Now you're mine.

All your eyes have ever seen All you've ever heard Is etched upon my memory Is spoken through my words All that I take with me Is all you've left behind We're sharing one eternity Living in two minds Linked by an endless thread Impossible to break

Мысль о том, что Пон-Фарр может быть приятным, неверна в корне. Бесконтрольная биохимическая реакция организма, нелогичная, непредсказуемая, не может доставить никакого удовольствия. Возможно, для вулканцев, состоящих в брачном союзе с представителями собственной расы, это не столь болезненный и неприятный процесс, но… Спок не состоял в брачном союзе с вулканкой. Спок не состоял в брачном союзе с кем бы то ни было. Можно подумать, такой собственник как Джеймс Тиберий Кирк позволил бы ему обратить внимание на кого-то, кроме себя самого. Все результаты наблюдений за ним приводили к вполне однозначному, безусловному выводу – если уж их капитан влюбился, то не позволит объекту своей привязанности уделять внимание кому-то ещё. Впрочем, утверждение о том, что Спок противился подобной модели поведения, было бы ложью. Их отношения, построенные на искреннем доверии и глубокой взаимной привязанности, развивались настолько ровно, насколько это вообще возможно с тем, кто плевал на правила и был менее предсказуемым, чем стихия. Спок даже начал задумываться о том, чтобы предложить Джиму узы, но не находил удобного случая подтолкнуть капитана к этому разговору – исследовательская миссия занимала всё его внимание. До этого утра. До утра, когда Спок проснулся и почувствовал себя иначе. Кожу словно бы покалывало, будто от низковольтного тока. Учащённое поверхностное дыхание, спутанность сознания – пока ещё не возбуждение в полном смысле слова, но это были только первые отголоски надвигающейся бури. Отголоски, которых хватало, чтобы понять, что спящий рядом Джим подвергается опасности. - Джим, – стараясь придать голосу обычные бесстрастные интонации. - Что такое? – чуть затуманенные ото сна голубые глаза смотрели с беспокойством. - Боюсь, что меня необходимо на некоторое время изолировать от команды. - Ты заболел? Мне позвать Боунса? - Доктор МакКой будет бессилен в данном случае. Мне необходима изоляция. Полная. И немедленно. - Может, скажешь, что с тобой? – придвигаясь ближе, так близко, что тёплое дыхание обожгло кожу, ставшую особенно чувствительной сейчас. Ещё не настолько болезненно, но с каждым часом чувствительность будет возрастать, пока любое прикосновение не начнёт причинять мучения. Так близко, что Спок почувствовал его запах – лёгкий, едва различимый, но возбуждающий. Этот запах манил, словно Джим был диким прекрасным цветком, зовущим к себе бабочек обещанием сладкого нектара. Кажется, Спок слишком много общался с доктором МакКоем, если в голову начали сами собой приходить такие поэтические сравнения. Впрочем, метафоры Леонарда редко отличались поэтичностью. Доктор был человеком практичным до мозга костей. - Это Пон-Фарр. Именно поэтому мне необходима изоляция. - Спок… – Джим был готов спорить. Джим был готов на глупости. Спок не мог этого допустить ни как его любовник, ни как его первый помощник. - Нет, – тоном, не терпящим возражений. Пока ещё контроль над собой он не утратил. И пока этого не случилось, нужно принять все необходимые меры предосторожности. Будь он на Вулкане или будь он обручён, не было бы нужды прибегать к крайним мерам. Но не в глубоком космосе. И не с Джимом, который не успел разделить с ним узы. Спок никогда не спрашивал мать, каково ей было, когда Пон-Фарр настигал его отца. Это было бы верхом бестактности. Но, даже принимая во внимание невысокую выносливость организма землян, она всё же была женщиной и его женой. Возможно, она и сама испытывала те же ощущения – история знала примеры, когда Пон-Фарр передавался при глубоком ментальном союзе партнёру, который не был вулканцем по происхождению. Однако даже эта возможность не служила достаточно веским аргументом в пользу нарастающего желания. Столь сильного, что он наверняка будет корчиться в агонии, когда возбуждение достигнет предела. - Джим, я прошу тебя. Не спорь. Просто прикажи подготовить камеру и сам смени пароль на выход. Если я вырвусь, целесообразно применение фазеров. - Я не буду в тебя стрелять. И никому не позволю, – Джим всё же нехотя поднялся, сладко потянувшись, выставляя напоказ сильное, тренированное тело, пробуждая воспоминания о том, какая гладкая на ощупь его смуглая кожа, каким восхитительно податливым он может быть, рождая в груди гортанный стон на грани рыка. Неужели этот мальчишка действительно не понимает, что он творит?! - Джим, я прошу тебя, оденься немедленно! – плевать Споку, что он потерял контроль над голосом – если Кирк продолжит его дразнить, то он потеряет контроль над собой гораздо быстрее, чем это допустимо, и за последствия он отвечать не сможет. Стоит только протянуть руку… Схватить за сильное запястье, дёрнуть на себя… И он будет рядом. Обнажённый… беспомощный… желанный. Спок зажмурился, стараясь отогнать от себя слишком опасные мысли. И вздохнул с облегчением, услышав шорох одежды. - Я отдам приказ. Но мне это не нравится, Спок. Я не хочу, чтобы ты сидел в камере, будто в чём-то виноват. - Я не смогу себя контролировать. Изоляция рациональна. Не спорь хотя бы раз, t’hy’la. Иди же… Ледяной душ, под которым Спок стоит до тех пор, пока не чувствует, что его начинает бить озноб, не помогает обуздать эмоции, рвущиеся из-под контроля, но смиряет тело. Сейчас сидящая по фигуре форма будет пыткой. И Спок определённо временно непригоден к несению службы. Свободная одежда, напоминающая земные облачения мастеров восточных единоборств, заменяет привычные водолазку и форменные брюки. Босые ноги мёрзнут от шагов по холодной гладкости пола нижних палуб. Перед камерой нет никого, и Спок рад этому – его реакции далеки от адекватности. Дверь закрывается с тихим гулом, отрезая его от далёкого шума голосов, среди которых Спок жаждет услышать только один. Очевидно, что сильная эмоциональная привязанность в период Пон-Фарр действует, пусть и намного слабее, чем брачные узы, пробуждая влечение к объекту привязанности. Теория, хоть и имеющая право на жизнь, слишком хрупкая, чтобы полагать, что физический контакт с капитаном исключит возможность агрессивного поведения, направленного на других членов экипажа. Спок глубоко вздыхает, стараясь очистить сознание от излишне ярких образов Джима, отдающегося ему с обычной страстью, и усаживается на пол. Прежде, чем его тело охватит пламя Пон-Фарр, нужно хотя бы попытаться погрузиться в медитацию. Вот так… выровнять дыхание, сосредоточиться на ритме сердца, очистить разум. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Сердце сбивается с ритма – и вновь успокаивается. Почти… Кончики пальцев покалывает, когда разум и тело вновь уступают жаркому безумию возбуждения. И очередная тщетная попытка восстановить контроль. С каждым разом всё сложнее. Обострившийся слух улавливает тихие голоса за стеной. Родной голос. Джим. - Боунс, я хочу знать. - Джим, ты предлагаешь мне войти в комнату, в которой нет ничего и никого, кроме вулканца, который медленно сходит с ума от возбуждения и не связан брачными узами? Я доктор, чёрт возьми, а не камикадзе! Где ты был, когда на курсе ксенобиологии мы изучали вулканцев? - Подтверждал теорию исследованием представительниц изученных видов, – Спок, даже не открывая глаз, может представить себе его самодовольную ухмылку. В груди рождается тихий рык – как посмела хоть одна из этих девушек коснуться Джима?! -… помочь? Вот уж не думал, что мне придется ТЕБЕ объяснять, чем можно помочь, когда у тебя крышу рвёт от желания кому-нибудь засадить. Но судя по тому, что Спок вообще выпустил тебя из постели и сейчас сидит там, а не трахает тебя до потери пульса в твоей каюте, рискну предположить, что он отказался от твоей помощи. - Спок упрям, как осёл. - Он прав. В таком состоянии Спок опаснее дикого зверя. Я даже боюсь представить, что с его организмом сейчас творится, не говоря о том, чтобы проверять это, находясь в пределах его досягаемости. И он, кажется, ещё себя контролирует, хоть я и не понимаю, каким образом, раз до сих пор не начал кидаться на стены. Впрочем… это вопрос времени, Джим. Новая волна возбуждения срывает с губ первый тихий стон. Это становится довольно болезненным. В тонком хлопке ему жарко. Даже мягкая ткань причиняет слишком сильный дискомфорт. Хочется сорвать с себя раздражающую одежду и хоть немного облегчить эту муку. А воображение услужливо рисует фантастические картины тёплых рук Джима, стягивающих со Спока одежду, касающихся его кожи, ласкающих его. Горячих губ, пьянящих сильнее шоколада. Его восхитительного, желанного тела. Я хочу тебя, – мысль звучит рефреном, вытесняя всякую логику. – Ты должен быть моим. Чувство реальности стирается, уступив место боли и безумию. Всё его существо желает только одного. Настолько, что, кажется, он и наяву чувствует запах Кирка, от которого кружится голова. Спок никогда не обращал на него внимания. Ненавязчивый аромат геля для душа, горькая нотка его туалетной воды и собственный запах Джима. Запах его кожи, который невозможно описать словами ни на одном языке вселенной. Прикосновение к обнажённой коже, словно удар. Когда он успел избавиться от одежды? Снова его запах, такой близкий, такой реальный. Такой желанный. Спок открывает глаза и едва не задыхается от острого прилива возбуждения. Джим здесь. На коленях, рядом с ним. В ясных глазах беспокойство, граничащее с испугом. Зачем этот безумец пришёл? Спок не отпустит его… ни за что. - Как ты? - Дж…им… T’hy’la… kroikah… – Перед глазами всё плыло, а жар, кажется, ещё усилился. Вот она… плак’тау. Безжалостно сжигающая изнутри. Хочется выть, словно раненый зверь, но с пересохших горячих губ срывается только слабый хрип. Последние жалкие крохи самоконтроля летят ко всем земным чертям, стоит только Джиму придвинуться всего на дюйм ближе, касаясь прохладными пальцами щеки Спока. И ему остаётся только замереть в сильной хватке вулканца, когда Спок почти швыряет Кирка на пол, прижимая собственным телом, удерживая руки у пола, не давая шевельнуться. - Мой, – низкий, угрожающий рык, обращённый к застывшему по ту сторону стекла МакКою, за спиной которого стоят двое офицеров с фазерами наизготовку. – Мой! На Джиме слишком много одежды, и это злит. Спок хочет чувствовать его кожу, а не грубую ткань форменной водолазки. Одежда трещит по швам, а Джим морщится от боли, приложившись затылком об пол, и сдавленно охает, когда Спок буквально срывает с него брюки, превращая тёмную ткань в бесполезную тряпку, не подлежащую восстановлению. - Полегче, Спок… Ответом ему служит недовольный взгляд. Спок не собирается останавливаться. Не теперь, когда его человек так ошеломляюще близко. Кирк сдавленно стонет, когда он несдержанно толкается бёдрами, усиливая контакт тел, скользя влажной от смазки головкой в ложбинку ягодиц Джима, теряя голову от ощущения того, как судорожно сокращаются мышцы, готовые принять его, стоит только податься вперёд. - Я… хочу… быть связанным… с тобой, – Спок на секунду замирает от этих слов. Откуда Джим узнал про узы? Кто рассказал ему? Но в следующий миг Джим изумлённо выдыхает, чувствуя, как ладонь вулканца накрывает его собственную, как чуткие пальцы другой руки касаются уже знакомых точек на лице, разделяя человеческие эмоции и огненную бурю, бушующую в сознании Спока, на двоих. Спок припадает к желанным сладким губам в жадном поцелуе, впитывая, словно губка, каждый оттенок чувств Джима, отдавая взамен собственные, пробуждая неизведанное до сих пор желание полностью подчиниться. Кирк едва ли понимает, что обхватывает Спока ногами, раскрываясь перед ним, готовый принять своего… пусть пока ещё не супруга, но значащего много больше, чем просто любовник. Чем возлюбленный. По ушам бьёт сладострастный стон, когда Спок одним плавным, но сильным толчком проникает в тугое кольцо мышц, так, как желал всё это время. И растворяется в ощущениях, в сплетении пальцев, в диком страстном танце губ и языков, в жадных укусах, когда капли алой и зелёной крови смешиваются, становясь единым целым. Он вламывается в покорное его воле тело, едва подготовив его, движется грубыми, несдержанными толчками, не в силах остановиться, даже если бы Джим кричал от боли и отбивался. Но Джиму этого и не нужно – Спок чувствует его эмоции как собственные. Физическая боль Джима не волнует, она тонет в вихре ярких, острых ощущений. Момент наивысшего единения – разумов, чувств, тел, самой жизни. Больше, чем то, на что Спок мог бы рассчитывать с любой вулканкой. Шумные выдохи и стоны, движения разгорячённых тел в унисон, наполняющие тесное пространство камеры восхитительно порочными звуками соития. Не впервые, но теперь совершенно иначе. Они жаждут друг друга так сильно, что невозможно сделать ещё хоть вздох, не касаясь губами губ. Это всё то же невероятное вожделение. Но теперь вожделение окрашено в яркие полутона взаимной страсти, оно не причиняет боли, больше нет. Они принадлежат друг другу без остатка, и каждый готов разрушить целый мир, чтобы только быть рядом. Спок упускает момент, когда Джим отпускает его ладони, хватаясь за плечи, не в силах сопротивляться желанию. В яркой синеве взгляда полыхает огонь безумия, а Джим стискивает его так сильно, словно чувствовать член Спока в себе для него важнее всего на свете. Бешеный ритм их единения оглушает, заставляя забыть обо всём, кроме восхитительно горячего и податливого тела, которое принимает Спока с такой отзывчивостью, словно было создано только для него. Он тихо, угрожающе рычит, когда Джим пытается освободиться. - Я здесь, не злись. Просто доверься мне. Спок едва подавляет желание впечатать Джима в пол ещё сильнее. Он не обманет. Не теперь, когда его мысли и чувства для Спока как открытая книга. А Джим всего лишь с усилием переворачивает его на спину, устраиваясь сверху, продолжая дикий танец их страсти, не обращая внимания на то, что Спок стискивает его бёдра с такой силой, что всего через несколько часов следы от пальцев нальются багряной чернотой синяков. Спок наслаждается его видом: тем, как Джим прикрывает глаза, кусает губы, когда наслаждение накрывает его с головой. Румянцем, окрасившим щёки капитана в нежные оттенки заката. Каплями пота, скользящими по широкой груди и гипнотически притягивающими взгляд. Тем, как твёрдый член Джима, истекающий смазкой, прижимается к его животу, оставляя на коже влажные следы. И тем, как Джим стонет его имя, сквозь зубы, едва слышно, но и этого достаточно. - Мой… – хриплым рыком, резко и сильно толкаясь в податливое тело так, что Кирк захлёбывается стоном, полным такого наслаждения, что кажется, будто и он уже на грани помешательства. - Только твой, – склонившись, не прекращая размеренных движений, не целуя, лишь невесомо касаясь губами губ. – И я хочу только тебя. Всегда. И не только в постели. Он успевает только слабо вскрикнуть, прежде чем Спок вновь перехватывает инициативу. И остаются лишь едва слышные, отрывистые стоны, когда Спок начинает двигаться иначе, выходя почти полностью и снова толкаясь до отказа, задевая чувствительное местечко в его теле, сводя своего восхитительного человека с ума. И сходя с ума сам от его наслаждения, которое ощущает каждой клеточкой тела. Они растворяются друг в друге, забывая о времени, о реальности, обо всём, кроме острого удовольствия, пронзающего горящие тела, подобно лучам фазеров. И на какой-то миг словно перестают существовать, оглушённые волной фантастических эмоций, стирающих последние зыбкие границы между ними. Спок не знал, сколько времени они провели без сознания. Он очнулся словно бы от легкой щекотки. Джим доверчиво устроился у него на груди, и именно его дыхание на коже вызывало эти ощущения. Лихорадка отступила, возвращая ясность сознания и ощущение, что он больше не одинок. Даже сейчас, когда Джим спал, утомлённый сумасшедшим сексом, Спок чувствовал его умиротворение, его счастье. И точно знал, что эти эмоции у капитана вызывает его близость. И ещё одно неоспоримое свидетельство – уже подсохшие белесые капли на его собственной коже. Спок почти невесомо погладил пальцами тёплое плечо Джима, скользнул в волосы, путаясь в коротких светлых прядях, вызывая довольный сонный стон. - Как ты? – у Джима хриплый голос, и Спок чувствует иррациональный прилив удовлетворения – этому виной тоже он сам. - Моё состояние стабилизировалось, благодаря тебе. Однако хочу заметить, что это было верхом неразумности – идти на такой риск. Я мог нанести тебе серьёзный вред и даже убить. - Я же не мог просто стоять там и смотреть, как эта дрянь тебя убивает, Спок! Всё же обошлось. - Обошлось… – Спок отметил ранку на пухлых губах Джима. – Тебе стоит посетить медотсек. Джим ухмыльнулся, прижавшись крепче. - И ты совсем не будешь ревновать меня к Боунсу? – в его голосе смех. - Мне незнакомо чувство ревности, Джим. Вулканцы не умеют ревновать. Ответ Джима он не расслышал. - Что? - Если бы ты видел, какой у тебя был взгляд, когда мы стояли там с Боунсом, ты бы этого не говорил, – Спок на секунду может увидеть себя самого, в разорванной одежде и с совершенно безумным горящим взглядом, сверлящим доктора. - Это неконтролируемые эмоции. Вне периодов Пон-Фарр я не испытываю ничего похожего. Джим… сожалеет? - Однако для безопасности доктора МакКоя, ему стоит держать руки при себе, кроме случаев, когда это необходимо для исполнения его непосредственных обязанностей. Джим смеётся и тянется за поцелуем, тут же сдавленно охая. - Похоже, посещение медотсека мне и правда не помешает. Если ты меня туда отнесешь. И Боунс придержит шуточки до более подходящего момента. - Нет нужды, – голос МакКоя заставляет вздрогнуть обоих. Леонард стоит в дверях, удерживая одной рукой стопку одежды. Спок едва подавляет желание прикрыть обнажённое тело Джима своим, чтобы Боунс не смел смотреть. – Вот. Оденьтесь уже, пока ещё у кого-то из офицеров безопасности не случилось нервного срыва от вашего вида. Джим лежит в постели, чуть прикрыв глаза, из-под ресниц наблюдая за точными скупыми движениями Спока, который снова что-то там моделирует на своём паде. Даже не пытаясь сосредоточиться на его мыслях, просто наслаждаясь их успокаивающим присутствием. Боунс запретил ему вставать хотя бы несколько часов, пока действует заживляющая мазь, которой щедро покрыты его бёдра. При виде почти чёрных синяков и подсохших следов крови уши и щёки Спока приобрели такой густой оттенок зелени, что Джим не выдержал и расхохотался. Даже сейчас это казалось забавным. - Не вижу ничего забавного в моём смущении. Это естественная реакция на действия, за которые я ответственен, но которые, к моему сожалению, был неспособен контролировать, – Спок отвлекается от своего пада и смотрит на Кирка так пристально, что тот опускает глаза. - Я не хотел тебя обидеть. - Я не испытываю чувства обиды и тебе это известно, Джим, – он в три широких шага пересекает комнату и опускается на постель. – Я просто не хочу, чтобы ты пострадал, и мне причиняет дискомфорт мысль о том, что я причинил тебе боль. Особенно теперь, – черёд Джима краснеть. Он чувствует эту тёплую волну нежности, исходящую от Спока. Он впервые чувствует себя настолько защищённым. - Ты мой t’hy’la, Джим. И всегда им будешь. Я не позволю разорвать наши узы никому, – тихо, угрожающе. Но Джим чувствует, что гнев вулканца направлен совсем не на него. И вместо ответа просто берёт Спока за руку, переплетая пальцы. В глубоком космосе, в пятилетней экспедиции, на борту звездолёта класса Конституция ЮСС Энтерпрайз, в каюте капитана Джеймса Тиберия Кирка был заключён союз, крепче которого сложно представить. Нарушивший все вулканские традиции. Союз, который причинит ещё немало неудобств тем, кто попытается помешать им. Союз, который был предрешён самой вселенной. - Я люблю тебя, Спок.