Глава 4. Хозяин юга
26 марта 2020 г. в 19:50
Леонардо Гарсия с юности прослыл «зверем» среди местной дворовой шпаны. Старшие прозвали его кратко Лео, но ассоциация со львом пришла к нему лишь долгие годы спустя — когда он обуздал фонтан эмоций и безмерную жестокость превратил в особую черту характера, важную для большого нелегального бизнеса.
Леонардо не скрывал ни от родителей, ни от сверстников, что никогда не будет порядочным гражданином. Его с малых лет не устраивало место в кругу «ботаников» и просто хороших детей, а те, кто считал себя отпетыми хулиганами, казались мальчику просто позёрами. Они не имели ничего общего с тем контингентом, который, если нужно, мог себе позволить гораздо больше, чем разрешено законом, и вот это самое «если нужно» плодило в голове Леонардо вполне чёткие представления о желаемом будущем.
Его юность пришлась на пик преступности в США — в семидесятые и восьмидесятые годы она захлестнула страну, и Леонардо оказался в гуще криминальных разборок. Он целенаправленно примкнул к самой многочисленной банде Далласа, раскрылся во всю силу, какую вынужденно скрывал, и очень быстро завоевал доверие не только товарищей, но и босса. Леонардо выполнял поручения лидера, защищал его, участвовал в перестрелках и жестоко расправлялся с предателями. Эта неизмеримая жажда крови за три года поставила его на одну планку с наиболее приближёнными к боссу людьми, и все подумали, что рано или поздно он захочет сместить кого-то из них. Или вовсе заявить право на статус главы группировки.
Однако Лео не стал бороться за более высокую должность. Он построил отношения с лидером как со старшим братом и наставником и пришёл к нему, чтобы попросить о выходе из банды. Духовная привязанность Леонардо выступала серьёзным противовесом его жестокости, но вместе с тем он чувствовал, что оставаться в тени вечно у него не получится.
— Ты же понимаешь, что это сделает нас врагами? — сказал босс.
— Понимаю, но я буду бороться за территорию с другими, а не с тобой. Ты дал мне достаточно опыта, и теперь я хотел бы идти своим путём.
Босс отпустил его, и, уходя, Лео крепко с ним обнялся в знак особенной симпатии.
— За мной должок, — сказал он, улыбнувшись, и обещал не потеряться в самостоятельной жизни.
Леонардо в течение года собирал по всему Далласу конченых ублюдков и создавал из них новую группировку, в корне отличную от других. Он сам их проверял, учил не махать оружием без нужды и быть преданными делу. Его методы захвата территорий удивляли особой изощрённостью: Лео больше не действовал одними кулаками и не оставлял следов бесконтрольной агрессии на улицах Далласа. Четыре года наблюдая за лидером, он учился выплёскивать эмоции в тренировочных залах, и пусть истерзанную боксёрскую грушу меняли каждый раз после его прихода, такая разрядка позволяла обдумывать стратегию ясным умом. Иными словами, Лео взял на заметку соображения босса и вместо бездумных перестрелок начал устраивать мирные переговоры на нейтральной земле. Он попробовал добиться соглашения между бандами, заключить союз и разделить территории для дальнейшего сотрудничества, но ничего из этого не вышло. Группировки Далласа предпочли сохранить удобную варварскую политику захвата и чётко дали понять, что ни о каком союзе не может быть и речи. Лео с этим не согласился и решил во что бы то ни стало превзойти весь этот, как он выразился, цыганский табор.
Он продолжил иногда встречаться с лидерами группировок, но полностью изменил подход и ненадолго вернулся к грубой силе, закончив на собраниях убеждать одним красноречием. Он месяцами наблюдал за боссами, грубо копируя их манеру вести дела; его люди внедрялись в банды соперников, вытягивали необходимую информацию и за столом переговоров становились весомым аргументом, когда дело доходило до угроз. Леонардо умело осаживал противников, предоставляя то откатную расписку для местного патруля, то отрезанные головы союзников. А когда за столом переговоров появлялись шпионы, боссы в отчаянии хватались за голову, и после этого Лео не составляло особого труда окончательно выбить почву у них из-под ног.
И всё это шло параллельно со вполне легальной деятельностью. К восемнадцати годам парень окончил школу, поступил в университет и начал осознанно вкладываться в отцовский бизнес. Мужчина владел маленьким хостелом и не страдал от недостатка клиентов, но все заработанные деньги уходили на аренду здания, а также на множество мелких расходов. Посетители хостела не всегда отличались хорошим воспитанием, потому постельное бельё, к примеру, приходилось полностью менять на новое едва ли не каждый день, это весомо сказывалось на бюджете, и прибыли почти не оставалось.
Отец не вдавался в подробности, откуда у сына деньги на вложения в бизнес. С одной стороны он помнил о стремлении парня уйти в криминал и всё ещё надеялся, что у Лео временное помешательство на фоне вечной нехватки денег. Не упускал мысли, что парень скоро образумится. А с другой стороны мужчину его связи с преступным миром несколько обнадёживали: «собиратели податей» уже пару раз приходили по его душу, а теперь в лице сына появилась надежда на спокойную жизнь — из-за влиятельных знакомых Лео бандиты уже не тронут ни его, ни семью.
Леонардо полностью пересмотрел политику ведения бизнеса и начал в первую очередь с расширения клиентской базы. Полученные в университете знания он совместил с той информацией, что вычерпал из тематической литературы и личного опыта. К двадцати четырём годам он превратился в успешного коммерсанта, принял бразды правления от отца и не только увеличил приток клиентуры, но и перевёл дело на новый уровень. Хостел переехал из старого помещения в новое, и в нём стало на порядок больше комнат и возможностей для гостей, как постоянных, так и новых.
В двадцать пять Леонардо женился на местной американке, Санди, дочери одного из старых знакомых. Тот был владельцем крупной строительной компании «Гранде», и этот брак одобрили, скорее, из расчёта на укрепление личных позиций. Молодой коммерсант открыто заявил свои права на место в гостиничном бизнесе, и родство с такой важной фигурой в строительной сфере стало серьёзной опорой для дальнейшего развития.
Естественно, за всеми легальными делами Леонардо не забыл о старых друзьях и подопечных, которые помогли ему подняться. Он присвоил банде официальный статус клана — не семьи, как это принято у итальянцев. Молодой человек устроил их на работу, чтобы прикрыть нелегальный доход стабильным официальным заработком, наладил систему «откатов» для местных блюстителей порядка, начиная с патруля, заканчивая лицами высших судебных инстанций. Адвоката ему подобрал тесть, и Леонардо со спокойной совестью завершил давно начатое дело — вырвал из рук «цыган» (или «дворовых обезьян», как он изредка выражался) оставшиеся южные районы Далласа. Мэру пришлось прикусить язык, когда на официальной встрече молодой мужчина осадил его, вскользь упомянув о подтасовке результатов мэрских выборов. Сенатор же благоразумно промолчал, потому что информация из надёжных источников о прошлом Лео поступила к нему гораздо раньше отчёта о проведённой встрече.
Банда, с которой в жизни Леонардо всё началось, к этому моменту потеряла главенствующее положение. Он с горечью принял от бывших соратников известие о гибели босса и понял, что сейчас самое время рассчитаться по долгам. Так как банда значилась на его территории, он частично легализовал её деятельность, устроил на работу каждого члена группировки и оставил людей под своим контролем. Те преступные сообщества, что не удалось истребить в перестрелках, по приказу Леонардо либо вывели из игры в подстроенных несчастных случаях, либо в тёмных переулках загасили по одному. Таким образом к сорока годам мужчина основательно избавился от мелкой заразы, способной точить на него зуб.
Санди родила мужу сына, и тот назвал его Ясоном, решив воздать должное греческим корням по материнской линии. Мужчина мечтал о старости, проведённой под ласковым солнцем Арты, прогулках по тенистым улочкам и манящем аромате цитрусовых. Однако местная культура наложила на мальчика свой отпечаток, и тот, как научился разговаривать, стал упорно называть себя Джейсоном на американский манер. К тому же, глядя в свидетельство о рождении, люди всегда ошибались, читая латинское написание имени «Jason» как «Джейсон». Отец замучился их исправлять и, видя, что сыну такое звучание нравится больше, вскоре перестал. Такое сильное разочарование он испытал впервые, и в качестве некой отдушины для удручённого мужчины мальчик позволил называть себя по-старому в стенах родного дома.
Джейсон не питал особого интереса к отцовским занятиям. Он целыми днями пропадал в библиотеке или в компьютерном клубе. Гостиничный бизнес его не интересовал, он болел искусством и любил облекать увиденное в красочные словесные образы. Экономическая теория и методы управления компанией, которые отец старался пояснять буквально на пальцах, наводили на мальчика откровенную скуку, зато фантастику он читал запоем.
— Я стану писателем! — восклицал Джейсон, показывая родителям очередной исписанный листок. Даллас действительно стал бы отличной стартовой площадкой для талантливого деятеля искусств, но Леонардо не хотел сыну такой судьбы. Всё, что он годами строил — отношения, связи, — Джейсон-писатель обязательно пустит коту под хвост, а вот Джейсон-делец не только удержит компанию на плаву, но и укрепит позиции на мировом рынке. Именно эту деловую черту отец пытался разбудить в мальчике, но тот упорно не хотел воспринимать всерьёз ответственность, какую Лео желал на него возложить.
Джейсон усиленно работал над собой, совершенствовал слог, участвовал в конкурсах, как от школы, так и вне её, и мальчика, наконец, заметили критики. Его дела пошли в гору, он принял приглашение учиться мастерству писателя у видных представителей литературы и вскоре стал известным не только в Далласе, но и далеко за его пределами.
Отец не занимался продвижением сына, но не прошло и года, как Джейсон явился на порог дома с разбитым носом и сломанной рукой на перевязи.
— Почему ты в таком виде? — изумлённо спросил Леонардо, подбежав к юноше, но тот замотал головой и прошёл в гостиную.
— Лучше скажи, — бросил Джейсон, опустившись в кресло, и взволнованный мужчина присел напротив него, — с какой стати меня защищает мафия?
Судя по голосу, он накопил недовольства по самый край и теперь пристально смотрел на отца в ожидании пояснений.
— Я много интересного узнал о тебе и о том, как ты ведёшь дела, — продолжил юноша, осознав, что Леонардо не собирался отвечать. — Почему не рассказал об этом сразу?
— Потому что не видел смысла, — отозвался мужчина, не поднимая глаз. — У тебя одна писанина на уме, и я решил, что будет лучше, если ты сам до этого дойдёшь.
Джейсон промолчал. Под внимательным, пронзительным взглядом шестнадцатилетнего сына Леонардо почувствовал себя очень неловко, и прошло несколько томительных минут, прежде чем он снова заговорил.
— Я был жестоким ребёнком, Ясон, — начал мужчина и поведал Джейсону всю историю восхождения от обычной дворовой шпаны до владельца серьёзного гостиничного бизнеса. О том, как безрассудно кидался в драку, как закрывал босса собственным телом под перекрёстным огнём, как вёл переговоры, держа за волосы оторванную голову. О том, как поменялись его взгляды с возрастом, о знакомстве с супругой и партнёрском соглашении компаний — его сети гостиниц и строительной громады её отца. А также о рождении сына и надеждах, которые тот не оправдал.
— Мне скоро предстоит уйти на покой, — сказал Леонардо с едва заметной мольбой в голосе, — но поставить на моё место некого. Я бы, может, и заделал другого сына, но, боюсь, для моей Санди это станет серьёзным ударом по здоровью.
— У тебя есть управляющий, — возразил Джейсон. — Передай дела ему. Разве он плохо справляется?
— Наоборот, лучше, чем кто-либо другой, но я не хотел бы передавать управление семейным бизнесом чужому человеку. Ты — моя единственная опора, Ясон, я вижу в тебе сильного управленца и не понимаю, почему ты так упорно отрицаешь это.
— Может, потому, что мне просто не интересно? — развёл руками юноша. — Я хорошо умею писать, мои книги скоро выпустят полноценным тиражом, и для меня экономическая теория всё равно что руководство к космическому кораблю на китайском языке. Я ничего не понимаю.
— Ты даже не пытаешься, — раздражённо бросил отец и поднялся на ноги. — Хочешь, открою одну маленькую тайну? Писательство — тоже бизнес. Он также строится на принципе купли-продажи, и ты глазом моргнуть не успеешь, как твоё авторское право перекупит какой-нибудь никудышный писака, способный сорить деньгами. И чем больше он сумеет заплатить, тем меньше у тебя шансов на борьбу. Ты обязан быть умнее других, чтобы не оказаться мордой в грязи, и я надеюсь, что рано или поздно тебе удастся это понять.
Леонардо покинул гостиную, оставив сына наедине с самим собой. Больше они к этому разговору не возвращались, но Джейсон ещё долго ходил как в воду опущенный. Отцовские слова впечатлили его, и пусть он, как и прежде, противился причастности к семейному делу, восприятие мира неизбежно стало другим.
В силу юного возраста Джейсон не старался полностью охватить происходящее вокруг себя. Он продолжал заниматься любимым делом, принимать заказы и идеи для новых романов, но чем больше появлялся на авторских встречах и конференциях, чем больше заводил знакомств и наблюдал за работой связанных с ним людей, от личного менеджера до глав издательств, тем сильнее разрасталось недоверие в его сердце.
«Писательство — тоже бизнес», — не выпускал он из головы и только к двадцати годам окончательно понял весь глубинный смысл этой фразы. По первому принципу всё покупалось и продавалось, львиную долю авторского заработка делили между собой издательства и менеджеры, а писателю доставалась в итоге лишь пятая часть дохода. Джейсон остро ощущал нехватку личного опыта и знаний отца; его надували на каждом шагу, делая марионеткой в руках крупных издателей. В этом плане парень сумел усвоить и второй принцип ведения бизнеса — либо ты, либо тебя. Без должного представления о системе взаимодействия между прослойками власти, даже если это всего лишь цепочка людей от издателя к личному менеджеру, его могли раздавить как муху и заменить другим автором, таким же глупцом, из которого можно выжать максимум прибыли. Отсюда Джейсон вывел и третий принцип — незаменимых людей не бывает.
Немалую роль сыграла и возросшая популярность детективных романов, отчего Джейсону срочно пришлось менять направленность работ в угоду потенциальному читателю. Такая перемена совпала с некоторыми трудностями, возникшими между парнем и одним из издателей, однако в тот момент о себе напомнили старые знакомые отца. Теневые коммерсанты лишь однажды ввязались в дела Джейсона, в день, когда состоялся тот переломный разговор с Леонардо, и теперь показались снова. Их пути никаким образом не пересекались, эти люди не стремились подружиться с молодым автором и держались особняком, словно наблюдали. Для Джейсона их вмешательство стало ценным уроком, из которого он выделил четвёртый принцип — ты без связей не более чем мелкая вошь.
Первый же детектив он решил обязательно сделать сенсацией в книжной индустрии, но для этого следовало очень постараться. Парень целенаправленно обратился за помощью к теневым магнатам, договорился заплатить услугой за услугу и выведал информацию о тёмных делах менеджеров и издателя, с которыми Джейсон непосредственно работал. Полученные данные он слегка изменил, оставив намёк на их достоверность для тех, кого хотел уязвить, разобрался в особенностях детективного сюжета и за полгода написал роман, который прежде редакторов отдал на оценку отцовским знакомым. Сказать, что они удивились, значит, ничего сказать. Рукопись вернули Джейсону с предупреждением — после издания немедленно вернуться к отцу, и парень с улыбкой пожал плечами.
Роман оказался не просто фантастической сенсацией. Вся цепочка людей, кому Джейсон адресовал коварный смысл между строк, не только ясно увидела себя в героях нового детектива, но и получила неприкрытую угрозу. Таким рискованным шагом Джейсон убил сразу двух зайцев — набрался нужного опыта для принятия отцовского дела и заодно показал изнанке литературного мира своё истинное лицо. Издателя это настолько шокировало, что он не рискнул разорвать контракт, однако Джейсон сам пожелал завершить на этом писательскую карьеру.
Он полностью вышел из сферы искусства и поступил на учёбу в Стэнфорд. Очень многие бизнесмены привели сюда своих наследников, и парень, параллельно обучаясь у родителя искусству построения деловых отношений, заводил дружбу с теми, кто мог бы стать потенциальными партнёрами в будущем.
— Ты же говорил, что тебе не интересно, — лукаво улыбнулся Леонардо, когда сын попросил передать ему управление сетью гостиниц.
— Говорил, — согласился Джейсон, — но и ты как-то сказал, что писательство — тоже бизнес, и что однажды я это пойму.
Леонардо не мог нарадоваться возвращению сына домой, но тот не разделял его счастья. Уже два года вместо отца во главе сети стоял бывший управляющий Генри. Джейсон пристально следил за ним на протяжении трёх месяцев; он вычислил, что Генри часть доходов и расходов не указывал в документах и в целом творил в бухгалтерии всё, что хотел. Сын об этом доложил отцу и попросил в одностороннем порядке подписать документ о передаче права управления. Конечно, не без участия семейного адвоката.
Как только встреча с ним состоялась, на следующее утро парень спокойно пришёл в отцовский кабинет, который теперь занимал Генри, выложил перед ним бумаги и в каждую из них едва ли не впечатал носом. Этим же вечером он вышвырнул бывшего управляющего за порог с вещами и без выходного пособия. Ходили слухи, будто Генри обратился к многочисленным друзьям и влиятельным знакомым, но те не стали связываться с Джейсоном и отказали в помощи.
Новый хозяин юга потратил достаточно времени, чтобы привести в порядок отчётность компании, провести аудит и восстановить баланс между реальным доходом и всеми расходными статьями. Без штрафа не обошлось, но семейный адвокат ухитрился количество нулей сократить до минимума.
В свои двадцать семь Джейсон Гарсия не думал о серьёзных отношениях и частенько пользовался услугами девочек из борделя Марго. Он познакомился с ней сразу после окончания Стэнфорда, когда праздновал двадцать пятый день рождения, и та велела не светиться у неё в гостях лишний раз, а присылать доверенных. Мужчина так и поступал, наивно думая, что «товар» ему подбирала сама владелица, но стоило ему впервые за последний год явиться собственной персоной, как реальность удивила. И, скорее, неприятно, чем наоборот.