отче

      да джессика и сама не поняла, что случилось. вроде все шло ровно, тихо и спокойно, они были втроем, и как-то ничего, справлялись, выживали (в их школе по-другому нельзя было, нет-нет, ты либо борешься, либо заведомо проиграл), а потом джессика влипла. вот так просто. наверное, это длилось куда больше одного-единственного момента, но джессике не повезло. она не заметила.       до того, как оказалась на перекрестке взглядов.       точка пересечения.       досадное препятствие.       лин, конечно, не она. джессика не могла стать препятствием, ее любили, она была желанна, блейк хотел, чтобы она была рядом.       машина (допустим; хотя это мог быть самолет, они оказались в зоне турбулентности и ладонь блейка сжала ее плечо; или корабль, штормовое предупреждение, узкая тёмная каюта, где они вдвоем — одни во всем мире — делят страх пополам; лифт, ухнувший вниз, увлекший ее маленькое сердце, она, прижатая им к стене, с молитвой на губах; автобус; взрыв; падение; конец света; второе пришествие христа; сотни катастроф, из которых они выходили рука об руку) вильнула, чтобы они оказались еще ближе. запредельной близко. у джессики разомкнулись веки. никакой машины, конечно, не было, каждый из них слишком молод, чтобы водить, но джессика часами могла думать о связавшей их навсегда случайности.       блейк принадлежал ей, и никакая лин не смогла бы ее остановить. джессика умела молиться; господь, иисус, всевышний, дева мария и каждый из двенадцати апостолов был с ней на «ты».       предназначены, предначертаны, благословлены небесами. джессика готова бороться за это «мы», даже если блейка придется связать, но это обычное допущение, смехотворное, давайте все вместе посмеемся, потому что блейка не придется связывать. он станет с ней рядом и возьмет в руки нож. он не оставит ее.       не в этот раз.       джессика же молилась, ей обещали. отец лютермилх рисовал браслеты на ее предплечьях — так, чтобы форма скрывала особенно жестокие наказания. джессика никому их не показывала. даже блейку (хотя он бы ни за что не отказался от нее, он бы любил еще больше; он целовал следы; шелест бумаги; стопки книг; тень отца лютермилха коснулась вытянутой руки; блейк, блейк, блейк; везде; всюду; горячие губы у ее уха; разряд).       ради блейка, конечно же. все святые были мучениками.       джессика заплатила за каждое будущее касание. им можно не бояться. и не прятаться.       все будет хорошо, блейк же любит ее.       блейк ей нужен больше, чем лин, чем-то, что у нее отняли. какая разница вообще, она все еще джессика. ни капельки не изменилась. волосы, глаза, даже размер ноги. все это принадлежало джессике (ну и) последние семнадцать с половиной лет. лин была хорошей подругой, действительно хорошей, только вот нет, нет, нет. зачем джессике лин, когда у блейка такие теплые руки, когда их ладони будто созданы одна для другой, о-о-о, нет-нет, зачем ей лин.       и блейку она не нужна.       правда же.       я не зря молюсь тебе, господи. джессика никогда не опустит руки. блейк сам сказал ей, сам, что они с они еще не целовались.       не было поцелуя — не было ничего.       и девушкой своей он ее не назвал.       блейк совсем-совсем не любил лин, она ему не нравилась, как она могла ему нравится, если рядом была джессика, джессика, которая молилась, джессика, которую отец лютермилх учил.       о чем речь вообще? господи, я прошу тебя, стоя на коленях, я молю тебя об одном. зачем блейку лин, когла у него есть джессика, которая всегда будет ждать?       джессика же лучше, она умнее.       у блейка и шанса не было, она знала это, знала четко. блейк обязан был в нее влюбиться. как иначе? ладони, запястья, кость для кости, он для нее, она для него, во веки веков, аминь. не зря же она… ну, не зря. господь все слышит, всех.       бог любит тебя.       блейк любит меня.       бог любит меня.       равноценно, безоговорочно, беспристрастно, он любит меня, он любит меня, он любит меня, любит меня, меня, а не тебя, лин.       (у джессики язык не повернулся назвать ее сучкой, это же лин, та самая лин, с которой все началось)       избави нас от лукавого       (из лин сучку не вылепить — хорошая, послушания, порядочная, ее ни разу не трогал отец лютермилх, блейк, господи, ни разу, а знаешь ли ты, как он наказывает?       лин не страдала, блейк, не жалей ее.       не люби ее — меня люби, бог любит тебя, бог любит меня, блейк любит меня, люби, вечность люби, до гроба, после, пока ветви не сломаются под весом небес, пока небеса не рухнут на нас, люби меня больше, чем господа бога; отца, сына и святого духа;       я же люблю)       (а она нет)       конечно, между ними ничего не было. лин бы ей сказала. точно сказала бы — они же подруги, лучшие подруги, они всегда вместе, один за всех, все за одного, да, блейк?       джессика все о них знала.       так что ничего не было, господь не позволил бы. господь тоже голосовал за джессику. блейк был бы дураком, если бы… ох. джессика не думала об этом. блейк не дурак, он умный, он любит меня, а если не любит, то я ему нравлюсь, а если не нравлюсь, то это пока; но он любит; блейк, блейк, блейк?       джессика взяла его за руку во время урока литературы, они проходили то ли маркеса (со всеми его грехами в семейной саге), то ли данте и его собственную религию, разве это не знак?.. блейк не вырвался, да и мог ли он так поступить, мог ли не переплести их пальцы?       джессика не знала, но надеялась, что это он сделал.       сам.       да святится имя твое       джессика могла поклясться, что лин заметила. ее губы дрогнули. так-то, бог любит меня, нас, бог любит, блейк.       джессика сама предложила ему задержаться. подольше. возможно, ей хотелось нащупать его губы во тьме подсобки или что-то еще, более, более, более рискованное, но это могло с п у г н у т ь       (да и в церковной школе прилюбодействовать, ох,       ей очень нравилась эта идея), поэтому джессика остановилась на музыкальном классе. блейк хорошо играл на пианино, пальцы у него были то ли для этого, то ли для чего-то поинтереснее. джессика хихикнула, прячась за учебником по истории.       джессика поцеловала лин в щеку (красную и горячую, она злилась или ей было стыдно, или она не могла заставить себя спросить, или; джессика не ответила бы все равно, это верно) и сжала предплечье:       — не волнуйся, лин, — джессика смотрела ей прямо в глаза. в левый, если точнее, почему-то господь не подумал о том, что сразу в два глаза смотреть не получается, ох, — мы не останемся здесь на всю ночь и не будем делать глупости, чего ты, я же не дурочка.       лин посмотрела на нее так, будто она все-таки дурочка.       ну нет.       джессика улыбнулась:       — я серьезно. иди, у вас же ужин, что-то важное, мы справимся без тебя.       джессика отлично знала, что некоторыми вещами можно заниматься вдвоем. отец лютермилх ее научил. отец лютермилх вторгался в ее пространство, личное, сокровенное, она прямо сейчас собиралась так поступить с блейком.       только блейк не будет против.       а лин была бы против? что видела лин, когда смотрела на нее? кого она видела?       а когда смотрела на них?       — ладно, — неохотно кивнула лин; у нее удивительно красивые губы, джессика тоже такие хотела, примерно, губы же становятся больше, когда целуешься? у блейка не такие, но он же блейк, его за другое любить надо, — не влипайте в неприятности.       мы — хорошее слово, подумала джессика. очень хорошее.       она могла бы поцеловать лин. получился бы круговорот поцелуев в природе, что-то странное и жутко нелепое, и джессика была бы посредником между губами лин и губами блейка. она не переносчик заразы, не крыса, господи, она не думала об этом, честно не думала, а если вдруг да, то не всерьез.       джессика посмотрела лин в глаза:       — я напишу.       — ага, — губы лин шевелились, складывая слова. джессика не смотрела, но знала, что они созданы для поцелуя. она могла бы…       ну нет.       джессика встяхнулась.       нужно найти блейка.       искать-то и не пришлось, она хорошо знала, где музыкальный класс, где пианино, как, остановившись у окна, увидеть в отражении дверь. она знала, как прийти туда из каждого угла школы. на уровне инстинкта, конечно. в этот раз ее тянуло сердце.       и слух.       блейк уже играл что-то.       джессика никогда не любила музыку, не разбиралась в инструментах и знала только то, что до-рэ-ми-фа-со-ля-си заканчивается еще одним до. вроде как. она не помнила точно.       блейк, наверное, все умел, но не было ничего лучше склоняющихся под его пальцами клавиш.       где музыка, там блейк. где блейк там джессика       так всегда было и, господи, будет,       аминь       такой себе из него вышел принц. джессика видела в нем то ли разбойника, то ли взбунтовавшегося интеллигента, еще не забывшего старые развлечения.       вот такой он, блейк. не очень принц.       сгодится.       джессика села с ним рядом, относительно рядом, все еще сохраняя дистанцию — не спугнуть. блейк не дикий зверь, но все же. постепенно. осторожно. она продвинулись ближе. и ближе.       тихо.       постепенно.       ты долго молилась, джессика, ты выдержишь еще пару минут.       — эй, — позвала она. если бы на улице была весна (или лето на худой конец), птицы бы замолкли. как пианино. блейк повернулся к ней, его пальцы зависли над клавишами.       у джессики плохо с математикой, она не могла высчитать сантиметры, которые преодолела, чтобы коснуться его губ. как и те секунды, за которые блейк шарахнулся от нее в сторону. он просто испугался, просто испугался. он приятно удивлен, да? да?       джессика всмотрелась в его лицо, ища мольбу, желание, нежность. их не могло не быть! ну?       — блейк?       у него взгляд испуганного кролика. счастью своему не верит, решила джессика. он попался в сети, он повержен, поражен. он любит меня. любит. конечно, любит. джессика села на самый край пуфика — чтобы смотреь на не сверху, чтобы смотреть с любовью или какой-нибудь лаской там, с чем обычно смотрят на кого-то близкого? улыбнуться или не стоит? щеки у меня не горят? вроде нет.       блейк молчал.       тут должны быть ангельские песни и признания. джессика готова. готова-готова, можешь начинать, блейк, я готова.       ну?       джессика отыскала бы его в полной тьме и наполнила ее касаниями. если бы свет вдруг погас. блейк дышал тяжело. тяжелее, чем влюбленный, вдруг наткнувшийся на счастье. он ломал тишину. по кусочку, неспеша, но тут грянул гром:       — чем вы занимаетесь?       и птицы сорвались с деревьев, призывая бурю; забрали с собой листья, остатки лета, осень; блейк; за окном ветер гнал снежинки, пока здесь, в этом темном классе с потухшей музыкой, они были втроем.       как всегда, ей жутко не везло. отец лютермилх стоял в самом центре — маяк, столб света в черной рясе. говорил с ними обоими, но смотрел джессике прямо в глаза. она же хорошая девочка, аминь, хорошая, и губы сломала в улыбке. все правильно. отец лютермилх любит, когда я хорошая, подумала джессика. покорность, смущение, бездействие. нужно избавиться от него.       он же все испортит!       джессике не хватило смелости даже намекнуть на то, что, отец лютермилх, вы слегка не вовремя, не мог ли бы вы свалить; конечно, не мог бы, смыкая за ее спиной руки, сказал бы он; почему; потому что я пришёл за тобой;       как всегда, ей очень не везло, и блейк, милый мальчик блейк, ее блейк, блейк, которого она только что поцеловала (ну или почти), доказал, поставил жирную кляксу вместо точки. джессика не попросила его остаться, ох, он бы не послушал ее, не оглянулся даже, господи, блейк совсем не подумал о ней. дыхание отца лютермилха перебивало шаги блейка.       он правда уходил.       (опять, кстати) ну что, улыбнулся отец лютермилх, готова; нет;       они менялись местами, блейк дальше, отец лютермилх — ближе. шаг за шагом, сантиметры по миллиметрам, джессика задницей по клавишами, какая бесстыдница, и все, вот оно, как обычно, джессика в полужизни, полудреме, его (не его) пальцы на обычных местах, никакой катастрофы, никаких искр, никакого блейка, господи,       пусть дальше будет лучше, аминь