Лязг цепей.

      Твою голову поднимают вверх, пальцами цепко держа за острые скулы, заглядывают внимательно в глаза, знают что ты не видишь. Пластырь, что когда-то был бережно приклеен к щеке, сейчас отклеился, небрежно наполовину свисая куском грязи и открывая вид на прожженую щеку, рана на которой успела немного затянуться. Белые волосы разметались по плечам грязными сосульками. Ты ведь помнишь тот подвал, да, Юнги? Сырой и холодный подвал, в темноте которого единственным твоим другом стала крыса. Раны загноились, некоторые даже не успели затянуться после множества ударов.       Ты сжимаешь острые как бритва зубы, нет, Юнги, ты еще не сломлен. Собираешь последние силы и рывком дергаешься в сторону, но слышишь лишь тихий смех. Твой мучитель, одетый в отличие от твоего грязного серого рванья, более прилично: в черных брюках и того же цвета просторной рубахе с расстегнутыми пуговицами рукавов. Присел перед тобой и смотрел на тебя прожигающим взглядом.       Ты разрываешься в надрывном рыдании и просишь, умоляешь бесконечным шепотом чтобы тебя больше не трогали. Зрачки глаз блеклые, серые, почти белые, мечутся по комнате в поиске хотя бы какого-нибудь спасения.

Теперь сломлен.

      Джун лишь ухмыляется такой жалкой твоей попытке и присев перед тобой, поднимает бережно на руки и прижимает к своей груди, напевает что-то. Больной ублюдок. Он садит тебя на свою кровать и берет аптечку. Так хочется сейчас уснуть, не так ли? Кровать мягкая, не то что мокрый пол, на котором ты спал в подвале.       Намджун обрабатывает тебе разбитые в кровь губы, руки, ноги в кровавых рубцах от плети, которая еще недавно яростно хлестала тебя по бокам, а сейчас мирно лежит где-нибудь в одном из шкафчиков в этом кабинете.       Джуна довольно сильно обеспокоило на этот раз твое состояние, до которого он тебя сам же довел и сейчас сидел перед тобой на полу и после обработки ран, встал перед тобой на колени и уложил свою голову на твои, беря твои тощие руки в свои, шепчет, обещает больше не бить, заглядывает преданно в глаза. — Я люблю тебя, слышишь?       Ты медленно киваешь и опускаешь на него взгляд, видя перед собой мутное пятно и одной руки зарываешься в мягкие волосы и гладишь. Любишь, терпишь, молчишь и лишь улыбаешься нежно.       Намджун находит тебе лучшего врача, возвращает тебе зрение с помощью операции и снова забирает из больницы к себе. Ты сильно удивляешься, когда побои прекращаются, ходишь на цыпочках, боясь что-то задеть, сделать не так, но Джун спокоен, приносит тебе твой любимый сок и обнимает, не отпуская часами.       Кажется, твоя истерика тогда сильно надавила ему и без того на больную психику. Что-то щелкнуло. Джун изменялся долго, все еще дергаясь, когда ты делаешь что-то не так, но не смеет руку поднять, сжимает их и берется за какое-нибудь дело. Ты выдыхаешь спокойно, медленно подходишь со спины и обнимаешь, щекой со шрамом прижимаешься к широкой спине и мягко улыбаешься, слыша тихое ворчание. Все хорошо.       Лязг цепей, ты приходишь в себя, дверь подвала открывается и включается свет. Джун в черных брюках и черной рубахе снимает цепи, поднимает на руки и несет наверх, прижав к своей груди.