периферия

у чангюна душевная анемия. пальцы прокалывают тысячи игл, пока тлеет сигарета, выкуренная до самого фильтра, из-за чего при крайней затяжке он закашливается. дождь не останавливается, наводит тоску только сильней. бьётся гроздьями об асфальт и заглушает голос льющейся из старого ноутбука музыки. на диване спит джухон, который вроде как устал на работе, а чангюн вроде как не маленький уже, но продолжает прятаться по углам с сигаретами. чангюн успел промёрзнуть насквозь, рубиновая чёлка промокла и неприятно липнет ко лбу, а у чангюна внутри свой собственный ливень — барабанящий нещадно по остаткам фибр души, которой становится всё меньше с каждым выдохом. на щеках смешались серебряные блёстки и остатки слёз, уродливый зелёно-красный свитер с прожженным рукавом, но он остаётся самой тёплой одеждой, потому что его владелец сейчас видит сны. ему бы сейчас принять снотворного и нахрен завалиться спать, под бок к джухону, где тепло, хоть и летом отопление отключают, а в квартире стоит неимоверный холод. но чангюн продолжает стоять перед распахнутым окном балкона, потому что внутри душно, так душно, что охота рвать на себе плоть. а тут, глядя на пустую улицу и мигающий фонарь, становится не так убийственно больно. чангюну придётся включать свет, искать таблетки, ему придётся шуметь. а он не особо хочет тревожить чужой сон, да и он сам не в восторге от этой идеи, утром тогда вообще не сможет подняться. он глубоко вздыхает и, тихо щёлкнув выключателем неоновой лампы, в полной темноте двигается по направлению к дивану. чангюна ломает от одного очертания отражения в зеркале, внутри плещется кислота и желудок сводит. ему тонуть кажется менее болезненной мукой, чем нон-стопом ощущать как растекается по телу тяжесть, будто вся кровь оказалась наполненной свинцом, и ему нахуй не нужно сейчас ничего, ведь его "всё", сейчас не в адеквате. - гюн? он слышит из темноты, ощущает как тёплая рука касается побитого колена - и приятно, и больно. джухон, вообще-то, так, к слову, идеальный. такие парни существуют только в киновселенных 80-ых годов, которые чангюн обожает. такие, которые пьют американо, носят кожаные куртки с дешёвыми цепями, слушают пинк флойд и скорпионз. а может это всё его выдумки и предубеждения, может у него совсем крыша поехала, потому что у него нет ничего кроме его розовых облаков и пыли, которую он размазывает по лицу. хоть и нутро у него сломано, как и у чангюна. хоть и именно он научил его курить, встретились на "междусобойчике" у общих знакомых. у чангюна тогда на шее болтался бутылочный кулон с барахолки, пришёл он без куртки, потому что проебал её где-то, с красными блёстками на лице и непереваренным гашишем. вечер казался туманно-пустым, хоть и другим присутствующим было весело. джухон выглядел отстранённо и угрюмо, но это не мешало куче других людей липнуть к нему. он не видел чангюна, а тот не видел его. столкновение пришлось на лестничной клетке, где все стены были изрисованы глупостями. джухон, кажется, хотел курить, а может и слинять. у самой трубы батареи, там, куда из окна падал свет фонаря, там, где все и курили, сидел парнишка, похожий на школьника лицом и телосложением, он выпускал сладкий пар изо рта и смотрел на зашарпанные стены. - не хочешь свалить? хрипловатый бас пронёсся по коридору, а в темноте блеснуло голубым огнём и силуэт затерялся в едком дыме. - хочу. это было первым, что они сказали друг другу, прежде чем с двенадцати ночи до пяти утра где-то промотались между закоулков. слов оказалось меньше чем улыбок. чангюн помнит скрип качелей и ванильное мороженое в вафельном стаканчике, аромат чужих духов и тяжесть на плечах кожаной куртки. а потом помнит, как чистил кеды от мокрого песка, и упрёки матери, ведь телефон у него сел, а её номер наизусть он не знал. пришлось тащиться в школу, чтобы на семь часов застрять с бесконечно болтающим минхёком и его впечатлениями от вчерашнего хаоса. всё произошедшее казалось призрачным, будто из-за трипа чангюн сам себе это выдумал. и джухона, и его тёплые побитые руки, и сладость мороженного. первое, что он увидел выходя из персональной пыточной- тёмную копну волос и хмурое лицо его вчерашнего знакомого. - где же твои слёзы? чангюн впал в ступор и ухмыляющееся лицо джухона показалось немного изъеденным и уставшим. - я блистаю только ночью, сейчас есть солнце.

будешь моим солнцем?

всё оказалось слишком неправильно. они оба оказались не теми, кого ждали сидя у окошка и о ком ночами думали, только у тех образов совсем не было лиц. чангюн улыбается в пустоту и присаживается совсем рядом, позволяя парню уложить голову на своих бёдрах, у има мурашки по коже от влажного холода чужих волос. - извини, что разбудил. чангюн чувствует горячее дыхание и ухмылку. - хочешь уехать? джухон принимает сидячее положение и тянется к сигаретам, отбирая из рук има фиолетовую зажигалку со стикером звезды. он, слегка отодвинувшись, опирается о стену. чангюн укладывается рядом, только немного макушкой ложась на голое плечо парня. - хочу.