Сны

Рику снились высокие колонны древних храмов, искусно вытесанные каменные фигуры с выжженными временем красками. Мелькали очертания пирамид вдалеке, будто тающие под неумолимым ярким солнцем. Песок, горячий и жесткий, проникающий повсюду. И заклятый враг, неизменно стоящий у ног громадной статуи, уходящей так далеко ввысь, что не видно и головы. Загорелая кожа жреца больше не превращалась в ошмётки давно истлевших плоти и бинтов, тёмные глаза сияли в изменчивом свете факелов. На скрещенных на обнажённой груди руках тускло поблёскивали наручи, расписанные забытыми символами. Под его взглядом ноги будто уходили по колено в зыбучий песок, не давая сделать ни шага. Ветер – нестерпимо горячий – обжигал лицо, трепал волосы и одежду, заставляя прикрыть слезящиеся глаза. Вдруг все звуки затихают, тонут в вязкой, пышущей жаром тьме. Но стоит открыть глаза – жрец оказывается рядом; неслышно ступает по чернеющему песку, вокруг Рика, чертя невидимые узоры на его коже. О’Коннелл даже не успевает понять, порыв ветра ли сорвал с него рубашку или же это дело рук жреца. Но отголоски этих мыслей гаснут так же быстро, как пламя факелов, которые ныне лишь тлеют, не рассеивая мрак. Слышится лишь собственное тяжёлое дыхание. Раскалённый песок обволакивает тело, как руки Имхотепа, крепко овившиеся вокруг талии. Ветер жалит, как касание сухих губ. Рику снились запутанные коридоры, мелькающие на стенах выцветшие образы богов. Гробницы и усыпальницы, не потерявшие с течением времени ни толики своего величия. И заклятый враг - каждую ночь.