***
Всю дорогу в школу ты была задумчивая. Мысли вертелись вокруг того дня. Впервые ты хотела опоздать, но опять пришла раньше обычного. Ничего нового, просто старая привычка нестись ураганом в школу, чтобы увидеть свою ненаглядную. Здание впервые встречало тебя холодно и неприветливо. Шума не было, а лишь звенящая пустота, что болью отзывалась в сердце. Оробело встала перед воротами школы, маялась ещё минуту, пытаясь вновь решиться. Вот только теперь зайти в школу оказалось почему-то сложнее (учитывая все, случившееся неделю назад), но, собрав остатки мужества и решительности, всё же не утекшие вместе со слезами, ты заходишь в школу. Внутри тебя ждала лишь тишина. На посту сидел охранник и совсем не обращал на тебя внимания, в холле школы сидело несколько учеников, а мимо ходили учителя, попутно что-то обсуждая. Ты нерешительно направилась к классу, в пустой и холодный коридор, в котором также было немного народу. Ты пришла пока одна. Подруги написали, что придут чуть позже, так что справляться с одиночеством и холодом родной школы приходилось одной. Сначала ты бродила по коридорам. Всё тебе казалось новым и неизведанным, словно здесь ты впервые. Коридоры какими-то широкими и тихими, а классы, наоборот, маленькими и уютными. Ты не понимаешь что чувствуешь. Нечто вновь разгорается в груди, и ты задерживаешь воздух. Ты без понятия, как вновь дошла туда, до знакомой двери завуческой. Это было уже неким ритуалом, что ты не нарушала никогда — приходить утром и тихонечко подглядывать, пока никто не видит. Рука касается знакомой двери. Сердце сильнее забилось, и ты вновь вспоминаешь обо всём: о том дне, о признание и попытках отправить то сообщение. Рука покрывается мурашками, а ты дрожишь, не в силах оторваться. Ребра опять заболели, словно новый цветок сжимает всё там внутри: «Я взгляну, она не заметит.» И ты осторожно вновь повторяешь некий обряд, что тешит твоё сердце и душу, а на лице вновь появляется улыбка, когда сквозь щёлку двери смотришь на свою преподавательницу. Знакомая женская фигура сидит за дальнем столом, склонившись над бумагами. Она не замечает тебя, осторожно смотрящую в щель двери с улыбкой на лице. Лицо женщины спокойное, настроение ещё не испорчено уроками и криками детей. Ты расслабляешься, смотря на ту, что стала то ли подарком, то ли проклятием для тебя; и словно вновь теряешь контроль над ситуацией. Всё происходит само, когда дверь из-за дрожащей руки скрипит, и она поднимает голову, смотря прямо в твою сторону, не отрывая взгляда. Ты с ужасом вздрагиваешь, а воздуха вновь словно не хватает. Тебе страшно. Всё опять идёт не так, как должно быть. Всё совсем не так. Ты хватаешься за голову, как умалишённая, и начинаешь ходить около зауческой. Туда-сюда, туда-сюда. Не зная, уйти тебе вновь или решиться и остаться. — Дай шанс себе, хоть раз, — говоришь ты себе и дрожишь. Но ты вновь уходишь, даже убегаешь, запираясь в туалете. Ты опять плачешь, закрывая руками лицо, понимаешь, что вновь упускаешь своё счастье. Тебе неловко и страшно одновременно. Ты не веришь в эту сказку о чудесном спасении, о взаимности... — Это шутка и обман, — думаешь ты и шмыгаешь носом, пытаясь перестать плакать.***
Ты впервые её избегаешь. Ты не понимаешь, что творишь. Убегать от того, о чём мечтала, казалось, все эти месяцы. Как глупо. Подруги что-то обсуждают. Наверное, какие-то контрольные или сплетни. Они спрашивают о твоём самочувствии, но ты отвечаешь однообразно, сухо и почти не вникаешь.Тебе всё равно, ты в своих мыслях и мире. Ты стараешься улыбаться, чтобы скрыть. Зачем им это знать, лучше не надо. Это глупо и как-то по-дурацки. Да вообще всё глупо — всё, что происходит сейчас. Такого не бывает. Особенно о чудесном спасении. Ты хочешь поговорить с ней об этом. О признание, о том дне и обо всём. Но когда ты встречаешься с ней взглядом, она отворачивается и уходит. Ты идёшь за ней, но подруги вновь останавливают, задерживают и уводят. И ты лишь смотришь ей в спину, поджимая губы. — Пожалуйста, не уходите от меня вновь, — думаешь ты, смотря на неё сзади.***
День за днём всё повторяется. Ты пытаешься с ней поговорить, но все разговоры теперь формальны. Из неё приходится вытягивать слова, и тебя раздражает это. Несправедливо и глупо — особенно от взрослой женщины, которой, простите, уже сорок лет. Тебе душно и больно на это смотреть. Из-за этого ты начинаешь чувствовать некую тоску и боль, металлический привкус крови во рту, словно ханахаки вновь душит тебя изнутри, а чувства разгораются лишь сильнее. Верить в искренность тех чувств ты уже не можешь, ты чувствуешь лишь обман, становишься подозрительна. Если это и вправду был обман, тогда бы ты предпочла смерть, нежели мучиться. И ты решаешься, наконец-то взять всё под свой контроль, подловить и поговорить. Ты не можешь терпеть и впервые с нетерпением ждёшь конца урока. В последнее время она задерживается после учёбы. Ты просто не пойдёшь за подругами. Сейчас это не важно, только она, заставляющая твоё сердце будоражить с некой могучей силой, словно ей обладала она. Звонок звенит и все выбегают, а ты не торопишься. Тебе уже некуда. Ты говоришь подругам, что задержишься. Они хихикают, подмигивают, что-то говорят, но ты не слышишь. Ты лишь смотришь на свои пальцы, похрустывая ими, и прикусываешь от волнения губы. Главное сейчас собраться и сказать то, что ты собиралась. Высказать всё. — Ты что-то хотела? — спрашивает она холодно, не отрываясь от бумаг на своем столе. И слова в голове словно улетучились. Ты вновь плывёшь в неком забвении. В голове гудит, а сказать ничего не получается. Твой голос застывает в немом крике. «Ну не тупи, давай, скажи что-то», — где-то внутри кричало что-то, звучащее как она, но ты не слышишь. Ты лишь вдыхаешь её аромат: какой-то немного загадочный и притягательный. Сладкий, но с некой горчинкой. Такой ты не чувствовала ещё ни у кого. — Если тебе нечего сказать, можешь не тратить моё время, — сухо продолжила она, даже не подняв взгляда на тебя. — Нет, я хотела Вас спросить, — продолжаешь ты, тебя трясёт, — про тот день. Ваши слова тогда ничего не значили? Тишина. Такая давящая и неприятная, что тебе хочется провалиться сквозь землю и больше никогда не проявляться. Она поднимает на тебя взгляд: испуганный и растерянный. — Варя, — начинает она, пытаясь словно собраться, подобрать правильные слова, — пойми, тебя не должно волновать это. Ты жива. И это самое главное. Просто живи прежней жизнью и найди кого-то другого. Так будет лучше для нас обеих. Словно удар по голове. Ты трясёшься, пытаясь сдержать то ли слёзы, то ли крик, рвавшиеся наружу. Ты ничего не понимаешь: ни слов, ни её взгляда, странно на тебя уставившегося. — Но мне не нужен кто-то, — шепчешь ты хрипловато, пытаясь сдержать слёзы, — мне нужны Вы. — Пойми, Варя, это глупая затея. Ты молода, а я нет. Зачем тебе такая, как я, — с некой горькой усмешкой отвечает она, смотря на твои полные слёз глаза, и добавила, — к тому же ты несовершеннолетняя и у нас могут возникнуть серьёзные проблемы. Так что просто послушай меня — не иди за мной, разлюби и сделай что хочешь — я не хочу делать тебе больно. Ты плачешь от слов, ранящих твоё израненное сердце ещё больше. Ничего не можешь поделать. Ты кричишь и по щекам льются градом слёзы. Ты не можешь поверить в это. Ты любила её всем сердцем. Готова была пойти на всё, на что угодно, исполнить любую просьбу, но не сейчас. Уйти от счастья, о котором ты мечтала. Сказка явно не так должна кончаться. — Но Вы сейчас меня ранили, куда больнее? — кричишь ты, — смысл всего этого? Смысл тогда было спасать меня?! Лучше бы я умерла, ей-богу! Ты пытаешься уйти, но не можешь. Ты чувствуешь, как тебя прижимают к стене, наваливаясь весом. Опять её запах, что резко успокаивал. Она смотрит на тебя, словно хочет прожечь в тебе дырку. — Не смей так говорить про себя, я бы не простила тебе твою смерть, не в мою смену. И ты плачешь, утыкаешься лицом ей в плечо. Ты вся трясёшься, словно в лихорадке, слезами пропитав ей кофту. Ты опять ничего не понимаешь, тебе ничего не нужно, лишь её прикосновения и жар её тела. — Обнимите меня, пожалуйста, — шепчешь ты, чувствуя её нежные руки на спине и горячие поцелуи на щеке. И большего тебе и не надо.