Проклятие Луны

Прошла неделя. Всего каких-то семь дней, но они быль настолько напряженными, что Лиззи едва ли могла сомкнуть глаза ночью. Что сделает Бьякуран? Может ли он напасть на их базу? Почему так тихо? И придут ли в это время и остальные ребята? Элизабет снова сидела в гостиной, прижимая к груди колени и набросив поверх белой блузки из шкафа теплый кардиган. Мягкий и пушистый ворс нежно согревал кожу и на миг успокаивал. Все, наверное, было не так плохо. По крайней мере, пока она здесь, война не окончена. Вонгола еще не проиграла, даже потеряв двух. Об остальных хранителях ничего не было слышно, Ямамото лишь чуть хмуро объяснил, что Рёохей где-то в Японии был неделю назад до того, как пропала связь с ним, Ламбо и И-пин были в Италии совсем не давно, а Хибари постоянно куда-то уходил. Гокудера бродил реже всего по базе, разбираясь с обстановкой в мафии и готовясь к любому нападению. С возвращения Лиззи с встречи Альянса Реборн ходил хмурый и чаще всего пил кофе в гостиной, поглаживая Леона на голове. Так и в этот день он снова вошел в гостиную бесшумно и остановился напротив дивана. - Взбодрись, Лиззи, иначе мне придется устроить для тебя адскую тренировку, - наверное, такие образом он пытался развеселить свою ученицу, ведь с Тсуной такое часто срабатывало. Савада вмиг подскакивал на ноги и воплем и почти кричал растянутое «нет», забывая о причине меланхолии. Дино был таким же, сколько помнил Реборн. И лишь на девчонку Лиззи способ перестал работать, да и не работал никогда. Вместо хоть какой-то реакции, она закусила губу сильнее, впиваясь верхними зубами по побеления в губу, - Лиззи, ну и чего ты нос повесила? Сама же говорила, что будешь Донной. Донны так себя не ведут. Донна. Великая, могущественная и непоколебимая. Такой она всегда мечтала быть, стремилась, как мотылек на огонек свечи в темную ночь, но отчего-то этот образ покрылся пеленой сожаления. И виной этому она могла бы назвать чертовы дневники. - Ты правда хочешь, чтобы я была Донной? – ее голос раздался слишком тихо, Реборн замер, почти затаив дыхание, чтобы не прослушать, - Холодной, непоколебимой и стойкой. Ты ведь знаешь, что значит быть таким человеком. Променять чувства, человечность на сталь в сердце. Принимать критику и оскорбления с улыбкой, убивать, без сомнения. Совершенная Донна. Ты ведь добиваешься именно этого, Реборн? Она впервые поставила его в тупик своим вопросом. Чего он добивался в самом деле, выполняя приказ Девятого? «Моя внучка слишком чувствительная девочка. Внешне она молчит и прячет глаза, почти не говорит, делает то, что прикажут, но внутри сомневается. Реборн, тебе нужно превратить ее верную хранительницу Луны, что будет сражаться за свою семью до последней капли крови, служить своему Боссу без сомнений». Таким был дословно приказ Девятого, пригласившего Реборна однажды в резиденцию. Девятый был абсолютно прав. Девочка выполняла все и не жаловалась на адские тренировки, делала свою работу молча, а вечерами прятала глаза в пол и сжимала в тонких коротких пальцах плед, обдумывая о каждой минуте дня. - Таков мой приказ, Лиззи, - пожал он плечами, прогоняя собственные сомнения. - Вот к чему он привел нас, - в тот миг, когда он уже собирался уйти, сделав вид, что ничего не было, она бросила столь колкую фразу, что киллер опешил, - Мы оба мертвы в будущем. Причем умерли по цепочке. Сначала ты, а потом и я, пытаясь отомстить за тебя и остальных. Можешь считать, что твое воспитание прошло успешно. Браво, великий киллер. Смерть. Да, он думал об этом всю чертову неделю. Как два его ученика погибли, сражаясь за Вонголу. Но он не слышал, будто бы они делали это из мести за его смерть. - Лиззи, Вонгола намного важнее меня, - все по инструкции, но они, казалось, уже не работают. - Да как ты можешь такое говорить?! – она закричала и вскочила с дивана, - Ты важен, идиот! Ты же моя семь- - Лиззи, Реборн, у нас гости, - ее резко прервали, Ямамото оказался в дверях и громко окликнул, - Быстрее. Резко закрыв рот, покраснев, она выбежала из гостиной и направилась следом за Ямамото.

***

Два молодых парня, совсем зеленых и юных с большими невинными глазами. Они пришли тоже в это страшное будущее в такой сложный момент. Переминаясь с ноги на ноги, они рассматривали убранство комнаты молча. Даже не побывав в резиденции Вонголы в Италии, наверняка они ощутили этот легкий дух крепкой семьи. Семьи, что была уничтожена здесь. - Тсуна, Хаято! – она сорвалась с ног, набрасывая с объятиями на своих друзей. И в тот самый миг, коснувшись руками их теплых, твердых плечи, она ощутила, как сложно было последнюю неделю тут в одиночестве без них. Как выматывающее и опасно было явиться на собрание Альянса, выставив себя Донной из будущего, заставить доном преклонить колени и получить назад все деньги семьи. Как же сложно было без остальных, - вы в порядке. Хвала небесам, вы целы. Мальчишки удивленно раскрыли глаза, краем глаза рассматривая девушку, что обнимала их. Голос принадлежал точно Элизабет, что каждый знал. Их Лиззи. Но в глаза бросались непривычно короткие волосы, не доходящие даже до плеч. - Лиззи? Ты Лиззи, которая…- сглотнув, Савада осторожно накрыл ладонь плечо девушки и, отодвинувшись, впился своими большими карими глазами в лицо. - Это я. Из того же времени, что и ты, - смотреть на него казалось облегчением в этот миг, пока в памяти не промелькнуло то холодное мертвое лицо мужчины в гробу. Он же тоже умер и наверняка знал об этом. Тоже очнулся в гробу. Совсем один среди проклятых цветов, - Тсуна, мне так жаль. Прости меня, Тсуна. Прости! Ее дрожащие пальцы впились в худые щеки и чуть трясли. Он не должен был умереть. Пусть это была она, плевать, но лишь бы никто из Хранителей. И не ее глупый, милый олененок с большими глазами. - Лиззи, - он задумчиво прошептал и нахмурился, припоминая второй гроб рядом. Он был открыл и пуст, а внутри лежали сотни и сотни синих роз. Это был ее цвет, - второй гроб. Он… - Мой, - кивнула девушка и сделала пару шагов назад, краем глаза замечая потухшие глаза Хаято, - Мне жаль, олененок. Самое большое достоинство Савады Тсунаеши были его глаза. Два больших зеркал всех мыслей и чувств. Они наполнились горечью, грустью, едва ли наполняясь слезами, пока в них отражалась Лиззи. «Вдвоем, да?» - шептали глаза, рассматривая эти непривычные короткие волосы, горькую улыбку двух противоречивых чувств: радости встречи и стыда. Реборн молча наблюдал за всем, пока они говорили. Но когда слова закончились и каждый погрузился в собственные мысли, он выбрался, ударив Саваду по затылку и напомнив о себе. Элизабет стояла в стороне, наблюдая за шумихой и улыбкой облегчения на губах Тсуны, что их учитель был жив в этот миг и рядом. Да, без Реборна все не ладилось. А улыбка Тсуне шла намного больше. Хаято хмуро и молчаливо слушал о том, что Вонгола пала и каждый, причастный к ней, был объявлен в охоту. Не было секретом, что такой расклад крайне ранил каждого, но чувства Гокудеры всегда находили выход в злости. Сжав кулак покрепче, он с размаха ударил Такеши, который был сейчас выше его на две головы, и закричал. - Как ты позволил им умереть?! Что ты делал все это время?! – кричал юный Гокудера, обвиняя во всем живого Дождя, не зная, что был в такой же ситуации в будущем. Одного взгляда в зеленый глаза взрослого Хаято хватало, чтобы увидеть невероятную скорбь и отчаяние. Потерять двух друзей, двух боссов. - Хаято, хватит! – завопив, она оттолкнула Гокудеру назад, защищая Ямамото, - Ты ничего не знаешь! Не смей никого обвинять! В этом нет их вины! Хранители не обязаны умирать раньше своего босса. Так вышло. - Как ты можешь так спокойно говорить? Ты умерла! – да, эта была та самая скорбь в тех же глазах. - Знаю, - кивнула она и слабо улыбнулась, - Смерть ждет каждого, Гокудера Хаято. Мы оба знаем это. И дракой сейчас ничего не решить. Успокойся, прежде чем узнать остальное. Ты слишком многого не знаешь. Да, самое страшное было в тени. И она ни за что не расскажет, пока не придет подходящий момент. Не расскажет, что сама шла на казнь с гордо поднятой головой.

***

Вновь саднит горло и стенки словно пульсируют. Мерзкое чувство. Кровь стучит в висках. Синие глаза, горящие в отчаянном пламени Луны распахнуты. В горле предательски пересохло. Хочется пить. - Элизабет, дорогая, будут последние слова? Я так и быть запомню, - Бьякуран Джессо как и обычно великолепен. В белоснежном дорогом костюме, не запачканным кровью, потом и грязью. Одет с иголочки, как подобает Боссу. Собран для ее похорон, который подтягивает лично. Ее черное платье заляпано кровью. И среди этой крови была и его. Тонкая струйка медленно стекала по его виску и падала на воротник. Не так и идеальный, думала она, наслаждаясь этим зрелищем. Сидя на полу, облокотившись рукой о пол и тяжело дыша, она просто смотрела на него вверх и улыбалась. - Я не сдамся, Бьякуран, - тихо прошептала она и разразилась смехом, - Ни за что не сдамся. Да. Это была его истинная соперница. Жестокая и опасная, сошедшая с тропы невинности уже давно. Ее руки были так же испачканы кровью, как и его. Две стороны одной медали. Два Босса. Ее Смех. Его смех. Последняя эмоция, что она услышит и почувствует в своей жизни. Точно последняя, она уверена. Бьякуран наклоняет голову в бок, снимая пистолет с предохранителя и направляя в ключицу Элизабет. Ее глаза не дрожат, спокойно и так отважно смотрят прямо на него. Даже сидя на коленях перед ним она не опускается ниже, сохраняя свой стойкий нрав Донны и богини, за которым молча и пугливо следует Альянс. - Ты проиграла, - шепчет он, хищно усмехаясь, - Проиграла, Элизабет. Я выиграл в этой войне. Вонгола падет и твой пугливый Савада ничего не изменит. - Знаю, - кивает она, - но ты тоже проиграешь, дорогой. Как только я умру, ты проиграешь. И она знает, о чем говорит, так насмешливо улыбаясь ему. И он знает, но упорно не принимает. - Сладких снов, Элизабет, - шепчет он и резко нажимает на курок. Кровь брызжет на пол, окрашивает такую изящную и соблазнительную для его глаза ключицу, напоминая, как он скользил по ней губами, опуская на горячий песок Элизабет. Губы, которыми он восхищался кривятся в стоне, когда кровь стекает по ним вниз. Спина прогибается, как тогда под ним от жарких поцелуев. Она не кричит, не стонет от боли, просто кашляет кровью и оседает на полу, заливая его чистый белоснежный кабинет своей алой кровью. А он молча стоит и смотрит как его самые дорогие глаза потухли, губы замерли. Она мертва, а он выжил. Он выиграл эту игру, но отчего-то не чувствует себя победителем. Он кричит в ярости, бросая пистолет и зарываясь пальцами в собственные волосы. «Как только я умру, ты проиграешь», - шепчет в голове ее голос и такая открытая насмешка. - Я выиграл, Лиззи, - кричит он, разбивая стеклянный стол и бросая вещи в стены, - Я убил тебя! Ты мертва, слышишь?! Мертва! И ее тело не двигается. Но ему кажется, будто бы она смеется так громко и отчаянно. Насмехается над его смятением и болью. Бьякуран падает в кресло и зажимает на приемнике кнопку, веля прийти в кабинет и прибраться. Он не говорит ни слова, наблюдая как мужчины укладывают тело Донны Вонголы на каталку, а другие спешно принимаются мыть кровь с белоснежного пола. Останутся следы, он уверен, не только на полу и его костюме. Он раздражен, ведь не чувствует победы. Он придумывает следующий ход, но отчаянно возвращается к последним ее словам. - Отправьте тело Вонголе, - сухо отдает он приказ и поворачивается в кресле к окну. И небо как назло такое же синее, как и ее глаза.