stulti et mali.

Они знакомятся на Рождество, когда Джеймс приезжает к маме в промозглый Лондон, где дождь перемешивается со снегом, перемешивается с акварелью вечернего василькового неба, обрушивается мокрыми острыми хлопьями на лица, ладошки и рты бесконечного потока людей, чтобы хоть как-то стереть штампованное повседневное безразличие, всюду – скрученное боке калейдоскопа уличных фонарей и гирлянд, мерцающих пёстрыми, красочными цветами отпечатков праздника, витает запах мороза и сырости, многоголосого шума и города, выпечки и свежемолотого кофе – Джеймс выкуривает шестую сигарету за полтора часа, активно обновляет мессенджер и периодически поглядывает на время в углу дисплея смартфона – сегодня он точно решил, что будет вести себя максимально естественно и открыто, что сегодня именно тот самый день, когда стоит встретиться с парнем по онлайн-переписке из приложения знакомств, за матовым прямоугольником дребезжит холодный закат, сгущаются густые клубни свинцово-синего дыма, взгляд куда-то в разрезанный крышами выпуклый небосвод, и мысль, глупая и пугающая своей наивностью мысль, что все будет хорошо. Они знакомятся на Рождество – загадочное явление, потому что Майкл Фассбендер создает впечатление вполне интересного человека, с которым можно обсудить, кажется, всё, что существует и не существует в этом мире, он высокий, пахнет странным мускусом вперемешку с горьким цитрусом, в уголках глаз прячутся морщинки-лучики очаровательной улыбки, под пушистыми ресницами – голубизна морей с глубоководными горизонтами, лукавые блики солнечных брызг на волнистом рельефе водной поверхности и нечто ещё таинственное, до которого непременно хочется добраться, как хочется добраться до подарочной коробки с сюрпризом внутри. Через несколько часов у Джеймса поезд домой, а он забывает обо всём, потому что ему кажется, что внутри у него есть целый шар из ярких эмоций, заполненный настолько, что еще чуть-чуть – и он лопнет, разбрызгивая разноцветными вспышками странных ощущений, например, как ощущение внутренней свободы и осознания, что ты можешь все, без таблеток, без законов физики, без внутренних ограничений, а просто так. Они знакомятся на Рождество и после встречи продолжают общаться все теснее и теснее – Макэвой искренне надеется, что все мольбы о счастье его услышаны, что он это определенно заслужил за все те болезненные неудачные безответные отношения ранее, что он имеет право даже на то, что имеет сейчас – он искренне надеется, что не влюбился в Майкла Фассбендера. Он думает - почему бы и нет, Джеймс настолько сжимал свою жизнь, ограничивая рамками повседневной одноцветной рутины, ничего себе не позволяя, словно дыша через искусственную вентиляцию легких или проспав долгое время и только что проснувшись, что имеет право даже на микроскопическое счастье и спонтанное решение вне всех обстоятельств, подстегиваемое порывом внезапных чувств и вспышки, согревающей сердце и томящей душу, его жизнь одна, такая живая, трепещущая, пульсирующая птицами, и он так безмятежен в том незатейливом и элементарном понимании быть счастливым СЕЙЧАС, поэтому, рано утром, Джеймс наспех собирает вещи в небольшую сумку квадратной формы, разум его, кажется, не успевает за невыносимой скоростью быстротекущих событий – билеты на самолет куплены еще месяц назад, красивая ложь на работе по отсутствию предстоящих сладких дней, Майкл пишет, что хочет его видеть как можно скорее, о, Боже, насколько сильно, а Джеймс и представить себе не может, что с ним произойдет, когда они, наконец, встретятся. Майкл стоит в аэропорту – высокий и крепкий, непослушные каштановые волосы торчат в разные стороны, всклокоченные весенним промозглым ветром, бордового оттенка водолазка обтягивает шею тонким змеем вплоть до подбородка (кто бы знал, насколько Макэвой обожает водолазки) и Джеймс кидается к нему в объятия, словно влюбленная по уши пятнадцатилетняя девчонка, Майкл кружит его в воздухе чужих народов, всё вокруг мгновенно замирает, как будто кто-то неизвестный нажал на часах кнопку «стоп», замирает хаотичный мегаполис, замирают магистрали, весь мир, он чувствует счастье, абсолютное, чистое счастье, не обращая внимание на бесконечную усталость и многогранный недосып, тонет в вязкой и уютной теплоте, окольцованной в радужке глаз напротив, сдерживается из последних сил, чтобы не поцеловать Фассбендера в губы прямо здесь, прямо сейчас, а потом, улыбаясь, говорит: я потерял в самолёте перчатку. На улице – плотное полотно предстоящего дождя, замкнутая в современную архитектуру история прошлых веков, Джеймс прячет свою маленькую правую ладонь в чужой левой ладони чужой куртки из грубой на ощупь ткани, ему охренительно хорошо, словно опьяненный неслабый алкоголем или несколькими затяжками запретной травы, хочется танцевать, улыбаться и кричать – смотрите, смотрите, глупые, я так счастлив! смотрите! Майкл лишь заботливо поправляет сползший из-за грубого ветра крупный шарф на шее Джеймса и предлагает сходить позавтракать. - Ты клёвый, - говорит Макэвой поздним вечером в квартире у Майкла, вещи уже разложены по полкам, широкая комната погрузилась в томительное романтическое ожидание и горит красная лампа в углу, разбрасывая причудливые гиперболы и выпуклые геометрические фигуры на белые стены, в голове шумит сдерживаемое желание, в крови – красный полусладкий алкоголь, Майкл смотрит на него из-под прикрытых век, низким бархатным голосом отвечает: ты тоже, и рвутся ремни безопасности, механизмы отказываются работать, ломаются и разлетаются в разные стороны, как вещи, разум уходит на задний план, оставляя место чувствам и зудящему желанию где-то внизу живота, от которого зубы сводит и горят пламенем губы, жаждется всё и сразу, невозможно насытиться и остановиться – пальцы у Майкла длинные, красивые, музыкальные, с аккуратной пластиной ногтей – Джеймс высовывает язык, облизывает их, закатывая глаза, гортанно стонет и берёт их в рот – слышит чужое сердечное «ах», и это действует хуже любого похотливого катализатора, мир скручивается в убийственную спираль, постель скручивается, стены и тот алый свет где-то на границах сознания, собственный оргазм и голодное странное чувство, что в тебе наконец-то нуждаются. Завтра же будет монохромное утро, свежесть улицы, изможденное бледное лицо с тёмными кругами под глазами, жёсткий лёд в чужих глазах, чёрный свитер с высоким горлом и холодные слова Майкла, пробирающие до костей: - Мы остаёмся друзьями или не общаемся вообще. Завтра Джеймс будет глупо рыдать, глупо ощущать собственные тёплые слёзы на щеках, глупую соль на языке, глупые слова, застрявшие в пищеводе, глупые чувства, разъедающие внутренности, глупость, несомненная глупость, какой он глупый, безмозглый, слабый и беспомощный. Болит всё или не болит, выжглось сердце или нет, внутри лёгких млеет лава, а может быть и нет – никто не знает; он знает лишь то, что мир этот ужасно несправедлив, что человек – самое жуткое и страшное существо, что можно вообще придумать – простое правило, которому стоит следовать всегда, а он снова им пренебрег, какая глупость, доверившись и подпустив в собственное сердце, и ненавидит себя за это, а жизнь очень досадно наказывает за подобные поступки. - Да пошло оно все, - с надрывом произносит Джеймс, сигаретный дым острой волной идёт у него из приоткрытого рта. Чёрт побери, если бы всё было настолько просто – сказать то, что у тебя болит внутри, и оно ускакало, убежало навсегда, не оставляя грязного следа, болезненного надрыва или глупого воспоминания – оно почему-то до сих пор остаётся, сидит затаившимся животным где-то под рёбрами и выжидает ключевого момента, когда следует сделать еще невыносимее – Джеймс варится в боли, запертый в комнате собственной сердечной муки, где никто не слышит и не видит насколько ему больно, хочется лезть на стену и выть, кричать, кричать громко, что барабанные перепонки бы не выдержали, чтобы Бог его услышал и помог ему, он же смотрит, он знает, он видит, за что, за что, за что, зачто, зачто,зачтозачтозачто. - Он не стоит тебя, - заключает Холт, уже в который раз и какой день подряд, берёт в руки черную стеклянную бутылку вина и разливает багровую жидкость в бокалы – рубиновое, густое и плотное, как кровь, мириады кристаллов света внутри играют, переливаясь крошечными небесными телами, самозабвенно целуясь и игриво отдаляясь, - И перестань так убиваться из-за человека, которого знаешь совсем немного – оно того не стоит. - Если бы… всё было так просто, - горькая усмешка полощет губы Джеймс, - До сих пор не могу понять, почему меня действительно заботит это. Просто иногда сердцу не нужно много времени, чтобы понять, что ты действительно влюблен. Действительно – почему? Пошло оно всё. Макэвой напьется сегодня и забудется. Он вернётся, обязательно вернётся – придёт время, если нет – вспомнит, когда уже будет поздно – так работают все земные законы справедливости, и Джеймс вымученно улыбается, понимая это. Он любит эту жизнь, несовершенную, необъяснимую, абсолютно непонятную, он справится, обязательно справится, упадёт и поднимется, он любит эту жизнь, ведь она – прекрасна.