что будет завтра, пока не ясно, но мне всё чудится: что если думать, что всё прекрасно, то это сбудется

Усталость навалилась на Флетчера после внезапно закончившейся сессии. Впереди – стажировка в лучшем издательстве (сам подбирал, гордился, когда его одного со всего курса взяли), вечерами – обычное, банальное нечем заняться – от скуки хоть волком вой, ничего не спасает. Если раньше выходом для него был идеально распланированный день – каждая минута – во сколько встать, где перекусить перед парами, сколько времени потратить на очередную статейку в духе «ИНОПЛАНЕТЯНЕ В ПАРЛАМЕНТЕ: ДОКТОР КТО – ПРИКРЫТИЕ ДЛЯ ТАЙНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ РЕАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ» в желтую газетёнку, то теперь, когда он неожиданно оказался свободен на целую неделю, захотелось просто запереться дома, под одеялом, ни с кем не говорить и ничего не слушать. Организм, кажется, воспринял разрешение отдыхать по-своему – его переломало. Ломало самого Флетчера. Он вышел – выпал – из дверей универа, казалось, его любимые затемненные очки слетят, и сам он полетит на землю и разобьется вместе с ними. Ладно, хорошо, отдых так отдых, – говорит он сам себе, прикидывая, как отвертеться от однокурсников, которые зовут его куда-то по извечной привычке – кто как не Флетчер, с его редкой способностью рассказывать историю так, будто ты можешь почувствовать её на ощупь, ощутить вкус, даже дуновение ветра по волосам, мог любую вечеринку превратить во что-то ярко-зрелищное. Флетчер привычно улыбается, машет рукой – мол, идите без меня, чуть позже подойду – но понимает, что это «чуть позже» не настанет. Его морозит самую малость, он кутается в кожанку, пытается заранее смириться с грядущим одиночеством – давай, ты же сам это выбрал, тебе это необходимо. Перед вечным – если неделя – это вечность – сном Флетчер заходит в кофейню. За барной стойкой крутятся два парня, болтая о чем-то и лениво заправляя холдеры свежесмолотым кофе. Кофейня – кроха совсем – стойка и пара столиков, книжки в шкафу у стены, теплый свет и гирлянды, хочешь – книжки читай, хочешь – названия сиропов на деревянной табличке на стене, хочешь – разглядывай барист, а там есть на что посмотреть. – Добрый день, что для вас? – Дежурная улыбка, на бейджике написано «Тренер» – почерк корявый, просто беда, костяшки на руках сбитые – ну точно тренер, явно пиздит грушу вечерами – и след от укуса на шее – видимо, груша попалась зубастая. Второй бариста стоит чуть дальше, старательно делает вид, что намывает питчеры в раковине – а сам то и дело поглядывает на вошедшего. – Давайте капучино на банановом, – отвечает, стараясь слишком палевно не смотреть на второго баристу. Не-Тренер, как его временно окрещивает Флетчер, принимается за заказ, пока Тренер занимается деньгами. Кажется, недельное затворничество отменяется, думает Флетчер, глядя, как Не-Тренер чуть облизывает нижнюю губу, заливая молоко в стаканчик и что-то вырисовывая пенкой. Протягивает стакан, чуть поправляет очки – волнуется, что ли – едва заметно улыбается, но что-то подсказывает Флетчеру, что за улыбкой девственницы на выпускном кроются еще те черти из ада. – Ваш заказ готов, – нарушает тишину Тренер, пододвигая к Флетчеру напиток. Тот понимает, что не ошибся, разглядев за стеклами очков чертей в глазах – их там, как оказалось, была целая орава. Стоило лишь заглянуть в станканчик. – Ваш фирменный стиль – хуи вместо сердечек, да? – бормочет скорее самому себе Флетчер, чтобы только не молчать. – Боюсь, это ваша бурная фантазия, тут нет ничего такого, - снова отвечает Тренер, но теперь уже с поганой ухмылочкой и вопросом в глаза – ну, и что ты сделаешь? – Кажется, тогда вы прогадали с размером – у меня куда больше. И каким-то чудом периферийным зрением, слухом, обонянием, чуйкой – чем угодно, что помогает ему быть журналистской ищейкой и рыть материал там, где его никто не стал бы искать – он замечает, как второй бариста едва слышно выдыхает сквозь зубы, словно бормочет слово "сссссука". Тогда Флетчер выходит из кофейни с твердым намерением вернуться снова. И он свой план исполняет на следующий день, притащив из дома старый ноутбук – работать, конечно же, статьи и газеты не ждут, кто еще им напишет про «ЗАГОВОР РОССИИ И США: ТУНГУССКИЙ МЕТЕОРИТ – ЭТО ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ» – садится у окна, где открывается чудный вид не только на город, но и на барную стойку. За ней всё те же. Несколько клиентов спустя Флетчер отмечает закономерность – говорит с ними только Тренер, а вот его коллега отмалчивается и делает кофе, хотя вообще без клиентов говорит слишком приятным голосом – Флетчер грешным делом думает записать его на диктофон, чтобы включать себе, если захочет подрочить в ночи – он кончил бы от одного звука, без рук, как пацан. Работать, естественно, не получается. За два часа и три капучино на банановом с хуями вместо сердечек в чертовом ворде вырастают два жалких абзаца, которые скорее хочется удалить и забыть как страшный сон, чем отсылать редактору – поминутно распланированный день идет по пизде из-за баристы, а Флетчер даже по имени его не знает. Зато знает, что тот носит идеально отутюженные рубашки, темные джинсы, а покурить выходит в черном пальто. И пиздец красиво это делает. Флетчер даже фотографирует исподтишка: на всякий случай, тут нет ничего такого, это вообще не крипово, все же так делают. Делают, правда ведь? В какой-то момент Флетчер проебывается – думает, что хотел бы погладить светлые волосы второго баристы, попробовать на ощупь его мускулы, которые заметно проступали под рубашкой. Насколько сильно его будут бить, если он предложит прогуляться после работы?.. Интересно, а когда целуешься – борода колется или…? Мысли вихрем проносятся в голове, не давая ни минуты продоху. Голубые глаза баристы не лезут из головы, мысль о том, что от него еще и пахнет приятно просто добивает. Флетчер сдается. В тот день он уходит из кафе с твердым намерением на следующий день сделать первый шаг и хотя бы узнать имя Не-Тренера. На следующий – сегодня и так руки дрожат страшно, колени от одной мысли подкашиваются, как будто ты не чертов журналист, придурок, – ругается на себя. Он давно проверил Инстаграм кофейни, нашел там Тренера, нашел его в Фейсбуке, даже в Твиттере – но нигде, несмотря на ежедневные обновления фотографий и тупых шуток, не было ни единого упоминания коллеги, слово он и не существует, растворился в воздухе и в целом не нужен. Заговор, достойный заголовка: «БАРИСТА-ПРИЗРАК С ПАРК-ЛЭЙН: КТО И ЗАЧЕМ ОТПРАВИЛ ЕГО ТУДА И СКОЛЬКО СЕРДЕЦ ОН УЖЕ УСПЕЛ РАЗБИТЬ». Флетчер приходит на следующий день. И не застает за стойкой даже Тренера. Через два дня – то же самое. Через три. Ч е т ы р е. П я т ь. Работают другие парни, у которых даже любимый капучино на банановом кажется ебучей жижей со вкусом тупого говна – но хотя бы это соответствует настроению Флетчера. Сам дурак, надо было тогда знакомиться, а не время тянуть. Всё, проебал счастье, – он решает, что зайдет в кофейню в последний раз, и если не застанет за стойкой нужного человека – больше никогда, ни ногой, даже капучино на банановом нигде заказывать не будет – чтобы не напоминало. Но заходит в кофейню и сердце оттаивает. Стоит. За стойкой. Один. Тренера нигде нет. Подходит, улыбаясь – вот сейчас, да, тот самый момент. Не-Тренер поворачивается к нему, улыбается всё той же улыбкой девственницы, в которой побывала вся школа, и спрашивает невинным голосом: – Вам кофе здесь или со мной? – Ну, ээээ… мне… - Флетчер теряется – в голубых глазах, улыбке, вопросе – никогда такого не бывало, чтобы он не нашелся с ответом, сам в шоке от себя пребывает. А потом берет себя в руки, улыбается в ответ: – Да. Я Флетчер. Без имени. Просто Флетчер. – Я знаю, Флетчер. Давно тебя просталкерил. Я заканчиваю через полчаса, придется подождать, – бросает его бариста, ловко очищая холдер и теперь уже не скрывая ответной улыбки. – Хотя я думал, что буду чертову вечность ждать, пока Тренер не свалит. Он как нянька со мной, сука заботливая. А пока держи свой хуй-пучино. И, кстати, меня Рэй зовут. Рэймонд. – Рэймондо, – пробует имя на губах – звучит прекрасно, выглядит так же. И всё-таки это вовсе не странно, что его нашел – просталкерил – незнакомый человек. Вот бы узнать теперь, что еще он смог разнюхать и как оказался в этом деле успешнее самого Флетчера. – Что ж ты раньше молчал, Рэймондо? – Чтобы было интереснее.