О пользе мытья рук

- В общем, когда я кинул яйцо вместо мячика, она, конечно, сперва офигела, потом смеялась, ну, ты видел в ролике. А потом чуть меня не прибила. Мы тут думаем до магазина сгонять… - Пауло, это нарушение карантина. Сиди, пожалуйста, на заднице ровно, ладно? - О, нет, я опять слышу занудство в твоем голосе. Прекрати бояться, ты взрослый мужик, а у меня тут за стенами дома – не военные действия, вообще-то. Хрипловатый голос Дибалы наполняет просторный гостиничный номер, вырываясь из смартфона, брошенного на подлокотнике кресла. Громкая связь, чтобы не занимать руки, пока сам хозяин номера занимается на велотренажере. Здесь прекрасная звукоизоляция, а горничные и прочий стафф не побеспокоят своего гостя, который проживает здесь уже больше полугода. Наверное, Марио мог бы приобрести, или хотя бы снять, квартиру, но почему-то не хотелось. Не хотелось вновь привязывать себя к месту, стране, клубу. Хотя, конечно, карантин в условиях жизни в отеле – то еще удовольствие, несмотря на роскошный люкс, включающий в себя несколько комнат. Скучно было до чертиков. В отличие от коллег, к флэшмобам и прочему развлекалову Манджукич был холоден, а потому развлекал себя лишь тренировками, да созвоном с друзьями. Или с Дибалой. Тот вообще не терял какого-то нездорового оптимизма, заваливая инстаграм сторис и фотографиями совместного времяпрепровождения с девушкой, и, походу, совершенно не боялся болезни, несмотря на то, что уже двое его соклубников получили положительный результат теста. Марио почти раздражало такое легкомыслие в условиях максимально зараженной страны. Смотреть ежеутренние сводки новостей из Италии было почти жутко. Опустевшие улицы, и все увеличивающиеся цифры, означающие количество зараженных и смертей за прошедшие сутки. - Ты чего замолчал? Ну, прости. Я не хотел упоминать военн… - Проехали. В прошлый раз Марио просматривал сторис Орианы, и посмеивался: вылазка в магазин у нее и Пауло окончилась горой сладостей на столе. Шоколадные пасты, печенья, бисквиты, конфеты, батончики, сладкое молоко, какао, шоколадное драже и прочие радости. Такое ощущение, что шестилетним детям дали кредитку и разрешили купить на ужин все, что им самим захочется. Но это было до ужесточения всяких правил пребывания в карантине. - Не сердись. Никуда мы не пойдем, я не идиот же, - голос Пауло становится почти умоляющим. – И я маску надеваю порой, и постоянно все обрабатываю гелем с антисептиком, даже мобильный им протираю, пожалуйста, не волнуйся ты так за… - Пауло, - Манджукич перебивает, поднимает смартфон с кресла. Ему пришла в голову занятная мысль, требующая немедленного исполнения. – А ты руки моешь? - Д..да? – В голосе Дибалы прорезается удивление. - Как надо моешь, или как обычно, сполоснул и пошел? - Марио! - Пауло. - Да нормально я мою. Честно. - Включи видеосвязь. Научу, как надо. Он удаляется в просторную ванную комнату, и, подключая видео, устанавливает смартфон так, чтобы в кадре было видно раковину и его руки. Благо, что хорошее разрешение камеры делает картинку максимально четкой. Спустя секунды на экране отобразилось заинтригованное лицо Пауло. Дибала, судя по всему, валяется на диване в гостиной, за его спиной видна плазма, полка, на ней даже можно различить пару фигурок, привезенных с Чемпионата Мира в России. Круглых таких, из дерева. Какая-то национальная штука. А, «матрешка». Пауло удобно устраивается на животе, подпирает щеку рукой и внимательно смотрит в экран. У Марио в ванной комнате теплого оттенка стены, белые бутылочки со всякими средствами на полках и на раковине. Все до невозможного аккуратное, и ненастоящее какое-то. Неживое. - Ты так и не переехал из отеля? – Хмурится Дибала. Они не виделись месяца два, он собирался добраться до Марио перед матчем с «Интером», но уже не смог – закрыли границы. - Меня все устраивает, - доносится ровный голос Марио. Он включает воду и Пауло отвлекается на рассматривание его рук. По рукам Манджукича он сходил с ума с самого начала. Жилистые, крепкие, но с тонкими запястьями, с крупными ладонями и длинными пальцами. С четким рельефом вен и узловатыми суставами пальцев… Надежные. Такие, которые всегда его могли удержать: когда он забивал и несся вдоль кромки поля с победным криком, несся к Марио, чтобы взлететь, запрыгнуть. Чтобы ощутить, как тот принимает его в объятия, подхватывает под бедра ладонями и держит: бережно, но крепко. Пауло все-таки не сорок кило весит. Манджукич всегда его ловил и легко держал, иногда даже одной рукой, пока вторую вскидывал в победном жесте над головой. По этим рукам Дибала сходил с ума. По этим рукам Дибала скучал. По тому, как они сжимались на пояснице, держали за бедра (не только на футбольном поле), как скользили по бокам вверх, как длинные пальцы смыкались на горле или обхватывали запястья, удерживая их над головой… Пауло нервно выдыхает и ерзает, стараясь улечься удобнее. Ладони в кадре смачиваются под струей воды, и затем нажимают на дозатор флакона жидкого мыла. Из металлического наконечника тянется белая густая жидкость, падая на пальцы, и Дибала невольно втягивает носом воздух: он хорошо помнит, как пахнет это мыло – он им пользовался, когда последний раз гостил у Марио в Дохе. Солоновато-свежий, с ментоловой ноткой, запах. Почти морской. Ладонь к ладони, они легко потираются друг о друга, распределяя мыло по влажной коже, трутся и скользят, на мгновение оказываются под струей воды, чтобы мыло начало пениться. Пауло вспоминает, насколько его ладонь меньше. Вспоминает, как любил прислонять свою ладонь к чужой, сравнивая, и удивляться тому, насколько Манджукич больше его даже в этом. Он почти чувствует тепло чужой руки поверх своей, и облизывает губы почти украдкой. Ощущение ему нравится. Правая рука скользит по левой, пальцы обнимают запястье, намыливая и его. Неяркая, старая татуировка, рукавом по всей руке до плеча, будто смазывается под слоем мыльной пены, пока Марио обводит запястье пальцами, протирая, проворачивает его, водит подушечкой большого пальца там, где обычно ищут толчки пульса под кожей. Медленно и тщательно, трет и гладит, точно намерен смыть с этого участка свою татуировку. Эти чернила под кожей – тоже причина обожания для Дибалы. Пауло вдыхает через рот, ощущая внезапно, что внизу живота сладко потягивает. Он не может оторвать взгляд от того, как большой палец скользит по запястью с нажимом, вперед-назад, несколько раз, обводит выступающую косточку сустава, а потом переходит на середину ладони и прохаживается там круговым движением по всей поверхности, затем принимаясь скользить по центру. У самого Пауло чувствительные руки. Он сдерживает немного неровный вдох, и ерзает по дивану, понимая, что просыпающееся возбуждение потихоньку начинает мешать просто смотреть. Ладонь в ладонь, снова скользя по мыльной пленке, потереться ребром ладони о центр второй, повторить движение со второй рукой, отзеркаливая. Марио молчит, слышен только мерный шум воды, звуки скольжения кожи. И дыхание. Пауло кажется, что его дыхание, участившееся, звучит слишком громко, он сам его слышит отчетливо, и думает о том, что Манджукич, возможно, слышит тоже. Слышит и понимает, как он реагирует на его мастер-класс по мытью рук. Пальцы скользят вдоль пальцев, несколько раз протираются так друг и друга, параллельно, потом – также, но с тыльных сторон ладоней. Большие пальцы – скрещиваются, прижимаются к уязвимому участку с тонкой кожей в ложбинке, скользят по нему. Дибала прикусывает губы, сдерживая полустон, и слегка двигает бедрами, вжимая их в диван в попытке притереться. Внизу все сладко сводит. Лицо медленно начинает гореть, он прекрасно понимает, каким конченным извращенцем сейчас выглядит, но ничего не может с собой поделать. Он смотрит на длинные пальцы, скользящие по ладоням, по друг другу, а вспоминает, как обхватывал их губами, как сжимал зубами, прикусывая, чтобы приглушить собственный стон. Сейчас он может только кусать свои губы, ерзать бедрами, сходя с ума от желания почувствовать прохладные ладони на себе, ощутить давление руки на поясницу, чтобы прогнуться… Вот блядство. На экране мобильника видно, как пальцы одной руки проводят между костяшек другой, трут это место, вымывая тыльную сторону ладони. Движение поверх ладони - вперед, скольжение - назад, не торопясь, обстоятельно. Пауло вдыхает через приоткрытые, вмиг пересыхающие губы, приподнимая бедра. Вдоль позвоночника дрожью – возбуждение, ненормальное, резкое, сильное. Он думает не о мытье рук, не о карантине, не о том, что Марио нет рядом. Он думает о том, как эти пальцы скользят по нему. И в нем. Выгибается, когда скользит ладонью под мягкие спортивные штаны и под белье, чтобы обхватить давно вставший член. Сердце колотится где-то в горле, пока он потирается о собственные пальцы, не сводя затуманенный желанием взгляд с чужих рук. Ладонь к ладони, потереть друг о друга, пока с кожи стекает мыльная пена, а потом протолкнуться пальцами между пальцев, заставляя их раздвинуться, сцепляя руки в замок и снова разжимая. Пальцы скользят по коже, то медленно, размеренно и тщательно, то более быстро, почти ритмично, проходятся между друг другом. Дибала хрипло стонет, свободной рукой ткнув в экран мобильного и прерывая звонок – они договорят потом, ему не до мытья рук – между ног все сводит от мучительного возбуждения. И он утыкается лбом в мягкий диван, выгибается, всхлипывая, пока собственные пальцы влажно и быстро ласкают член, пока он торопливо толкается в ладонь. А в голове горячим туманом – чужие руки на бедрах, ожоги поцелуев по спине и плечам, и тяжесть чужого тела сверху. Марио домывает руки, полностью смыв мыло, и насухо вытирает их полотенцем. Он берет телефон и видит, что звонок прерван, и не сдерживает довольной усмешки, все прекрасно понимая. Он того и добивался. Зато, возможно, хотя бы руки мыть Пауло станет тщательнее. Но это, конечно же, не точно.