Тайна Пещеры Десяти Тысяч Богов

Причудливые тени, отбрасываемые светом серебряных бабочек, плясали на стенах пещеры, невольно рождая в голове Хуа Чэна мысли о том, что в этом бесконечном лабиринте тоннелей и ходов он не одинок. В густом полумраке тысячи статуй с трудом можно было отличить от живых людей, и только их полная неподвижность разрушала иллюзию. Однако для демона эти образы были намного приятнее любой компании. Каждую он вырезал своими руками, добиваясь максимального сходства с его божеством. Первые статуи были, откровенно говоря, ужасные, и Хуа Чэну даже в некотором роде было стыдно за них. Он злился на свою неумелость, но как бы мужчина ни был разочарован в себе, он не разрушил ни одной, потому что скорее уж он бы отсек эти неумелые, неловкие руки. Каким бы ни был результат, но пока резчик держал в голове образ Бога, он уже наделял камень аурой небожителя — расколоть такой: даже самый грубый и нелепый образ было подобно греху. Это не принесло бы ничего кроме несчастий, а Хуа Чэну и без того хватало невезения. Пора было предоставить счет судьбе и отвоевать всю ту удачу, которую он недополучил. Забрав назад то, что причитается, демон не оставил бы себе ничего. Все свое счастье он готов был положить на алтарь Его Высочества наследного принца Сяньлэ, а взамен на щедрое подношение Хуа Чэн хотел бы попросить у этого Бога все его горе и боль. Сань Лан забрал бы их себе, не раздумывая и секунды. Все ради того, чтобы эта мягкая и нежная улыбка не покидала столь красивого лица. Демон поднял руку и легко, словно лаская, погладил неподвижные веки, а затем тронул край глаза у изваяния. Хуа Чэн отдал бы свой прах, чтобы никогда больше не видеть, как из этих прекрасных глаз льются горькие слезы. Пальцы плавно спустились ниже и коснулись холодной каменной щеки. Сань Лану пришлось долго трудиться, чтобы попытаться передать ту идеальную гладкость, что была у живого небожителя. И все равно, как бы он ни старался, как бы он не улучшал свои навыки — ему и через тысячу лет не передать ту бархатистую, словно тонкая кожица персика, текстуру. Хуа Чэн дотронулся до этой кожи лишь однажды, и его рука всё ещё горела при воспоминаниях о том случае. Ощущать под своими пальцами горячую грудь божества было невероятно. Отравленный ядом цветочных оборотней Его Высочество был непередаваемо прекрасен. Его губы были томно приоткрыты, так и ожидая поцелуя, а темные бездонные глаза, влажные из-за сладкой муки, молили о том, чтобы к возбужденному и взмокшему от пота телу прикоснулись… Хуа Чэна всякий раз начинала бить дрожь, когда он вспоминал об этом. Его кровь кипела, буквально грозясь сварить мужчину заживо. Демон мог только мечтать о том, чтобы приблизиться к Его Высочеству и раскрыть свою любовь. Эти чувства так глубоко проросли сквозь все его тело, что давно стали ходить по краю любви и одержимости. — Мгх… С губ мужчины слетел низкий приглушенный стон. Он отразился от грубых каменных стен и вернулся к Хуа Чэну, заставив того несколько смутиться. Тут, под пристальным взглядом тысяч статуй, мужчина действительно ощутил лёгкий стыд. Все же демон действительно был отбросом, если позволял себе думать о чистом Его Высочестве в таком ключе. Он был давно мертв, но сейчас его щеки горели, а в голове, словно тени по стенам пещеры, танцевали смутные образы, наполненные поистине животной страстью. Хуа Чэн опустил руку ниже, позволяя пальцам скользнуть вниз по изящному изгибу шеи и проследить тонкую линию ключицы. Во рту пересохло — демон взволнованно облизал губы. Та статуя, над которой он работал в данный момент, отличалась от всех остальных. Сань Лан в этот раз позволил себе лишнее. Даже зная, что в пещере никого кроме него нет, демон все равно воровато обернулся и смутился ещё больше, словно ребенок, который вопреки разрешению родителей схватил конфету и собирался съесть ее,пока никто не видел. Для демона этой непозволительной сладостью было изваяние обнаженного Его Высочества наследного принца. Узнай Бог Войны, что его светлый и праведный образ кто-нибудь использовал таким образом, он наверняка бы не на шутку разозлился и зарубил бы наглеца своим мечом. Ладонь легла на красивую и изящную грудь статуи. Хуа Чэн мог только мечтать, чтобы ощутить под своей рукой гулкий, чуть ускоренный стук сердца. Сань Лан сделал шаг ближе к статуе и посмотрел на нее сверху вниз. Он уже давно перерос Его Высочество, отчего в груди все снедало от щемящей потребности защитить этого мужчину. Несмотря на статус Бога, удивительную силу и мощь, Его Высочество был таким ужасно хрупким внутри. Принц напоминал драгоценную хрупкую фарфоровую чашу. Если бережно к ней относиться, то из нее можно было пить вино годами — стоило только немного надавить, тогда тонкая сеть трещин тут же образовалась бы на ее гладкой поверхности. А то, что когда-то разбилось, уже не станет прежним, как бы сильно этого ни желать. Хуа Чэн уже видел эти «трещины» в душе Се Ляня, и он не хотел по возвращении обнаружить осколки. Шумно выдохнув демон склонил голову и коснулся лбом макушки статуи. Тонкая косичка с драгоценной алой бусиной на конце, словно маятник, закачалась между телом демона и изваянием. Хуа Чэн, словно пребывая в трансе, не мог отвести от нее взгляд. — Знаю, что сейчас я бесполезен, но, пожалуйста, подождите меня ещё немного… Скоро я смогу стать достаточно сильным, чтобы Вы больше никогда не страдали. Клянусь, я сделаю Вас счастливым. Просто подождите, хорошо? Сань Лан поднял глаза и встретился с мягким взглядом каменных глаз. Казалось, что Его Высочество принял слова демона, и оттого его лёгкая улыбка стала ещё мягче, нежнее, буквально растапливая каменное, мертвое сердце Хуа Чэна. Взмахом руки демон разогнал серебряных бабочек, и они, вспорхнув на мгновение к самому сводчатому потолку, вернулись в серебряные браслеты на запястьях. Пещера погрузилась в липкую, подобно дегтю, тьму, как того и хотел Сань Лан. То, что он собирался сделать ужасно, непростительно, а также явно не предназначалось для чужих глаз… но сдержаться демон уже не мог. Все же Хуа Чэн был действительно низкой тварью, раз он получал от своего столь грязного проступка много удовольствия. Дрожа и задыхаясь от волнения, демон наклонился и накрыл губы статуи своими. Даже от такого сомнительного поцелуя тело Сань Лана пронзило от острого удовольствия. Накрыв ладонью щеку изваяния мужчина стал с трепетом покрывать невесомыми, словно касание крыльев бабочки, поцелуями каменный лик и шею. На какой-то полный безумия и огня момент Хуа Чэн забыл, что перед ним лишь холодный камень и позволил себе мысль, что Его Высочество с жаром и желанием смотрит на него… такого жалкого и почти безумного из-за своей порочной, страстной натуры. — Ваше… Высочество… Глухой низкий гортанный стон снова сорвался с губ, и демон зажмурился, в этот момент действительно ненавидя себя. — Ваше Высочество… Се Лянь… Имя принца тихим выдохом вырвалось из самой глубины сердца Хуа Чэна, окончательно лишая этого несчастного разума. Сотрясаясь всем телом, демон обхватил рукой свою напряжённую до боли плоть прямо через одежду и сжал. Ноги стали словно ватными, и он прижался к статуе вплотную. Холодный камень делился своей прохладой с мужчиной, что отчаянно старался сдерживаться. Он снова и снова воевал с собой, заранее зная, что итог все равно предрешён. Ему не выиграть у его собственного похотливого тела. — Ха… Устав от борьбы, Сань Лан прижался губами к шее статуи и стал ласкать ее. Безумен… да, он был действительно безумен! Рука проникла под собственную одежду и до боли стиснула сочащийся смазкой член. Хрип, почти вскрик, вырвался из пересохшего горла, растворяясь в бесконечной темноте. Его дыхание буквально согрело камень, подпитывая ненормальную иллюзию, что перед Хуа Чэном живой человек. — Се Лянь… Мужчина стал грубо двигать рукой, наказывая себя за несдержанность и возбуждаясь ещё больше от этой боли. Не в силах стоять демон опустился на колени перед статуей. Темнота защищала его от реальности и сурового взгляда других изваяний — Хуа Чэну становилось хоть немного легче. Демон прижался пылающим лицом к каменному бедру. Пальцы нежно и медленно гладили тонкую лодыжку и икру статуи, когда в это время сам мужчина агрессивно ласкал себя. Он был так сильно возбужден, что капли смазки и семени уже прокатывались по его пальцам и падали на землю. Гнетущую тишину разбавлял только звук шумного и хриплого дыхания, которое со временем становилось все более рваным, громким и быстрым. Хуа Чэн резко выгнулся в спине и ахнул, широко распахивая помутневший от возбуждения глаз. Тело содрогалось от волн удовольствия, что накрывали демона с головой. Ему было так хорошо, что казалось ещё немного — Сань Лан просто сойдёт с ума. Каждый раз испытывая это запретное удовольствие, он не мог больше отказаться от него, погружаясь все глубже и глубже в эту вязкую грязь. Горячее семя, испачкав одежду демона, попало на колени божественной статуи. — Се Лянь… Нет… Ваше Высочество… простите этого недостойного… Я люблю Вас… Я так сильно люблю Вас… Хуа Чэн оправил одежду и согнул спину в низком поклоне. Он буквально раз за разом касался лбом земли, бормоча извинения, как сумасшедший. По его щеке катились полные раскаяния слезы. От отвращения к себе Сань Лану хотелось кричать, но он не позволял себе это, страшась оскорбить наследного принца ещё сильнее. Когда силы наконец оставили демона, он сел и выпустил на свободу бабочек. Серебристый вихрь тут же осветил пещеру, демонстрируя демону следы его непотребства. Он испачкал статую, оскверняя ее. С самого рождения Сань Лан мог только это… все его старания и благие намерения обязательно оборачивались самым мерзким и неприятным способом. Демон даже молиться Богу нормально не мог, снова все опошляя и уродуя. Хуа Чэн сглотнул и вытер семя рукавом. Теперь, когда жар спал, и ясность сознания вернулась к мужчине, он испытывал крайнюю степень усталости и опустошенности. — Ваше Высочество, клянусь, когда мы встретимся, и если Вы позволите мне находиться подле Вас, то я не стану смущать Вас своими чувствами… Я просто хочу быть рядом с… Хочу… Демон замолчал, понимая, что врёт. Мужчина хотел не только быть рядом, он хотел любить и касаться… он хотел опорочить божество. Сделать его таким же, как и он сам… Слиться с Богом воедино и больше никогда не отпускать… Стать единственным и самым верным верующим. — Простите меня, Ваше Высочество — я так хочу снова встретиться с Вами… Закрыв лицо дрожащими руками Хуа Чэн до крови прикусил губу и горько рассмеялся. — Нет, я не достоин того, чтобы мои молитвы были услышаны…