Сейрен уже давно перестала понимать, как долго она бежит и куда, но одно ей предельно ясно — она не должна останавливаться.
Единственное, чего она хочет — скрыться от всех высыпавших на улицы города людей, что смотрят на неё с недоумением, удивлением, а кто и с сочувствием, но она сама может видеть лишь их искажённые болью и горем лица из недалёкого прошлого.
Сейрен не вспомнит каждого человека, которого пыталась сломать, но она помнит, как голоса творимых ею чудовищ заставляли склоняться целые толпы, и поэтому толпа, сквозь которую она продирается сейчас, внушает ей такой ужас, какого она не испытывала за всю свою относительно короткую жизнь.
Холодные частые капли дождя нещадно хлещут её по лицу, стремительно намокающие волосы и одежда пристают к коже, а силы тают с пугающей быстротой, но Сейрен продолжает бежать, потому что если остановится — сдвинуться дальше не сможет ни на шаг, придавленная страхом и только растущим с каждой секундой чувством вины.
Она пыталась спрятаться и переждать непогоду, честно, но чтобы сорваться с места в мгновение ока и без колебаний нырнуть в стоящий стеной за пределами её укрытия ливень, ей хватило одного недоуменного взгляда мальчика, который нашёл её абсолютно случайно — и которого тоже
она чуть не погубила.
Но как бы то ни было, усталость своё берет, и Сейрен успевает завернуть в первый попавшийся на глаза узкий просвет между двумя домами до того, как онемевшие ноги отказываются её поддерживать, обессиленно прижимается спиной к каменной стене в тот момент, когда подгибаются колени, и закрывает глаза.
Всё, что она сейчас слышит — шум дождя и бешеное биение собственного сердца, смешивающиеся в нечто абсолютно невнятное — настолько же невнятное, как и её мысли. Ясно лишь то, что идти — как и возвращаться — некуда, и она даже не хочет думать о том, как из этой ситуации выпутаться.
Она считает, что заслужила подобный исход.
Когда дыхание и сердцебиение немного выравниваются, а тело вновь начинает слушаться, она поднимает дрожащую руку и подносит к шее, чтобы дотронуться до кулона и попытаться успокоиться, но пальцы касаются лишь собственной влажной кожи и пульсирующей под ней между ключицами вены, и Сейрен получает очередное заслуженное напоминание — отныне она застряла в этом теле до конца своих дней, и ни под чьим лицом она больше никогда не сможет скрыться.
Осознавая собственную беспомощность, Сейрен пытается решить, что же её пугает больше — попасться дуэту ПриКюа, либо же Трио де Минор, ибо встретиться что с теми, что с другими она одинаково до смерти боится, но ответ возникает сам собой, когда на лицо ей падает тень, а сквозь шум ливня пробивается негромкий удивлённый вздох.
Распахнув глаза, Сейрен отшатывается от стены, найдя силы стоять на ногах, и инстинктивно затравленно пятится, хоть и помнит, что позади тупик, а стоящий под зонтом Оджи ещё даже развернуться к ней лицом до конца не успевает.
— Ты чего под дождём стоишь? — спрашивает он с таким искренним участием, что у Сейрен внутри всё скручивается и желчь подступает к горлу.
«Почему, ну почему это должен был быть именно ты?»
Теперь, когда разум её свободен от затуманивающего рассудок и память шума, она всё ещё помнит, как обманула его, а в ответ на бескорыстную помощь заставила ещё и от кошмаров помучиться, и теперь, когда он снова говорит с ней так, будто она ни в чём не виновата, побледневшее лицо Сейрен заливается краской, а на глазах выступают слёзы.
«Выглядишь ещё хуже, чем в прошлый раз», думает Оджи, глядя на мелко дрожащую девушку.
Он делает два шага вперёд — медленных и осторожных, потому что Сейрен всё ещё готова в любой момент сорваться и убежать прочь, вновь от него скрывшись, поэтому когда девушка напрягается ещё сильнее, он останавливается и протягивает ей свой зонт.
— Возьми, а то ещё сильнее вымокнешь.
Сейрен не моргает даже, пока вода не попадает в глаза, и она не зажмуривается, сердито замотав головой.
Она хочет убежать — потому что смотреть ему в глаза
невыносимо.
Но она не двигается — потому что снова остаться одной ещё хуже.
— Возьми, — повторяет Оджи всё так же негромко и мягко, но уже настойчивее. — Простудишься ведь.
Сейрен убирает прилипшую ко лбу прядь волос, нерешительно глядя на него исподлобья, и пусть она продолжает стоять неподвижно — расслабляется немного и опускает отведённую назад руку.
Взгляд Оджи, тем не менее, и без того непривычно твёрдый и решительный, ничуть не смягчается.
— Я уйду, если ты хочешь, — говорит он спокойно, без тени улыбки, — и если ты возьмёшь зонт.
Сейрен молчит, потому что не знает, что сказать, а голос глубоко в горле засел ещё раньше — тогда, когда она пустилась в свой бессмысленный забег по городу — и неуверенно идёт ему навстречу.
Она всё ещё не хочет, чтобы он уходил, но и перспектива промокнуть до костей вовсе не кажется светлой.
Смущение чуть было снова не сковывает её, когда он, просияв, тоже подаётся навстречу, но она пересиливает себя — не желает пренебрегать доверием, которого, по собственному мнению, и не заслуживает.
Сейрен протягивает руку и даже успевает мимолётно коснуться его пальцев кончиками своих, прежде чем испуганно отдёрнуться, услышав далёкий раскат грома. Оджи, однако, терпеливо ждёт — и с готовностью передаёт ей зонт, когда она тянется за ним вновь. Их руки почти не соприкасаются — он об этом позаботился, и Сейрен, ещё не готовая к близким контактам, ему за это искренне благодарна.
Серое небо становится тёмно-синим, и Сейрен чувствует, как грусть — пусть и не чувство вины — чуть отступает.
Под большим пальцем странная выпуклая кнопка — а кнопок на зонтах она раньше не видела в принципе — и ей даже хватает любопытства, чтобы на неё нажать — только для того, чтобы оказаться в западне мгновенно захлопнувшегося зонта.
Впрочем, по-настоящему испугаться она не успевает, поскольку почти мгновенно среагировавший Оджи приподнимает край зонта и заново его раскрывает, и пусть поначалу он обеспокоен, стоит ему посмотреть на примёрзшую к месту Сейрен с округлившимися от страха глазами, он не удерживается и разражается тихим смехом, безуспешно зажимая рот рукой.
Сейрен растерянно моргает — но понимает, что это вовсе не злорадная насмешка.
Пытаясь представить себя со стороны, она чувствует, что мышцы лица больше не такие натянутые, и, пользуясь моментом, благодарно улыбается, поудобнее перехватив зонт двумя руками.
Успокоившись, Оджи задерживает на ней взгляд — словно желая убедиться, что она точно не обиделась.
— Извини, пожалуйста, — и даже улыбается ободряюще и немного виновато. — Само как-то вырвалось.
Сейрен лишь непринуждённо качает головой, окончательно перестав дрожать, решившись расправить плечи и встать в полный рост.
Украдкой облегчённо выдохнув, Оджи заправляет за ухо начавшие пропитываться водой волосы и поворачивается боком, и Сейрен вновь протягивает к нему руку — впрочем, остановившись на полпути и нерешительно замерев.
— За меня не переживай, я недалеко живу, — он беспечно пожимает плечами и снова улыбается. — Вернёшь потом как-нибудь, не в последний раз же видимся.
Кивнув на прощание, он лёгким бегом устремляется прочь по дороге, и Сейрен, будто ведомая, выходит из переулка и проходит чуть вперёд, неотрывно глядя ему вслед, и пусть холодная и мокрая одежда плотно облепляет тело, ей так же тепло и уютно, как под поздним майским солнцем, и в этот момент Сейрен в очередной раз вспоминает, чем этот непринуждённый и доверчивый парень смог её тронуть.
***
Вышагивая вдоль череды уютных двухэтажных домиков и забросив на плечо закрытый зонт, Эллен насвистывает под нос незамысловатую песенку, силясь отвлечься от затаившегося в груди волнения. Сейчас она лишь примерно помнит, где в последний раз встретилась с Оджи, и сейчас, пока она окончательно об этом не забыла, нужно попытаться его найти и вернуть невольно одолженный уже на полторы недели зонт.
Но вспоминать ей ничего не приходится, потому что из-за угла одного из домов выступает Оджи собственной персоной, лёгкой походкой направляясь на противоположную сторону улицы.
Сердце Эллен бьётся чаще, пока она судорожно думает, как же его подозвать — нет, обращаться по имени всё ещё выше её сил, поэтому она лишь вскрикивает слегка срывающимся голосом и машет рукой, но и этого достаточно, чтобы он обернулся и её заметил.
Пользуясь оставшимся временем, Эллен торопливо прочищает горло и перехватывает зонт обеими руками.
— П-привет, — начинает она почти уверенно и почти заставив себя не смотреть по сторонам, как только он подходит вплотную и кивает приветственно. — Ты мне свой зонт недавно одолжил, и я всё думала, как бы тебе его вернуть, но я же не знаю даже, где ты живёшь, и…
«Спросить у Канаде или Хибики я не решилась» — должна максимально честно закончить она, но умолкает на полуслове, нервно переминаясь с ноги на ногу, и Оджи предпочитает не испытывать её терпение.
— Спасибо, — забрав зонт, благодарит он её с излишней, как самой Эллен кажется, учтивостью, и сощуривается немного пытливо. — Ты уверена, что он тебе больше не нужен?
Безобидный вопрос немного выбивает Эллен из колеи, и она неловко потирает запястья.
— Да?
Стоило бы добавить «наверное», но звучит она и без этого с достаточным сомнением.
Оджи смотрит на неё ещё какое-то время вопросительно, но в итоге смиренно вздыхает.
— Хорошо. Я и не думал даже, что ты его отдашь, но всё равно спасибо.
— Что значит «не отдам»? С какой это стати? — возмущается Эллен, разом позабыв всё своё смущение, и Оджи тихо усмехается, явно этим довольный.
— Я бы всё равно не обиделся, — примирительно улыбается он и поправляет соскользнувшую с плеча лямку рюкзака. — Я бы ещё поболтал, конечно, но ты явно не в настроении. Да и мне идти пора.
Эллен лишь молча кивает поначалу, и Оджи идёт было дальше своей дорогой, но она окликает его — по имени — ещё до того, как он успевает достаточно отдалиться.
— Но мы же и ещё увидимся? — голос её взволнован, но в нём нет и следа смущения — лишь затаённая надежда.
— Конечно, — обернувшись, отвечает он со спокойной уверенностью. — Только если ты сама этого захочешь.
***
Размеренно помешивая свой кофе, Эллен задумчиво смотрит на затянутое тёмно-серыми тучами осеннее небо и вслушивается в приглушённый шум дождя за закрытыми окнами.
— Слушай, — спрашивает она вполголоса, от своего занятия не отрываясь, — а зачем ты мне тогда вообще этот зонт дал?
Оджи, подперевший щеку ладонью и всё это время внимательно за ней наблюдавший, приподнимает брови.
— А разве не понятно? — произносит он как само нечто собой разумеющееся. — Тебе он тогда был гораздо нужнее, чем мне.
Выудив ложку из чашки, Эллен к нему поворачивается и, поставив локти на стол, складывает перед собой ладони.
— А в каком смысле нужнее? — уголки её губ приподнимаются лукаво, и она с любопытством склоняет голову набок.
— В обоих, — невозмутимо, как и всегда, отвечает Оджи, слегка прищурившись. — Это в принципе меньшее, что я мог тогда сделать. По-хорошему тебя хотелось завернуть в одеялко и забрать домой, как бездомного котёнка, но ты этого, боюсь, не оценила бы.
— Ну, ты не попытался, вот и не узнал, — ещё хитрее улыбается Эллен и, расцепив руки, отпивает немного кофе. — Хотя, зная тебя, мне скорее этого ожидать и стоило.
— Вот как? — изгибает бровь Оджи с деланной досадой. — Что ж, я это запомню. В следующий раз так и сделаю.
— А ты так уверен, что он будет? — спрашивает Эллен уже серьёзнее и даже с затаённым страхом.
Оджи поворачивает голову и смотрит на улицу.
— Я
надеюсь, что не будет. Но если что и случится, я всегда готов.
Услышав тихий поражённый вздох, он и бровью не ведёт, и даже взгляда от окна не отрывает — но кладёт на стол свободную руку так близко к Эллен, как только может.
Эллен облокачивается на стол, тоже подперев подбородок ладонью — а второй рукой тянется к Оджи, и пальцы их переплетаются, стоит им соприкоснуться.
Умиротворённо закрыв глаза, Эллен вслушивается в глухой шум дождя, наслаждаясь разливающимся в груди теплом и уютным ощущением того, что пространство между пальцев Оджи было словно создано для её собственных.
