Дело в том, что… Это так хорошо, что мне хочется преступить черту.
Чанбин отвёл Хёнджина глубоко в сад и прижал к дереву, чтобы жадно впиться тому в губы. Зажатый между двух рук Хёнджин касается чужих губ в ответ; мягкий язык на вкус как розовый коктейль; сладкая кожа пахнет яблоками; тихое короткое хныкание, как заклинание, сводит Чанбина с ума. Ночь была жаркая, свет исходил только из дома вдалеке — очень далеко от них. Темные глаза Хёнджина сияют жёлтыми оттенками, когда он смотрит свысока с такой страстью, что Чанбин слегка пугается. Совсем чуть-чуть. Глаза искрятся диким желанием: очень диким, пульсирующим в венах, неконтролируемым. Он кусает шею Хёнджина, получая болезненное хныканье, а его руки проскальзывают под нерасстегнутую рубашку. Он чувствует, как пальцы Хвана тянут вверх его футболку, нетерпеливые, головокружительные и принимающие участие во всём, что Чанбин охотно предложит. Всё, что он слышал, помимо стонов Хёнджина, — собственное дыхание, жаром обдающее изгибы шеи Хвана, и трущиеся о бедро Хёнджина брюки. Со казалось это вульгарным, он был подобен быком под палящим солнцем: в звуках, которые он издавал, в теле, даже в собственной голове. Его член твёрдый, толкается в Хёнджина, пока тот не кончит. Он зарычал и отстранился, дотронувшись до себя и пытаясь ослабить боль. — Что случилось? — спросил Хёнджин. Его голос дрожал от волнения, был подобен шёпоту. — Всё в порядке, — ответил Чанбин и снова прижал Хёнджина к стволу дерева, опять целуя. Со чувствует, как тает в чужих руках. Обвивая руки вокруг шеи партнера, Хёнджин улыбается в поцелуй. Чанбин улыбается тоже. И они просто дарили друг другу улыбки, целовались, прижимаясь ближе так, словно это был последний раз, когда они были вместе. Но это не так. Они учились в одном колледже, проводили все время, что у них было, вместе. Чанбин чувствует, как пульсирует в венах; вся его любовь пытается вырваться наружу. Это было потрясающее ощущение, будто он умирал от своих же чувств. — Я люблю тебя, — сказал он, оставляя на шее дорожку поцелуев. — И я тебя люблю, — произносит Хёнджин между смешками, потому что поцелуи за ушком щекочут. Чанбин обожал этот звук: смех Хёнджина — ещё одно заклинание — пока он понял, что это не так. Он снова отстранился — Хёнджин посмотрел на него, наклонив голову, и напрягся — и начал расстегивать молнию брюк. Хван взглянул вниз, после чего упал на колени — так его лицо выглядело ещё красивее. Ротик Хёнджина был горячим и нежным, губы мягкие, как взбитые подушки, — просто созданы, чтобы обвивать член Со. Но волосы холодные и растрепанные из-за ночи. Чанбин всегда чувствовал, будто любовь — желчь в его животе, что пытается взобраться по пищеводу, но в итоге это была просто сперма в глубине горла Хёнджина. Хван кашляет, с губ капает вязкая жидкость, когда он пытается восстановить дыхание посреди травы. Чанбин натянул брюки, уставившись на младшего. Ему нравилось это зрелище, красивое и милое, прямо как в первый раз, когда он положил взгляд на Хёнджина. А потом появилось что-то непонятно бьющееся в груди, тёмное и свирепое. Он словно перестал дышать. — Всё в порядке? — Не сдвинувшийся с места Хёнджин выглядел невинно. Он не имел ни единого представления от том, что творилось в голове Со. — Всё в порядке. — Без улыбки на лице Чанбин протянул руку Хвану. Хёнджин встал с земли и они пошли, взявшись за руки, обратно в дом, в котором проходила покинутая ими вечеринка.Дело в том, что Хёнджин у меня первый, и чем больше я провожу с ним времени, тем больше я хочу его.
Но также чем больше моё сердце бьется при виде его, тем сильнее я задыхаюсь.
Они встретились в кампусе, через общих друзей. У Чанбина был друг Джисон, который дружил с Сынмином, который, как раз, являлся лучшим другом Хёнджина. Со и Хан были друзьями с пелёнок, состояли в одном отряде бойскаутов, пока Джисон не уехал заграницу, оборвав связи на два года, а потом вернулся в Южную Корею, потому что скучал по родному дому. Чанбин не воспринимал Хёнджина за бойскаута: у него не было лицо играющего в грязи ребёнка; да и нельзя сказать, что Чанбина хоть как-то цеплял Хван. Он был совершенно не заинтересован, скорее всего из-за того, что его сердце ещё не билось, и неважно, как много людей было в его окружении — достаточно много, но никого такого же милого, как Хёнджин. Жизнь всегда готова преподнести нам сюрпризы. Несмотря на робость Хёнджина, из-за которой Со часто смеялся над ним, — но не забывал смотреть на того с гордостью — они были похожи и быстро подружились, всегда тусовались вместе, хотя у обоих были разные специальности. Тогда Чанбин не знал, во что это всё обернётся. Хёнджин был милым мальчиком, глупым и очаровательным, смотрел на мир так, словно ему до сих пор было двенадцать, и смотрел на Чанбина так, будто старший был таким крутым, таким смешным и таким талантливым, потому что у Со были жизненная позиция и уверенность, что он преуспеет во всём. Чанбин и не возражал, пока практически не начал физически привязываться к своим друзьям, — Чан и Минхо не были теми, с кем можно обниматься часами, а обнимался он только с девчонками, с которыми раньше встречался. Думал, он может обнимать парней. Пару раз он обнимал Джисона и Сынмина, маленьких парнишек, которых считал за младших братьев, но никого такого, как Хёнджин. С Хёнджином разница была в том, что его тело всегда вспыхивало пламенем: захватывающим и ошеломлённым, но однако, оно было теплым и приятным между его ног. Еще одно отличие заключалось в том, что всё, что Хёнджин делал, переворачивало его мир наизнанку, его глаза, его запах и его рот были похожи на розовый цветок, который всегда притягивал Чанбина, как будто тот был пчелкой. Несмотря на эту неразбериху, Чанбин был не против и пофлиртовать. Он был хорош в подборе слов, особенно тех, которые заставили бы щёки Хёнджина вспыхнуть румянцем; это казалось трудным, ведь младший всегда пресекал любые попытки ухаживания за ним— и мальчиков, и девочек. Чанбина охватывала гордость, когда он заигрывал с Хваном: сработало, значит, он на верном пути. Их флирт всегда заканчивался двумя способами: один — хихиканьем; другой — когда они становились настолько игривыми, что член Чанбина терся о длинные конечности Хёнджина. (Милая улыбка Хёнджина может обратиться в задиристую ухмылку, невинные глаза, в которых Со до сих пор мог прочитать эту озорную искру, и Чанбин отстранился бы прежде, чем соединил их губы вместе, внезапно отчужденный и… дезориентированно-злой) Иногда Чанбин размышлял, что так сильно зацепило Хёнджина в нём, пока он не отбросил эти мысли, потому что: первое — он ненавидит напрягать мозги; второе — Хёнджин возможно видел в нём что-то, за что бы стоило держаться. Это заставляло чувствовать себя чертовски хорошо. Он полагал, что именно это и делает любовь, даже если сам не отдавал себе отчета в своих чувствах. В первую очередь, они были друзьями. Они всегда тусовались, как все друзья и делают; однако это было другое, особенно когда были одни в комнате Чанбина. — Проведёшь меня до остановки? — спросил Хёнджин, свернувшись калачиком рядом с Со. (Чаще, чем никогда, даже когда они не были на свидании, Хёнджин обращался с Чанбином, как со своим парнем. Его прикосновения — долгие и нуждающиеся. Объятия — более жаркие, долгие и полные доверия. И то, как они терлись их головами друг о друга; то, как он обхватывал руками и ногами Чанбина, как будто он занимал какое-то важное место в его жизни— весь этот физический контакт заставлял их обоих желать друг друга все больше и больше.) — Почему я должен? — Потому что я тебя попросил. — Хёнджин улыбается во все тридцать два зуба. — Ты не заслуживаешь этого, — беззаботно отвечает Чанбин. Разумеется, ему было удобно в глубине дивана, с мягкими волосами Хёнджина ниже его носа и его теплом. — Почему же? — Ты пришёл сюда, чтобы мы оба смогли завершить нашу домашку, но мы только поболтали, а потом ты продолжил раздражать меня. — Домашка — тоска смертная, — сказал Хёнджин, поджимая нос. — Вообще-то, мне больше нравится твоя компания. Ухмыляясь, Чанбин ущипнул выше упомянутый нос, заработав в ответ протест, и Хёнджин, наконец, встал с мило надутыми губами. — Ладно, я пойду, — Хёнджин фыркнул, как кошка опускаясь на колени, чтобы собрать все свои вещи. — Ну хорошо, — Чанбин с удивлением наблюдал за ним. Он вытянулся, поймав любопытный взгляд Хёнджина. — Я просто провожаю свою девушку до автобуса, — добавил он, понимая, что Хёнджин сейчас прикончит его своим взглядом. — Но ты не моя девушка. — Как досадно, — возразил Хёнджин, натягивая на ноги кроссовки и закидывая рюкзак на плечо. — Должно быть, ты был отвратительным парнем, учитывая твоё семейное положение. Чанбин лишь усмехнулся. В конце концов, он проводил Хёнджина до остановки. Было девять вечера, мурашки бегали по коже от холода, поэтому они держались за руки — Со казалось это странным, но ему понравилось ощущение длинных пальцев Хвана между своими. Он жил со своими родителями в жилом районе, так что только кошки и птицы видели их владения; на полных незнакомцами улицах Чанбин держал бы руки в карманах. Когда они подошли, остановку освещал уличный фонарь, однако света практически не было. Тихо в ночи, ветер дрожал везде, где они были одни. Мысль об этом заставила его кожу покрыться мурашками, словно время остановилось, а небо вот-вот должно было рухнуть на них двоих. Он почувствовал, как потянулись пальцы Хёнджина, и увидел, как он нахмурился. — Что? — Чанбин выдавил из себя улыбку, внезапно осознав, какое зрелище постигло его: Хёнджин, его лицо, освещенное оранжевым сиянием неба, блестящие глаза, с любопытством смотрящие на него, и милые пухлые губы. Как обычно, но вокруг наступило неловкое молчание, которое заставило Чанбина слегка запаниковать. — Ты не слушал меня… Ты в порядке? — В полном. И я слушал, ты говорил о Джисоне. Ты много говоришь о нём. Чанбин задумался: а говорит ли Хёнджин о нём так, как о Джисоне, или Сынмине, или Феликсе, или о ком ещё угодно. Конечно нет. Хёнджина нравилось держать у себя всё, что относилось лично к нему. За исключением того раза, когда он предложил Чанбину свой черный как смоль рюкзак с ремнями и достаточным количеством места для ноутбука, тетрадей, — всего, что нужно студенту, — и закатил истерику, потому что Чанбин не использовал его. Честно говоря, Со думал, что будет ходить со своим старым изношенным рюкзакам, но потом Хёнджин пропищал: «Почему бы тебе не избавиться от него и взять мой?» В конце концов, он так и сделал. Потому что все соглашались с Хваном. — Джисон — мой друг, — ответил Хёнджин, вскинув бровь. Он сплёл пальцы их рук. — Блин, да что в этом такого? Ревнуешь? — Нисколько, — сказал Чанбин отстраненным тоном, который опечалил глаза Хёнджина. — По крайней мере, не к Джисону. — В любом случае, тебе не к кому меня ревновать. — Хёнджин стеснительно улыбнулся. (Было ещё много чего, что Хёнджин не знал. Например, Чанбин был неуверен в своем росте. Хотя его уверенность в себе пришла сама собой, когда он взрослел, он все еще удивлялся, какого чёрта он родился таким низким. Однако это ни на что не повлияло — он был хорош в футболе, быстр и все еще жил своей жизнью так, как ему нравилось, но он до сих пор чувствовал себя четырнадцатилетним, хотя ему было почти двадцать.) (Потом он думал, что он мог бы быть совершенно другим человеком, будь он выше. И возможно Хёнджин даже не полюбил бы его.) — Почему же? — ухмыльнулся Чанбин. Несмотря на свою неуверенность, он доверял ему и его чувствам, и знал, что все чувства взаимны. Хёнджин был его. — Потому что… — Хёнджин смотрел на губы Со, а после они снова встретились взглядами. У него были очаровательные глаза, насыщенные и полные любви; глаза, которые прогнали первоначальную тревогу Чанбина. Ощущение, будто воздух между ними двумя становится напряжённым, ветер плотный и тихий, и Хёнджин наклоняется, козырек бейсболки Чанбина скользнул по его волосам, и они прижались лбом друг к другу. — Если она упадёт с моей головы… — игриво предупредил Чанбин. — Мы расстаёмся. — Мы ещё и не встречаемся, — подметил Хёнджин, беря в ладони лицо Чанбина. — Сперва мы должны поцеловаться. Дыхание Хёнджина было таким же сладким, как и мармеладки, которыми они перекусывали, когда делали домашку. Его нос мягкий, трущийся о нос Чанбина, в глазах читается азарт. Они приблизились друг к другу и поцеловались. Бейсболка Чанбина съехала немного в сторону, когда они углубили поцелуй. Они не хотели выпускать друг друга из объятий. А потом свет фар автобуса проскользнул мимо них. — Чёрт! — захныкал Хёнджин, ближе прижимаясь к груди Со и кладя подбородок на макушку старшего. — Я не хочу уходить! Чанбин усмехнулся, наслаждаясь чужими руками, что обнимали его. — Ты всё ещё можешь остаться у меня, — сказал он младшему перед тем, как оставить на его шее поцелуй. — Все мои вещи находятся дома, — снова захныкал Хёнджин, грустно и обидчиво. Со позволил себе украсть ещё один поцелуй, а затем Хван скрылся за дверьми автобуса. Он чувствовал себя любимым.Не могу выкинуть его из головы.
Мои эмоции развращают меня.
Чанбин думал, что он будет себя контролировать, пока Хван не оседлал бёдра старшего и, словно кошка, начал вылизывать чужой рот. Они целовались и до этого, — много раз, между прочим, — но такие страстные поцелуи, в процессе которых они гладили друг друга сквозь одежду, сжимая друг друга так, будто были готовы в любой момент наброситься и сожрать, были впервые. (Они много раз лежали на кровати, смотря друг на друга со смятыми на груди рубашками. Палец Чанбина оставлял слабое прикосновение на животе Хёнджина, пересчитывал его ребра, когда Хёнджин рукой оглаживал грудь Со и скользил вниз по счастливому следу.) — Мне так хотелось бы сделать это с тобой, — признался Хёнджин между поцелуями. Его руки обвивали шею Чанбина и они случайно стукнулись носами, но никто из них не придал этому значения. — Я правда хочу сделать это. Никогда не делал этого раньше, но я хочу этого с тобой. Чанбин улыбнулся, несмотря на боль в паху, о который младший бесстыдно тёрся задницей. Он зашипел, когда Хёнджин прижался ближе, прикоснувшись к его груди, и снова поцеловал его. (Несколько раз Хёнджин проскальзывал рукой в штаны Со, неумело обхватывая чужой член, а его взгляд сконцентрирован, смотрит на исказившееся от удовольствия лицо Чанбина.) — Хочу трахнуть тебя, — выпалил Чанбин, а младший все сильнее трётся о его член. Он чувствовал себя слишком теплым, ошеломленный этим жаром и тяжестью тела Хёнджина на нем, его поцелуями и дыханием, и особенно словами, и, конечно же, тем, как это заставляло член Со дергаться. Хёнджин засмеялся. — Мне бы это понравилось, — сказал он с кошачьей усмешкой, когда его рука скользнула между бедер Чанбина, чтобы погладить бугорок, заработав еще одно шипение. Он посмотрел вниз и наклонил голову, размышляя. — Большой. А он точно сможет войти? — Спросил он с любопытством и тревогой одновременно, а после убрал руку и схватился за грудь. Чанбин моргнул. — В тебя? — Да, я пробовал только пальцы, — сказал Хёнджин, пряча алые щёки. И вдруг в голове Чанбина вспыхнули картинки, на которых Хёнджин удовлетворяет себя. Часто дышит, стонет его имя. Его член снова дернулся, будто специально прямо о молнию брюк, потому боль стала ещё сильнее. Внезапно он почувствовал экстренную нужду оказаться внутри Хвана, между его ног, где должно быть жарко, и там, где это уберет то жгучее удушье, которое испытывал Чанбин каждый раз, когда они касались друг друга. — Бинни, скажи что-нибудь! — В голосе младшего звучала тревога. Тишина всегда его заводила. — Неужели я тебе противен? — Спросил, потому что знал, что Чанбин не встречался с парнями до этого; что его вообще никогда не влекло к парням. Он ерзал на коленях у Чанбина, да так, что это вывело последнего из оцепенения. — Я бы не встречался с тобой, будь ты мне противен, — ответил Чанбин, вызвав тем самым улыбку на лице Хвана. — Я люблю тебя. Я люблю всё, что связано с тобой. — Скажи опять, — нежно сказал Хёнджин, его глаза были влажными и напряженными. Его губы стали ещё пухлее. — Я тебя люблю. — И я тебя, — Хёнджин поцеловал его. — Очень, — поцеловал снова. — Хочу сделать это с тобой, — снова повторяет. Они целовались ещё немного. А потом ещё, хватаясь за одежду друг друга, пока рубашка каждого не оказалось сброшенной в противоположную сторону комнаты, и Хёнджин подтолкнул Чанбина в сторону кровати, снова усевшись на него. Он дерзко улыбался, глядя на Чанбина сверху вниз и сложив руки на груди. — Такие крошечные, — сказал Чанбин, имея ввиду соски. Его руки не могли перестать бродить по телу младшего: одна из них сжимала его бедро, а другая скользила вверх по животу, груди, чтобы дотронуться большим пальцем до розовых горошин. — Красивые. — Ты считаешь красивым во мне всё, что ли? — игриво спросил Хёнджин, но стоило пальцам Со покрутить, как Хван задрожал и засмеялся. — Прекрати! — Он попытался оттолкнуть руку старшего, чтобы тоже погладить себя, но безуспешно, потому что Чанбин схватил его и перевернул. Хёнджин приподнялся для ещё одного поцелуя. Его ноги обхватили пояс старшего — и теперь точно никто из них не сбежит. В какой-то момент рука Чанбина проскользнула в боксеры Хвана, чтобы сжать аппетитные ягодицы. Младший застонал в изгиб чужой шеи, где всегда оставлял свои голодные метки. Бёдра обвили талию сильнее, а чужое возбуждение тёрлось о молнию джинсов. Ощущение будто в тебя вонзают тысячи игл. Чанбин вздрогнул, застонав от боли и отстранившись. То же самое испытывал и Хёнджин. — Ты должен был сделать всё быстрее, — зашипел старший, освобождая возбуждение от молнии брюк и, наконец, себе от дискомфорта. Смесь удовольствия с нотками мазохизма — мы отошли от темы. — Мне показалось, я сделал что-то не то. — Хёнджин сел в позу лотоса, ноги спрятал под задницу. — Болит? — Уже нет. — Чанбин чувствовал облегчение. — У меня всё ещё стоит. Он задумался, почему же спать с девушками было не так больно. Ответ очевиден. Потому что девушки нежнее, теплее и влажнее, в то время как у Хёнджина такой же стояк, как и у Со. Потому что он никогда не прижимал девушек к стенке, как делал это с Хёнджином. Потому что девушки были мельче и более хрупкие; касаться Хёнджина было равно сильно игривой драке с элементами ласк, но так казалось всего лишь из-за голодных рук и таких же голодных толчков в сторону кровати. Потому что он не хотел их так сильно, как хотел Хёнджина. Потому что он не сходил с ума из-за кого-то так, как из-за Хёнджина. — Ты всё ещё хочешь этого? — застенчиво спрашивает Хёнджин. Он выглядел ребенком, играясь с тканью своих боксеров. — Да. А ты? — Я тоже. — Хван улыбнулся и наклонился, чтобы соприкоснуться с чужими губами в нежном поцелуе. Он заботливо коснулся щёк, они случайно стукнулись носами, но не придали этому значения. — Но я не хочу, чтобы тебе снова было больно. Что если тебе это больше не нравится? Он волновался. Чанбин мог прочитать его мысли по глазам: «Что, если я больше тебе не нравлюсь? Я, который высокий и приставучий; я, у которого не так уж и много волос и плоская грудь; потому что я тяжелее.» — Хёнджин… Ты просто не понимаешь, как сильно я хочу тебя, не так ли? — Чанбин чувствовал, как инстинктивно его губы превратились в тонкую линию, а кулаки сжались сильнее, как будто он намеревался подраться с кем-то неизвестным. — Мне неважно, есть у тебя член или нет. Скажем по чесноку… — Он говорил прямо в большие круглые глаза Хвана. Он остановился на какое-то время, а потом нелепо добавил: — У тебя красивый член, будто из аниме. Хёнджин тяжело вздохнул, сел попой на свои пятки. — Да ты же его не видел никогда! — И вот, настал тот момент! Почему я вообще единственный голый? — Чанбин отстранился назад. Их секс — это либо Хёнджин, отсасывающий ему, либо дрочащий ему Хёнджин — другого, как говорится, не дано. И Со никогда не платил той же монетой. (Пару раз Хёнджин кончал прямо в штаны, после оседлание бёдер Чанбина. Он постанывал в шею Со, его дёргало, потому что было слишком хорошо, пока Чанбин сильно сжимал его задницу и двигал чужие бёдра, чтобы стимулировать Хвана. Рука Хёнджина сжималась в кулак, сгребая в себя футболку старшего. И заканчивалось всё это укусами на плечах Со.) — Потому что ты горячий. Ещё нужны причины? — А ты нет, что ли? — Я стесняюсь! — Хёнджин прикрыл себя руками, а ещё он надул губки, из-за чего Чанбин начал ржать. — Да что смешного-то, а? Мне что, нельзя стесняться своего парня? Это запутало Со. — А что, если твой парень не хочет, чтобы ты стеснялся? — Тогда он должен так и сказать… — ответил нежно младший. — Ты никогда не говоришь мне, что ты хочешь, а что — нет. Чанбин нахмурился, что немедленно наполнило тревогой глаза Хёнджина. Что заставило их быть вместе? То, что они передавали друг другу свои эмоции и чувства через прикосновения, просто они не знали, как передать это словами. Отчасти это было вызвано сдержанностью Чанбина с его мыслями и неуверенностью Хёнджина, которая заставляла его молчать большую часть времени. — Но разве мы не говорили сейчас? Мы сказали, что хотим друг друга? — Ты не сказал мне, что тебе было больно. — Так это только моя проблема, твоей вины здесь нет! — сказал Чанбин, звучало немного агрессивно. Он смотрел на плоскую грудь, тонкую талию и живот, на котором вырисовывались кубики пресса. Когда он заметил пристальный взгляд, Хёнджин уже пытался спрятать своё лицо. — Прости, — извинился Чанбин. — Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. — Вот видишь, — издалека начал Хёнджин. — Мы встречаемся. И мы сейчас вместе. Нам нужно говорить друг другу, что у нас на уме. — Он сомкнул колени на груди, будто спрятался за щитом. — Я не хочу больше этого. — Прости, — снова извинился Со. Он уже не был возбуждён, но чувствовал, что должен, когда Хёнджин опустит взгляд вниз. — Мы можем заняться чем-то другим. — Например? — Хёнджин уткнулся подбородком в колени и надул губы. — Да то, что мы делаем всегда вместе. Отношение — это не только секс. — Но… я хотел этого, — сказал младший, его голос тихий. — Я тоже, — отметил Чанбин. Он заметил, что секс был важен для Хвана. Первая любовь, первый поцелуй, первый раз. Все это имело значение, и Чанбин хотел оправдать ожидания своего мальчика. Но он не был идеальным, поэтому надеялся, чтобы Хёнджин полюбил его ещё немного. — Я тебя расстроил? — Конечно нет! — Хёнджин нахмурился, его брови мило сомкнулись вместе. — Как ты можешь говорить такое? У нас ещё есть куча времени. Пока ты меня не бросишь… — Я тебя не брошу, — сказал Чанбин, позволив себе оказаться в чужих объятиях. Обнимает в ответ. О разлуке не могло быть и речи. — Ну, значит, у нас будет до того, как мы умрём. — Хочешь умереть со мной? — Да. А ты нет? — Хочу. Но я планирую трахнуть тебя до того, как мне стукнет двадцать. — сказал Чанбин, и вот он снова игривый. В конце концов, они просто лежали в кровати. Внезапно возникшие проблемы Чанбина улетучились, потому что Хёнджин лежал счастливый в его объятиях, уплетая в одиночку всю пачку чипсов и критикуя фильм, который они поставили. Через две недели они сделали это в комнате Хёнджина в то время, как его родители и щенок отдыхали в гостиной. Они то занимались подготовкой к грядущим экзаменам, то Хёнджин переписывался с своим другом — Джисоном, передающим то, как сильно он сейчас смеётся и хихикает перед экраном своего смартфона. Поэтому Чанбин спросил, что заставило его так сильно смеяться, и Хван показал ему фотку комода, заполненного горой презервативов. — Даже знать не хочу, откуда у Джисона так много резинок в шкафу, — выдал он, когда проводил текстовыделителем определения в тетрадке. — Это не у Джисона. Это комод Минхо, — ответил Хёнджин со зловещей улыбкой. — Минхо? — Чанбин изогнул бровь. — Он никогда бы не запихнул в ящик дерьмовую кучу презервативов, чтобы все это увидели. — Ну как сказать… это дело рук Джисона. — Они встречаются? — Уже месяц как. — Хёнджин отбросил свой собственный учебник в сторону и плюхнулся на Чанбина, удобно устроившись с показывающемся между пухлых губ языком. Они сидели за журнальным столиком, канцелярские принадлежности и разные бумаги были повсюду. Чанбин собирался позаниматься часок-другой без сидящего на его шее Хвана, но оказалось так, что сейчас младший лежит на коленях Со, а запах шампуня сильно бьёт в нос. — О чём вы разговариваете? — Минхо не любит заниматься сексом при своих котах. — В этом есть смысл. Мне бы тоже не хотелось заниматься сексом, когда на нас смотрит твой пёс, — дразнит Чанбин. — Вот почему Кками не здесь, — сказал Хёнджин, на его лице появилась игривая ухмылка. — Откуда ты вообще знаешь о сексуальной жизни Минхо? — Джисон рассказал. — Джисон рассказывает тебе о своей интимной жизни? — Да! — Значит, вы и говорите о твоей интимной жизни? — Да. — Джисон знает о моей? — Чанбин посмотрел на Хёнджина, тот лишь показал язык. — Что ты ему рассказывал? — спросил он, ему не нравилось, что из всех людей на свете именно Джисон знал бы, как молния джинсов встала на пути члена Со. И тогда что? Он бы рассказал и Минхо, а после они бы рассказывали и остальным, появись такая возможность. — Ничего, не волнуйся. — Хёнджин успокоил его с кривой улыбкой. Он приподнялся на руках и поцеловал Чанбина. Мягкий, сладкий, вкусный. — Всё-всё! Я уже занимаюсь, обещаю. Они занимались ещё тридцать минут, Хёнджин ныл, потому что это нечестно, как он может заниматься, когда его парень сидит рядом. Наедине с ним. Чанбин осознал — это не было похоже на то, что Хёнджин всегда водил его за нос, и обнимался с ним в постели, когда его ноутбук проигрывал какое-то телевизионное шоу. Вскоре от ноутбука отказались в пользу поцелуев. Они удобно устроились среди подушек, чистые и в пижамах, и в этот раз Чанбин не думал о многом лишнем. Он позволил своим рукам спокойно изучать тело Хвана. Он держал себя под контролем, слегка сжимая бедро младшего. Он сказал Хёнджину, когда стояк начал болеть, потираясь о ткань пижамных брюк. Слишком чувствительный. Они раздевали друг друга, целуя в то же время, потому что этого никогда бы не было достаточно. Чанбин увидел член Хёнджина; член, чуть длиннее, но тоньше его собственного, и без единого волоска, как Хван и любил. Трогать его было подобно трогать свой. Это заставило младшего тихо застонать, и это стало любимым звуком Чанбина, потому что это было так красиво, что Чанбин сам невольно захныкал. Вместо смазки они использовали слюну. Не лучший выбор, конечно, но они и не возражали, — точнее, не могли заставить себя. Хёнджин показал, как он удовлетворяет себя, и это Со почти слетел с катушек. Один его палец проскользнул в узкое колечко мышц Хвана, — секунда — и он продолжил смотреть на лицо Хёнджина, мыщцы которого дрожали от наслаждения. Он был красивым. Вид, о котором Чанбин всегда мечтал. Совсем немного заставило узнать Чанбина о том, что Хёнджин, с одной стороны, уже потерял контроль. Ему хотелось… всего. Всего. Хотелось сейчас. Он хотел Чанбина. Он продолжал тянуть его к своим бесконечно длинным ногам, сжимая внутри себя его член, целуя его, кусая его губы, его шею, его плечи. Он обвился вокруг Чанбина словно кошка, когда боится упасть с ветки дерева, — плохая метафора, но Со чувствовал, как ногти Хёнджина царапают его спину, будто это острые когти. Всего. Больно, ведь Чанбину нелегко скользить в младшем из-за узости. Но было приятно с каждым раз, как начинало болеть, — Хван позже признался. Было очень приятно. Вокруг члена Чанбин чувствовал и тепло. Он не мог понять, как он смог не кончить уже после трёх толчков. Будто когда в первый раз Хёнджин делал ему минет, потребовалось несколько облизываний и впалые щеки Хёнджина, прежде чем он излился в его рот. Когда кровать начала скрипеть от интенсивных движений, они оба застыли и засмеялись. Было странно смеяться и дышать в одно время, но ощущалось в два раза лучше, это прекрасно дополняло их связь. А ещё было забавно заниматься любовью молча. Это всё не длилось долго. Оба кончили быстро. Нос Чанбина щекотал чужую шею, оставляя голодные поцелуи; он кончил в Хёнджина, ведь у них не было презерватива, — они оба были чисты, Хван был невинен, а Со постоянно использовал защиту в прошлые разы. Они наконец-то сделали это и были счастливы. Конечно, это было не так идеально, как показывали в фильмах, но они больше ни с кем не поделятся эти опытом. Их первый раз был отражением того, какими они оба были: страстными, неуклюжими и глупыми. Они очистили друг друга с помощью влажных салфеток, что завалялись на дне рюкзака Чанбина. Они поменяли свои пижамы и упали на кровать после её «обновления» — они просто встряхнули одеяло у открытого окна, серьёзно думаю, что так оно магическим образом высохнет от их пота. Хёнджин заснул в руках Чанбина так скоро, как его глаза закрылись, оставив старшего наедине со своими мыслями. Он тоже хотел спать, но не мог перестать думать о Хване. Обнажённом или одетом. Смеющимся или стонущим. Его аромат и ощущение его кожи, его волос прямо на своих пальцах. Чанбин даже и не думал, что можно любить ещё больше, но вот он — прямое доказательство этому, привязался к младшему ещё сильнее. Спустя какое-то время он вышел в уборную, аккуратно высвободив себя от конечностей Хёнджина. Когда он вернулся, то увидел проснувшегося и сидящего на кровати Хёнджина. — Всё в порядке? — мягко спросил младщий. — Просто нужно было в туалет, — ответил Чанбин и забрался обратно в кровать. Он поцеловал лоб младшего и лёг рядом. Хёнджин обвился вокруг него. — Я тебя разбудил? — Кнопка смыва. И тебя не было рядом. Я забеспокоился. — Зачем же мне уходить по середине ночи? — засмеялся Со и потискал Хёнджина за щёчку. — Не знаю… Я был в замешательстве и запаниковал. Чанбин видел, как тот надулся. Он постучал по его лбу указательным пальцем. — Я бы никогда не ушёл. Хёнджин пробубнил: — Ты такой романтик, когда мы одни, — заметил он, ухмыляясь. — Ты такой милый, когда мы одни, — спародировал Чанбин, вспоминая, что Хёнджину иногда могут набить зад. Дразня всех в их кругу друзей, как маленький коротышка, и крича, когда они контратаковали. — Если бы я был милым ещё где-то, было бы вероятность того, что меня побьют, — заключил Хёнджин. — Мне надо быть чуточку доставучим, чтобы кто-то не видел во мне лёгкую добычу. Чанбин нахмурился. — Что ты имеешь ввиду? — Ты знаешь, какой мир, — прошептал Хёнджин, его губы снова надулись. — То есть, какие люди. Они не могут понять, когда мне больно. — Я побью их, — выдал Чанбин, его пальцы проходили сквозь волосы Хвана. Младший засмеялся. — Знаю. И мне нравится это, потому что я тебе доверяю, — сонно сказал Хёнджин, обнимая Со сильнее прежнего. Чанбин задумался. — Я могу ранить тебя, а ты меня. — Значит, мы будем работать над этим. — Почему? — Потому что мы любим друг друга. Были вещи, которые не нравились Чанбину. Например, вопросы о том, что он чувствует к Хёнджину. Боялся, что кто-то может прочитать его чувства, просто посмотрев в его глаза или увидев все эти флирты с Хёнджином, но это не означало, что ему нравилось напоминание об этих моментах. Было неловко. Равносильно тому, как кто-то указывает на тебя пальцем и насмехается, потому что ты влюблён. Однако, его мысли были нечестны к Чану, который спрашивал, всё ли прошло у них с Хёнджином в порядке, потому что беспокоился за них. Он бы спросил то же самое и в кругу общих друзей. Поэтому Чанбин избавился от дурных мыслей. — Всё хорошо, — ответил он, может быть немного холодно. Чан вопросительно посмотрел на него через чашку чая, которую секунду назад поднёс к губам. Они сидели за столиком в углу кофейни, помогая друг другу с уроками. — Что-то не так? — Я только что сказал тебе, что всё в порядке, — сказал Чанбин раздражённо. — Чувак, я знаю тебя таким, какими мы выросли, — он громко отхлебнул немного чая, что-то ещё больше раздражило Со. — Над чем ты так задумался? — Я не задумался. Я просто нервничаю, потому что итоговые уже на носу. — Почему ты постоянно отстраняешься как только кто-то упоминает Хёнджина? — спросил Чан вместо того, чтобы придираться к тому, насколько напряжен Чанбин, предположительно, был. — Мы все рады за вас двоих. — Знаю. — В чём же тогда проблема? — Вы все слишком любопытные. — Да, но потому что мы заботимся. К тому же, что плохого в том, чтобы быть влюблённым? — Я не говорил, что это плохо. — Но ты не выглядишь так, словно всё в порядке. Чанбин лишь вздохнул. Он распустил свои руки, осознавая, как сильно он скрестил их на своей груди, и распрямил ноги в более удобную позу. Его глаза встретился со взглядом Чана, таким заботливым. Никакой злобы, просто искренняя забота. — Я немного напуган, потому что не чувствовал чего-то подобного прежде, — промямлил он, теребя красные салфетки со стола. — Мне кажется, я иногда причиняю ему боль. Не специально, но до сих пор случается. — Что ты имеешь ввиду? В постели? — Да, в постели. Думаю, я слишком резкий. — Ему такое не нравится? — спросил Чан с любопытством. — Эм… не уверен, что он это заметил. Просто иногда я слишком крепко его сжимаю. — Такое происходит порой во время секса, просто у тебя крыша едет. Важно то, что ты боишься за всё, что ты делаешь. — С тобой такое происходит? — Чанбин отхлебнул немного своего напитка, размышляя, должен ли секс быть похож на поединок. Вероятно нет. — Да, тоже бывает. Я живу моментом, поэтому часто забываю о своей силе. Предполагаю, такое может случиться с каждым, — Чан замолчал, нахмурившись, так как не был удовлетворен собственным ответом. «Какой дерьмовый ответ на большую проблему», подумал он. — Но секс — то, что ты разделяешь со своим партнёром, не так ли? Что вгоняет тебя в ещё больший страх. Так что ты точно будешь знать, причиняешь ли ты боль Хёнджину. Уверен, он будет кричать и отталкивать тебя. Это заставило Чанбина ухмыльнуться, когда образы наглого лица Хёнджина пришли ему в голову. — В этом есть смысл, — тихо сказал он. — Спасибо. Иногда говорить приятнее, чем пребывать в вечном унынии. В полдень они лежали в парке перед кампусом. Здесь были деревья, скамейки и милая умиротворяющая тишина. Минхо и Джисон дремали рядом с ними — рука Минхо под головой Джисона, Чанбин уставился в синее небо. Хёнджин уткнулся носом в учебник, но вскоре отбросил его, чтобы перевернуться на Чанбина со скулежом. — Что вы делаете, чтобы расслабиться? — снова заскулил он. Чанбин даже сбоку мог видеть его надутую физиономию. — Очисть свой разум, — прошептал Чанбин. Он чувствовал себя так беззаботно под прекрасным небом, когда тебя окружает лишь трава и свежий воздух. — Не могу, в нём слишком много всего, — услышал он Хёнджина. Он пробубнил что-то, его собственная голова была пуста от мыслей, затем почувствовал дыхание Хёнджина на своем лице. Он отвел глаза от неба, чтобы увидеть, как его мальчик улыбнулся и положил свою красивую голову на живот, его худые руки прижались к грудной клетке. Чанбин инстинктивно потянулся, чтобы запустить пальцы в волосы, чем заслужил одобрительную улыбку младшего. — Скажи мне, что у тебя на уме? — Чанбин предложил несколькими минутами позже. — Школа? — Неа, о тебе думаю. — Мне? — Да… О чём то, что я хочу сделать вместе, — Хёнджин ответил, смотря прямо в чужие глаза. — Я хочу… — он взглянул на Минхо и Джисона, до сих пор спящих рядом, и тихо пробормотал. — Вставить свой ключ в твой замок. Чанбин аж подавился. — Нетушки. Ничто не пробежит мимо моей задницы, в ближайшее время уж точно. — Почему нет? — Хёнджин надул свою нижнюю губу. Чанбин набрал полную воздуха грудь и выдохнул. — Не хочу. Он не знал, почему именно, но ему подсказывало что-то внутри. — Ладно, — сказал Хёнджин с милой улыбкой. — Я просто спросил. Рад, что я знаю. Он потянулся, чтобы взять руку Чанбин, все еще лежащую в его волосах, и прижал ее к груди, его глаза были полны нежности, а улыбка все такой же милой. — Может быть однажды, — сказал Чанбин шёпотом, когда внезапно почувствовал уязвимость. — Или нет, — добавил он, заостряя внимание именно на последнем. Для него слова имели значение, он не мог сказать то, к чему не было привязанности. — Ничего такого в том, что возможно это никогда не произойдёт. Всё равно это не так уж и важно. Мне было просто любопытно. — Хёнджин успокоил его, поднеся руку Чанбина к своему рту и коснувшись ее губами. Поцелуй влажный. Грубоватый. Чанбин сморщил нос в отвращении, но рассмеялся.Хёнджин словно сладкий фрукт со спрятанной иголкой внутри.
И вот я уже пристрастился к этому колючему ощущению.
Бывают моменты, когда они дерутся так сильно, что их кулаки ноют от боли. Бывают моменты, когда они так сильно друг друга любят, что их губы стонут от боли. Они оба были спичками, и когда их подожгли, пламя разгорелось еще сильнее. Они были гордыми, безудержными и иногда очень глупыми. Например, они кричали много просто из-за ничего. Оба не в настроении и не имеющие возможности общаться, пока не начнут плакать, потому что слова ранят слишком глубоко, но у них и не было намерений обидеть друг друга. Все причины, по которым они дрались, были тривиальными, незначительными, но они так заботились друг о друге, что заботились и обо всём остальном. Ревность была тем маленьким семечком, которое начало ранить обоих. Хёнджин с тем красивым учителем — кажется, Джинёном. Чанбин с той прикольной девчонкой, над которой он любил подшучивать. Поскольку они не хотели говорить об этой своей неуверенности, они выражали свою тревогу через свои тела, и это означало, что мало-помалу, но они начали отдаляться друг от друга. Любили так сильно, что оберегали так сильно, и эта сильная забота начала сводить Чанбина с ума. Вдобавок ко всему мраку, который он чувствовал, безымянный, бесцветный, безвкусный, просто тиски вокруг него, и это не помогло определить, что было не так. То, как они дополняли друг друга, также заставляло их часто ссориться. Но. несмотря на это, они всё равно постоянно были рядом, любили и извинялись, забывая всё, будто ничего и не было. Иногда Чанбин мог обнаружить Хёнджина с покраснением на запястье или засосом на бедре, и он вспомнил бы ночь, когда они трахались, как дикие животные. Он бы вспомнил, как тогда он дышал, как бык. Конечно, у него тоже были метки, но не такие синее, как у Хёнджина. — Болит? — спросил он младшего, когда сел рядом в библиотеке. Здесь было так тихо, как только и могло быть в библиотеке, со студентами, готовящимися в группах, и залетающим из открытого окна ветером. — Нет, вовсе нет, — мягко сказал Хёнджин, улыбаясь Чанбину и забирая из чужих рук книгу, которую для него держали. — Спасибо. — Уверен? — Да, — он кинул на него вопросительный взгляд, его руки прижали книжку к себе ближе. — Почему? — Странно просто. Я сделал это с тобой. — Ты не сделал это со мной. Мы сделали это вместе, — ответил он, ему не нравился факт того, что Чанбин всегда думал, будто их было двое, а не один, как он думал. — Я пометил тебя. — Я тебя тоже. — Хорошо. Оно это лечит? Я так не думаю. — Мы всего лишь немного перестарались. В этом нет ничего такого, — он старался говорить убедительно, но Чанбин издал разочаровывающий вздох. — Что? Что не так? — Мне просто не нравится видеть их. — Я могу замазать их- — Нет, это не то… — Чанбин не закончил предложение, просто дал своей голове упасть в учебник. Он чувствовал руку Хёнджина на своём колене, сжимающую немного, и чувствовал его тепло, когда он придвинулся ближе. — Я хочу понять. Прошу, скажи мне, — младший промямлил просьбу. Чанбин не мог вынести сырой бумаги учебника, так как его тяжелое дыхание напомнило ему о том, как он задыхался во время секса, поэтому он откинулся на спинку стула и посмотрел на обеспокоенного Хёнджина. — Неужели я такой потому, что ты мальчик и я знаю, что ты можешь это вынести? — спросил он тихо, словно по секрету. Он наблюдал, как Хёнджин нахмурил брови и его щеки слегка надулись. Злой. — И какой же ты? ты не такой, как кто-то или что-то ещё. Ты балуешь меня так же, как баловал всегда, и даже до того, как мы начали встречаться. Ты понял, что я слишком плохой для тебя? мы не были бы нами, если бы были… слишком пассивными и спокойными, — Хёнджин притормозил, кидая на Со оценивающий взгляд. — Похоже, ты думаешь, что с нами что-то не так… Честно, это ранит меня. — Эй, нет-, — Чанбин пытался говорить, потому что ему не нравился наполненный грустью голос Хёнджина. — Да. Знаю, стыдно встречаться со мной после кучи девчонок. Знаю, как странно состоять в отношениях с тем, с кем, как ты считаешь, нельзя встречаться, — Хёнджин скрестил руки на столе и уставился в учебник. — Со мной настолько плохо встречаться? — Нет. — Тогда почему мы просто не можем быть сами собой? Грустная и надутая физиономии Хёнджина заставили Чанбина положить руки на его плечи и приобнять. — Прости, — прошептал Чанбин в раковину маленького ушка Хвана. — Ты прав, но… — Хёнджин посмотрел на него с жалостью. — Почему ты позволяешь мне ранить тебя? — Он всё ещё перерабатывал слова младшего, и какое значение они несли, Чанбин все еще удивлялся, почему он всегда был таким импульсивным, таким властным. Он всегда старался исправить свою личность, чтобы приспособиться к людям и, следовательно, сделать их счастливыми. Однако, он не мог исправиться с Хёнджином, их связь была чертовски грубой, как будто они никогда не будут предназначены друг для друга. — Ты не причиняешь мне боль, — спокойно ответил Хёнджин. — Мы просто играемся. — Мы не играемся, если ты не ранишь меня в ответ. — Ты меня отталкиваешь. — Это не так плохо, как ранить. — Бинни… — Хёнджин ласково позвал. — Ты можешь делать со мной всё. — Но- — Единственное, что тебе нельзя, — переставать любить меня. Одиночество. Вот то, что было не так. После всего этого, он понял, что постоянно был один. С друзьями, семьёй и парнем, он чувствовал себе не в своей тарелке. Один. И нельзя было ничего сделать с любовь, дружбой, с кем-то в своей жизни, но все это было связано с теми навязчивыми мыслями, которые убеждали его, что он никогда не найдет своего счастья. Ссоры с Хёнджином происходили всё чаще, и чем больше это происходило, тем быстрее они мирились. Тем быстрее этого выводило его из себя. У Хёнджина был талант раздражать его, ничего толком-то и не сказав. Он просто бы игнорировал Чанбина по тупым причинами, типа ты проводишь слишком много времени с ней, а сам-то проводил овердохуя времени с учителем, которым восхищался. Это не имело значения, но в этом и был весь Хёнджин — спонтанный, как маленький ребёнок. А на следующий день он обнимал бы Чанбина со спины, будто ничего и не произошло. За исключением сегодня. Сегодня настала последняя капля. Он не мог заснуть. Было уже два часа ночи, предполагалось, что он будет учиться до поздна, ведь уже скоро итоговые экзамены, но тот храм, что воздвигся сам собой между ними, образовал огромную непонятную между ними стену. Они не разговаривали уже несколько дней. Хёнджин проводил своё свободное время, готовился к экзаменам с какими-то неизвестными ребятами, чьи головы Чанбину хотелось сдуть, как тыковки. Он чувствовал себя очень одиноко, очень грустно и очень зло. В темноте собственной спальне, он взял телефон, напечатал Ты мне нужен и отправил Хёнджину, ожидая ответа, потому что, конечно же, Хван проснётся в это время и будет учиться, как и все они. Минхо и Джисон были вместе, отправляли друг другу фотки перекусов, которые брали с собой на подготовку. Феликс и Сынмин тоже были вместе, оставались друг у друга на ночевку, чтобы избавиться от стресса, потому что блять, а почему бы и нет. Чан только что прислал фотографию своих колен, подняв большой палец вверх, но уже были видны фиолетовые ногти его девушки, сжимающие внутреннюю сторону его бедра. А Чанбин? Он был совершенно один, и угрюмый, ведь его парень предпочёл провести время с какими-то уёбками. Чан говорил им, что ссоры происходят между абсолютно всеми парочками, ведь это и есть то, что делает из них людей. Но сам-то не мог объяснить, почему же Минхо с Джисоном ссорятся раз в сто лет. Сынмин сказал ему, что был таким же тупым, как и Хёнджин, и что они оба должны просто проглотить свою гордость. Не то, чтобы он просил их о советах, но у них были глаза и, возможно, они знали их лучше, чем самих себя. Прошло несколько длинных разочаровывающих минут, прежде, чем Хёнджин написал уже в пути. Чанбин ожидал этого. Несмотря на все стычки, они без сомнения будут здесь друг ради друга. Дверной звонок зазвенел спустя двадцать минут или чуть больше — Чанбин услышал его ещё с кухни, когда он готовил две бутылки воды и мармеладки. Хёнджин оставил велосипед у входной двери, когда Со открыл дверь и впустил его внутрь. Хван был в футбольных шортах и простой футболке, на плече весел рюкзак, а волосы были все растрёпаны. Под лунным светом Чанбин почувствовал, что нужно его поцеловать. И он сделал это, преодолел расстояние и поцеловал. Хёнджин взял его щёки в свои ладони и ответил на поцелуй. А потом они обнялись. Сильно и жарко, в ночной тишине, быстрыми сердцебиениями и тяжёлым дыханием. — Ты в порядке? — спросил Хёнджин, касаясь его лба своим. — Меня тошнит от этого, — ответил Чанбин, смотря в глаза напротив. — Я чувствую себя тем ещё куском говна. Нам нужно многое обсудить. Хёнджин кивнул. Они быстро переместились в спальню Чанбина, их босые ноги и холодное деревянное покрытие пола создают контраст. Они присели на маленький диванчик у окна. — Что случилось? — Хёнджин обнял свои колени, положил на них подбородок, уставился с грустными, но красивыми глазами. И началось. Вопрос вывел Чанбина из себя; интересно, почему с ним всегда что-то не так; интересно, чувствовал ли Хёнджин когда-нибудь себя так же дерьмово; интересно, сможет ли он когда-нибудь сказать ему, как одиноко он себя чувствует, несмотря на то, что не знает почему. — Я ненавижу Джинёна, — сказал Чанбин, голос холоднее, чем обычно. — Я его не знаю, но ненавижу. Он скрестил свои руки на груди, будто это был щит, защищающий его, хрен знает, от чего. (Но точно не от Хёнджина.) — Ты даже его не знаешь, — запротестовал Хван. — И всё равно ненавижу. — Ну, а я ненавижу ту девчонку. — Ты её даже не знаешь, — отразил Чанбин, прекрасно зная, что победа на его стороне, ведь Хёнджин поджал губы. — И всё же, я ненавижу Джинёна, потому что он постоянно ошивается с тобой. — Ну и что? Ты же всегда с ней. — Я не с ней. Так просто кажется, потому что мы в одном классе и у нас общие друзья. А ты, из всех людей, больше всего времени проводишь с учителем, — объяснил Чанбин. Его гнев усиливался по мере того, как он говорил, все негативные мысли появлялись одна за другой. — Иногда я тебя не понимаю, твоё настроение так часто меняется. Ты постоянно заставляешь меня думать, будто я сделал что-то не то. Хёнджин не вымолвил ни слова. Чанбин вчитывался в его глаза, в которых эмоции. словно маленькие рыбки, беспорядочно плавали, и в которых было всё то, что он так любил. — Ты едва реагируешь, когда я пытаюсь тебя обнять. Ты больше меня не трогаешь, — сказал тихим голосом Хёнджин. — И каждый раз, когда я спрашиваю тебя, что не так, ты не отвечаешь. — Это моя вина? Потому что я не обнял тебя один раз? Это было нечестно. Даже когда Чанбин не реагировал, он все еще позволял Хёнджину цепляться за него. Ему нравилось внимание, — конечно, нравилось, — особенно от своего парня, но он был убеждён, что объятия — это что-то интимное, а не то, что должно происходить в кампусе. Ему нравилось обнимать Хёнджина, когда они были наедине, и, казалось, эти объятия могут длиться вечность. — Знаю, это звучит глупо, но у меня ощущение, что ты меня больше не любишь. — Хёнджин отвел глаза, надув губы. — Мы проделали такой долгий путь, чтобы стать теми, кем являемся сейчас, — вздохнул Чанбин. — А потом ты решаешь, что лучшие решение — избегать меня, и проводить время с кем угодно, но не со мной. Как думаешь, как я себя чувствовал из-за этого? — Хуёво? Это то, чего я и добивался… Чанбин опустил руки, они упали по сторонам, голову отклонил назад, чтобы посмотреть на тёмное небо и его звёзды. — Ну что, мои поздравления. Он хотел плакать. Стояла короткая тишина, пока он тепло Хёнджина не окутало его, словно пальто. — Прости, — пробормотал Хван, его голос дрожал от слёз, когда он прижался к нему. — Я сожалею об этом. Я всегда что-то предполагаю, а это причиняет тебе боль. Мне жаль. — Что ты хочешь от меня? — спросил Чанбин, его руки безвольно повисли на коленях. Он хотел прикоснуться к Хёнджину, но младший не заслуживал этого в такой момент. — Всего, — нежно ответил младший. — Всего? — Я люблю тебя, поэтому хочу всего, пока мы не умрём вместе, — объяснил он, как будто это имело смысл. Ну, вообще-то, имело. Чанбин не смог сдержать смешок от абсурда, который он услышал. Романтический абсурд. Услышав его смех, Хёнджин поднял голову, на его лице появилась улыбка облегчения. — Ты счастлив со мной? — спросил Чанбин. — Да, даже когда мы ссоримся. — Счастлив, когда мы ссоримся? Например, когда ты буквально заставил меня мучаться? Хёнджин поспешно покачал головой и схватил его руку. — Я люблю тебя, даже когда зол на тебя. Ты прекрасен для меня. Просто… — Он отвёл глаза туда, где собралась вся чернь комнаты. — Мои эмоции берут верх надо мной. Я сожалею об этом. Каждый раз. — Хорошо. — Ты единственный, кого я люблю. — Их глаза встретились. — Мой самый любимый человек. — Серьёзно? — Чанбин сомневался в этом, иногда. — Ты не доверяешь мне больше… — Слёзы начали скапливаться в уголках глаз. — Я сожалею о всём. — Голос ломается потому, что набегает паника. — Эй, Эй, Эй- Не плачь. — Чанбин взял в ладони мокрые щёки. — Мы не расстаёмся. Пожалуйста, прекрати реветь. Но слёзы продолжали катиться по щекам, и нос становился влажным, а Чанбин вытирал всё рукавом своего свитера. — Прости, — пытался говорить Хёнджин между всхлипами. Он упал в руки Чанбина, который крепко его обнял, прижал к груди и гладил его спину в попытке успокоить. Взведённый эмоциями и плачем Хёнджина, Чанбин чувствовал, как его собственные глаза мокнут. Он всхлипнул раз, второй, третий, пока Хёнджин не посмотрел на него своими широкими глазами. — Ты счастлив со мной? — спросил он, беря его лицо в руки. Было немного тошнотворно: слезы, сопли и мокрые пятна на их кофтах. — Не знаю, — признался Чанбин, шмыгая носом. Он вытер слезы подолом свитера. — Я думаю, что я несчастен в целом, но не тогда, когда я с друзьями или с тобой. Пока мы не будем ссоримся, а то это выводит меня из себя. — Бинни… — прошептал Хёнджин, прежде чем сплести их пальцы вместе. — Я всегда буду здесь ради тебя. Обещаю. — Знаю. — Я так сильно тебя люблю. — Его сердце сейчас готово к тому, чтобы человек рядом его украл. — И я тебя. Хёнджин сжал губы и спросил: — Что не так? — Мне одиноко. — Я могу что-то сделать? — Останься сегодня у меня. — Я и не собирался уходить. Даже принёс вещи, — сказал он, указывая на рюкзак у стены спальни. — Я надеялся всё уладить. Рад, что всё получилось. — Он уселся на ляжки Чанбина, положил свои руки на его плечи. — Мы должны установить некоторые границы, — сказал Чанбин, впивая свои пальцы в чужие бёдра. — Ага. — Твои? — Хочу просто объятий. Чанбин непонимающе улыбнулся. — И всё? — Да. Обещаю, что больше не буду к ней ревновать. — Здесь не только ревность, а твоя реакция. Хёнджин инстинктивно сжал плечи сильнее и сомкнул их лбы. — Прости. Теперь я знаю. Я буду говорить, когда расстроен. — Мы должны говорить друг другу, когда мы расстроены. — Хорошо. Чанбин обнял Хёнджина в ответ. И, под давлением своих чувств, они поцеловались. Простой поцелуй со вкусом слез, пока они не увлеклись, потому что, черт возьми, они скучали друг по другу. Поцелуи стали требовательнее, рука Хёнджина проскользнула между ног Со и сжала его через штаны. — Тебе не обязательно-, — пытался сказать Чанбин сквозь шипение, прошло уже много времени с тех пор, как Хёнджин касался его в последний раз. — Я хочу, — сказал Хёнджин между поцелуями. — Дай мне сделать тебе приятно. С этими словами Хёнджин опустился на пол, касаясь его своими коленями, голова прямо между ног Чанбина. Рука Чанбина потянулась к затылку, чтобы сжать волосы в кулак. Его ноги продолжали трястись, когда удовольствие распространилось до пальчиков ног. Он прикрыл рот рукой, чтобы заглушить стоны, но все еще слышал влажные и грязные звуки рвотного рефлекса Хёнджина. Он кончил младшему в рот, мысли заполнились Хёнджином, Хёнджином, только Хёнджином, и когда тот медленно соскальзывал с члена Со, то вытер кончик о собственный язык. Он откинул голову назад, переводя дыхание и фокусируясь на окружение: комнате, тёмной и освещённой только луной. И Хёнджин, жующий конфеты, который старший принёс заранее. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Хёнджин повернул голову и опёрся подбородком о колено Чанбина. Чанбин потянулся погладить его хорошенькую головку, и Хёнджин одарил его улыбкой во все тридцать два зуба. — Что ты изучал? — спросил он, когда заметил на журнальном столике учебники и шпаргалки. — Помощь нужна? — Вообще-то, да, — ответил Чанбин, заставляя себя выйти из оцепенения. Он чувствовал себя расслабленным, его голова очистилась от негативных эмоций и была готова к школе. Он плюхнулся на пол рядом с Хёнджином, который уже взял в руки шпаргалку, перекинув при этом ногу через ногу Чанбина и радостно покачивая ногой, Чанбин начал усваивать урок. Было уже почти четыре утра, когда они всё-таки решили лечь спать. Они уснули, Хёнджин обернулся вокруг Чанбина, и проснулись в одиннадцать, когда сестра Чанбина постучала в дверь. Она всегда делала так, когда надо было уже давно встать. Они пошли в ванную вместе, сидя в ванне и моя волосы друг другу. Хёнджин пытался оттолкнуть его, потому что ему шампунь в глаза попал, и взвизгнул, когда старший схватил его за лодыжку, что заставило того упасть в воду. После они присоединились к сестре Чанбина на террасе. Было прохладно, но солнышко грело сильно. Они ели фрукты и разговаривали о школе. Итоговые уже на следующей недели. Она знала про них, вот почему Хёнджин прижался к груди Чанбина, как будто это было то место, где он чувствовал себя наиболее комфортно. Чанбин просто обнял его, пока Хёнджин не посмотрел на него озорными глазами и не ткнул его в бок. Чанбин сопровождал Хёнджина на финальный экзамен младшего. Это был устный экзамен, к которому Хёнджин готовился целый год, поэтому Чанбин держал его руку перед аудиторией, когда они ждали его очереди. Они сидели спиной к стене, Хёнджин свернулся калачиком с рукой Чанбина, который обнимал его обеими руками. — Что, если я завалю? — голос Хёнджина был тихим с нотками тревожности. — Не завалишь. Ты готовился к нему. — Но что, если я его завалю? Ты будешь разочарован? — Да, очень. Я тебя кину и найду кого-то другого, — иронично сказал Чанбин, ухмыляясь. Хёнджин надул губы. — Ну, тогда я надеюсь, что ты тоже не сдашь, чтобы мы смогли встречаться снова как два неудачника, — на лице младшего появилась игривая ухмылка. Сейчас он чувствовал себя более расслабленно. Чанбин хихикнул. Конечно. — У тебя всё получиться. Верь в себя. — Он сжал руки Хёнджина, которые крепко сжимали его собственные. Хёнджин кивнул, а затем из аудитории вышел ученик с опустившимися плечами. Это заставило Хёнджина снова занервничать, ведь скоро будет и его очередь. — Я не могу. Не могу- Мне нужно прочитать шпаргалки. — Он высвободился из объятий и добрался до сумки. Его дыхание участилось, когда он расстегнул молнию сумки и взял шпоры. — Стой! — приказал Чанбин. — Нет смысла читать то, что ты уже знаешь. — Но у меня ощущение, будто я всё забыл, — захныкал младший. Его губы, руки и ноги тряслись. — Посмотри на меня. — Чанбин взял его руки в свои. Хёнджин смотрел на него взволнованными глазами. — Встань. — Он поднял его и отпустил. — Руки в стороны. Подбородок к верху. Делай, как я. — Хёнджин делал всё то же самое. — Глубоко вдохни. Хёнджин сделал не один, а три глубоких вдоха. Он до сих пор волновался. Бессознательно он сложил руки на груди и сказал: — Открывай, — Чанбин схватил его за запястья и потянул. — Дыши снова, как будто твои легкие навсегда покидает воздух. Это поможет. Когда Хёнджин исчез в дверях, он чуствовал себя уже лучше. — Я рад, что у меня есть ты, — сказал он. Как и ожидалось, экзамен прошёл хорошо. Когда он вышел из класса, он прыгнул в объятия Со и сжал крепко-крепко. — У меня получилось. — Ты хочешь детей? — спросил Хёнджин, сидя в ванне. — Потому что со мной не получится. Он смотрел на Чанбина сонными глазами, губы были поджаты. — Ты не должен мне ничего давать. — У меня чувство, будто мы были предназначены друг для друга, но я не могу подарить тебе детей. Кому ты всё оставишь? — А что насчёт этого? — сказал Чанбин, касаясь волос Хёнджина, намыленных шампунем. У него была вечеринка по случаю окончания экзаменов — они все сдали, и Сынмин позвал Чанбина в десять вечера, потому что Хёнджин был пьян, плакал и просил о встрече с ним. Чанбин, который выпивал со своими одногруппниками в баре неподалёку, забрал его и они поехали домой на такси. Хёнджин даже по пути домой не переставал плакать, успокоился он только тогда, когда Чанбин сел рядом с ним на кровать и оставил на макушке пару-тройку поцелуев. Он раздел Хёнджина, который слишком сильно пропах пивом, чтобы затащить его в ванну. — У тебя не будет детей, потому что у меня есть член, — заскулил Хван, обнимая свои колени. — Мне двадцать и я не хочу детей, — сказал Чанбин с серьёзным видом. Ты был рождён не для того, чтобы дать кому-то что-то. — Но- — Почему ты спрашиваешь? — Потому что девочки, с которыми я был, говорили о детях и спрашивали меня, хочу ли я детей, я отвечал нет, но подумал, может быть ты хочешь. А потом я задумался о нашем будущем, было так страшно, что я начал скучать по тебе, я хотел уйти оттуда, но пропах пивом. Запах был такой, что я не сдержался и заплакал. Знаю, это глупо. Чанбин угукнул в знак того, что он слушал, пока продолжал водить мылом по телу младшего. Когда бы Чанбин не напился, он просто падал на диван Чана или очередную шлюху, а потом просыпался с чувством, что является тем ещё подонком и что он прогнил внутри, что и было причиной, почему он сократил поступление алкоголя в свой организм. А ещё факт того, что у него однажды был секс по пьяне с Хёнджином и что он даже не помнил, что случилось той ночью. Как и Хёнджин. — Ладно, меня уже не интересуют дети или что-то ещё, — сказал Хёнджин в завершение истории. — Как прошёл твой вечер? — Было неплохо., но сейчас лучше, потому что ты со мной. — На лице Чанбина появилась ухмылка. Он помог ему вылезти из ванны, завернул в полотенце и помог высушить голову. А Хёнджин просто стоял с уставшей улыбкой. — Она тоже была там? Та клёвая девчонка… — Да. — Хёнджин снова надул губы. — Не беспокойся. Все уже знают. что я только твой. — Убедил Чанбин, ведя его в спальню. — Кроме того, ты самый клевый, кого я знаю. — Как и ты. — промямлил Хёнджин, надевая боксеры и футболку, которые принадлежали его парню. — Разумеется, — ответил Чанбин с хитрой ухмылкой. Хёнджин уснул так скоро, как только его уложили на простынь. Чанбин быстро помылся и сел играть за ноутбук до полуночи. После он рухнул на кровать рядом с Хёнджином и начал играться с его волосами, а потом и вовсе уснул. Утром они завтракали на террасе и листали ленту в поисках подработки. Были летние каникулы, и, если честно, им просто хотелось ошиваться и проводить время с друзьями, но деньги есть деньги. — Работа — это невесело, — заключил Хёнджин, хрустя хлопьями. Его нога болталась, обвиваясь вокруг бедра Чанбина. — Я с ума сойду, если буду без дела. — Я тоже, но мне нужен перерыв. — Чанбин выдохнул, выключив телефон. Встречаться с Хёнджином было далеко не радужным. Причина была не в ссорах — ему нравился примирительный секс, ведь это было то, что делало их настолько привязанными друг к другу. Причина в том, что он встречался с человеком, на которого ещё многие положили глаз. Ему хотелось бы иметь побольше уверенности. По крайней мере, они были далеко от колледжа уже месяц, и он не хотел мериться с Хёнджином, которого кидало из стороны в сторону, — он понимал, что тот слишком драматизировал, но как победить ревность в одиночку? — Перерыв? Что случилось? — Ложка упала в тарелку. Он обвил свои тонкие руки за спиной Чанбина и опёрся о плечо подбородком. Он пах супом. — Учебники и шпаргалки до сих пор не вылезают из головы, — тихо сказал Со. — Я знаю, что тебе нужно! Пошли! Он взял его за руку и потянул в сторону сада, трава чувствовалась мягкой под босыми ногами. — Что ты делаешь? — Помнишь, когда ты помог мне накануне устного экзамена? — Да. — Теперь моя очередь, — промямлил он, на лице мягкая улыбка. Сегодня был красивый солнечный день, немного ветренно, шелестели лепестки цветов. Хёнджин выглядел прекрасно в своем простом одеянии, его мягкие волосы сверкали под лучами солнца, прямо как и глаза. Чанбин чувствовал солнечные лучи на своём лице, посмотрел в небо и увидел стаю птиц, пересекающих синюю гладь. — Можешь заставить меня не думать о школе? — Доверься мне! — пробормотал Хёнджин, беря обе его руки, хотя они были скрещены между ними. — Три, два, один- — Хёнджин, постой_ — Пошёл! И Хёнджин побежал вправо, Чанбину пришлось тоже, иначе бы они оба поцеловались с землёй. Итак, они кружились посреди сада. Быстро и неуклюже, с сильно напряженными мышцами рука, что это было приятно. Он смотрел на красивое лицо Хёнджина и его открытый рот, и его ровные зубы, и он услышал его крик, когда младший наступил на что-то твёрдое- Как и Чанбин. Они, возможно, выглядели глупо. И именно поэтому Чанбин начал ржать. Будто гиена какая-то. Потому что в последний раз, когда он так кружился, ему было девять, а Минхо, которому было десять и он был сильнее, бросил его так, что тот пролетел половину детской площадки. Как и ожидалось, Хёнджин оступился, расставил свои длинные ноги, и теперь они лежали на траве вместе. Он продолжил смеяться, даже лёжа на земле. Хёнджин подполз и оседлал его бедра. Чанбин положил руку на каждое голое бедро. — Сработало? — Кошачья улыбка появилась на лице младшего, его руки обхватили грудь парня поверх футболки. — Да. — У его парня получилось, он почувствовал, как все негативные мысли и всё, что накопилось за долгое время, улетучилось, разлетелось на кусочки. Он чувствовал облегчение, он снова мог дышать. — Ну так… — Хёнджин провёл дорожку, немного опустившись и выгнув спину, вызывая напряжение там, где было тепло, а скоро будет жестко. — Когда там твои предки возвращаются? — В пять, или позже. Но точно не раньше, — ответил Чанбин, инстинктивно прижимаясь бедрами к заднице Хёнджина. На лице Хёнджина появилась ухмылка, хитрая и красивая. И он снял с него футболку.