Небо в цвету

♫ Sa Dingding - Unsullied (женский вокал) ♫ Mao Buyi - Unsullied (мужской вокал)

От Сычжуя пахло какими-то цветами. Вэй Ин не понимал, какими, потому что, по правде говоря, все в Облачных Глубинах последнюю неделю пахло цветами — расцвели даже деревья у подножия гор, которые большую часть дня находились в тени. Учитывая, сколько у Сычжуя все это время было дел, по которым он без конца мотался туда-сюда, неудивительно, что он этими запахами пропитался от волос до белоснежных одеяний. — Учитель Вэй… — Сычжуй хотел было что-то сказать, но запнулся и вздохнул с еле заметной улыбкой, когда перестал нарезать круги по комнате и посмотрел на Вэй Ина. — У вас пояс перекрутился. Позвольте помогу. Вэй Ин отбросил за плечо мешающую прядь, но она опять сползла по гладкой красной ткани обратно. Очень захотелось собрать волосы и перевязать, по своему обыкновению, лентой, да и дело с концом. За годы, проведенные на Погребальных Холмах, и после перерождения он как-то забыл о том, что можно делать по-другому. Из-за шелковых одежд волосы лежать нормально не хотели и только раздражали. Он очнулся от этих мыслей, только когда чужие пальцы мягко потянули за пояс. Сычжуй с сосредоточенным лицом что-то поправлял: развязывал и скреплял заново, хмуря брови. Такой его вид заставил Вэй Ина улыбнуться. Сычжуй только недавно вернулся из Цишаня — три дня назад, если говорить точнее. Вэй Ин не думал, что он может стать еще взрослее, чем был, но этому ребенку суждено было его удивлять. — Не будь как Ханьгуан-цзюнь, — легонько щелкнув его пальцем по носу, произнес он. Сычжуй смешно зажмурился, не прекращая при этом свои манипуляции с поясом. — Разве это плохо? — Эй, на чьей ты стороне? — притворно возмутился Вэй Ин. — Вот, так другое дело, — заметив его улыбку, добавил он. — Вы про мое лицо или про свой пояс, учитель Вэй? — Сычжуй закончил и поднял взгляд. — С поясом как раз все было нормально. — А вот и нет. Учитель Лань заставил бы меня переписать правила тысячу раз, если бы заметил в подобном виде. Вэй Ин передернул плечами, вспомнив вчерашний разговор с Лань Цижэнем. Тот вроде лишь пожелал ему доброй ночи, встретившись с ним на дорожке к гостевым покоям, но у Вэй Ина было стойкое ощущение, что дядя Лань Чжаня не выдержит и укусит его за ногу. Наверное, предчувствовал, что в день брачной церемонии избранник племянника непременно криво повяжет пояс. Ночевать в гостевых покоях было странно и неуютно — честно признаться, Вэй Ин глаз не сомкнул. Он уже очень давно разучился засыпать без Лань Чжаня рядом, так что почти всю ночь провел, слушая рассказы Вэнь Нина об их с Сычжуем путешествии в Цишань. Хорошо, что тому просто не нужен сон. Этим нельзя было не воспользоваться, иначе Вэй Ин умер бы со скуки. Сычжуй прикусил нижнюю губу, но потом, будто опомнившись, опять принял серьезный вид. Вэй Ин эту его привычку прекрасно знал. — Ты что, нервничаешь? — Не знаю, — смущенно пожал плечами Сычжуй. — Уж точно не больше, чем вы. — Я? — искренне удивился Вэй Ин. — Я спокоен! — Да. Цзэу-цзюнь угадал, что вы так скажете. Вэй Ин нахмурился, не позволяя губам растянуться в улыбке. — А как же правило Гусу Лань не говорить о ком-то за спиной? Сычжуй тут же покраснел неровными пятнами и суетливо поправил уже и без того идеально скрепленный на его талии пояс. — Простите, учитель Вэй. Я не… Вэй Ин потрепал его по волосам. — Ну хватит уже. Все? Я готов? Что скажешь? Сычжуй, не поднимая взгляда, кивнул. Вэй Ину захотелось его обнять, как в детстве, но он сдержался — не хватало еще, чтобы их с Лань Чжанем воспитанник на этой брачной церемонии был красным, как их одежды. Он повернул голову к окну. В воздухе кружились белые цветочные лепестки. Гусу весной утопал в них, как воды близ Юньмэна к пятому месяцу — в лотосах. Цзинь Лин прибыл еще два дня назад. Сказал, что в Пристани Лотоса все спокойно. Еще бы было иначе — под строгим взглядом Цзян Чэна. Который до сих пор не явился. — Лента, — вдруг выдохнул рядом Сычжуй таким тоном, словно увидел полчища лютых мертвецов. — Что? — Налобная лента, — повторил Сычжуй, растерянно обводя взглядом комнату. — Чуть не забыли. Учитель Вэй, где она? Вэй Ин схватился было за запястье, на котором последний год носил налобную ленту Лань Чжаня, но коснулся лишь собственной кожи. Это было так непривычно. Ленту пришлось вернуть, так как после брачной церемонии они должны были обменяться ими уже официально. И Вэй Ину тоже полагалась такая же в знак вступления в клан. Сычжуй заметил ленту, которая была аккуратно свернута и так и лежала на покрывале на кровати. Вэй Ин к ней не притрагивался — ее принесли вместе с белыми одеяниями в расшитом нежно-голубыми облаками мешочке, из которого он ее вынул, но не более. — Да, я забыл, — неуверенно протянул он. — Сейчас… Сычжуй открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но тут же захлопнул его и опустил голову, неловко прочистив горло. Вэй Ин легонько похлопал его по плечу и подошел к кровати. — Кто повязывал тебе твою? — спросил он, взяв ленту за самый кончик. — Ханьгуан-цзюнь, — тихо отозвался Сычжуй. — Да, я мог не спрашивать. Когда Сычжуй ушел, Вэй Ин сел у стола, вытянув перед собой руки с налобной лентой Гусу Лань в пальцах. У него была отвратительная память, к тому же он не отличался вежливостью и чувством такта в юности. Взгляд Лань Чжаня на состязании лучников, когда он сорвал с его головы эту вещь, он запомнит не на одну долгую жизнь совершенствующегося. Но было кое-что, о чем Вэй Ин почему-то не забывал даже тогда. Первый раз налобную ленту должны повязывать родители. Больше никому не дозволялось прикасаться к ней. Если нет родителей — ближайшие кровные родственники. Уже потом дотрагиваться до нее могут партнер на пути совершенствования и дети. Получается, кроме Лань Чжаня… Вэй Ин помотал головой. Это уже не новость, что у него нет родной семьи. Вот и теперь не имело смысла расстраиваться из-за этого. Его родителей нет в живых уже так давно… Да и он сам уже успел умереть и переродиться. Из-за чего ему еще переживать в этой жизни? Он помял ленту в пальцах. Совсем скоро они с Лань Чжанем омоют друг другу руки и завершат три поклона, чтобы вступить в нерушимые узы партнерства. И после он отдаст ему эту ленту, которая здесь заменяла слова «я хочу быть с тобой эту жизнь и после — в цикле перерождений». И это было его истинным желанием. С лентой или без. Согласно традициям, здравому смыслу и зову его сердца. Такая мелочь не способна искупить всю ту боль, что Лань Чжань пережил из-за него, но это хотя бы послужит началом. Развернув ленту, Вэй Ин подцепил волосы с одной стороны, чтобы пропустить ее под ними, но так и замер, подняв руки к вискам. Если бы он мог, кого бы он попросил сделать это за него? Кто должен был бы присутствовать в этой комнате в этот день, чтобы повязать эту ленту вокруг его головы? «А-Сянь, как жаль, что тебя не будет на моей свадьбе». «Шицзе красивее всех, ни один мужчина не заслуживает ее». В далеком детстве Цзян Яньли любила мечтать о том, как выйдет замуж и как будет присутствовать на брачных церемониях обоих своих братьев. Но этому не суждено было произойти. Вэй Ина не было рядом, когда она вступила в союз с Цзинь Цзысюанем. И ее нет рядом теперь, когда Вэй Ин криво скрепляет пояс на свадебных одеждах и не может повязать простую ленту, потому что у него вдруг онемели руки. Он не понял, в какой момент закрыл глаза, представляя, как Цзян Яньли, заменившая ему мать, ставшая ему и старшей сестрой, и наставницей, и другом, мягко улыбается, аккуратно прочесывая гребнем его волосы и разделяя их на густые пряди, чтобы обернуть вокруг его головы этот символ, который вдруг стал значить слишком много. Вэй Ин усмехнулся, чтобы даже от самого себя скрыть горечь, которая появилась в душе от таких мыслей. Если не родители, то это должна была бы быть Цзян Яньли. Но что толку думать об этом теперь? Ему захотелось увидеть Лань Чжаня. Поскорее увидеть его, взять его руки в свои, услышать его голос. Почему супруг не может повязать эту злосчастную ленту? Или стоило попросить об этом Сычжуя? Но тот так смущался, что румянцем мог составить конкуренцию яблоневому цвету. Вздохнув, Вэй Ин снова поднял руки с зажатой в пальцах налобной лентой, чтобы завершить сборы к церемонии. Она должна была начаться уже совсем скоро. Дверь распахнулась так неожиданно, что он подпрыгнул, едва не выронив клановый символ Гусу Лань. Обернувшись, он увидел застывшего на пороге Цзян Чэна, который выглядел так, будто бежал сюда от самого Юньмэна, а потом еще в гору к Облачным Глубинам. У Вэй Ина до сих пор дыхалки не хватало, чтобы подняться от подножия до вершины без остановок. — Цзян Чэн? Тот выдохнул. Вэй Ину показалось, что на его строгом лице мелькнуло что-то, похожее на облегчение. — А ты кого ожидал увидеть? — спросил Цзян Чэн, принимая свой обычный грозный вид. Вэй Ин усмехнулся. — Даже если бы сюда вошел Лань Цижэнь с ласковой улыбкой и попросил называть его дядей, я был бы удивлен меньше. — Мечтай, — фыркнул Цзян Чэн, складывая руки на груди. Его взгляд то и дело падал на белую ленту в пальцах Вэй Ина. — Я рад, что ты пришел. Глубоко вдохнув, чтобы до конца восстановить дыхание, Цзян Чэн подошел ближе, не размыкая крепко скрещенных рук. — Тебе не идет красный, — произнес он. — Белый мне не идет еще больше, — со смехом ответил Вэй Ин. Время никогда и ничего не лечит. Оно просто заставляет боль сменяться на воспоминания о боли, а злость и обиды — на принятие. Это и произошло в их отношениях с Цзян Чэном. Последние полгода им удавалось сохранять нейтралитет, который подействовал даже на Лань Чжаня — тот перестал напрягаться всем телом, готовый в любой момент закрыть Вэй Ина собой, едва завидев главу Юньмэн Цзян. Вэй Ин уловил от Цзян Чэна запах цветов лотоса. Неужели привез с собой? Или уже виделся с Цзинь Лином, который эти лотосы пытался вырастить в прудах в Облачных Глубинах, потому что Сычжую и Цзинъи нравилось вино из них? То есть чай, разумеется, Лань Цижэнь не должен даже в мыслях у кого-то это прочитать. — Ты готов? — спросил Цзян Чэн, бросив на Вэй Ина взгляд. — Да. Вот только осталось, — с этими словами Вэй Ин потряс кончиком налобной ленты. Цзян Чэн молча протянул руку. Его пальцы замерли, едва не коснувшись ткани. Вэй Ин вздрогнул и поднял на него глаза. — Ты… — А ты имеешь что-то против? — вдруг рявкнул Цзян Чэн. — Могу позвать Цзинь Лина, если тебе что-то не нравится! Или у тебя есть другие родственники на примете? Вэй Ин нашел в себе силы только растерянно помотать головой. Цзян Чэн сверкнул глазами и выдернул из его руки белую ленту. С тем, с каким грозным выражением лица он это сделал, совсем не вязалось то, как аккуратно он разгладил отрез ткани после. Холодные и шершавые пальцы скользнули в волосы, царапнув висок. Лента легла на лоб, а потом сползла на глаза. Цзян Чэн тихо выругался, больно дернув за прядь на его затылке. Вэй Ин рассмеялся. — Тебе смешно? — холодно спросил Цзян Чэн, хотя голос его подрагивал, как струна на морозе. — Нет-нет, — покачал головой Вэй Ин, задерживая дыхание, чтобы не расхохотаться. — Сиди ты нормально! Вэй Ин наверняка лишился множества волос в этой битве с налобной лентой, потому что Цзян Чэн уж точно никому причесок не делал. Разве что Цзинь Лину хвост собирал, когда тот был совсем мелким, но куда им, ученикам Юньмэна, до навыков воспитанников клана Гусу Лань, которые делали это с малых лет? Возможно, стоило позвать Сычжуя, чтобы тот хотя бы процессом руководил. — Готово, — выдохнул Цзян Чэн, толкнув ладонью Вэй Ина в затылок. — Чтоб я еще раз за такое взялся!.. — Это вряд ли. Теперь ее нельзя трогать никому, кроме Лань Чжаня! — веско отозвался Вэй Ин, проверяя, ровно ли закреплена лента вокруг головы. Ощущение было несколько непривычным. И в груди жглось, будто он выпил вина. — Да знаю я! — раздраженно мотнул головой Цзян Чэн, переводя взгляд на окно, потому что больше здесь и правда некуда было смотреть. — Кстати, откуда? — задал Вэй Ин вопрос, который нужно было задать еще с самого начала. Все знали о сакральном значении налобной ленты, но только лишь основное. «Нельзя трогать никому, кроме партнера». В детали мало кто вдавался. — От А-Лина, откуда еще? — А он откуда? — нахмурился Вэй Ин. — От Лань Сычжуя. Еще тупые вопросы? А-Лин собирался сделать это для тебя сам, если этого не сделаю я. Цзян Чэн поморщился, вероятно, сказав то, что не планировал. Вэй Ин моргнул, потом тоже посмотрел на окно, за которым, казалось, цвело само небо. Он поднял руку и снова коснулся обнимавшей его голову ленты. Отдать ее Лань Чжаню захотелось еще больше. Потому что теперь за этой вещью действительно стоял смысл. И семья.