можно ближе к ним. Сделав глубокий вдох, чтобы хоть немного подготовиться, Чарльз следует за мутантом. -xmx- Эрик слышит движение металлического кресла и чувствует, что он тонет. Близнецы, прижавшись друг к другу, не замечают его внезапной паники, сонные и немного раздраженные после путешествия. Они перестали хныкать, и это уже кое-что, но это не меняет того факта, что к ним приближается инвалидная коляска. Человек, сидящий в ней, очень похож на Чарльза Ксавье. Волосы у него чуть длиннее, глаза чуть более усталые, но нет никаких сомнений - это Чарльз, и он в инвалидном кресле, и для этого может быть только одна логическая причина. Эрик уже не помнит, как правильно дышать. Все, что он может делать, - это пялиться. - Перестань таращиться, Эрик. Мы поговорим об этом позже, - говорит Чарльз, или, может быть, лучше сказать огрызается. Оправданно, учитывая то, что сделал с ним Эрик. Блять. - Я был бы очень признателен, если бы ты снял этот нелепый шлем со своей головы, пока ты находишься в моем доме. Когда Эрик вновь обретает способность говорить, он хрипит: - Я Магнето, - затем продолжает с большей уверенностью. - Шлем остается. Я здесь надолго не задержусь. - Под этой крышей ты - Эрик, - говорит Чарльз так же уверенно. - Сними шлем или убирайся отсюда и забери с собой этих детей. Это жестоко, и совсем не тот Чарльз, которого он знает. Чарльз, которого он знает, добрый и терпеливый и никогда никого не прогонит, особенно двух маленьких детей. Он открывает рот, чтобы возразить, но зверь опережает его, предупреждая: - Чарльз. Глаза зверя, полные того, что можно назвать только беспокойством, устремляются к близнецам, которые сосут свои пальцы и не понимают, что происходит, с сонными, опущенными веками. Их всего двое, и им нужна стабильность, стабильность, которую Эрик не может позволить. Чарльз свирепо смотрит на Эрика, игнорируя зверя и не отказываясь от своих слов. Поэтому с большой неохотой только ради своих детей, Эрик втягивает воздух и поднимает руки к шлему. Он снимает его, и держит в руках. - Счастлив? - тихо спрашивает он. И Чарльз, и Зверь выглядят удивленными, но это выражение быстро исчезает с лица Чарльза, и он говорит: - Нет. Но ты будешь. Хэнк, почему бы тебе не отвести детей в одну из комнат отдыха, чтобы они вздремнули? Они выглядят измученными, - пауза, а потом он смотрит на Эрика и спрашивает: - Если ты не против? Эрик только кивает и наклоняется, чтобы отцепить маленькие ручки близнецов от брюк. Зверь подходит и протягивает им свои большие синие лапы. Вероятно, тот факт, что дети провели последние несколько дней рядом с Азазелло и Мистик, помогает; они, кажется, совсем не боятся Зверя. Ванда даже шепчет: "мягко", когда ее крошечная ладошка оказывается зажатой в гораздо большей лапе мутанта. Выражение лица Чарльза смягчается, когда он смотрит, как Зверь уводит Пьетро и Ванду. Затем он снова взмахивает рукой в том направлении, откуда пришел. - А мы пойдем? - подсказывает он, а затем одним плавным движением разворачивает свое кресло и катит его обратно по коридору. Он быстр; Эрику приходится ускорять шаг, чтобы не отстать, шлем все еще крепко зажат под мышкой. Кабинет, в который они входят, выглядит новым, особенно - дверь. Она двойная, достаточно широкая для инвалидной коляски. - Садись, - командует Чарльз, указывая на пустой стул по одну сторону стола. Он объезжает вокруг стола и разворачивается лицом к креслу. Как только Эрик садится, он открывает рот и начинает говорить: - Чарльз, я понятия не имел… - Нет. Мы не будем об этом говорить, - резко обрывает его Чарльз. Его пальцы постукивают по стулу, показывая, что он имеет в виду. - Мы поговорим об этом позже. Дети гораздо важнее. Объяснись, пожалуйста. - Я удивлен, что ты еще не откопал, - говорит Эрик без особого энтузиазма, поднимая руку к виску. - Ты снял шлем всего две минуты назад, - справедливо замечает Чарльз. Но он продолжает: - Я не собираюсь снова лезть в твои мысли. Если только это не будет необходимо. Что, несомненно, означает: Нет, пока ты не попытаешься причинить кому-то вред. - А теперь расскажи мне о детях. Эрик сглатывает и честно отвечает: - Они мои, - похоже, эти слова не шокируют Чарльза. Может быть, он все-таки погрузился в его мысли. - Полагаю, мне следует начать с самого начала. - Да, - вздыхает Чарльз, - я думаю, что тебе следует это сделать. -xmx- 16 ноября 1960 года. В американском правительстве работает так много нацистских ученых, высокопоставленных офицеров и вообще сочувствующих нацистам, что это просто отвратительно. Непростительно. Честно говоря, Эрику не терпится покинуть страну, как только он вычеркнет очередного нациста из своего очень длинного списка. Вашингтон объединяется с ними, но он здесь только для одного. Один или, к счастью, немногие встанут у него на пути. Это не будет настоящей потерей для планеты, и в идеале это сделает его еще на один шаг ближе к Шоу. Он просматривает какие-то заметки в закусочной с каким-то общим названием, когда улыбающаяся официантка подходит. Значок на ее кармане говорит, что ее зовут Магда. - Не хотите ли еще выпить?- спрашивает она, поднимая кофейник. Утвердительно хмыкнув, Эрик пододвигает к ней свою пустую чашку. Он двигает рукой и видит точный момент, когда ее глаза останавливаются на цифрах, вытатуированных на его коже. - Проблемы? – огрызается он, когда та застывает в нерешительности. Ее щеки мгновенно вспыхивают, и Эрик чувствует странное чувство вины, закручивающееся в его животе, когда она начинает заикаться в ответ. - Извини, - говорит он прежде, чем успевает подумать, - сегодня длинный день. - Мне очень жаль. Я даже не пыталась смотреть на нее. Это... извини. Я еврейка, - объясняет Магда, все еще краснея, - моя сестра и я ... мы сбежали. До того, как ... ну, до этого. Киндертранспорт. Она сглатывает и добавляет: - Я потеряла много родственников. Ох. Это объясняет ее пристальный взгляд, и Эрик искренне говорит: - Мне жаль. - Я знаю, что это не идет ни в какое сравнение, - говорит она и наконец наливает ему кофе, - но... - она замолкает и снова сглатывает, - прости, - повторяет она. Взгляд ее карих глаз полон тревоги, и только теперь Эрик осознает, что она довольно хорошенькая, с длинными вьющимися каштановыми волосами и милым личиком. Дело доходит до того, что она присоединяется к нему за столом после окончания своей смены. … Каким-то образом в течение следующих трех дней он рассказывает ей, как охотится на нацистов, и каким-то образом демонстрирует свои силы. Это первый раз, когда он был так откровенен с кем-то, и он почти уверен, что это только из-за того, что у них есть что-то общее. Может быть, это еще и потому, что она его не осуждает - она просто принимает и понимает, как может. Она не задает вопросов. И этого достаточно. Каждую ночь они занимаются любовью. В ней нет настоящей любви, но она дает Эрику короткую передышку от всех убийств. На следующее утро после их третьей ночи вместе, Эрику нужно вернуться в реальность, и он заставляет себя больше не возвращаться в закусочную. Магда слишком сильно отвлекает. На самом деле он не испытывает к ней сильной привязанности. В другой жизни, может быть... но у него есть только одна жизнь, и ее цель - убить Шоу. -xmx- 23 октября 1963 года. Чарльз не удивлен, что это дети Эрика, потому что он видит его в них обоих; у маленькой девочки волосы Эрика, а глаза ее брата идентичны глазам Эрика. Их умы все еще развиваются, но они знают, что человек, с которым они приехали сюда, - их отец, что их зовут Ванда и Пьетро, и что они в безопасности. Все это он уловил через несколько мгновений после того, как увидел их. Самое смешное во всем этом-то, что они чувствуют себя в безопасности с Эриком, их отцом-мутантом-террористом. Но двухлетние дети на самом деле не понимают терроризма, а Эрик и его братство кормили их и обеспечивали комфорт в течение последних четырех дней. Может быть, безопасность - не такое уж и неразумное чувство. - Сестра Магды связалась со мной. Как именно, я не знаю. Сказала, что видела меня в новостях, - вот так Эрик заканчивает свою маленькую историю о том, как близнецы оказались у него в руках. Их мать умерла. Тот факт, что Пьетро, по крайней мере, определенно мутант, означает, что их тетя не хочет заботиться о них и, очевидно, считает, что их мутантный отец-террорист, следовательно, лучший вариант быть их опекуном. Чарльз не может не усомниться в нравственности этой женщины. Вот уже несколько месяцев по новостям только и крутили, что преступления Эрика, и ничто из того, что говорили СМИ, не намекало на то, что этот человек может быть хорошим отцом. Также есть вероятность, что Эрик выдумал всю эту историю и действительно похитил детей, когда узнал, что они существуют, но Чарльз не собирается копаться в его мыслях, чтобы выяснить это. - Я бы хотел, чтобы они остались здесь, - говорит Эрик, когда Чарльз не отвечает, - с тобой. Они будут в опасности, если я оставлю их у себя. Что ж. Эрик, вероятно, не стал бы похищать двух детей только для того, чтобы оставить их с Чарльзом. - У нас тут не ясли, - прямо говорит Чарльз. - Это же школа, Эрик. Для молодых мутантов, которые проявили себя. Или это будет так - у нас только три студента зачислены, и они получают индивидуальное обучение в данный момент. Твои дети - они практически еще младенцы. Как ты думаешь, у нас есть все необходимое? Время, чтобы растить малышей? - Мы оба знаем, что у тебя есть все необходимое, - говорит Эрик, и у него хватает наглости закатить глаза. Ну и кретин. - Рано или поздно они проявятся. Они же мои дети. - Твое понимание генетики поражает меня, - невозмутимо произносит Чарльз. - Ты же видел волосы Пьетро, - огрызается Эрик. Он делает глубокий вдох: - Пожалуйста, Чарльз. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы они были в безопасности. Как необычно: Эрик Леншерр практически умолял о чем-то в его кабинете. В 1963 году. Христос. Он действительно любит этих детей, и ради них готов на все. Чарльз не совсем в том положении, чтобы сказать нет, но он не собирается делать вид, что он сдается мгновенно. Чарльз потирает переносицу и тяжело вздыхает. - Итак, я удобен для тебя, когда тебе нужна няня, - говорит он. Просто чтобы продемонстрировать свою точку зрения, он спрашивает: - А что, если бы я согласился остаться с тобой на Кубе? Кто бы тогда за ними присматривал? - Я не знаю, и мы никогда не узнаем, - без колебаний отвечает Эрик. - Размышления о "что-если" не принесут нам большой пользы. Покачав головой, Чарльз снова вздыхает: - Ты не можешь просто так уйти и оставить двух маленьких детей на воспитание в школе. Они нуждаются в тебе, Эрик. Теперь ты их единственный живой родитель. Мы не будем заменой для тебя, - говорит он. - Они могут остаться, но ты должен их навещать. Регулярно. Я имею в виду, по крайней мере, каждые выходные. У вас есть телепорт, так что у тебя нет никаких оправданий, чтобы не делать этого. - Я не могу этого обещать. Я очень занят. - Терроризированием невинных людей? - Чарльз не может скрыть отвращения в своем голосе. - Ты постараешься, Эрик, или я брошу их в сиротский приют. И не думай, что я этого не сделаю. Он никогда бы этого не сделал, но он должен надеяться, что Эрик думает, что теперь он достаточно ожесточен, чтобы выполнить угрозу. - Отлично, - говорит Эрик сквозь стиснутые зубы. Тот факт, что ему так мало требуется, чтобы убедить его, заставляет Чарльза думать, что он не очень старался отказаться с самого начала. Вот так Чарльз становится опекуном двух маленьких детей Эрика; вот так он понимает, что все еще безнадежно влюблен в Эрика Леншерра и, вероятно, сделает для него все, что угодно, до конца своей жизни. -xmx- Эрик уверен только в трех вещах: 1. Мутанты - это, безусловно, самый совершенный вид, и это означает, что люди однажды повернутся против всех них. 2. Его дети заслуживают безопасного, стабильного дома. 3. Через год после возвращения с Кубы он по-прежнему глупо и нелепо влюблен в Чарльза. Часть его надеется, что тот факт, что он так легко согласился взять детей, является знаком того, что Чарльз все еще любит его, но Эрик знает, что это пустая болтовня. Он парализовал Чарльза. Их идеологии слишком далеки друг от друга, чтобы когда-либо объединиться. Любовь между ними была, по всей вероятности, непоправимо испорчена на этом пляже. Прощаться с Вандой и Пьетро оказалось труднее, чем он ожидал. Хотя он знает их всего несколько дней, ему будет не хватать того, чтобы укладывать их спать по ночам и целовать в макушки, а также того, как они хватаются за своих плюшевых мишек, которые Мистик купила для них, когда он впервые привез их на базу. - Мы позаботимся о них, - обещает Чарльз, прежде чем Эрик уходит. Конечно, Эрик ему доверяет. Иначе он никогда бы к нему не обратился. Они не говорят об инвалидном кресле. Чарльз говорит ему: - Мы можем обсудить это в субботу. Это похоже на правду, поэтому сегодня Эрик не настаивает на этом вопросе. Когда он возвращается в братство, никто из них не очень хорошо скрывает свое разочарование в том, что Чарльз теперь присматривает за детьми. Без близнецов база кажется еще более пустой. Эрик говорит себе, что он больше всего будет рад увидеть своих детей, когда приедет к ним на выходные; что они - главная причина, по которой он так хочет вернуться в особняк. Но в ту ночь, когда он лежит в постели, Эрик продолжает думать о невероятно голубых глазах Чарльза, как будто он снова в 1962 году. -xmx- 17 августа 1962 года. Они слишком много выпили, и Чарльз это прекрасно знает. Трудно устоять, учитывая зарплату ЦРУ и наличие баров в такой непосредственной близости. Теперь они снова в отеле, с алкоголем, любезно предоставленным обслуживанием номеров, сидят на столе и разговаривают, как всегда, после долгого дня без особого успеха. В тот момент, когда он понимает, что они определенно слишком много выпили, Эрик внезапно спрашивает: - У тебя есть карта? Все, что может сделать Чарльз, - это растерянно моргнуть. Их лица почти соприкасаются, и в какой-то момент рука Эрика опускается к его бедру. Он чувствует себя... хорошо. - В машине есть одна, ты же знаешь, мы пользовались ей всю дорогу… - Но я все время теряюсь в твоих глазах. Чарльз смотрит на Эрика, забавляясь и не в силах поверить, что он на самом деле только что пытался использовать эту пикап-фразу на нем. - Ты совершенно смешон, - говорит он ему, но это не так уж и смешно, потому что мгновение спустя он бросается вперед, чтобы наконец позволить их губам встретиться. Они знакомы всего несколько недель, но он не может заставить себя усомниться в этом. Эрик невероятно привлекателен, и его ум не похож ни на что, чего Чарльз когда-либо имел удовольствие касаться своими силами. Когда их губы встречаются, это совсем не похоже на другие поцелуи Чарльза. Это немного неряшливо, благодаря обильному количеству алкоголя, но это возбуждает, и Чарльз мог бы счастливо продолжать целовать Эрика вечно. Если бы только у мутантов не было такой большой потребности дышать. Через добрую минуту они снова отстраняются друг от друга, и Чарльз прижимается лбом ко лбу Эрика, переводя дыхание. Эрик тоже задыхается, и Чарльз чувствует тепло его дыхания на своих губах. - Это было что-то, - выдыхает Чарльз, натянуто улыбаясь. - Это действительно было так, - соглашается Эрик, его разум светится счастьем и легким удивлением, как будто он не может поверить, что Чарльз действительно поцеловал его в ответ. - Мы должны сделать это снова, - предлагает Чарльз, и когда Эрик улыбается, он принимает это за согласие. Поцелуй возобновляется, и Чарльз наслаждается каждой секундой. -xmx- 26 октября 1963 года. Часть Чарльза действительно не ожидает, что Эрик появится в субботу, но когда он просыпается и проводит свою обычную утреннюю проверку того, кто находится на территории отеля, а кто нет, он приятно удивляется, когда натыкается на мысли Эрика. Похоже, что он устроился поудобнее в своей старой комнате; он редко появлялся там, когда жил здесь в прошлом году, и не возвращался с тех пор. Эрик не спит, но он только недавно проснулся, сонливость его сознания постепенно проходит. Это так знакомо, что сердце Чарльза согревается, а потом он слышит: Чарльз? Он тут же отшатывается от мыслей Эрика. Он не собирался проникать за пределы самой поверхности мыслей и захлопывает свои щиты, немного беспокоясь, что Эрик продолжит настаивать на мысленном разговоре. Это было бы уже слишком. Чарльз не собирается быть жестоким к самому себе. Нет никакой необходимости углубляться в мысли его старого друга. Чарльз продолжает свою утреннюю рутину, решительно не позволяя своим мыслям снова вернуться к Эрику. Рутина стала длиннее, чем год назад, но теперь она уже привычна. Как только он одевается, он спускается вниз к завтраку, который готовит Алекс. Суббота - это всегда особый день. Детям разрешается все, что они хотят, приготовленное или покупное, в разумных пределах, а не только тосты, хлопья или фрукты. - Алекс готовит мне блинчики, - объявляет Джин, когда Чарльз входит в столовую. Она выглядит очень довольной собой. Ей всего семь лет, и она все еще привыкает к жизни в особняке, но у нее все хорошо, и она кажется более чем довольной рутиной, в которую они все устраиваются. - Ванда с Пьетро тоже едят блины, потому что они не знают, как работает время завтрака в субботу, - она кивает близнецам, которые сидят на коленях у Эрика. - Джин говорила мне, что суббота - это особый день, - говорит Эрик, и его губы кривятся в полуулыбке, - и что Алекс делает все, что они хотят. Судя по гневу, исходящему из кухни, Алекс не слишком радуется присутствию Эрика. Конечно, Чарльз и Хэнк объяснили ситуацию, но это, по-видимому, не смягчило удар от того, что они действительно увидели человека, который оставил их на пляже год назад. - Да, Алекс показал себя настоящим шеф-поваром, - говорит Чарльз, усаживаясь во главе стола. У него будет полный английский завтрак, как и всегда. Вскоре входит Хэнк, за ним следуют Ороро и Скотт, оба они выглядят сонными. Детям разрешается оставаться на ногах позже в пятницу вечером, даже если последствия этого заключаются в том, что они немного устают в субботу. В этом нет ничего дурного, особенно когда пятничные вечера в кино так приятны. Они все могут терпеть некоторую сварливость ради таких веселых пятничных вечеров. Завтрак готов ровно в десять часов, Алекс подает каждую порцию пищи с улыбкой для детей. Это не мешает ему бросать злобные взгляды на Эрика при каждом удобном случае, и отсутствие тарелки для Эрика очевидно. “Я не готовлю для него, - настаивает Алекс, когда Чарльз дает ему мысленный толчок. - Он знает, где находится кухня”. Если Эрик и возражает, то не говорит об этом. Вместо этого он сосредотачивается на том, чтобы помочь близнецам разрезать их блины, и в конечном итоге набирает несколько кусочков для себя. Близнецы так же прекрасны, как и всегда, и Чарльз в последние несколько дней поймал себя на том, что задается вопросом о природе и воспитании. Теперь он не может поверить, как хорошо Эрик обращается со своими детьми. Он терпелив, добр и по-отечески добр, что так же приятно, как и удивительно. Вскоре все их тарелки, по крайней мере, немного опустели, и дети умоляют пойти поиграть с близнецами. Им нравится присутствие таких маленьких детей рядом, возможно, потому, что они вполне уступчивы; они счастливы просто присоединиться к тому, что хотят делать старшие дети. Итак, Хэнк и Алекс берут их всех, с одобрения Эрика, чтобы поиграть в одной из комнат отдыха. - Ты уверен, что не хочешь провести время с близнецами? Они могут играть с другими детьми в течение недели, - замечает Чарльз, когда в столовой остаются только они вдвоем. - Не сомневаюсь. Ты же обещал мне, что мы сможем поговорить об… этом, - Эрик не слишком уверенно кивнул в сторону инвалидного кресла. Чарльз замер, вздохнул, а затем кивнул: - Полагаю, обещал. Тогда пойдем. Мы можем поговорить в моем кабинете. -xmx- Кабинет кажется таким безликим, но Эрик знает, что ему не на что жаловаться. Тот факт, что его вообще принимают в особняке, - это чудо, даже если Чарльз настаивает на том, чтобы он приехал только из-за детей. - Мы проверяли больницу, - начинает Эрик. - Неделю спустя. Ты уже был дома, и мы думали… - Вы думали, что я в порядке, - заключает Чарльз. - Нет, я не был в порядке. Ты оставил меня на пляже с пулевым отверстием в позвоночнике. Это ... технически неполная травма, но самое большее, что я чувствую, это некоторое покалывание, иногда. - Как же ты смог уехать домой за неделю? - Эрик должен спросить. Он не врач, но знает, что это не может быть правдой. Требуется время, чтобы исцелиться, восстановиться, а в случае Чарльза - заново научиться делать очень много вещей. - Ты не мог исцелиться так быстро. - Ну, я никогда не исцелюсь, - говорит Чарльз, грубо, резко и ... честно. - Не совсем так, не правда ли? Благодаря твоей беспечности. Тяжело сглотнув, Эрик почти ничего не может сказать: - Мойре не следовало этого делать… Он прерывается смехом Чарльза: - Ты же не можешь по-прежнему считать, что виновата Мойра. - Ты не стреляешь из пистолета, когда поблизости есть невинные люди… - Ты не стреляешь в людей ракетами! Крик застает их обоих врасплох. Эрик прищуривается и смотрит на Чарльза, который откидывается на спинку стула, внезапно выглядя совершенно измученным. - Сначала они стреляли в нас, - напоминает ему Эрик, стараясь казаться терпеливым, хотя на самом деле ему хочется только крикнуть в ответ. - Они собирались убить нас, Чарльз, безо всяких колебаний. - Они были напуганы, - говорит Чарльз, снова спокойный, но все еще выглядящий усталым. - Да нет же, они были в ужасе. От нас самих. Им нужен был шанс увидеть, что мы вовсе не враги. Я чертов телепат, Эрик, ты не думаешь, что если бы я думал, что они действительно ненавидят нас, я бы не встал на твою сторону? Эрик стискивает зубы: - Ты телепат, а не всезнающее существо, - говорит он, - и повторение этого старого спора не принесет нам большой пользы. Ты не мог выйти из больницы через неделю, - решительно подчеркивает он, возвращаясь к их первоначальному разговору. Наступило долгое молчание, и Эрик не мог не задаться вопросом, действительно ли это так, не собирается ли Чарльз выгнать его и сказать, чтобы он никогда не возвращался. Затем... - Наркотики воздействовали на мою телепатию, заставляя меня проецировать свои собственные страдания. А без лекарств я мог чувствовать все, что происходит в больнице. Вся эта боль, смерть людей и горе их близких. Это был настоящий ад. Поэтому мы договорились продолжить мое лечение и выздоровление дома, - наконец объясняет Чарльз. - Это было неудобно, но необходимо для моего собственного здравомыслия. Эрику это не пришло в голову, и он поймал себя на том, что хмуро смотрит на Чарльза через стол. - Мне очень жаль, - снова говорит он, и он знает, что будет продолжать извиняться до конца своей жизни, если он так долго будет частью Чарльза. - Твои извинения каждый раз, когда ты приходишь, не принесут нам никакой пользы, - говорит Чарльз, пожимая плечами, как будто это не имеет значения. Это действительно важно. Это имеет гораздо большее значение, чем Эрик когда-либо сможет объяснить. - Все в порядке, Эрик. Это был несчастный случай. Я уже привыкаю. В несчастных случаях есть виновные, но Эрик не пытается спорить дальше. По крайней мере, теперь у него есть все части головоломки. Мистик наверняка заплачет, когда он ей все расскажет. Она была опустошена, узнав на днях о параличе своего брата. Но ему не придется говорить ей об этом, пока завтра не вернется на базу братства. А пока он будет наслаждаться временем, проведенным со своими детьми, быть благодарным за то, что ему позволено находиться рядом с Чарльзом, и отодвинуть мысли о чем-нибудь другом как можно дальше от своих мыслей. Выходные он проводит в основном с Вандой и Пьетро. Другие дети тоже хотят поиграть, и он им в этом не отказывает. Их зовут Джин, Скотт и Ороро, и им семь, восемь и девять лет соответственно. Скотт, как выясняется, является младшим братом Алекса, хотя между ними нет большого сходства - за исключением, возможно, их мутаций, очков на лице Скотта, мешающих ему взрывать всех красным светом, подобным тому, что Алекс может выбросить из своей груди. Это не очень похоже на школу, если быть честным. Это больше похоже на семью. Однако ему это нравится, и ему нравится, как все дети, кажется, наслаждаются каждым моментом в особняке, так же как и он, если не считать разногласий с Чарльзом. В воскресенье вечером он чувствует себя виноватым из-за того, что ему снова приходится уходить. -xmx- 10 октября 1962 года. Есть что-то опьяняющее в Чарльзе, что-то, что Эрик до сих пор не может выразить словами. Это поглотило его задолго до их первого поцелуя, почти два месяца назад, и с тех пор каждый день они так или иначе касались друг друга руками. Размеры особняка - это безумие, и Эрик не может поверить, что Чарльзу удалось сохранить все это в тайне. - Вы были более чем счастливы взять деньги ЦРУ, - комментирует Эрик с немалой долей веселья. - Но ведь у тебя самого наверняка припрятано больше нескольких долларов. Никто не может иметь такой огромный особняк и не иметь огромных денег, чтобы содержать его. - У правительства полно денег, - пренебрежительно говорит Чарльз, подпрыгивая на кровати в своей комнате. Она кажется довольно упругой, хотя, должно быть, уже много лет никто на ней не спал. Она не издает ни звука, что Эрик мысленно записывает на потом. - Но я оставил довольно много чаевых из собственного кармана, в закусочных, отелях и тому подобном. - Ну конечно, - говорит Эрик, потому что он почти болезненно осознает, насколько великодушен Чарльз. Он взял многих людей - практически все еще незнакомых - в свой дом, чтобы обучить их, и он следит за тем, чтобы они были хорошо накормлены и соответствующим образом одеты. Есть также доброта, которую он видел в нем, когда они путешествовали в поисках других мутантов. Некоторые из тех, которых они встретили, были слишком молоды, чтобы идти с ними, но Чарльз все равно успокоил их и оставил номер телефона, чтобы они могли связаться с ним в будущем. Когда они ложатся спать, позже в ту же ночь, Эрик даже не утруждает себя иллюзией, что сначала пойдет в свою комнату. Он просто идет в комнату Чарльза, и Чарльз, кажется, благодарен ему за одно только присутствие. Обычно Чарльз быстро засыпает. Но только не сегодня. - Ненавижу это место, - бормочет он несколько часов спустя, все еще не засыпая. Эрик не может помочь, но беспокоится. Это вовсе не похоже на него - все еще бодрствовать через несколько часов после того, как он лег в постель. - Я хочу ... изменить особняк. Превратить его в нечто лучшее, чем он был до этого. - А почему ты его ненавидишь? - задает вопрос Эрик. Он должен спросить. Да, он массивный, но, похоже, в нем нет ничего изначально неправильного. В темноте он едва различает грустную улыбку Чарльза: - Плохие воспоминания, - говорит он. - Когда-нибудь будет лучше. Когда-нибудь, я надеюсь, он сможет почувствовать себя чьим-то домом. Может быть, и не моим, но я хочу... по крайней мере, здесь мне будет немного уютнее. Чарльз никогда полностью не объясняет, что у него за плохие воспоминания, но этот недолгий разговор, кажется, помогает ему заснуть. Что-то скручивается у Эрика в животе. Он хотел бы чувствовать себя здесь как дома, хотя бы для того, чтобы Чарльзу стало легче. Но теперь уже совсем скоро они встретятся с Шоу, и Эрик знает, что после этого у него никогда больше не будет шанса назвать хоть что-нибудь своим домом. -xmx- 9 ноября 1963 года. Рейвен приходит, когда Эрик читает близнецам перед сном в субботу вечером, на третьей неделе проживания малышей в особняке. Мистик, поправляет себя Чарльз, потому что, хотя он может заставить Эрика забыть о Магнето, пока он здесь, новое имя Мистик гораздо более личное. Речь идет о том, чтобы иметь контроль над своей собственной жизнью, а не пытаться установить себя как угрозу человечеству. “Пойдем ко мне в кабинет, - мягко подталкивает ее Чарльз. У нее в голове зарождается протест, возможно, что-то насчет того, чтобы не лезть ей в голову, поэтому он быстро добавляет: - Я буду держаться подальше”. Ей требуется больше времени, чем он ожидает, чтобы прийти в кабинет, и он запоздало понимает, что она, вероятно, думала, что он все еще наверху. - Хэнку пришлось указать мне верное направление, - говорит Мистик, когда она появляется в дверях. - Привет, Чарльз, - здоровается она, входя внутрь, голубая и голая. - А тебе не холодно? - спрашивает он, прежде чем успевает остановиться, отводя взгляд, чтобы видеть ее только краем глаза. Она все еще его сестра, и у него по-прежнему нет абсолютно никакого желания видеть ее обнаженной. Мистик молчит, пока не скрипит стул, когда она садится напротив него. - Нет, - резко отвечает она. - Думаю, это часть моей мутации. Мне так удобнее всего, - твердо говорит она. Чарльз не видит причин спорить с этим. - Если у тебя есть какие-то проблемы с этим, что ж... я скоро перестану тебе мешать. Я просто ... мне нужно было увидеть тебя. После того, что сказал Эрик, о... - ее желтые глаза скользнули с его лица вниз, на стул. - Очень мило с твоей стороны проявить интерес. Ее глаза вспыхивают: - Ты велел мне уйти, а потом ... больница была пуста, Чарльз, мы думали, что с тобой все в порядке, - говорит она так же настойчиво, как и Эрик. - В меня тогда только что выстрелили. Прости, если я был не совсем в правильном расположении духа, - пыхтя, Чарльз машет рукой. - Это не имеет значения. Не имеет значения. Извини. Я иногда расстраиваюсь из-за... всего этого, - он качает головой: - Это был несчастный случай, и да, я сказал тебе уйти. Ты ... ты счастлива? - спрашивает он. - Вместе с братством? Это самое главное, - полагает Чарльз, даже если его совсем не интересуют их методы, Мистик должна быть счастлива после такой долгой борьбы, чтобы чувствовать себя комфортно в своей собственной шкуре. На мгновение лицо Мистик смягчается, а потом она говорит: - Да, я счастлива. Счастливее, чем когда-либо была. - Хорошо, это очень хорошо… - А вот Эрик - нет. Эти слова заставляют Чарльза замолчать. Он не может найти ничего, чтобы ответить на этот маленький кусочек информации. Мистик берет это на себя, чтобы уточнить: - Я иногда вижу, как он отключается, с таким выражением в глазах. Как будто он заблудился. Как будто он совсем не хочет быть с нами, - говорит она. - Это разрывает его на части, когда он ходит туда-сюда, Чарльз. И я знаю, что у вас двоих было... что-то особенное. Я думаю, что он все еще чувствует все это. Он хочет быть с тобой. - Эрик ничего ко мне не чувствует. И он ушел. Вы оба ушли. Вот и все, - говорит Чарльз, несмотря на то, что его сердце сжимается в груди. Неужели Эрик все еще испытывает к нему какие-то чувства? Неужели? Вот уже несколько месяцев Чарльз сомневается, что Эрик вообще когда-нибудь испытывал к нему какие-то чувства. - Ты велел нам уйти, - повторяет Мистик, и когда Чарльз снова открывает рот, чтобы сказать ей, что в него тогда стреляли, она обрывает его, подняв руку: - Может быть, ты и не хотел этого, но ты же сам велел нам идти. Мы просто уважали это в данный момент. И мы ушли. В основном мы держались в стороне. Говорю тебе, я думаю, что он хочет вернуться домой. - Я не думаю, что это похоже на его дом, и он не будет просто... отказываться от того, чего он пытается достичь, - говорит Чарльз. Эрик слишком предан своему делу, чтобы когда-нибудь отказаться от него. - Близнецы все изменили, - раздраженно говорит Мистик. - Ты, должно быть, почувствовал это. Он их очень любит. Он любит тебя. Вот где он хочет быть. Братство прекрасно обошлось бы и без него, и я думаю, что он, вероятно, знает это. Он хорошо нас обучил. Хотя Чарльз предпочел бы, чтобы братство вообще не проявляло активности, за последние несколько недель все вроде бы успокоилось. Братство ни разу не появлялось в новостях с тех пор, как близнецы прибыли в особняк. Может быть, есть какая-то часть правды в том, что говорит Мистик. - А почему ты думаешь, что он считает это место своим домом? - спрашивает он, во рту пересохло, сердце сжалось при мысли о том, что Эрик хочет вернуться. Мистик усмехается: - Дом там, где ты чувствуешь себя в безопасности, не так ли? Ну же, Чарльз. Это было самое безопасное место, куда он мог привести своих детей. Конечно, это его дом. Попроси его остаться. Он останется. -xmx- Выходные всегда проходят слишком быстро. Именно это и понял Эрик, проведя три недели согласно своей договоренности с Чарльзом. Близнецы всегда хнычут, когда он прощается по воскресеньям днем, их широко раскрытые глаза полны мольбы. Они хотят, чтобы он остался. Как бы ему этого хотелось. Чтобы им было легче, Хэнк всегда заставляет других детей отвлекать их, а сам выскальзывает через парадную дверь после того, как попрощается. Сегодня, как ни странно, Чарльз ждет его там. Они почти не разговаривают, если не считать близнецов, а иногда и других детей, находящихся на попечении Чарльза. Все трое его нынешних учеников проявили себя довольно молодыми, как выяснил Эрик. Они очень милые и все обожают близнецов. Это лучшая жизнь, которую он мог бы предложить своим детям, и в другой вселенной он тоже мог бы стать ее частью. - Привет, - говорит Чарльз. Он выглядит немного неуютно, как будто не совсем уверен в том, что делает, что странно, потому что Чарльз всегда очень уверен в себе. - Я уже собираюсь уходить, - говорит Эрик, указывая на дверь, - так что, на самом деле, это скорее прощание, - он не может скрыть нежного веселья в своем голосе. Это не похоже на их прощания. Обычно они вообще не разговаривают, разве что многозначительно смотрят друг на друга, когда Эрик выходит из той комнаты, где они оба были в последний раз. - Нет, конечно, конечно, - быстро говорит Чарльз. - Я был рад тебя видеть. И увидеть Мистик вчера вечером. Тот факт, что он действительно использует выбранное Мистик имя, удивляет Эрика, но он не сомневается в этом. Он не хочет случайно сбить его с толку. И это ему тоже не повредит. Было бы так странно услышать, как Чарльз произносит имя Магнето, которое, как он решил, ему больше нравится в устах тех, кто его боится. Он никогда не хотел, чтобы Чарльз боялся его. - Я вернусь на следующих выходных, - говорит он с ободряющей, как он надеется, улыбкой. - Может быть, мы могли бы... попробовать сыграть в шахматы, - предлагает он. - Может быть. Не понимая, почему они оба продолжают тянуть время, Эрик снова указывает на входную дверь: - Так что мне пора идти. И увидимся на следующей неделе. - Да. Извиняюсь. Тебе нужно идти, - соглашается Чарльз. Когда он делает шаг к двери, Эрик не может удержаться и снова смотрит на него. Рот Чарльза открывается, как будто он хочет сказать что-то еще, и снова закрывается. Молчание, которое проходит между ними, становится неловким. Затем, наконец, Чарльз говорит: - До встречи, старый друг. Как сильно Эрик хотел бы, чтобы это не было прощанием. Но он улыбается, открывает входную дверь и, уверенный, что Чарльз услышит его, если он произнесет эту мысль достаточно громко, предлагает лучшее: “увидимся в следующие выходные”. -xmx- 21 октября 1962 года. Когда они впервые встретились, во время начала их путешествия в поисках собратьев-мутантов, они останавливались в отелях и мотелях по всей территории США, Эрик всегда спал на спине, напряженный, как доска, готовый ко всему. То, что он спит на животе, тихо дыша, положив одну руку на талию Чарльза, во многих отношениях кажется достижением. Нет никаких сомнений, что Эрик доверяет ему, что Эрик любит его, и хотя все это было похоже на бурный роман, Чарльз знает, что это тот тип любви, который будет длиться всю жизнь. Рука, обнимающая его за талию, - это радость, которая постепенно становится постоянной, и Чарльз не может нежно не улыбаться ему, его пальцы рассеянно скользят по руке Эрика. Пальцы, безжалостно впившиеся в его плоть, не видны, так как находятся на противоположной стороне конечности, но Чарльзу не нужно их видеть, чтобы понять, что он никогда больше не хочет, чтобы Эрик страдал. Пока это в его власти, он сделает все, чтобы Эрик был счастлив, потому что именно этого он и заслуживает. Как только все это закончится, они вернутся в особняк, найдут еще мутантов и вместе решат, что делать дальше. Во всяком случае, Чарльз на это надеется, хотя и понимает, что это всего лишь несбыточная мечта. Он уловил решимость в голове Эрика - непреднамеренно - и знает, что он все еще так же твердо намерен убить Шоу, как и несколько месяцев назад, это самоубийственная миссия, будь она проклята. Иногда он ловит еще более мрачные мысли, как бы сильно ни старался, о человечестве в целом , и ... Боже, Чарльз надеется, что его хватит, чтобы вернуть Эрика с края пропасти, если до этого когда-нибудь дойдет. Он знает, что в глубине души Эрик хороший, хотя и морально конфликтный из-за своего прошлого. Он не может не смотреть на него, ошеломленный тем, как сильно он его любит, когда солнечный свет пробивается сквозь щели занавесок и начинает купать другого мужчину в свете. Эрик приоткрывает глаза, совсем чуть-чуть, и кажется ошеломленным, увидев, что он смотрит на него: - Что?- спрашивает он слегка охрипшим от сна голосом. - Просто думаю о том, как сильно я тебя люблю, - говорит Чарльз, и Эрик выглядит одновременно очарованным, ласковым и взволнованным. Он никогда не отвечает словами "Я люблю тебя", но Чарльзу это и не нужно. Действия говорят громче слов, и пока Эрик остается рядом с ним, он всегда будет знать, как сильно Эрик любит его. -xmx- 16 ноября 1963 года. - Что значит, тебя не будет здесь в следующие выходные? - Чарльз не может сдержать холодность в своем голосе. Он разочарован. Черт возьми, он взбешен, он не может поверить, что на самом деле думал, что Эрик будет придерживаться этой рутины. Нет, вместо этого Эрик ставит выше своих детей что-то другое, возможно, какую-то нелепую террористическую деятельность. Это действительно не должно быть сюрпризом. Так почему же, черт возьми, это так больно? Мистик была не права. Если бы Эрик захотел остаться, он, конечно, начал бы с того, что фактически сохранил бы свои выходные визиты, как минимум. - Я имею в виду, - говорит Эрик и делает глубокий вдох, словно собираясь с духом, - что у меня есть дела. Я не смогу приехать на этих выходных. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы сделать это в следующие выходные. Шахматная доска перед ними быстро становится незначительной, и в комнате внезапно становится очень холодно от тяжести чувства разочарования, наполняющего ее. - Невероятно, - бормочет Чарльз с такой же горечью, как и все остальное. – Невероятно. Прошел всего месяц, а ты уже срываешься на весь этот план. Ты такой осел, Эрик. Тогда иди отсюда. Идите и взорвите здание и терроризируйте еще несколько человек, почему бы вам не решить все проблемы мутантного рода, пока я буду нянчиться с твоими детьми вместо тебя… - Кто-то собирается попытаться убить президента. Чарльз тут же закрывает рот. В выражении лица Эрика нет и намека на ложь, его глаза серьезны, рот сжат в тонкую линию. - Откуда ты можешь это знать? - спрашивает Чарльз. Это кажется немыслимым. - И почему ты хочешь это предотвратить? Это больше похоже на то, что вы попытаетесь сделать, - говорит он, его губы слегка подергиваются, но в остальном совершенно лишены юмора. - У нас есть... связь с предвидящим мутантом, - осторожно говорит Эрик. - Ты можешь... посмотреть. Если хочешь, - его рука поднимается к виску. - Президент является одним из нас, Чарльз. Чарльз пристально смотрит на него. Он все еще привыкает к тому, что Эрик снова проецирует на него свои мысли, всегда, когда он меньше всего этого ожидает, поэтому он не может вовремя блокировать эти мысли. Он не возражает так сильно, как ожидал. Мысли Эрика такие же успокаивающие и знакомые, как и год назад. - Так он один из нас? - эхом отзывается он, потому что это, наверное, самая нелепая вещь, которую он слышал. Если бы президент был мутантом, он бы наверняка узнал об этом от Церебро, особенно когда они искали мутантов в Вашингтоне. - Ничего особенно... и очевидного, - говорит Эрик, неопределенно жестикулируя. - Мы думаем, что это он больше похож на Хэнка. Или на то, каким Хэнк был. Нелепо. - И ты планируешь остановить его убийство, - медленно произносит Чарльз. - Да. - Это опасно, Эрик. А если тебя кто-нибудь поймает? А если с тобой что-нибудь случится? - говорит Чарльз. Беспокойство инстинктивное. Детям нужен Эрик. Улыбка, которую Эрик ему дарит, не слишком утешает, как и его ответ: - Я знаю, что мои дети в надежных руках. Чарльз делает глубокий вдох: - Покажи мне, что сказал предсказатель, - говорит он, поднося руку к виску, и когда Эрик кивает, он ныряет внутрь, его друг ведет его к моменту предсказания. Конечно же, смерть президента приближается, и очень скоро. В Следующую Пятницу. Но это еще не все. - Ты что, совсем спятил? – спрашивает он, когда отстраняется. - Ты же слышал, что она сказала, Эрик. Президент умрет, и в большинстве случаев ты будешь заключен в тюрьму, Магнето. - Это стоит того, чтобы рискнуть. - Чтобы спасти одного обреченного человека? В большинстве случаев в будущем ты окажешься взаперти и никогда больше не увидишь своих детей, эгоистичный ублюдок. Они нуждаются в тебе, я нуждаюсь в тебе, - слова вырвались на свободу прежде, чем он успел их остановить. Он склоняет голову и закрывает глаза, а потом все равно повторяет: - Я нуждаюсь в тебе. Боже, он так скучает по Эрику, что это причиняет ему боль. Недели тянутся, а выходные пролетают незаметно, даже если он сам не проводит много времени с Эриком. Ощущения удовольствия от общения с детьми было достаточно, чтобы удовлетворить его, но мысль о том, что Эрик заперт в какой-то тюрьме, не может никого видеть, его дети не знают, где он находится, а шахматная доска на столе брошена, и никогда больше не играет... это все слишком для него. Чарльзу невыносима мысль о том, что он снова потеряет Эрика. Напротив него молчит Эрик, его мозг лихорадочно работает, пытаясь осмыслить то, что Чарльз только что сказал. - Я должен хотя бы попытаться. А ты бы не попытался? Чтобы спасти одного человека? Это стоит того, чтобы рискнуть. Он же президент. Подумайте о потенциале всех мутантов. Если я спасу его, это может изменить мир для мутантов. - Ты закончишь свои дни в тюрьме. - В большинстве случаев. Но не обязательно именно в этом. Нет, если я подготовлюсь должным образом, - и черт бы его побрал, Эрик действительно так уверен в себе. - Сказано, что президент умирает в каждом будущем, Эрик, - возражает Чарльз. Однако в голове Эрика та же решимость, что и в прошлом году, когда он планировал убить Шоу, и Чарльз подозревает, что эта битва закончилась еще до того, как у него появился шанс сразиться. Он не может снова открыть глаза и посмотреть на лицо Эрика. Более чем достаточно просто уловить его мысли и чувства. - Ты не можешь изменить того, что должно произойти. - Я должен попытаться, - снова говорит Эрик, уверенный и извиняющийся. - Мне очень жаль, Чарльз. Я должен попытаться. Ты же знаешь, что сделал бы то же самое. Дело в том, что Чарльз бы так и поступил. Он не может отказать Эрику в этом. Но от этого не становится легче. Итак, он открывает рот и говорит единственное, что может помочь ему пережить всю эту ситуацию. -xmx- - Спасешь ты его или нет, но потом возвращайся домой. Приезжай домой и оставайся. Пожалуйста. Эрик никак не ожидал, что эти слова слетят с уст Чарльза, и эта мысленная мольба еще более удивительна. Остаться? Остаться в особняке? Он слишком ошеломлен, чтобы говорить. Он должен был бы ответить, должен был бы сказать "нет", у него есть братство, о котором он должен думать, но он был несчастен там уже несколько недель, его ум постоянно был занят мыслями о Чарльзе и близнецах и о том, что он никогда не должен был оставлять Чарльза на пляже в прошлом году. Вместо ответа он вдруг обнаруживает, что выпаливает: - Ты все еще любишь меня? Глаза Чарльза распахиваются и становятся еще шире. Его собственный рот открывается, и он замолкает на мгновение, открывая и закрывая рот снова и снова. Затем он берет себя в руки, расправляет плечи и говорит, как будто это не самое важное слово, которое он когда-либо произносил: - Да. - Я тоже тебя люблю. Это действительно заставляет Чарльза замолчать на добрую минуту или около того. Затем, как будто это может быть так просто, он говорит: - Так что оставайся. Спасите президента, а потом оставайся. Выбор, конечно, не так уж и сложен. И может быть, возможно, это может быть так просто, как говорит Чарльз. Когда Чарльз велел ему уйти, он был так обижен и рассержен, что даже не задумался о том, что это было сказано в самый напряженный момент. Он никогда не думал, что однажды Чарльз попросит его вернуться и остаться. Ни разу, даже если бы он надеялся на это постоянно, особенно в последние несколько недель. Братство может обойтись и без него. Они даже почти ничего не сделали, если не считать того, что планировали спасти президента. Как только он будет в безопасности (или мертв, если предсказатель так точен, как они подозревают), он наконец сможет вернуться домой. Он может наблюдать, как растут его дети. Он может быть с Чарльзом. Сердце глухо стучит в груди, Эрик поднимается со своего места и обходит стол, чтобы наклониться и прижаться губами к губам Чарльза. Чарльз отвечает на поцелуй с такой же страстью, одна рука поднимается вверх и запутывается в волосах Эрика. Ему так этого не хватало. У них так много времени, чтобы наверстать упущенное. Разумеется, в устном ответе нет необходимости. Эрик собирается доказать, что хочет остаться, просто сделав это. -xmx- 23 ноября 1966 года. Именно звуки музыки и чувство юношеской радости притягивают Чарльза в гостиную, примыкающую к его и Эрика апартаментам. Эту песню он никогда раньше не слышал, но она звучит бодро, и когда он вкатывается в гостиную, то видит Эрика и близнецов. Пьетро радостно подпрыгивает на кушетке в такт песне, как только может подпрыгивать пятилетний ребенок, а Ванда стоит на ногах у отца, и оба они бессмысленно танцуют под эту мелодию. Это, вполне возможно, самое милое и забавное зрелище, которое Чарльз когда-либо видел своими собственными глазами, и он не может не улыбнуться им всем с нежностью. То, что у них есть, не идеально. Как и у всех пар, у них есть свои конфликты; в отличие от большинства, их корни обычно уходят в права мутантов и политику. Но когда Эрик смотрит на него снизу вверх, его глаза полны тепла, а сердце - любви, Чарльз знает, что он не жалеет о своем решении остаться здесь три года назад. Он не смог спасти президента, но и не попал в тюрьму, и Чарльз, конечно, не жалеет, что попросил его остаться. Они любят друг друга. Они счастливы. Дети счастливы. Школа процветает. Все не идеально, но достаточно близко к этому, и Чарльз ни за что не променял бы их совместную жизнь ни на что другое.