Падение / Downfall

Собрание богов началось без лишних отступлений. Зевс рвал и метал, попутно расхаживая вдоль панорамного стекла. Из двенадцати богов сегодня в добром здравии было только восемь. Деметра и Марс лежали в медотсеке в критическом состоянии, Гера была заперта в собственной комнате, а Гермес бесследно пропал. Все присутствующие вжались в свои кресла, выслушивая длинные монологи, полные ругани. И Зевс продолжал бы до вечера, если бы не его дочь Афина, наспех сварившая ему кофе и выудившая сигаретку из его собственного портмоне. - Подвоя итог, хочу еще раз заметить - происходит непонятная чертовщина, - холодно процедил Зевс, разворачиваясь к присутствующим спиной и ставя допитую чашку с кофе на стол. - Среди нас появился предатель, цели которого мне пока не ясны. Хотя, понятно, что он явно не хочет, чтобы мы добрались до цели, и убирает нас по одному. – Он посмотрел в стекло напротив, в надежде увидеть изменение в отражении божественных лиц, но все они были спокойны. Кивнув Афине, он наконец выдохнул и прикрыл уставшие глаза. - Я лично займусь этим вопросом и допрошу каждого из вас, включая тех, кого сейчас здесь нет, - Афина вежливо встала и поклонилась. – Заранее извиняюсь за это, но другого выбора у нас нет. В воздухе повисла тишина. Каждый мог оказаться под подозрением и все старались вести себя как можно более сдержанно. Кто-то из присутствующих кашлянул и в следующую секунду тишину нарушил Дионис: - Правильно ли я понимаю, что бал сегодня отменяется? – он выглядел очень напряженным, будто спрашивая это, подписывает себе смертный приговор. – Мы каждый год были преданы традициям и ни разу не пропускали праздник…. Тишина снова окутала помещение. Зевс молчал, задумчиво разглядывая вены на собственных руках. Как же он постарел. Каким слабым он стал, раз боится врагов до такой степени, что не может уничтожить их в одно мгновение. Все понимали, устраивать бал сейчас опасно, но лидер даже в трудное время должен давать своим подчиненным расслабиться. К тому же, не провести праздник означало признать, что он побежден, напуган, уязвим. - Мы проведем бал, - грозно объявил Верховный бог. – Ради общей безопасности воспользуемся проективным преобразованием, и среди десятка наших копий предатель не сможет навредить оригиналу. У этой технологии нет никаких недостатков, копии смогут следить за происходящим и если вдруг возникнет проблема – сработает общая тревога. – Он развернулся ко всем лицом и добавил. - Также, с сегодняшнего дня будет введен комендантский час. В десять всем необходимо быть в своих комнатах. - Отец, но…- Афина хотела было что-то сказать, но Зевс смерил ее грозным взглядом, и она испуганно опустила глаза. – Я поняла… воспользуюсь дополнительным источником энергии для создания проекций. Дионис довольно кивнул, и боги утвердительно переглянулись. Действительно, идея была хорошей и, наверное, стоило воспользоваться ей с самого начала. Только кто знал, что перелет доставит столько проблем. *** Медотсек встретил Аполлона холодным свечением антибактериальных ламп и резким запахом спирта вперемешку с кровью. Его сестра в спешке маячила по кабинету и, заметив его, весело протараторила: - Спасибо, что пришел помочь. Иди сюда. Аполлон холодно кивнул. - Мне нужно, чтобы ты посидел здесь, пока я буду на складе. У меня закончились физрастворы для капельниц, а Гермеса никто не может найти. – Артемида сняла медицинские перчатки и завязала светлые волосы в высокий хвост. - Придется самой искать все, что нужно. Это займет какое-то время, но до бала я точно успею. В двери кто-то постучался, и Артемида, распрямив хрупкие плечи, засияла еще ярче. В проеме Аполлон увидел Гефеста. Видимо, он вызвался ей помочь. Тот окинул комнату быстрым взглядом и кивнул Аполлону, как бы говоря: «присмотри за братом». Дверь захлопнулась и парочка убежала восвояси. Аполлон нехотя осмотрелся и прошел вглубь кабинета. На ближней койке за шторкой спала Деметра с перебинтованным лицом и в кислородной маске. Искусственная кома была вынужденной мерой, он это знал. Дальняя койка справа тоже была завешена. Подойдя ближе, он услышал тихое сопение, и заглянул внутрь. Марс спал как младенец. Как избитый за гаражами младенец. Дышал он исключительно ртом, потому что нос ему в очередной раз сломали. Лицо вообще превратилось в кашу из оттеков разной степени тяжести, а запястья были туго обмотаны кистевыми бинтами. Аполлон стоял и смотрел на него. Смотрел и чувствовал, как внутри закипает нечто давно забытое. Что-то внутри его заледеневшего сердца, что причиняет ему ужасную боль. Он множество раз видел страдания других и еще больше сам их причинял, но тот, кто лежал перед ним не заслуживал такой участи и он это знал, пусть и не мог вот так открыто заявить. Злость, раздражение, отчаяние. Аполлон поежился от всего того, что ощущал. А может, там было и нечто большее, но он бы никогда не смог этого описать. Он сел на стул возле кровати и наблюдал. Впервые перед ним бог войны выглядел умиротворенно, как будто наконец нашел то, что давно искал, а именно, покой. Как будто он впустил Аполлона в ту часть своей жизни, где он совершенно другой. Хотя, это скорее Аполлон нагло в нее влез. Его сигареты, его запах и личное пространство. Это вызывало какое-то странное чувство в подкорке мозга. Необъяснимый импульс, который тянул их друг к другу. Через отрицание, отторжение и холодные стены, воздвигнутые на пустом месте. И каждый раз, когда он смотрел на Марса, его мозг повторял: «Другой, но такой же, как я». - Я твой враг, - вдруг заговорил Аполлон. Голос его веял отчаянием и горем, и был больше похож на мольбу. – Если бы ты только знал, кто я такой, то никогда бы не заговорил со мной. – Он приблизился к лицу Марса и застыл над ним в паре сантиметров, внимательно разглядывая его лицо. Губы бога войны были приоткрыты, а грудь рвано поднималась и опускалась, резюмируя еще одну прожитую секунду. Он крепко спал. - Я тот, кого ты презираешь. Я лишь наблюдатель и безвольный исполнитель команд сверху, просто инструмент. Для меня меняться слишком поздно. От этой мимолетной исповеди ему стало еще больнее. Было ли это прощание, или нечто иное, но он хотел насладиться остатками свободы перед тем, как навсегда оказаться в клетке. Хотя, и людям и богам известно, что перед смертью не надышишься. И он знал это. Знал и тогда, когда подался вперед, чтобы поцеловать того, кого успел оттолкнуть. Кем пренебрег, оставил позади. Чье сердце успел размолотить на мелкие куски. - Я сам принял это решение. До тошноты нежное, еле живое прикосновение губ, смешанное со слезами и оставленное без ответа. Его чувства необъяснимы, но он все понимает. Боль останется с ним навечно, как и чувство вины. Аполлон сполз ниже и прижался к шее Марса. Истерика. Он беззвучно кричал, из глаз текли горячие слезы, обжигающие щеки и пропитывающие чужую подушку. Он крепко держался за белоснежную простынь, изо всех сил стараясь подавить любой всхлип. Он заебался.