Четвёртый отряд не выходит на связь...

«Четвёртый отряд не выходит на связь!» Сердце пропустило несколько ударов, а потом начало биться с такой силой, что начало казаться, будто оно сейчас просто сломает мне рёбра. Шум в ушах, слышно, как бежит кровь. А потом тишина. Абсолютная. Голова словно в вакууме. Амон… Я даже не могу произнести его имя. Все мышцы онемели. По спине пробежал табун мурашек. Почему вдруг стало так холодно? Из оцепенения меня вывела Мисато, оравшая на меня нечеловеческим голосом уже, по-видимому, несколько минут. - Мадо, мать твою! Давай работай! Раненым конца и края нет! Я осмотрелась. Туда-сюда бегали следователи CCG и врачи. Тут и там в глаза бросались тела, накрытые белыми кусками ткани, которые из-за снега с дождём стали грязно серыми, с расползающимися красно-бурыми пятнами крови тут же смывающимися водой. В итоге под ногами были нескончаемые лужи из красных воды и снега. Когда с крыши сняли раненных следователя Шинохару и Сузую, беготня усилилась. Я понимаю, что должна что-то делать. Меня с группой отправляют на поиск раненых, но не в сторону, где должен быть Амон. Хочется начать возмущаться, кричать, в открытую ругаться и хамить. Я должна идти туда! Почему вы меня туда не пускаете?! Но я до сих пор не могу произнести ни слова. Я снова проваливаюсь в вакуум, не слышу собственных шагов. Не могу сосредоточиться на поставленной задаче. В голове лишь одно: «Четвёртый отряд не выходит на связь» … *** Срочные отчёты падали на стол один за другим, даже вздохнуть некогда, не то что переодеться из заляпанной кровью одежды в чистое или погрузиться в свои мысли. Всё же бумажки я заполняла на автомате, не думая о них, а сама витала в посторонних мыслях. Что значит: «четвёртый отряд уничтожен»? В голове это совершенно отказывалось укладываться. Амона больше нет… Я, кажется, не до конца понимаю правдивости этих слов. Это ведь шутка, правда? Кто-нибудь скажите, что это неправда! *** Лишь на следующий день после завершения миссии нас отпустили по домам. На коврике лежит Марис Стелла. Ждёт моего возвращения. Как обычно. Она так странно на меня посмотрела. Неужели я и правда так ужасно сейчас выгляжу? Если честно, так уже плевать. Хочется лечь и попытаться заплакать, может быть полегчает. А с другой стороны, поскорее бы смыть с себя кровь. Может и вместе с грязью смоется эта удушающая невидимая тяжесть? *** Я подняла взгляд на своё отражение в зеркале в ванной комнате. Зрелище, конечно… Бледное лицо с несколькими ссадинами, растрёпанные волосы, перепачканные кровью и похожие от неё и воды больше на крысиные хвосты. Мешки под глазами и красный белок от недосыпа… Если так подумать, я ещё не так плохо выгляжу, некоторые следователи, которые участвовали в операции, выглядели гораздо потрёпаннее меня. Рубашку буквально пришлось отдирать от тела. Из-за дождя она промокла насквозь, а потом высохла и до боли стянула кожу (что я заметила только сейчас). Да и кровь. Моя, чужая… Даже форма не смогла защитить кожу от красных пятен и подтёков. Они настолько были яркими, словно кровью брызгали на вообще неприкрытые тело. Смыть. Я хочу это всё поскорее смыть. Ведь среди этих пятен и ЕГО кровь, и от этого становилось особенно жутко. Вода словно обожгла. Грязь едва-едва растворилась и начала постепенно смываться. В нос ударил металлический запах крови. В горле появился омерзительный ком. Никогда не думала, что от этого меня может тошнить. Вся эта мерзость сама не сходит. Я схватила мочалку и начала ожесточённо тереть. Пена моментально стала красной и уже не от сходившей чужой крови; я не заметила, как под мочалкой начала сдираться моя собственная кожа. Внутри настолько пусто, что я даже физической боли не чувствую… До сих пор холодно. Даже открытый до упора вентиль с горячей водой не помогает. Пальцы рук холодные, как у трупа. Я простояла без движения полчаса, уткнувшись лбом в холодный мокрый кафель. Напряжение внутри росло. Скапливающиеся эмоции всё сильнее и сильнее норовили разорвать меня изнутри. Я осела на дно немного розоватой от крови ванной и буквально взмолилась: - Заплачь, я тебя умоляю! Заплачь уже наконец! *** Я до сих пор прибывала в шоке и, видимо, моё сознание всё же ещё до конца не вникло в суть происходящего. А может проблема в моём характере и неумении поддаваться эмоциям, в неумении плакать. В итоге я несколько часов пролежала не смыкая глаз, прислушиваясь к бушующей за окном стихией, и смогла уснуть лишь только по причине невыносимой усталости. *** Морально убитая я плелась по коридорам офиса CCG. Общаться с кем-то из коллег до одури не хотелось. Но судьба, видимо, решила иначе. Столкнуться нос к носу с истерящей Мисато – только мне могло так повезти. Она на меня кричит, обвиняет в чёрствости и безэмоциональности. Отчасти это правда. Но пожалуйста, замолчи! Не дави на меня, не мучай! С каждым словом внутри я всё больше и больше закипала. Что-то натянулось, как скрипичная струна, и с пронзительным треском лопнуло. Слёзы быстрее наворачивались, чем успевали срываться. Голос дрогнул, наружу вырвалось отчаяние: - Оставь меня в покое, а? – жалобный всхлип. – Я их обоих любила. И Такизаву и следователя Амона. У Мисато на лице такой ступор; прямо съязвить захотелось: «Что, не ожидала?». Не хочу ни с кем говорить, не об этом, не сейчас. Я моментально ретировалась с места «происшествия». Поворот, второй, третий. И лишь добежав до абсолютно пустого коридора, я пошатнулась и облокотилась на стену. Ноги подкосились и я медленно сползла на холодный пол. Неконтролируемые рыдания ещё с большей силой стали вырываться из груди наружу. С каждым всхлипом внутри лопалось по новой «струне» и они своими «ошмётками» буквально впивались в меня изнутри, оставляли длинные порезы. - Почему? За что? Что такого сделали они? Что такого сделала я? В голове возник наш с Амоном разговор на кладбище и моя попытка его поцеловать. Стало ещё больнее. Котаро был так близко, а он… Всё же могло быть иначе… - Дурак! Дурак! Какой же он дурак…