Волчья яма

Когда Энди встречает Блум в первый раз, он просто искренне радуется: Блум улыбается, говорит с ним без прежней забавной скованности, даже бросается обнимать — в школе она была куда более закрытой и стеснительной, и взросление определённо пошло ей на пользу. Энди смеётся и обнимает её в ответ: он хорошо помнит, как всего несколько лет назад они вместе бегали от разъярённого учителя физкультуры и прятались от завуча на солнечном школьном дворе, и наблюдать за тем, как Блум всё сильнее раскрывается и привыкает к нему, было интересно. Сейчас же Блум оказывается у школы совершенно случайно, — как и он сам, собственно, — у них обоих есть дела, и, пускай свои планы она и не озвучивает, Энди не упускает шанса похвастаться своими потрясными навыками игры на гитаре (Блум, понятное дело, не верит, да он и сам не поверил бы, если бы не прошёл весь этот долгий и тернистый путь к вершине мастерства лично) и зовёт её на сегодняшнее выступление, горя наивным детским желанием доказать свою правоту. Блум думает всего секунду — а затем соглашается, и Энди улыбается ей ещё шире и довольнее. — Увидимся! — бросает он и убегает на встречу к парням: тому, что он опять опоздал, они уже не удивляются. — Не поверите, встретил сейчас свою одноклассницу, — делится он с ними, помогая Марку настраивать новенькую своенравную гитару. — Она обещала прийти на сегодняшнее выступление. Вы уж не опозорьте меня. — Кто и может опозориться без нашей помощи, так это ты сам, — заверяет его Марк и отбирает гитару обратно с твёрдым намерением попытать счастья самостоятельно, однако в итоге их обоих вновь спасает Рио, который разбирается, кажется, во всех существующих музыкальных инструментах, и Энди всё никак не может нарадоваться тому, что такой талант оказался именно в его группе. Народу в баре как обычно в самый раз: не три человека, но и не целая толпа, в порыве чувств способная сбить с ног не только друг друга, но и ни в чём не повинных официанток (один раз бедняжке Рокси уже прилетело, и после этого Клаус строго-настрого запретил посетителям собираться на танцполе группой более тридцати человек), — и Энди сразу выцепляет взглядом рыжую голову Блум: она сидит за столиком у окна и пришла сюда, судя по всему, с подругой. — Я вижу тебя, Блум! — ухмыляется он в микрофон и краем глаза видит, как смешно она вздрагивает от столь внезапно обрушившейся на неё славы. Подруга что-то уточняет у неё, а сама она потом закатывает глаза, но наблюдать больше Энди не может: Рио задаёт ритм, и Марк бьёт по струнам свеженастроенной гитары. Сегодня они однозначно на высоте — Энди даже не нужно сверяться с безумствующей толпой для определения, но, пока есть такая возможность, он не может отказать себе в удовольствии украдкой понаблюдать за тем, как сильно заводит людей их музыка, и даже сидящую в стороне от основного действа Блум эта дикая энергия рока не оставляет равнодушной: она покачивается в такт и активно кивает головой — в принципе, сейчас Энди готов играть для одной только неё, и непонятно, из-за того ли, что он слишком самолюбивый, или просто потому что широкой души человек. Как бы то ни было, то, что Блум будет ждать их у чёрного входа, он знает, кажется, благодаря какому-то высшему провидению и уже у двери готов принимать её восторженную похвалу — оставив, так и быть, какую-то её часть ребятам. — Слов нет! — восклицает Блум и в подтверждение этому красноречиво взмахивает руками. — Это было потрясающе! — Глаза её горят таким сильным восхищением, что внутренний голос Энди с победным «есть!» вскидывает вверх кулак, а сам он, поборов своё неприличное ликование, спешно представляет одних своих знакомых другим. Рио как обычно церемонно жмёт девчонкам руку — признаться честно, сразу же после знакомства с ним Энди искренне полагал, что со столь разными характерами они никогда не подружатся, но судьба решила распорядиться иначе и нисколько не прогадала. — Это Текна, моя однокурсница. — Блум оборачивается на свою таинственную подругу, и Энди вдруг озаряет. — А где ты учишься? — вопрошает он заинтересованно. Блум он знает неплохо, однако даже предположить не может, какая специальность могла её заинтересовать. Кажется, несколько раз он видел её с альбомом — может, что-нибудь художественное? Блум мнётся. То ли не хочет говорить, то ли ещё что, но Энди упорно не замечает всех её невербальных сигналов и только ещё больше изумляется, когда узнаёт, что она умудрилась поступить за границу. — Канада, — сдаётся наконец Блум, и Энди тут же вспоминает, как Марк рассказывал об уехавшем работать туда двоюродном брате, но сказать об этом не успевает: Блум ловко возвращает тему обратно к их выступлению, и Энди не может противиться желанию ещё раз убедиться в том, какой он крутой и талантливый. Впрочем, слушать он никогда долго не умел и уже через пять минут вновь принимается болтать: о своих курсах, знакомстве с парнями, договоре с Клаусом, упорных попытках сработаться и ещё более тернистом пути к написанию первой песни — Марк иногда радостно поддакивает, а молчаливый Рио как обычно шагает чуть позади и не вмешивается. Блум же, кажется, только и рада говорить о ком-то другом: задаёт вопросы, удивлённо ахает, снова дружелюбно улыбается, и Энди до чёртиков хочется возобновить их общение, вернуться в те беззаботные славные деньки, вновь побегать от рассерженных учителей, но мысль о том, что в конце лета и они с ребятами, и Блум с Текной отправятся по своим университетам, вносит толику печали в этот замечательный вечер. Спустя ещё несколько кварталов их пути расходятся, и честь проводить девчонок ещё немного выпадает везунчику Рио, а Энди с Марком сворачивают в проулок между пятиэтажными домами и направляются к себе — как выяснилось спустя несколько дней после знакомства, они живут не просто в одном районе, а вообще на соседних улицах. — Что, первая твоя любовь? — с усмешкой подкалывает его Марк, и Энди поднимает на него удивлённый взгляд. — Ты практически из штанов вылез, пытаясь её впечатлить. — Говорю же, мы дружили в школе. — Энди уходит в категорический отказ. — А если ты улыбаешься кому-то только с целью соблазнения, не проецируй этот подход и на меня, озабоченный. — С твоей логикой я уже давно должен был завалить и тебя, и Рио, — весело хмыкает Марк, но обсуждение всё-таки сворачивает. Энди, в принципе, готов поспорить на эту тему ещё пару кварталов, однако почему-то каждый их разговор об отношениях неизменно заканчивается депресняком и безнадёгой хоть когда-нибудь встретить свою вторую половинку, а хандрить ещё больше в такой чудесный день Энди решительно не хочет. Они встречаются снова спустя несколько дней: к большому его удивлению, Блум ждёт их прямо у бара, и незнакомых лиц рядом с ней становится всё больше — впрочем, уже спустя полминуты незнакомец становится вполне себе знакомым по имени Хелия. Ставка Энди на то, что он придётся Марку по вкусу, полностью оправдывается, и он обречённо опускает голову: либо в их копилку прибавится ещё одна история о разбитом сердце, либо друг в скором времени будет потерян для общества — а судя по тому, что Хелия одаривает Марка не особо тёплым взглядом, первый вариант представляется всё более реальным. Конечно же, сегодня они вновь оказываются на высоте: зал улюлюкает и громко аплодирует, Блум вновь совершенно неосознанно покачивается в ритм, а в ответ на его приветствие даже тихо смеётся, поняв наконец, что опасность миновала. Один только Хелия оценивает их выступление сдержанным «неплохо», и Энди горячо возмущается: — Неплохо?! Да мы были великолепны! — Согласна, — солидарно кивает Текна, и Энди взмахивает в её сторону рукой, но продолжить спор не успевает: она спрашивает про вторую часть их выступления, и ему приходится отвлечься. — Вы что, живёте тут? — удивляется Блум, услышав его беззаботное «ага», а затем без какого-либо предупреждения переключается на совершенно неожиданную тему: — А с Рокси, официанткой, общаетесь? Вопрос загоняет Энди в тупик, и, пока Рио выражает своё удивление словесно, он вдруг ляпает: — Ей нравится рок. — И, понимая, что произнёс что-то абсолютно не в тему, спешит найти своим словам оправдание: — Именно она уговорила Клауса дать нам шанс. Однако Рио больше озабочен тем, откуда девчонки её знают, и Блум досадливо вздыхает: — Не поверишь, встретили сегодня в парке. «Точно судьба!» — восклицает внутренний голос Энди, и он торжественно именует это лето наиболее знаковым в текущем десятилетии, после чего зовёт всех на очередную прогулку — до следующего выступления ещё два часа, и эти перерывы по пятницам он ненавидит больше всего на свете, потому что занять их обычно совершенно нечем. К счастью, не в этот раз. Однако даже сейчас Блум почему-то упорно отказывается говорить о своей учёбе, и Энди дуется, недовольный тем, что он для неё как открытая книга, а она молчит словно партизанка, но, как и всегда, быстро отходит, переводя разговор на далёкие школьные годы, и вот об этом Блум говорит куда охотнее, исправляя какие-то неточности в его рассказе и иногда добавляя что-то от себя. Может, её не устраивает специальность, на которую она попала, — думает Энди, — может, она стыдится того, что не смогла добиться желаемого, оттого-то и не хочет об этом разговаривать? Тогда я официально дебил, — заключает он, чувствуя неожиданный приступ стыдливого смущения, и принимается болтать ещё больше, стремясь всеми правдами и неправдами вновь позволить Блум расслабиться и не бояться очередных расспросов о столь щекотливой теме. — Заглядывайте ещё! — зазывает он их с широчайшей улыбкой, стоя на границе её квартала, и, улыбнувшись в ответ, Блум едва заметно кивает. Пусть поначалу он и облажался, кажется, всё закончилось хорошо — Энди светится едва ли не больше по уши влюбившегося Марка, и созерцающий их тупые физиономии Рио только тяжело вздыхает. — Ноты не забудьте, бога ради, — просит он, толкнув Энди плечом, и тот обиженно возмущается: — Да разве я хоть когда-нибудь их забывал?! — Их нет, — встревает в разговор Марк, — а слова — ещё как. — Это было единожды! — вспыхивает Энди, но Марк уже заливисто смеётся, вспоминая одно из самых провальных их первых выступлений. Вторая часть их концерта проходит ожидаемо хорошо, но Энди с удивлением понимает, что выступать перед кем-то знакомым, — кем-то, кто с улыбкой смотрит прямо на тебя и искренне радуется за твои успехи, — гораздо приятнее, чем просто качать пусть и отзывчивую, но всё же незнакомую толпу. Поэтому, когда Блум появляется в баре в следующий раз, Энди сияет просто до неприличного ярко и вновь превосходит самого себя, да и Марк не отстаёт: скачет по сцене и машет гитарой так, что даже Энди удивляется, как он умудряется на ней играть. Рио тихо вздыхает: «Цирк», — и они хором категорически с ним не соглашаются. — Пошли на улицу! — радостно зовёт Энди, не дождавшись Блум у чёрного входа и заскочив в бар прямо с парадного. — Прости, сегодня не получится. — Она улыбается виновато и кивает в сторону ещё одной своей судьбоносной встречи. — Мы уже договорились с Рокси. — Да ла-адно, — разочарованно тянет Энди, и довольным по итогу остаётся только Марк, заполучивший не особо возражающего Хелию в свои лапы практически на весь вечер. Энди правда хочется остаться в этот раз, — с Блум легко и весело, до их назначенной встречи с Рокси можно хотя бы просто поболтать, — но тогда, он боится, возразить на косые взгляды Рио он не сможет уже ничего, и честь всё-таки оказывается дороже, а потому из бара они уходят исключительно в мужском составе. Всё меняется на следующий день: Энди небезосновательно полагает, что с Блум они не увидятся ещё как минимум с полнедели, — недаром же в поговорке говорится, что хорошего понемногу, — но на экране его сотового внезапно зажигается недавно занесённый в список контактов номер, и он с удивлением принимает звонок. — Блум! — Йо, — здоровается она и уточняет: — Выступаете сегодня? — Где ж ты вчера была, — сокрушается Энди и тут же хитро щурится: — А что, уже соскучилась? — Аж рыдать хочется. — В голосе Блум звучит никогда доселе не слышанный сарказм, но вдруг она серьёзнеет — более того, огорошивает его совершенно неожиданным вопросом: — А Марк с Рио… они хорошие люди? Какое-то время Энди молчит. Садится на кровати, внимательно смотрит в стену и наконец произносит: — В каком смысле? Блум тоже молчит несколько секунд: слова явно даются ей нелегко, и Энди готов поклясться, что она хочет рассказать им о чём-то очень важном. Вот только что это может быть? Она отвечает: скованно и самую малость теряясь в своих опасениях, и у Энди раньше всяких мыслей вылетает донельзя пафосное «за парней я ручаюсь», хотя говорит он от чистого сердца и, если бы жизнь его находилась в руках у этих двоих, — не волновался бы ни секунды. Впрочем, насчёт Марка вопрос самую малость спорный: подавляющее большинство преподавателей характеризуют его как студента «умеренно безответственного», но Блум об этом знать совершенно необязательно. — Сможете подойти сегодня к бару? — просит она своим по-прежнему напряжённым голосом, и Энди кивает сам себе: — Без проблем. — После чего тянет напевно: — Увидимся, солнце. На том конце провода слышится короткий выдох. Блум улыбается, и этого достаточно для того, чтобы на сердце стало легче: весёлой и беззаботной она нравится ему гораздо больше, чем такой вот загруженной и потерянной. Парни обзваниваются в срочном порядке, и в ответ на ленивое желание Марка в кои-то веки поваляться дома Энди угрожает прийти к нему лично и на потеху всей многочисленной родне силком вытащить на улицу — сдаётся он быстро, обиженно протягивая «ладно» и обещая в половину девятого пересечься на их обычном месте. — Что случилось? — пытается выяснить куда более предусмотрительный Рио, на что Энди только пожимает плечами: — Я сам не знаю, чел. Но чертовски заинтригован. — Не без этого, — соглашается Рио, и они единогласно решают дождаться объяснений от самой Блум: ситуация действительно не сказать что особо рядовая. Они дожидаются. Как она и просила, приходят к бару без десяти и уже на повороте видят их с Хелией в тени чёрного входа — все мечты об отдыхе вылетают из головы Марка в ту же секунду, и он уже совсем не возражает против этой внеплановой прогулки. — Йо! — приветствует Энди Блум и вновь тянется к её волосам рукой — ворошить их в качестве приветствия оказывается его странной и совершенно необъяснимой привычкой, противиться которой он не может. — Ну и чего звала? — вопрошает он и с сожалением наблюдает за тем, как на лицо Блум вновь наползает тень мрачного напряжения. — Разговор будет длинный и… необычный, — предупреждает она и, засунув руки в карманы, опускается на кованую решётку невысокого заборчика. — Поэтому засунь все свои колкости куда подальше и просто слушай. — Есть, мэм! — Энди вытягивается по струнке и, отдав честь, опускается рядом с ней. Парни рассредоточиваются по небольшой территории заднего двора, и все четыре взгляда устремляются на Блум. Она глубоко вдыхает. Всё то, что она говорит дальше, действительно кажется Энди какой-то детской сказкой, помноженной на чью-то не особо смешную шутку: феи, маги, колдовство, другое измерение и истребление земного волшебства — будь на месте Блум кто-то другой, он бы давно уже раздражённо хмыкнул и попросил закончить это представление, но сейчас может только слушать — до тех самых пор, пока она не раскрывает вдруг ладонь, демонстрируя им пляшущий на ней рыжий огонёк, а сам Энди не хватает её руку в полнейшем изумлении, пытаясь найти спрятанный под рукавом фитилёк, переключатель, кремень — хоть что-нибудь, что могло бы всё это объяснить. Фитилька не находится. А огонёк тает на ладони Блум так же внезапно, как и появляется. Рио с Марком молчат. Впервые, наверное, за всю жизнь Энди совершенно не может найти слов: в голове хаос, сердце периодически сбивается с намеченного ритма, а в эмоциях ещё больший бардак, чем в мыслях, — он категорически не понимает, что делать и как реагировать. Магия? Дрессированное пламя? Серьёзно? — Так ты что… типа… фея? — выдавливает он, силясь получить хоть какое-то подтверждение тому, что ещё не свихнулся, и Блум как-то виновато улыбается: — Типа да. Проходит ещё какое-то время, прежде чем Марк непредумышленно разряжает обстановку и позволяет им всем вздохнуть чуть спокойнее. — А крылья у тебя есть? — интересуется он, и с каждым новым произнесённым им или кем-то ещё словом Энди кажется, что мысли в голове обретают всё больший порядок. По крайней мере, сейчас ему уже хочется нервно усмехнуться — хоть какая-то реакция, по сравнению с прежней пустотой. — И не одни, — отчего-то довольно кивает Блум, и глаза куда более доверчивого Марка тут же зажигаются восторгом: — Покажи! — Я показываю, а вы всем сердцем верите в существование магии, — предлагает она, и Энди хочется категорически замотать головой: не так быстро, подруга, дай мне прийти в себя и желательно опрокинуть что-нибудь крепкое. Но Блум не даёт ему этого времени. Игнорируя его совершенно тупую шутку, она рывком поднимается с забора и вдруг вытаскивает из кармана кольцо. Энди уже готов смеяться: неужели для трансформации ей, совсем как какой-нибудь Сейлор Мун, требуется специальный предмет? — но Блум надевает кольцо на палец и вдруг исчезает, и больше Энди не может даже вдохнуть, не то что усмехнуться. — Блум, я пошутил! — вопит он спустя несколько секунд, не особо даже отражая, что только что буквально на его глазах она стала невидимой, — страшнее то, что, если она сейчас же не появится, он останется с этим безумием один на один. Шагнув вперёд, Рио осторожно нащупывает её плечо рукой и отдёргивает её в ту же секунду, как Блум вновь становится видимой. На лице его яркая смесь скептицизма и изумления, но даже с его невпечатлительностью не поверить в произошедшее просто невозможно. Блум коротко усмехается, — так быстро, что мозг Энди не успевает этот сигнал обработать, — после чего рисует в воздухе полыхающее огненное сердечко и, заставив его вытянуться тонкой лентой, направляет точно к его голове: Энди чувствует идущее от него тепло и на инстинктивном уровне понимает, что, если это пламя тронуть, оно обожжёт. Огонь исчезает, и, вдруг вздрогнув, Блум сутулится и опускает голову. На считаные секунды дыхание её становится шумным и неровным, — Энди следит за этим абсолютно завороженно, и позорное ожидание того, что с губ её сейчас сорвётся тихий стон, заволакивает разум жгучим стыдом, — а затем она вновь распрямляется и тихо выдыхает: — Спасибо. — За что? — не понимает Марк, и Блум улыбается: — За то, что поверили. Спешно отведя взгляд, Энди запускает пальцы в волосы и с силой тянет себя за пряди: приди в себя, олень, ты что творишь-то? Неожиданно и существование магии, и то, что его бывшая одноклассница вдруг оказалась настоящей феей, не удивляет больше совершенно никого: Блум сама относится к этому так буднично и уверенно, что продолжать играть в изумление и дальше просто не хочется. По большому счёту, от знания этого не меняется ничего: если мир и раньше не сотрясали известия о сверхъестественных происшествиях, а НЛО не появлялись нигде, кроме страниц жёлтых газетёнок, волноваться им, скорее всего, не о чем. — От нас больше ничего не требуется? — неуверенно уточняет Рио, и Блум радостно мотает головой. — А спросить кое-что можно? — озвучивает он мысли всех троих, но Хелия обещает ответить на все вопросы вместо Блум и позволяет ей скорее вернуться к оставленным в баре Текне с Рокси. А они ведь тоже феи, — задним умом понимает Энди, но удивление его сегодня и так уже достигло максимальной отметки — помножить его ещё на три не получится. — Потом обязательно пересечёмся! И крылья покажу! — обещает им Блум и убегает: куда более счастливая, чем в начале этого непростого разговора. Всё, что Энди может, — лишь растерянно смотреть ей вслед, и, когда он переводит взгляд на Рио, в глазах его явственно читается укор. Хелия действительно старается отвечать на все их вопросы, хотя — Энди понимает это очень скоро — он и сам владеет далеко не всей информацией. Он рассказывает о неожиданной просьбе своего деда доставить на Землю одну из магических ищеек, о том, как Блум попросила его остаться и помочь, как они сдружились, как изо всех сил пытались не напугать Рокси, но не преуспели в этом от слова совсем, как потом, решившись всё ей рассказать, Блум с Текной столкнулись с теми самыми магами и были вынуждены в срочном порядке защищаться, и как именно из-за этого Блум и решилась раскрыть их всех перед ребятами: она отчаянно нуждалась в дополнительных силах, и помощи ждать было неоткуда. За какие-то жалкие полчаса Энди узнаёт о Блум столько, сколько не сумел выяснить за все годы их общения в школе, и ему кажется, что образ её меняется прямо в его сознании, превращаясь в кого-то совершенно другого: незнакомого, неизвестного, куда более… измотанного, чем кажется на первый взгляд. Ведь, если он всё понял правильно, защищать Рокси изначально было сугубо её инициативой, а, если Хелия не ошибся в описании Беливикса, помимо превосходящего их в числе противника, ей приходилось сражаться ещё и против его побочных эффектов — это как сознательно взвалить на себя десятитонную плиту и передвигаться всюду исключительно с ней. — Спасибо за объяснения. — Прощается он с Хелией по-прежнему растерянно: слишком много новой информации, ему бы ещё хоть один вечерок всё это переварить и, по-хорошему, всё-таки заполировать понимание выпивкой. — А твоя подружка не так проста, как казалось поначалу, — хмыкает Марк, провожая спину Хелии взглядом, и оборачивается. Рио присоединяется к нему: они смотрят на Энди так выжидающе, словно он должен наконец-то объяснить им, какого чёрта тут происходит. — Зато теперь я уверен, что её можно без опаски отпускать по вечерам одну, — криво усмехается он, и Марк весело хохочет, уже, наверное, представляя, как Блум покрывает незадачливых бандитов хрустящей корочкой. Все последующие дни Блум упорно отказывается с ним встречаться. Энди действительно приходит в себя и действительно выпивает, едва добравшись до дома, но чем больше времени проходит с момента признания, тем более незначительной кажется вся эта информация, и теперь он жаждет только подробностей: узнать что, как, почему и для кого — и, был бы у него номер Хелии, не задумываясь попросил бы его ещё об одной лекции, пообещав по её окончании на славу проставиться. Своё согласие Блум даёт спустя целую неделю: да не просто даёт, а звонит самолично, жизнерадостно предлагая ему наконец-то поговорить. В порыве чувств и в потоке бессвязных восклицаний Энди чуть не сваливается с кровати, и на том конце провода слышится искренний смех — если Блум улыбается, значит, всё снова хорошо. — Давай в двенадцать, — назначает она время и заодно и место встречи: — Где-нибудь у бара. Едва она вешает трубку, Энди набирает ребят и срочно объявляет общий сбор, однако Марку вырваться не удаётся, и на встречу они направляются вдвоём: засунув руки в карманы, Рио задаётся философским вопросом, почему Энди медлит, в то время как Марк уже давно атакует предмет своего воздыхания со всех фронтов. — Понятия не имею, о чём ты, — отвечает Энди невозмутимо, и Рио хмыкает что-то вроде «ну-ну». К назначенному времени Блум самую малость опаздывает и одновременно с этим вызывает у Энди неописуемое разочарование: он почему-то искренне полагал, что она спустится к ним с небес, несмотря на толпы неподготовленных к такому зрелищу людей вокруг. — Я к вашим услугам, — сообщает им запыхавшаяся Блум, и Энди едва за плечи её не встряхивает: — Вопросы потом, сначала крылья! Даже если то её обещание было брошено неосмотрительно, отказаться от него сейчас возможности у Блум нет, и она ведёт их к проулку за баром — из свидетелей там могли бы быть только голодные крысы, но педантичный Клаус строго следит за порядком и в баре, и вокруг него, а потому пребывают они там в гордом одиночестве. — Летать не буду, — сразу предупреждает Блум, и Энди согласно кивает: меньше слов — больше дела. Она активирует их: тонкие, сверкающие и кажущиеся совершенно ненастоящими — ну разве смогут такие крошки поднять в воздух целого человека? Узнать это на практике хочется до ужаса, но Энди сдерживается, помня про категорический отказ Блум летать, и только выпаливает, не подумав: — Можно их потрогать? Блум заметно теряется. В который раз кляня себя последними словами, Энди запоздало понимает, насколько интимным или болезненным может быть этот жест на самом деле, но в этот момент Блум кивает, и, забыв про все прошлые дилеммы, он завороженно тянет к её крыльям ладонь. К огромному его удивлению, они практически не ощущаются. Энди кажется, что он касается тончайшего шёлка, вместо половины нитей в который вплетена прозрачная паутина, и грубая человеческая кожа просто не способна различить столь нежный материал — в его представлении примерно такая текстура, разве что чуть более влажная, должна быть у облаков. — С ума сойти, — выдыхает он, отняв наконец руку от крыльев и позволив напряжённой Блум выдохнуть. — А что насчёт второй пары? — уточняет Рио, вспомнив про её горделивое заявление, и Блум теряется ещё больше. В груди Энди поднимается какое-то отцовское желание поскорее оградить её от всех внешних раздражителей, — чтобы на плотно сжатых губах вновь засветилась улыбка, а нахмуренные брови вернулись на место, — но восторженное восхищение перевешивает, и он готов душу продать ради того, чтобы увидеть эту треклятую магию наяву. Блум трансформируется. Футболка с джинсами сменяются коротким летящим платьем, некоторые пряди выгорают будто бы в ускоренной перемотке, лишь ещё сильнее подчёркивая яркость голубых глаз, а за спиной разворачиваются огромные сияющие крылья: расчерченные полупрозрачными прожилками, блестящими узорами и с покачивающимися кристаллами на острых кончиках. Порыв ветра взметает платье вверх, и Блум спешно одёргивает его затянутыми в длинные перчатки руками. Энди отчётливо понимает, что прямо сейчас и больше всего на свете он хочет её поцеловать. Так не должно быть — так в принципе не бывает, и люди не могут становиться запредельно милыми столь внезапно, но… Блум смущается под их пристальными взглядами, ей всё так же ужасно идёт улыбка, глаза у неё — яркие-яркие и безумно красивые, и сердце Энди предательски вздрагивает каждый раз, когда их взгляды пересекаются, а сам он не может даже предположить, в какой же именно момент желание просто дружить и смеяться вместе переросло в нечто куда большее. Он молчит слишком долго. Грудь его затапливает щенячьим восторгом, и Энди всерьёз начинает опасаться не сдержаться и сжать Блум в таких крепких объятиях, что при всём желании и даже с помощью своей магии она не сумеет из них выбраться, а потому, предотвращая взрыв, он выдыхает: — Ты… такая красивая… Рио переводит на него вернувший себе осмысленность взгляд, и Блум смотрит тоже: Энди кажется, в глазах её мелькает разочарование, но крылья за её спиной вдруг дрожат, и на землю сыплется мерцающая в свете солнца пыльца. Розовый бантик на вороте платья смотрится до неправильного невинно. — Спасибо, — отзывается Блум тихо, и трансформация её вдруг пропадает, вновь уступив место привычным джинсам с футболкой. Щёки её горят откровенным смущением — Энди хочется броситься к стене бара и долго-долго биться о неё головой, лишь бы мысли эти вылетели из черепной коробки и никогда больше не возвращались обратно, но слишком поздно. — Я влюблён в неё, — сообщает он Рио, всё ещё малость неверяще глядя куда-то в пустоту. — Чел, я… я чуть не умер, когда она трансформировалась. — Да неужели? — вопрошает Рио насмешливо и осторожно заглядывает в глаза. — Так признайся. В чём проблема? В том неосознанном разочаровании, когда она поняла, что восхищаюсь я далеко не её нарядом, например, — думает Энди и качает головой. — Мы со школы друг друга знаем… Если бы она испытывала ко мне что-то похожее, думаю, мы бы давно уже объяснились. — Как видишь, до недавних пор и ты к ней подобного не чувствовал, — резонно возражает Рио. — За прошедшие годы многое изменилось. Не будь бараном. Но Энди снова качает головой: он не так часто прислушивается к интуиции и вообще порой серьёзно сомневается в её существовании, но сейчас всё внутри упорно твердит о том, что лучше бы ему помалкивать. — Бараном я буду, если, помимо всего прочего, заставлю её ещё и о своих чувствах переживать. — Он засовывает руки в карманы и встряхивается. — Забей, чувак. Это была вполне естественная реакция на такую красоту. — Никогда ещё меня не называли импотентом так поэтично. — Рио потрясённо качает головой и вздыхает. — В общем, как хочешь. Но, бога ради, не смей потом плакаться мне в жилетку о своём разбитом сердце. Второго Марка я не выдержу. — Замётано, — смеётся Энди, и на душе, кажется, становится чуточку легче. Мир вокруг возвращается в привычное состояние покоя ровно на четыре дня. Они усердно репетируют новую песню, периодически слушая ругань Марка на неудобную и своенравную гитару, параллельно договариваются с Клаусом о графике на время учебного года и совершенно не вспоминают про магию: привыкнуть к её существованию где-то там, за границами восприятия, оказалось куда легче, чем думалось поначалу. Энди молчит о том, что перед сном улыбка Блум упорно отказывается идти у него из головы. Тёплая нежность вперемешку с собственническим желанием схватить и никому не отдавать становятся концентрированным топливом для ядерного реактора в груди, и он громко мычит в подушку, изо всех сил пытаясь заполнить темноту под веками хоть чем-нибудь другим, однако раз за разом терпит сокрушительное поражение и катастрофически не понимает, когда же на пути к крепкой и светлой дружбе он свернул куда-то не туда. — Ты болен, — констатирует Марк во время финальной репетиции, когда пальцы Энди не попадают ни в одну из нарисованных на листке нот. — И либо это рак третьей стадии, либо любовь — поверь эксперту, приятель. — Просто не выспался, — бурчит Энди в ответ, потирая затёкшую ладонь и на пробу перебирая несколько струн. — Давай ещё раз. — Оно видно, — понимающе хмыкает Марк, но тему решает не развивать. На следующий день из-под земли прут гигантские побеги, и первые несколько минут Энди тупо пялится в окно: один из ростков решил обосноваться прямо напротив его комнаты, и с каждой секундой он становится всё выше и толще, смещая припаркованные у обочины соседские автомобили. Первым ему звонит Марк, и все его изумлённые возгласы сводятся к одному весьма очевидному «охренеть» — Энди вторит ему не менее красноречиво, в режиме реального времени, но уже практически со спортивным интересом наблюдая за тем, как росток под его окнами смело достигает второго этажа. Всё заканчивается спустя пятнадцать минут — чуть больше, если учитывать то, что Марк набрал его номер не сразу после начала этого безумия. Мясистые, ветвящиеся побеги ссыхаются прямо на глазах и втягиваются обратно под землю, оставляя после себя разруху, панику и развороченные ямы размером с небольшую трансформаторную будку. Распахнув окно и свесившись с подоконника, Энди ждёт ещё какое-то время: вдруг полезут снова или вместо себя выплюнут каких-нибудь гигантских насекомых? Но ничего не происходит минуту, две, целых десять — всё это кажется настолько сюрреалистичным и ненастоящим, что Энди с удивлением не обнаруживает в себе ни крупицы страха: одно только возбуждение и безумное желание поскорее узнать о причинах произошедшего — и он ни секунды не сомневается в том, что Блум может ответить на все его вопросы. Трубку она не берёт долго. Не выпуская телефон из рук, Энди звонит ей раз, потом ещё и ещё — до тех пор, пока на пятнадцатый гудок она наконец не отвечает, и в голосе её звучит знакомое и столь ненавистное ему напряжение. — Ты же должна знать, что это, не так ли?! — вопрошает он воинственно, и она выдыхает его имя одновременно устало и удивлённо. — Так выглядит Апокалипсис, да? — Так выглядит гнев старшей феи природы, — отзывается Блум замученно, и сердце у Энди принимается стучать быстро-быстро: не она ли не так давно заверяла их в том, что все земные феи были уничтожены магами-охотниками? Откуда тогда взялась эта? — Я требую объяснений! — заявляет Энди безапелляционно, и Блум противится недолго: в тот момент, когда он уже готов отступиться и позволить ей прийти в себя, она предлагает рассказать обо всём лично и назначает встречу у парка. Из дома он выходит за полчаса до назначенного времени и всё равно умудряется опоздать: стоять на месте невыносимо, а потому в своём взволнованном ожидании он решает сделать круг по ближайшему кварталу. — Пошли. — Блум неопределённо машет рукой в сторону парка, и Энди видит полное отсутствие в её глазах прежнего живого блеска. Вопрос «что, чёрт возьми, произошло» так и вертится на языке, но относится он уже не к побегам и даже не к той таинственной фее. Что произошло с тобой, Блум? Почему ты больше не улыбаешься? А произошла с ней Диана, как понимает Энди позже, — та самая взявшаяся из ниоткуда земная фея. Хотя, сказать точнее, причина её появления ясна как божий день, и Энди отчётливо видит, как сильно Блум, хоть и молчит, винит в этом себя: действительно, если бы она не полезла с самого начала к Рокси, если бы не впряглась в это дело по полной, решив во что бы то ни стало докопаться до правды, земные феи так и сидели бы взаперти — Земля была бы в покое и безопасности. Блум тяжело. Чувство чем-то схоже с выполнением группового проекта, когда на тебя возлагают самые важные задачи и по итогу ты полностью запарываешь всю работу, но в масштабе, конечно, куда более крупном. Её глаза совершенно сухие — не блестят ни от слёз, ни от эмоций, — и у Энди болезненно сжимается сердце: отличия встреченной тогда у школы от идущей рядом с ним сейчас Блум настолько разительны, что слова про двух разных людей становятся совсем буквальными. — Я обязательно всё исправлю, — шепчет она, изливая ему душу в каком-то совершенно неосознанном порыве. Ветер треплет её волосы и настойчиво кидает их ей в лицо, но в один момент она просто перестаёт это замечать и отстранённо смотрит куда-то перед собой, сжимая руки в кулаки. — Себя положу, но не позволю им ничего сделать с Землёй… Чёрт возьми, да как вообще это могло произойти?.. Кажется, что ещё несколько секунд — и она просто разрыдается. Отчаянная безнадёга настолько сильна, что стремительно затягивает в свои сети даже далёкого от магии Энди, и он улыбается так широко, как только может, стремясь поймать расфокусированный взгляд облажавшейся по всем фронтам Блум. — Я верю в тебя. — Он кладёт ладонь ей на узкое плечо и чувствует, как оно едва ощутимо дрожит. — Не в абстрактных фей и даже не в твои волшебные силы. В тебя саму. — Палец его упирается ей в рёбра, и сердце за ними колотится быстро-быстро, а взгляд Блум плывёт: на глаза ей наворачиваются такие крокодильи слёзы, что несколько капель сразу же скатывается по щекам. Разум Энди затапливает паникой: несмотря на то, сама ли Блум всё-таки разрыдалась или это он по глупости её довёл, закончилось всё совсем не так, как он планировал, — но в этот момент она шагает вперёд и утыкается лицом ему в грудь, крепко-крепко сжимая в объятиях. Её тело — такое тонкое и хрупкое, дрожащее от неконтролируемых рыданий — сейчас просто непозволительно близко, и Энди тяжело сглатывает, не слыша больше ничего, кроме её тихих всхлипов и собственного бешеного сердцебиения. — Спасибо, — шепчет на выдохе Блум, и даже на такой громкости голос её дрожит и колеблется. Энди обнимает её как самое драгоценное сокровище во всей вселенной, стараясь не спугнуть, не задавить, не дать повода понять себя неправильно, — сейчас он просто друг, и измученная бесконечными переживаниями Блум отчаянно нуждается в его поддержке. Он готов всю свою музыкальную карьеру разменять на возможность хоть как-нибудь ей помочь, но бессильно понимает, что потолок его возможностей ограничивается одними лишь утешающими объятиями. Блум рядом и практически полностью в его власти — сейчас бы не жаловаться и наслаждаться моментом, но Энди как обычно хочется чего-то недостижимо большего. — Спасибо, — повторяет Блум спустя какое-то время, когда её тихие рыдания сходят на нет, а крупные слёзы перестают бесконтрольно срываться с ресниц. Она явно смущена и старается не поднимать на него взгляд, и Энди хочется сжать её лицо ладонями и поставить эгоистичное условие: всегда смотри только на меня. — Ну не плачь, дурочка, — улыбается он вопреки собственным мыслям и ласково треплет её по голове. — Рио мне голову оторвёт, если узнает, что я тебя до слёз довёл. Блум усмехается, но смешок этот по звучанию своему больше похож на всхлип, и уже спустя несколько секунд её губы вновь сжимаются в тонкую линию, а по щекам опять бегут разочарованно-злые слёзы. Всё её тело вытягивается по струнке, напряжённо пытаясь перебороть бушующую внутри истерику, и Блум выглядит так невозможно трогательно, что Энди снова притягивает её к себе, продолжая трепетно поглаживать по огненным волосам. — Всё будет хорошо, — шепчет он едва слышно, неуверенный даже в том, что Блум сейчас его слышит. — Ты обязательно справишься. Я в тебя… — Он замолкает и отводит взгляд: ну какие уж тут признания, когда и без них Блум под весом всех свалившихся на неё проблем едва стоит на ногах? — Я в тебя верю, солнце. Всхлипнув особенно громко, Блум сотрясается всем телом и жмётся к нему сильнее — Энди утыкается носом ей в макушку и обнимает сразу двумя руками, чувствуя, как с каждым мгновением она становится всё горячее, и замечая периодически проскальзывающие в её волосах искорки. Она успокаивается не сразу: долго борется с вырывающимися из горла всхлипами, несколько раз вытирает длинными рукавами толстовки щёки, неуверенно комкает его футболку — однако всё же отстраняется, о чём в глубине души Энди безумно сожалеет, и смотрит на него на удивление открыто и ровно. На дне зрачков вновь брезжит знакомое живое сияние. — Точно больше реветь не будешь? — с доброй усмешкой спрашивает Энди, и Блум утвердительно кивает: — Точно. Спасибо тебе. Энди только отмахивается и отводит взгляд: сердце продолжает отплясывать чечётку, и у него есть все основания полагать, что, пока Блум рядом, ситуация не изменится. В её голосе снова звучит прежняя сила. Плечи расправлены, кулаки разжаты, взгляд смотрит прямо — в его арсенале больше нет полезных для неё заклинаний. — Увидимся. — Блум улыбается ему настолько признательно, что становится противно от самого себя, и дружелюбно машет рукой. Энди отворачивается, усмехается криво и шепчет сам себе: — Какой же дурак. Блум исчезает практически на две недели. Энди не звонит, — понимает, что посреди всей этой круговерти нет ни сил, ни желания лишний раз болтать, а, пока мир не сотрясается от новых вражеских заклинаний, от него не убудет побыть верным Хатико, — и просто терпеливо ждёт. В принципе, если Блум вообще больше никогда не выйдет с ним на связь, он будет даже рад: как в плохом романе, чем больше он её видит, тем тяжелее становится на душе — но интуиция подсказывает ему, что Блум просто не способна поступить так с друзьями, и Энди всерьёз намеревается дать своей неожиданно проснувшейся подружке имя — чтобы было с кем вести глубокомысленные разговоры тоскливыми вечерами. — Свободен? — Блум звонит ему в середине августа, и голос её полон бодрой радости — Энди кажется, с ним разговаривает призрак из прошлого, и он не задумываясь соглашается на встречу, а с плеч сваливается камень: Блум жива — этого ему уже достаточно. Она буквально светится. Улыбается широко-широко и ликующе объявляет ему об их полной победе: всё кончено, маги с феями заключили перемирие, и Рокси, как и Земле, отныне больше ничего не грозит. Раньше, чем успевает подумать, Энди подхватывает её на руки и долго кружит, в то время как сама Блум только испуганно вскрикивает поначалу, а затем заливисто смеётся. Глаза её сияют облегчением, восторженным триумфом и ещё чем-то доселе невиданным — Энди всматривается так долго, что она замечает это и смущается: — Что-то не так? — Тебе очень идёт улыбка, — признаётся он честно, и Блум краснеет ещё сильнее, после чего он всё же опускает её обратно на землю и засовывает руки в карманы. — Ну рассказывай, победительница, — усмехается он и изученной дорогой направляется вглубь парка. — Угу. — Блум сдавленно кивает и заправляет непослушную прядь волос за ухо. Энди не знает, как получается так, что практически все её слова пролетают мимо него: она смотрит то куда-то вперёд, на периодически попадающиеся развилки, то по сторонам, выискивая птиц и белок в изумрудной листве, созерцает прохожих, разноцветные коляски, фургончики со сладкой ватой и варёной кукурузой, а он всё никак не может оторвать взгляд от неё одной и с каждым новым вздохом, улыбкой, смешком, неосознанным прыжком на месте влюбляется лишь сильнее — словно по неосторожности угодил в паутину и с удовольствием продолжает самостоятельно в неё заматываться. — Замри на секунду, — просит он, и Блум останавливается, вопросительно приподняв брови. Энди улыбается. — Закрой глаза. — Брови Блум изгибаются ещё сильнее, но он настойчиво кивает: — Давай, доверься мне. — Уже боюсь, — усмехается она и делает что велено — в движениях при этом нет ни напряжения, ни опаски. Она… безумно красивая. Светлая, улыбчивая, такая яркая, бойкая, понимающая, самоотверженная — Энди никогда не встречал человека настолько же привлекательного как внешне, так и внутренне, и он тонет в затопивших его чувствах, понимая, что заранее обречённый бой с самим собой уже давно проигран. Стремительно склонившись к ничего не подозревающей Блум, он замирает всего на секунду — сквозь её приоткрытые губы вырывается тихое дыхание — и коротко целует её в лоб, после чего размашисто треплет по волосам. — Ты чего? — Блум распахивает глаза и растерянно поправляет растрёпанную причёску. — Просто благодарность. — Энди улыбается и возобновляет шаг, не давая ей и дальше удивлённо топтаться на месте. — Мог бы колдовать — устроил бы в честь тебя салют. — Дурак, — фыркает Блум, после чего ещё раз заправляет упрямую прядь за ухо и быстро его нагоняет. — Ещё какой, — согласно кивает Энди и поднимает взгляд на безоблачное небо. Лишь бы не навсегда.